«Полит.ру» продолжает проект «Экспертиза», в рамках которого публикует комментарии ученых и экспертов по актуальным проблемам. Темой материала стала время от времени звучащая идея о том, что активное перевооружение может запустить общий рост российской экономики. Собеседники изложили свое видение проблем экономики России, нынешней экономической политики, а также предложили свои варианты стимулирования экономического роста.
Руководитель Экономической экспертной группы, президент Ассоциации независимых центров экономического анализа Евсей Гурвич
Международный опыт последних лет показывает, что развитие ВПК не оказывает положительного влияния на рост экономики: перевооружение армии требует военных расходов. Источником военных расходов должны быть налоги, соответственно, нужно либо больше налогов, либо перераспределение доходов. Если выбор совершается в пользу больших налогов, то замедляется рост тех сфер экономики, где они повышаются. Если большие налоги собираются с населения, то замедляется потребительский спрос и снижается развитие потребительских отраслей. Если выбор делается в пользу перераспределения расходов, то опять-таки сокращается спрос в оставленных отраслях.
Что касается конверсии технологий из военного сектора на гражданские отрасли, то мы уже видели, что в начале реформ 1990-х годов попытки переноса ни к чему не привели: никакие наработанные за десятилетия в СССР военные технологии не нашли применения в гражданском секторе. А других стимулов развития экономики в сегодняшних условиях так много и они настолько многоплановы, что этот разговор может стать бесконечным.
Заведующий лабораторией конъюнктурных опросов Института экономической политики имени Егора Гайдара Сергей Цухло
Основная проблема для нашей промышленности в данный момент – недостаточный спрос на продукцию. Но если спрос повысится, то есть станет не десятой долей процента промышленного роста, а чем-то более существенным, то нашим предприятиям придется столкнуться с нехваткой кадров, а это приведет, в первую очередь, к снижению качества выпускаемой продукции, а не к снижению роста заработных плат, как думают многие. И только уже в конце, гораздо в меньшей степени, рост выпуска нашей промышленности сдерживает нехватка оборудования, нехватка мощностей – их у нас достаточно.
Думаю, что разогнать российскую экономику возможно промышленностью – ей не удается скатиться в рецессию, о которой все долго говорят, она удерживается в зоне положительного роста. Сейчас из-за санкций наших партнеров на Западе и ответов российского правительства наши отрасли избавились от конкуренции с украинскими товарами на внутренних рынках.
Пока санкции коснулись только отдельных компаний и финансовых организаций, только пищевые предприятия пользуются нашим сырьем. Если бы западные санкции и наши ответные санкции коснулись не отдельных секторов, а дошли бы до массового ограничения на ввоз машин, оборудования с Запада, то наша промышленность, возможно, воспрянула бы духом, поскольку возникла бы крайняя необходимость создавать все это самостоятельно.
Если бы война санкций пошла по нарастающей, возможно, импортозамещение было бы еще более массовым. Наши предприятия были бы вынуждены покупать только российские машины, оборудование, сырье, материалы, комплектующие, но при этом произошло бы снижение качества закупаемых ими товаров при росте цен – то есть мы бы, наверное, выиграли в объемах, но потеряли бы в качестве.
Сегодня на экономику могло бы повлиять развитие ВПК, но, как правило, производство отдельных видов военного вооружения и техники не дает импульса для всей промышленности – оно имеет ограниченный эффект. Военное оборудование и техника, разумеется, будут производиться в больших количествах, но на все остальные отрасли нашей промышленности это не распространится. А вообще статистика развития и перевооружения нашего оборонно-промышленного комплекса - уже давно закрытая информация.
Заведующий лабораторией военной экономики Института экономической политики имени Егора Гайдара Василий Зацепин
ВПК в СССР уже становился триггером развития экономики – индустриализация проводилась с целью обеспечения обороноспособности - это был конец 20-х годов, великий перелом. Сейчас мы переживаем фактически схожую ситуацию, когда из экономики выжимаются все соки и вливаются в «оборонку».
Инвестиции в ВПК сегодня не смогли бы решить его проблемы, а возымели бы только краткосрочные эффекты и помогли бы достичь личных целей его руководства. Среди экономистов до сих пор идут споры о том, что погубило СССР. То ли общая неадекватность теории, заложенной в основу государственности, то ли неадекватность системы управления с кривой статистикой, то ли перекос в сторону военно-промышленного комплекса и захват государства этим комплексом – вряд ли этот вопрос когда-то будет решен.
