В эволюционной биологии есть понятие отрицательного отбора Точнее, есть два омонимичных понятия. Первое используется в блогах, когда речь заходит о внутренней политике. Отрицательный отбор, как принято считать – это способ, которым можно получить администрацию, или, скажем, 450 депутатов, из общества с нормальным распределением IQ. Не с каким-нибудь особо низким средним значением, а с нормальным нормальным. Примеры такого отрицательного отбора есть в мифологии – скажем, Афины одно время отправляли на Крит в среднем одну лучшую девушку и одного лучшего юношу в год, в порядке пищевой добавки к рациону сына царицы Пасифаи от Марафонского быка, Минотавра. Для города с населением в тысячу человек подобный отбор за одно-два поколения мог бы стать статистически значимым, особенно с учетом того, что лучшие юноши обычно давали намного больше потомства, чем те, что похуже. В Белоруссии есть места, где в древности обосновывалось чудовище и требовало себе на съедение чуть не каждый месяц самую красивую девушку. По истечении немногих лет, видимо, испуганное видом очередной жертвы, эмигрировало. В окрестностях Глазго в нулевые годы среди школьников распространилось поверье, будто тех, кто хорошо учится, не берут в футболисты. Поэтому мальчики старались отвечать на вопросы учителя неправильно: тогда все хотели стать футболистами. (Но далеко не все знали, как неправильно, так что временами отвечающим не везло.) Подобные механизмы (обеспечивающие отсеивание лучших или предпочтение худших) в разговорной речи называют отрицательным отбором.
Второе понятие отрицательного отбора встречается в специальной, в основном переводной, литературе: по-русски этот тип отбора называют стабилизирующим. Он работает, отсеивая вредные мутации, это просто темная сторона естественного отбора. Сильнейшие (the fittest, наиболее приспособленные) выживают – а слабейших выводят из игры разные причины. Серьезные ученые говорят о том, что на человека естественный отбор действует все меньше и меньше: в прошлом многие из нас не оставили бы потомства, умерли бы во младенчестве. В отсутствие антибиотиков и средств от паразитов у наших предков был очень хороший иммунитет, да и вообще раньше живые были в среднем здоровы, молоды и крепко сложены. Спартанец, попавший в современную Москву, вероятно, испугался бы, решив, что наступил Рассвет Зомби и Мертвые Возвращаются. Словом, медицина и технический прогресс работают на то, что в генетическом пуле популяции копятся вредные мутации, а в перспективе это очень опасно. У специалистов есть основания полагать, что дрозофилы, освобожденные от необходимости конкурировать за ресурс (еда, возможность продолжения рода) вымрут как популяция за сто поколений.
Экологи также любят указывать на ненатуральность происходящего: один биологический вид расплодился и страшно потеснил остальные. Они говорят: "Попробуйте представить, что на Земле вдруг оказалось шесть миллиардов слонов..."
Угрозой интеллектуального прогресса озабочена и РПЦ. Не позволить человеку "усиливать работу мозга через посредство подключения к компьютеру", по словам протоиерея Всеволода Чаплина, есть идея масштаба национальной для России.
Могут ли столько умных людей ошибаться? Действительно ли технический прогресс ставит палки в колеса естественного отбора, действует вопреки Божественному Провидению и тем самым угрожает существованию человеческого вида?
На самом деле, так много вещей сразу делать невозможно. Во всяком случае, существованию человеческого вида, а заодно и всех ныне известных, угрожают как Божественное Провидение (прямым текстом), так и естественный отбор. Чтобы убедиться в последнем, достаточно сравнить число видов, когда-либо существовавших в природе, с числом описанных как современные за последние двести лет. Любой отдельно взятый вид с вероятностью единица в будущем исчезает с лица Земли: либо он уйдет как целое, либо станет предком для других видов.
Следующий вопрос – уникальна ли ситуация, когда вредные для работы органов мутации копятся, а естественный отбор не отсеивает носящих их особей? Случалось ли это только с человеком? Разумеется, нет, в природе подобное встречается постоянно. Именно таким способом уже упоминавшиеся здесь черви-паразиты избавились от лишних органов, то есть, практически всех. Когда говорят: "природа экономна", "рыбам, живущим в глубоких морских пещерах, не нужны глаза, и природа постепенно избавляет их от ненужного органа, только следы его присутствия остаются в ДНК..." – имеют в виду именно этот механизм. Мутации накапливаются, отсеивать их некому, и часть генома становится нерабочей, как закомментированная строка в программе. Хвост человеку, может быть, и мешал – но если и нет, ушел потому, что стал нефункциональным, отпали критерии "этот в деле лучше – этот хуже", и подстригать его стало некому. Если так, то Беспристрастный Хвостоправ не снес его ударом Неотвратимой Косы – наоборот, потерял из виду, и от Его невнимания хвост захирел как целое во всей популяции.
Но в положении человека есть некоторая искусственность по сравнению с историей упразднившего за ненадобностью почти все свои органы червя-паразита. Люди сами производят обогреватели, кондиционеры, сами придумали инсулиновые инъекции для диабетиков, а бычий цепень не сам построил себе быка и человека. Он просто встретил их в природе, и это естественно.
