Англоязычные СМИ оживленно обсуждают события, связанные с Сирией. Сейчас угол зрения, впрочем, несколько сместился. В середине марта больше говорили о перспективах мирного урегулирования конфликта между правительством и оппозицией, а также о завершении российской операции в Сирии. Теперь, после брюссельских терактов и перезахвата Пальмиры, в основном говорят о перспективах борьбы с «Исламским государством» (ИГ, террористическая организация, запрещена в РФ).
The Economist предполагает, что брюссельские теракты и сообщения о расширении террористической деятельности ИГ – это признаки того, что ИГ слабеет из-за натиска в Сирии и Ираке. По оценкам, за последние 14 месяцев ИГ потеряло примерно четверть своей территории. Это, в свою очередь, привело к тому, что террористы потеряли часть финансирования, потому что им стало труднее торговать нефтью. Особенно этому способствовал перезахват северных территорий Сирии на границе с Турцией. Интенсификации натиска на ИГ способствовало перемирие между правительственными войсками и силами оппозиции, позволившее сконцентрировать наступление на ИГ.
Financial Times, не давая собственных прогнозов и оценок происходящему, отмечает, что сирийцы, которым не нравится режим президента Башара Асада, испытывают смешанные чувства в связи с новостями об успехах правительственной армии (в частности, в Пальмире). Некоторые выражают опасения, что преимущественно суннитским жителям Пальмиры, которые стали беженцами, будет трудно вернуться, так как власти могут обвинить их в связях с террористами. Также они беспокоятся, что Россия теперь будет давить на Запад, чтобы западные страны перестали финансировать борьбу сирийской оппозиции против Асада.
Аналитик Пол Роджерс на openDemocracy пишет, что интерпретации новых терактов как признаков скорой победы над ИГ едва ли верны. Стратегия международного терроризма для ИГ, действительно, сравнительно нова. Она начала применяться только в 2015 г. До того принципиальным отличием ИГ от деятельности, например, «Аль-Каиды» в начале 2000-х гг. было то, что «Аль-Каида» с самого начала делала ставку на теракты, в то время как ИГ было сосредоточено на захвате новых территорий.
В связи с этим возникает вопрос: почему ИГ сменило стратегию? Роджерс видит три причины. Во-первых, теракты (особенно в европейских странах) – это лучший способ привлечь к себе медийное внимание по всему миру. Это вполне последовательно вписывается в исходную задачу ИГ – пропаганду с целью раздувания воинственности по всему миру.
Вторая причина в том, что ИГ пытается спровоцировать антимусульманские настроения - прежде всего, в Западной Европе. Это способствует маргинализации мусульманских меньшинств, накаляет отношения между группами населения и, в конечном счете, опять же способствует привлечению новых боевиков.
Третья причина сложнее. Война на Ближнем Востоке имеет для ИГ ключевое значение. Сейчас, конечно, ИГ под натиском антитеррористических сил немного отступает. Но успехи антитеррористических сил гораздо скромнее, чем то, что пытаются показать западные СМИ.
Массовый приток боевиков в ИГ имел место в 2015 г. Потом наступила пауза, потому что ИГ несло потери, и это отпугивало потенциальных новобранцев. Соответственно, задача ИГ сейчас в том, чтобы показать своей аудитории, что несмотря на эти потери, оно вполне способно наносить ответные удары. Параллельно с этим передается месседж, что помогать ИГ можно не только участвуя в военных действиях в горячих точках, но и устраивая теракты в мирных странах. Это довольно убедительный ход, считает Роджерс, поэтому стоит ожидать, что у ИГ снова начнется приток сторонников.
Для Западной Европы и США это очень неприятная перспектива. Многие СМИ пытаются говорить о терактах как о признаке ослабления врага. Такая трактовка, вероятно, звучит ободряюще, но, скорее всего, далека от истины.