Статистика по ВПК скрывается: у нас разогнали две структуры – одну в Минобороны, другую при Правительстве, которые более десяти лет работали в сфере оборонной промышленности. После них наверняка остались статистические данные, мы могли бы их использовать: росло или снижалось количество нарушений, на сколько процентов ежегодно, каковы объемы злоупотреблений по оборонно-промышленному комплексу. Все это делалось в кулуарном порядке, докладывалось в виде справочки, в папочке, ограниченному кругу лиц. Кому был передан этот опыт? Минобороны будет контролировать само себя? Гонца, который приносил печальные вести наконец решили убрать.
У нас нет общественного института, который открыто бы говорил о ВПК – кардинальная смена руководства в Счетной палате произошла на рубеже второго срока Путина, теперь Счетная палата не публикует результатов своих исследований, хотя новое руководство обещало это делать.
Говоря о конверсии – представители Госдумы в комитете по обороне и промышленности периодически лет 5-10 лет назад выступали с заявлениями, что ежегодно у нас теряется n-ное количество технологий в оборонной промышленности. Если посчитать их общую сумму за все годы, то получается, что у нас сейчас отрицательное количество технологий. Система закрыта и неуправляема, монополист в "оборонке" процветает. Минпромторг, Росстат пытаются что-то делать, но этого очень мало, бессистемно и нет никакого эффекта.
Закрывают данные потому, что показывать просто нечего – в решениях нет научных основ, таблицы затрат-выпуска (сбалансированности народного хозяйства) не выпускались с 1995 года.
Вы видите перед собой предметы, изготовленные в результате интеллектуальной деятельности российских и советских военных разработчиков или иностранных? Не способна наша система генерировать значимые новшества, которые приводят к экономическому эффекту – инновационных механизмов нет.
К такому эффекту приводят патологическая секретность и шпиономания, свойственные нашей власти. У нас даже 15% расходов на санаторно-курортное лечение секретны – это болезнь.
Что можно изменить сегодня? Может быть «честные выборы»? Кроме прозрачной статистики по этому сектору, новых законов и актов я не вижу других рычагов. Салтыкова-Щедрина еще можно читать регулярно - «Историю одного города».
Заведующий отделом международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений РАН Яков Миркин
Рост оборонных заказов может быть стимулом для инновационного развития, поскольку многие технологии имеют двойное назначение и связаны с развитием индустриальной базы. Есть одно «но»: за четверть века мы утратили многие важнейшие технологии и научные школы, в том числе критически важные, произошла массовая утечка мозгов, значительно вырос технический разрыв между Россией и индустриальными странами.
Если начинать разбираться что есть что в конкретной продукции с «высокой добавленной стоимостью», даже если она произведена внутри России, доходить до ее элементов, ключевых узлов, исходных материалов, то высокая зависимость от импорта становится особенно видна. Никто не может сегодня оценить, насколько ВПК обособлен от импорта. Будучи закрытым сектором, думается, он все-таки не избежал участи других отраслей народного хозяйства даже в своих базовых конструкционных материалах или в технологиях двойного назначения.
ВПК как остров, полностью удерживающий в течение 25 лет сверхвысокие технологии? Не верится. Опыт, пусть частный, подсказывает, что это не так. ВПК зависим, хотя степень зависимости, может быть, половинная или даже меньше, но зависим, и не только от западного импорта, но и от поставок из ближнего зарубежья. Он зависим также и потому, что основа высокоразвитого ВПК – вся индустриальная база страны, в особенности, машиностроение. А эта база находится, скорее, в состоянии скорее деиндустриализации, чем развития. Во многом утрачен «почвенный слой» ВПК, десятки тысяч кооперационных связей, свойственных индустриальной стране, когда она производит высокотехнологичную продукцию.
Нельзя верить в то, что если закрыться, мобилизоваться в случае усиления санкций, то наша экономика «воспрянет» на собственной технологической основе. Это, скорее, пропагандистская точка зрения. Конечно, может быть, это и произойдет, но только в отдельных точках. Их будет маловато на экономической карте. Закрыть экономику и считать, что мы обладаем запасом умов, технологий, индустриальной базы спустя четверть века после того, как начались массовые утраты всего этого – неверно.
