16 ноября в Брисбене завершился саммит G20. Одной из наиболее обсуждаемых тем в ходе саммита был украинский кризис и роль, которую в этой истории играет Россия. Так как это масштабное международное событие высшего уровня, многие комментаторы в западных медиа в своих высказываниях по поводу России и всей этой ситуации учитывают его новый контекст. В основном обсуждаются вопросы о том, что будет дальше и как следует себя вести участникам конфликта. Мнения, впрочем, весьма неоднородны.
Для многих государственных лидеров, комментирует Deutsche Welle, саммит в Брисбене представлял собой возможность высказать президенту Путину свое недовольство по поводу «его участия в украинском кризисе». Со стороны Путина в ответ на эту критику последовало полное безразличие, в связи с чем европейские дипломаты оказались в трудном положении. «Теперь в Брюсселе европейским правительствам придется скоординировать свою реакцию на риторические и военные вызовы Кремля». При этом ужесточение санкций на повестке больше не стоит.
Собственно, экономические санкции вплоть до настоящего момента к желаемым результатам не привели. Ссылаясь на экспертов, автор оговаривает, что санкции в принципе еще могут подействовать – точнее, будет странно, если они не подействуют. Путинское окружение должно понимать, что дальнейшее истощение экономики приведет к массовому недовольству «нормальных российских граждан». Однако Кремль, к удивлению тех же экспертов, пока не подает признаков беспокойства по этому поводу, а больше склонен устраивать для своих граждан военизированные представления, показывая, что Россия вновь стала сверхдержавой. В любом случае, сейчас от санкций требуется не ужесточение, а целенаправленность и скоординированность. В частности, это касается торговли в области энергетики. Что характерно, приводя мнения в пользу ограничения торговли нефтью и газом, автор ссылается на представителя партии Зеленых.
По мнению Джеймса Ставридиса (James Stavridis), в прошлом командующего силами НАТО в Европе, а ныне занимающий пост декана Школа права и дипломатии им. Флетчера в университете Тафтса (США), саммит G20 был показательным примером перспективного сотрудничества между ЕС и США в противовес России. Одним из важнейших моментов саммита, пишет Ставридис, было обсуждение Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства. Путину эта идея, конечно, не нравится, и «нетрудно догадаться, почему: это может еще теснее связать Европу с США и тем самым стать болезненным рычагом против России». Основания у партнерства экономические, но у него есть шанс получить существенный вес в геополитической сфере. Для ЕС, с другой стороны, такое партнерство выгодно как противовес российскому давлению (в первую очередь, в плане газовых поставок), а так как договориться с Россией дипломатическими методами трудно, это может стать хорошим аргументом в полемике. Собственно, сам тот факт, что Путину этот проект не нравится, - явный признак того, что партнерство может стать «мощным сигналом для путинской России, что Европа и США друг друга поддерживают во всех отношениях – и в ценностях, и в политике, и в вопросах безопасности, и в торговле».
Американский политолог Сэмюел Чарап (Samuel Charap), который и прежде писал о том, что с Россией нужно строить отношения исходя из прагматических, а не идеалистических соображений, в очередной раз высказал мнение, что Запад (и в первую очередь, США) придерживаются контрпродуктивной стратегии. Чарап считает, что эскалация конфликта с Россией никак не способствует урегулированию ситуации в Украине, а, наоборот, затягивает процесс. Частично со стороны американских лидеров жесткая критика в адрес Путина - это необходимая работа на американскую же аудиторию, которая этой критики ожидает. Между тем, очевидно, что «Украине нужно пойти на компромисс с Россией, если она хочет пережить кризис».
Собственно, проблема в том, что поддержка Украины со стороны Запада несколько голословна, то есть при всей дипломатической солидарности оказывать серьезную финансовую помощь ни ЕС, ни США не могут. «Многие секторы украинской экономики, - пишет Чапар, - очень зависят от России: это наследие роли Украины в производственных цепочках советской эпохи». Здесь автор называет такие области, как газовые поставки, а также рынок сбыта («треть экспорта в 2013 г. шла в Россию, примерно столько же в ЕС»), прежде всего в сфере машиностроения, транспортных услуг и промышленных товаров. Также он указывает на то, что для миллионов украинцев Россия представляет собой рынок труда, и поступления в украинскую экономику за счет денег, зарабатываемых украинцами в России, только по официальным данным составляли в 2013 г. порядка $2,62 млрд.