Птицы не встречают в природе свои гнезда, а строят их, и паук сам плетет паутину. Но они руководствуются инстинктом: ласточка не может не строить гнезда, а человек может. Вопрос – где начинается отступление от законов природы, чей домик – результат скульптурной работы естественного отбора над системой нейронов в мозге данного биологического вида, а чей – наглое отступничество от естества, превозмогание и попирательство?
Есть животные, которые сами по себе (тот же бычий цепень), а есть социальные: человек или термит. Первейшие биотехнологии заведомо естественного происхождения суть технологии социальные.
Когда открыли зеркальные нейроны, определяющие способность к имитации и аналоговому обучению, в техниках возбуждения нейронных узоров, ключевых для работы интеллекта, сразу стали прослеживать волосатую руку естественного отбора. Депрессию, например, объяснили необходимостью избавляться от проигравших в социальные и конкурентные игры: слабое в этом смысле животное уходит, ложится и умирает. Нашли объяснение и более узким явлениям: скажем, почему жертва изнасилования или публичного унижения часто совершает самоубийство даже в таком обществе, где никакие перспективы для нее после этого не закрыты. Предложена версия (ее можно найти, например, в книжке Бауэра): расчеловечивание жертвы есть ее уничтожение; зеркальные нейроны жертвы повторяют схемы, возбужденные в мозгу насильника. Актуализируется программа убийства, уничтожения; жертва сама завершает то, что, технически говоря, не доделал агрессор, аккуратно следуя его же программе.
Сверх того, оказывается, что социуму не всегда выгодно избавляться от проигравших. У людей бывает принято утешать страждущих, с этим связаны целые меметические комплексы, входящие в состав религий. Можно было бы счесть и это признаком отпадения человека от естественного отбора, если бы это же явление не наблюдалось у социальных видов птиц и высших приматов. А если вспомнить, что социальные животные делятся ресурсом (пищей) с неудачливыми членами общества (летучие мыши-вампиры отрыгивают кровь изо рта в рот промахнувшимся на охоте), вместо того, чтобы дать возможность естественному отбору наказать их за недостаток ловкости – придется признать, что пути природы сложнее и интереснее.
Может быть, и у человека естественный отбор никуда не делся, просто акцент переносится с одних параметров на другие. Сбой в отсеве по тому или иному признаку не всегда приводит к уходу соответствующего генома – но всегда способствует видообразованию. Социум может избавить от голодной смерти тех своих членов, кто хуже способен к добыванию пищи, но он отторгает за недостаток конформизма, за неумение моделировать поведение, отвечающее своей социальной группе. (У воронов, по-видимому, менее агрессивные особи утешают пострадавших от более агрессивных; соответственно, если проявлять склонность к нападению, утешения не получишь.) Наоборот, нонконформист, способный моделировать поведение социума в целом, может стать примером для подражания и рупором общественного мнения, хотя у него есть риск быть отторгнутым.
Возвращаясь к аналогии с бычьим цепнем, можно отметить, что большинство людей не строит домов, не изобретает инсулиновых инъекций, не знает принципа работы мобильного телефона или обогревателя с кондиционером, а встречает все это в природе. В органах, некритичных для их выживания, накапливаются вредные мутации. Это естественно. Авторы разнообразных антиутопий подарили нам немало прозрений касательно будущего нелюбопытных конформистов. У Уэллса они становятся прелестными на вид, безмозглыми, лишь отчасти социально адаптированными (лишенными эмпатии), и их едят. На самом деле, без мощных социальных инстинктов они, может быть, и не удержатся на плаву – а если так, это они будут пожирать любопытных нонконформистов. Рупором естественного отбора в пользу этой версии будущего может служить, например, обобщенный депутат Мизулина с выступлениями в роде: "Учиться и заниматься наукой вообще не женское дело. Женское дело – рожать и воспитывать детей, а науку и образование оставьте мужчинам. Нам нужны православные здоровые девушки, а не бледные феминистки-заучки." Колоссальное количество генов, отвечающих за когнитивные способности, находится в X-хромосоме. Народное наблюдение "на детях гениев природа отдыхает" соотносится с тем, что умственную машинку мужчина в основном получает в наследство от матери, и если она здоровая православная девушка, которая выдерживает жизнь по подобной программе, то и у него с наукой и образованием дело пойдет негладко.
В этом смысле стратегии просвещения воспринимаются как борьба с неотвратимостью социальной стратификации, которая есть предвестник видообразования. Иначе говоря, сторонники просвещения надеются, что если люди будут учиться, и успешных ученых будут уважать в обществе, отчего у них возникнет преимущество в шансах оставить потомство, то в числе лишних органов не окажется головной мозг. Напротив, в полном соответствии с мнениями протоиерея Вс. Чаплина и депутата Мизулиной, социальные функции (и здоровое православие) могут отправляться посредством надглоточного ганглия, как у муравьев.