Нравится нам это или нет, но все модернизации в России, даже сталинская, происходили на основе массовых поставок технологий и оборудования из западных стран, в результате перетока знаний, воссоздания западных образцов.
Стартовыми источниками модернизации 30-х годов были США и Германия. Она делалась по схеме “обмен сырья на технологии”. В 1931 г. в составе экспорта аграрная продукция составляла 56%, в том числе хлеб – 22%; нефтепродукты – 16%, лесоматериалы – 16%, металлоизделия — 1%. Всё это сырье менялось на оборудование и металлы. В импорте «средства производства» составляли 93%, в том числе оборудование – 60%. Ключевые поставщики – Германия и США. Доля СССР в вывозе германских машин составляла в 4 кв. 1931 г. по машиностроению в целом - 39%, по станкам – 62%.
В начале 90-х годов технологический разрыв между СССР и странами Запада официально оценивался на уровне 5-10 лет, может быть, за исключением ВПК. Сегодня этот разрыв больше, острова высоких технологий уменьшаются с каждым годом. Уходят люди, научные школы, убывают знаменитые институты и предприятия.
Рано или поздно придется перекинуть новые мосты за границу, добиваться, чтобы технологический бойкот, как следствие санкций, был снят.
Закрытость, башня из слоновой кости – враг экономики, враг технологий. Всем известна история о том, как Китай, вечный лидер в изобретательстве в прошлом, отстал на несколько веков, став закрытой, загороженной страной.
У стратегии «разогрева» экономики за счет ВПК при сокращении доходов от нефти высокие риски. Подобная политика была одной из причин, которые привели к развалу СССР в конце 80-х годов. Что случилось в итоге? Перенапряжение сил в гонке вооружений, снижение цен на нефть, поставлявшуюся СССР, обмеление валютных потоков, шедших с Запада, жесточайший контроль за экспортом западных технологий в СССР. В это же время в СССР строились циклопические оборонные сооружения. ВПК потреблял денег без счета. На ВПК приходилось высокая доля ВВП (оценки от 8 – 10 до 20 – 25%). ВПК забирал лучшие умы в свои институты и на свои заводы. Нарастал дефицит товаров народного потребления, ухудшалось качество жизни. Первые продуктовые карточки на периферии появились в начале 80-х годов.
Никто не спорит, что национальную безопасность нужно укреплять. Все понимают, почему растет роль ВПК и опережающими темпами расширяется его финансирование. Но делать это с избытком? Ставить прежде всего на ВПК в модернизации экономики? Надеяться на то, что, прежде всего, военные технологии вытянут гражданские? Это была бы макроэкономическая ошибка. Такая же ошибка, как будущие полеты на Марс в стране, которую еще предстоит обустроить и где средняя продолжительность жизни ниже, чем в Палестинской автономии и десятках беднейших стран.
В советское время, сколько ни пытались создать массовый переток технологий из ВПК в гражданский сектор, но так эта проблема и не была решена. У нас всегда это не слишком удачно получалось, особенно в обстановке сверхсекретности, прямого директивного управления и избыточности финансовых ресурсов, потребляемых ВПК.
Нельзя уходить в левый или правый «уклон». Нельзя, излишне увлекаясь ВПК, оставлять неблагоприятной ситуацию для развития «гражданки». Очень низка доля инвестиций в ВВП, высоки налоги, ссудный процент, в дефиците кредиты для среднего и малого бизнеса. Мало денежных ресурсов для инвестиционных проектов. Излишне тяжел регулятивный пресс. Риски внутри страны подстегивают к массовому вывозу капитала. По-прежнему рубль переоценен, слишком тяжел для импортозамещения.
Экономика не может строиться по модели «сырье + мегапроекты + ВПК». Такая затратная, непроизводительная модель хозяйства неизбежно приведет к перенапряжению сил, к тому, что не будет выполнена задача обновления технологий и в гражданском секторе. Она «беременна» ростом социальных и политических рисков внутри страны, как это было в СССР.
Что же делать? Чтобы совершить собственное экономическое чудо, например, к 2030 году, мы должны перейти в режим «форсажа» (речь не идет о нерыночной мобилизационной экономике). Все страны, совершившие «чудо», десятилетиями тратили огромную долю, от 30 до 45% ВВП на инвестиции. У нас сегодня - 20-23%, как у западных стран, растущих на сверхнизких скоростях. Для того, чтобы стать гоночной машиной, фискальная нагрузка должна быть вокруг 30% ВВП. Все страны «чуда» прошли через низкие налоги. У нас они давно крутятся вокруг 40%. В странах-бегунах конечное потребление государства - 8-13% ВВП. У нас этот показатель выше 18%. Меньше ресурсов съедает государство - больше частных инвестиций – выше темпы роста.