Помимо общих финансовых трудностей экономику также подрывает кризис на востоке Украины. Таким образом, «с одной только экономической точки зрения, очевидно, что долгосрочное политическое урегулирование отношений между Киевом и Москвой необходимо. Как же так получается, что эта тема даже не стоит на официальной повестке?» На поставленный вопрос Чарап сам отвечает следующим образом. По его мнению, дело в том, что участвующие в конфликте стороны, хотя и имеют общие интересы и цели, делают сейчас ставку не на них. «Существует множество трактовок российских намерений, находящихся в диапазоне от цели устроить новый Аншлюс до попытки устроить искусственную войну для повышения внутриполитических рейтингов. Но на самом деле цели Москвы были очевидны еще в самом начале кризиса. В марте, в день так называемого "референдума" в Крыму, российский министр иностранных дел Сергей Лавров вручил госсекретарю США Джону Керри черновик плана международных действий... Главными требованиями в документе были нейтралитет, отсутствие эксклюзивных геоэкономических соглашений и децентрализация власти в украинских регионах».
Что касается Украины и Запада, «номинально, стратегическая цель ЕС-США в отношении Украины, разделяемая правительством в Киеве, одновременно прямолинейно и захватывающе амбициозна: создать ориентированную на Запад и интегрированную в западную среду, процветающую, территориально целостную, безопасную и демократическую Украину». В настоящий момент у всех этих целей есть одна общая черта: достижение успеха одной из сторон предполагает ущерб другой стороне. Сейчас для выхода из кризиса Западу необходимо перестроить свою позицию так, чтобы Киев восстановил и начал поддерживать конструктивные и практические отношения, прежде всего, с Москвой.
Между тем, 25 ноября Европейский суд по правам человека заявил о том, что приступает к рассмотрению жалоб Украины на Россию. Речь идет о присоединении Крыма к России, а также о многочисленных жертвах среди украинских граждан в ходе конфликта на востоке Украины. Этой теме посвящен материал в немецком блоге Verfassungsblog, посвященном правовым и политическим вопросам. «Суд уже раньше принял временные меры, призывая обе стороны не подвергать риску конвенцию о защите гражданского населения, - комментирует правовед Канстантин Дзехциару (Kanstantsin Dzehtsiarou) из Университета Суррея. – Но, как я уже писал, у суда нет возможностей, чтобы проследить за исполнением требований, а такое "активистское" принятие решений плохо сказывается на его репутации».
Тот факт, что ЕСПЧ согласился рассматривать жалобу по поводу отделения Крыма от Украины, также не способствует улучшению его репутации. По сути, речь идет о защите территориальной целостности, хотя формально имеет место жалоба на нарушение конвенции на территории отделенного Крыма. Так как территориальными разногласиями суд не занимается, он должен будет рассматривать строго случаи нарушения на территории, находящейся в юрисдикции одной из стран, принявших конвенцию.
Здесь проблема в том, что за нарушения конвенции, имевшие место на территории определенного государства, несет ответственность именно это государство. Соответственно, если не признавать Крым частью России, то получится, что за все имеющиеся там случаи нарушений отвечать должна Украина. Еще в большей степени это касается восточных областей, которые, с точки зрения международного большинства, также находятся на территории Украины, и Россия отрицает свою причастность к событиям этом регионе. В принципе у ЕСПЧ есть механизмы для выявления того, какая сторона ответственна по факту, но это сильно осложняет задачу.
Еще сильнее ситуация осложняется тем, что суду предстоит заниматься этим в ходе продолжающейся войны. «Вероятно те, кто проектировал Конвенцию, думали, что предотвращение войны и прекращение масштабных нарушений прав человека будет важнейшей задачей ЕСПЧ. К сожалению, суд, кажется, плохо подготовлен к тому, чтобы иметь дело с крупными гуманитарными кризисами в Европе». Это, опять же, ведет к тому, что репутация суда ухудшается, а его влияние становится несущественным. В результате получается так, что участникам Конвенции проще обвинить суд в предвзятости, чем суду - добиться правды. «Межгосударственные дела, - заключает автор, - всегда сложны и противоречивы. На их ведение уходят годы. Будем надеяться, что конфликт в Украине к тому моменту, когда ЕСПЧ выдаст заключения по этим межгосударственным искам, уже давно завершится».