Чем насыщеннее экономика деньгами, кредитами, банками, финансовыми рынками, тем лучше условия для инвестиций и тем быстрее рост. Мы - обезвоженная экономика. Индикатор «Денежная масса – ВВП» должен быть больше 70-80%, если мы рассчитываем добраться до финиша первыми, при сегодняшних 40%. У Китая он подбирается к 200%. Сверхбыстрый рост невозможен и без низкого процента, без подавления немонетарной инфляции. Страны «чуда» смогли снизить процент в 2-3 раза, чтобы дать волю бизнесу для роста, а населению - открыть двери для накопления активов. Мы же годами болтаемся в пространстве 10-15% за кредиты.
Мы нуждаемся в облегчении регулятивного бремени. В стране живут 5 – 6 миллионов нормативных актов. Это население большого города. Их число растет по экспоненте. Срезать бы их на 20 - 30% или просто «приморозить» запретительную правовую систему – было бы огромным вкладом в рост и модернизацию экономики России. И еще в России нерыночная среда, олигополии, сверхконцентрированная собственность. Средний класс и население в целом все больше отчуждаются от активов.
Таким образом, чтобы самолет поставил рекорд, его приборную шкалу - цены, процент, собственность, валютный курс, налоги, госзакупки - нужно настроить на сверхзвуковую скорость, подчинить нуждам опережающего роста, обогащения среднего класса, тому, чтобы финансы бизнеса не питались только тем, что останется от государства.
Конечно, все эти сверхвысокие «индикаторы» получаются не сразу, не «залпом», они создаются вдумчиво, сбалансированно, осторожно, в течение 10 – 15 лет, чтобы не сбросить экономику в штопор гиперинфляции или кризиса государственных финансов, или просто неуправляемости. Но, тем не менее, нельзя обойтись без настройки на «экономический и финансовый форсаж» (при этом не уходя из рыночности). Двадцать лет мы неистово и безрассудно копируем зарубежный опыт, хихикаем над тем, что было своей экономической школой, и, как обычно, вредим себе, основываясь на рассуждениях, которые являются иррациональными для страны, которая должна найти свою модель роста и догоняющей модернизации.
Все технологии такой политики хорошо известны. Они похожи, легко подстраиваются под национальные особенности России, как под нужный размер одежды. Через них прошли все страны, совершившие «экономическое чудо». Это хорошо известная в мире концепция «государства развития», «центрального банка развития», «министерства финансов развития», находящиеся не в командной – в пределах рыночной экономики. И в этом пространстве, конечно же, уютно устраивается эффективный и современный ВПК.
Предстоит пройти по острию ножа. Быть открытыми, преодолевать санкции и технологический бойкот, и одновременно наращивать ВПК. Модернизировать ВПК, но не в ущерб гражданским отраслям. Выходить на траекторию устойчивого экономического роста, догоняющей модернизации, но не за счет непроизводительных военных расходов и ВПК, хотя и «с учетом» вклада, который может сделать ВПК. Быть дружественными, открытыми, рыночными, не угрожающими никому, но в полной мере учитывая интересы национальной безопасности.
Все это требует макроэкономического искусства, хитроумия и того, чтобы быть «профи», но только не зашоренности, идеологизированности и прожектерства.
Академик РАН, заведующий Лабораторией математической экономики ЦЭМИ РАН, заведующий Сектором макроэкономики Института экономики РАН, президент Новой экономической ассоциации Виктор Полтерович
Текст является сокращенным вариантом статьи,
опубликованной электронным журналом "Капитал страны".
По производству на душу Россия сейчас ближе к Западу, чем когда - либо в своей истории. Российский душевой ВВП составляет 46% от американского уровня, более 2/3 аналогичного среднего показателя для ЕС. Душевое потребление россиянина выглядит менее впечатляющим: оно составляет в среднем около 1/3 потребления гражданина США, в 1,8 раза меньше немецкого, в 1,5 раза – датского. С другой стороны, оно мало отличается от потребления жителя Чехии, Польши, Словакии и превосходит потребление среднего венгра или эстонца. Более 50% темпов роста за 1995-2008 гг. достигнуты за счет увеличения общей факторной производительности.
Несмотря на, казалось бы, впечатляющие успехи в сфере экономики и управления, механизм самоподдерживающего роста в России так и не был создан. Именно об этом, видимо, свидетельствует быстрое снижение темпов производства в 2012-2013 гг. Ряд исследований показывают, однако, что более полная загрузка недоиспользованных ранее мощностей не являлась решающим фактором роста. На данном этапе страна теряет важное сравнительное преимущество вследствие роста заработной платы; кроме того, завершается масштабная секторальная трансформация – быстрое расширение сектора услуг. Поэтому необходим быстрый рост общей факторной производительности, однако этого не происходит.
Я бы выделил два важнейших обстоятельства, которые могли бы объяснить резкое замедление роста в России. Прежде всего – неразвитость российской кредитной системы. Для России характерна низкая норма личных сбережений. На протяжении 2000-х она не поднималась выше 15%; даже если включать в сбережения прирост денег на руках и покупку валюты, мы получим величину, не превосходящую 20% дохода. Приблизительно 20% составляет и норма валового накопления основного капитала.
Однако накопление капитала обусловливало лишь меньшую часть былого темпа роста производства. Более 50% темпа порождались ростом общей факторной производительности, источником которой традиционно считается совершенствование технологий и методов хозяйствования, улучшение человеческого капитала. Разумеется, и этот процесс требует кредитов, но дело не только в них.
Освоение нового (пусть и уже устаревшего для Запада) требует от рыночных игроков высоко рисковых вложений, доля которых в периоды ухудшения конъюнктуры резко сокращается, а это ведет к дальнейшему ухудшению. В такие периоды необходима контрциклическая политика; в данном случае имеется в виду государственное стимулирование обновления технологий и совершенствования человеческого капитала. Однако для стимулирования нужны соответствующие институты, которые в России отсутствуют. Речь идет, прежде всего, о национальной инновационной системе, которая, несмотря на все усилия так и не была создана. Многочисленные российские институты развития больше похожи на груду разнородных деталей, чем на отлаженный механизм. Заимствования, обусловившие рост 2000-ых, осуществлялись фирмами, минуя НИС, и касались, главным образом, все того же сектора услуг. Недостаточное развитие, а в ряде аспектов –деградация системы образования привела к постоянному дефициту работников высокой квалификации.
Для запуска роста необходимо отладить систему кредитования и завершить создание НИС, обеспечив непрерывный процесс совершенствования производственных и организационных технологий и человеческого капитала.
В новых (пока гипотетических) условиях стратегия стимулирования несырьевого экспорта, обычная для нашей стадии развития, становится еще более проблематичной. Приобретение патентов, привлечение зарубежных высококвалифицированных специалистов, покупка относительно высокотехнологичных предприятий, импорт оборудования, привлечение иностранных инвестиций – все эти каналы заимствования новых технологий и методов управления стали менее доступными и более затратными. В этих условиях неизбежно частичное переключение на импортозамещение; эта политика уже провозглашена правительством, и надо найти способы ее реализации. Следует обратить внимание на внутренние источники совершенствования технологий: заимствование технологий у более передовых фирм и регионов. Наличие высокой межфирменной и межрегиональной дифференциации свидетельствует о значительности этих резервов.
Серьезным препятствием для экономического роста является недостаточность внутреннего спроса. Частично она обусловленная высоким уровнем неравенства. Состоятельные граждане ориентированы на потребление импорта и траты за рубежом. Санкции могут увеличить внутренний спрос. «Покупайте российское!» - подходящий лозунг.
Удорожание заимствований делает целесообразным более ранний переход на инновационный путь развития. За годы быстрого роста созданы многочисленные элементы национальной инновационной системы: ВЭБ (банк развития с 2007 г.), РВК (2006), Сколково (2010), Фонд Бортника (1994), Роснано (2007), АСИ (2011); технопарки (> 70), бизнес-инкубаторы (>120), центры трансфера технологий (>100), свободные экономические зоны (> 10); агентства регионального развития (около 60). Важнейшая задача, которую необходимо решать в кратчайшие сроки, состоит в том, чтобы из этих и ряда других элементов создать работоспособную национальную инновационную систему, включив ее в непрерывный процесс формирования, отбора и реализации крупномасштабных проектов модернизации. Такие проекты предполагают координацию планов предприятий разных отраслей и синхронное использование разных инструментов экономической политики. Поэтому, начиная уже с этапа инициации, они требуют участия государства.
Представляется, что основой такой системы на региональном уровне могло бы стать налаженное взаимодействие в цепочке: региональные администрации – региональные агентства развития – ассоциации бизнеса - фирмы. Эта идея опирается на реальные тенденции. В последнее десятилетие происходило бурное становление региональных агентств развития (РАР); сейчас их около 60. Еще более интенсивным было становление бизнес-ассоциаций. Сейчас их в России около 5000, хотя реально активных существенно меньше. Примерно 40% всех промышленных предприятий входят хотя бы в одну ассоциацию.
В 90-ые годы региональные агентства развития (РАР) распространились по всему миру. Только в Европейском Союзе их не менее 150. Сейчас они существуют, видимо, в большинстве стран со значительной территорией. В частности, сеть таких агентств имеется в Англии, Канаде, Австралии, Казахстане. В современной России РАР могли бы стать площадками взаимодействия правительства, ассоциаций бизнеса, финансовых структур, науки и общества для инициации и отбора широкомасштабных проектов модернизации.
В последние десять лет в России идет формирование системы планирования. Элементы территориального планирования введены Градостроительным кодексом РФ в конце 2004 г. Для многих отраслей и регионов разработаны стратегические планы. В ряде территориальных округов – Уральском, Южном, Сибирском, Дальневосточном и др. – написаны стратегии социально-экономического развития на 10-15 лет. В Татарстане в законодательном порядке, а в Самарской области - губернаторским постановлением введено индикативное планирование и даже отмечены его позитивные результаты. Мне кажется, что постепенное становление независимой от министерств иерархии органов территориально-отраслевого планирования следовало бы приветствовать. На региональном уровне эту функцию могли бы выполнять РАР. Сеть региональных агентств во главе с Федеральным агентством развития могла бы стать основой системы интерактивного планирования.
Развитие НИС и системы планирования требует формирования современного сектора науки, содержащего все необходимые промежуточные звенья между фундаментальными и сугубо прикладными исследованиями, включая академические институты, университетские исследовательские центры, отраслевые НИИ, исследовательские подразделения крупных фирм.
Идею воссоздания сети отраслевых институтов нередко отвергают как «рецидив советского мышления». На самом деле такие сети были созданы после Второй мировой войны и существуют по сей день во многих странах. Опыт Швеции, Норвегии, Дании, Финляндии, Германии.
Несменяемой власти, как правило, не удается развивать экономику достаточно быстрыми темпами, так что естественно поставить вопрос о том, какие именно черты подобных режимов обеспечивают успех. Важнейшим элементом государства развития является подчинение внешней политики задачам стимулирования экономического роста или, по крайней мере, относительная независимость административной власти от политической. Вторая фундаментальная предпосылка успеха - наличие сплоченной команды администраторов, нацеленных на решение задач стимулирования роста. В качестве неэффективной альтернативы я бы выделил принцип «сдержек и противовесов», когда в правительстве конкурируют явно не совместимые по взглядам и интересам чиновники. Третий важный принцип эффективного управления – достаточная мера децентрализации. Высокая доля представителей бизнеса и общества в процессах составления планов, инициации и отбора проектов имеет решающее значение. Четвертый принцип – разделение администрирования и экспертизы. В России нередка ситуация, когда правительство берет аналитическую работу на себя, отказываясь от внешней экспертизы. Близкий вариант – привлечение экспертов для обоснования правительственной точки зрения.
И пятый принцип - достижения в обеспечении экономического роста должны стать основным критерием при оценке деятельности чиновников на всех уровнях иерархии. Если доминируют факторы личной преданности или партийной принадлежности, успех становится маловероятен.
Страны третьего мира – БРИКС, ШОС, Латинская Америка, Иран, Белоруссия, даже Казахстан могут быть лишь временными союзниками в противостоянии Европе. Попытки создания антизападной коалиции лишь укрепят влияние США на страны золотого миллиарда. Связи с Китаем не должны быть чрезмерно обязывающими. Если нам удастся продемонстрировать Европе нашу способность к быстрому экономическому развитию и стремление к интеграции, такая интеграция станет действительно возможной. Интеграция без потери суверенитета и самобытности. Интеграция, где цивилизованные формы соревнования и сотрудничества торжествуют над беспределом рынка и произволом государства.
