Максим Анисимович Кронгауз, российский лингвист, директор Института лингвистики РГГУ рассказал Дмитрию Ицковичу, Борису Долгину и Анатолию Кузичеву о трудноизмеряемых тенденциях в языке, влиянии на него гаджетов и курсе компьютерной лингвистики в передаче «Наука 2.0» — совместном проекте информационно-аналитического портала «Полит.ру» и радиостанции «Вести FM». Это не прямая речь гостя передачи, а краткое содержание, пересказанное редакцией «Полит.ру».
О тенденциях в языке
Это трудно измерить. Язык скорее где-то уменьшит, а где-то увеличит. О тотальной тенденции говорить трудно, и когда мы говорим о тенденциях, не надо думать, что определенная тенденция победит. Например, давно известно, что мы плохо склоняем числительные. Преподаватель рассказал, не знаю, правда это или нет: мужчины хуже склоняют числительные, чем женщины. Это квазинаучная истина, и я не стал бы развивать ее.
Однако этого не происходит. Мы уже сто лет плохо склоняем числительные, и кажется, что это не тенденция, а просто так и есть. Так и будет.
Есть тенденции, которые не доходят до конца. Они продолжают существовать, иногда умирают, но они существуют в таком виде, не подавляя остальное. Можно наблюдать тенденции, которые видим сегодня.
Никогда настоящий ученый не должен делать прогнозов, потому что он не знает, что будет дальше. Я говорю это для того, чтобы прогнозы не воспринимались слишком всерьез.
Просчитать в развитии языка можно только очень простые вещи. Мы умеем предсказывать погоду, но знаем, насколько это соответствует действительности. В языке действуют еще большее количество факторов и тенденций, которые гораздо труднее учесть.
О коммуникации, гаджетах и метонимическом переносе
Мы делегировали функцию постановки переноса компьютерным программам.
Напрашивается вывод, что мы через 10 лет перестанем писать рукой. Но, думаю, что этого не произойдет, сохранятся какие-то области, где этот навык будет сохраняться.
Мы видим, как меняют язык, в том числе, приборчики, которые изобретаются. Вероятно, происходит движение телефона и компьютера навстречу друг другу с поиском какого-то единого, универсального гаджета, который был бы пригоден для всего. И, кажется, он будет не гаджетом, а скорее чем-то из области голограмм.
У меня было два культурных шока, связанных с мобильным телефоном. Оба - заграницей. Первый: навстречу шла женщина и разговаривала. И только потом я увидел, что у нее в руке мобильный телефон. Второй раз женщина мерила туфли и при этом разговаривала, у нас тогда еще не появились гарнитуры.
Техника очень сильно влияет прежде всего на коммуникацию, а условия коммуникации влияют на язык - это опосредованное влияние. Глобальные изменения, происходящие в мире, влияют на нашу коммуникацию, а в языке происходят микроизменения, которые даже не все замечают.
Например, в 19 веке Белл придумал телефон. Постепенно развитие телефонов сводилось к тому, что аппарат уменьшался. При этом происходят важные коммуникативные изменения. Телефон раньше осознавался как некоторая вещь, принадлежащая месту. Сегодня телефон при человеке. С этим, на мой взгляд, связаны любопытные, но очень маленькие, точечные изменения.
Маленькая замена предлога «в» на «по» потребовала напряжения языка и привычки к телефону. Сначала телефон воспринимался как некий предмет, вместилище звуков, в который говорили. Следующий шаг - это осознание того, что телефон - это средство связи, похожее на почту. Можно связаться с человеком по почте, а можно поговорить по телефону. Это потребовало усилия.
Произошел еще один интересный перенос: вначале нельзя было «звонить кому-то». Звонить мог только телефон, телефон издавал звук. Дальше это действие вызывалось неким действием человека, произошел перенос. Лингвисты говорят о метонимическом переносе, то есть человек звонит по телефону. Этот перенос с глаголом «звонить» происходит часто. Звонит колокол вообще-то, но при этом звонарь может звонить в колокол.
Сегодня появился новый перенос, который связан с принадлежностью телефона человеку, а не месту. Мы всегда говорили набрать номер, теперь стало очень частым выражение «набрать кого-то». Набирать можно номер, но поскольку номер принадлежит человеку, мы делаем этот перенос. Раз мы набираем номер, мы набираем человека. Человек связан с номером жестко.
«Набери меня» - это не вполне синоним «звонить». Набрать можно, даже не вступая в коммуникацию. «Подъедешь — набери меня, я не сниму трубку». Заметьте, трубки уже никакой нет, но выражение сохранилось. Есть еще одно выражение, замечательное «висеть на телефоне». Это метафора, которая сохранилась еще с телефона, который к стенке прикреплялся.
Влияние на телефонный этикет
Раньше главные начальные слова при разговоре были «могу ли я поговорить с таким-то», потому что к телефону, как правило, подходил не человек, который вам нужен, а посредник. И главный вопрос состоял в том, чтобы позвать нужного.
Если подошел к стационарному телефону, значит готов говорить, а сегодня я подхожу часто, когда мне неудобно, переходя улицу.
По мобильному мы перестали здороваться с непосредственным собеседником, потому что отчасти это заменяет строчка, где указано, кто звонит.
Влияние на нетелефонный этикет
Если говорить совсем просто, появились некоторые новые формулы вежливости, которые связаны с изменением мира, это влияет и на нетелефонный этикет. Наши стандартные формулы прощания, как правило, были связаны с назначением следующего свидания: «до свидания», «до завтра», «до встречи» - мы подразумеваем визуальный контакт. Это стандартное прощание и оно нейтрально. Если мы прощались по телефону, мы говорили «до свидания», хотя следующая встреча была бы тоже по телефону.
В последнее время в некоторых языках есть и другие способы контакта, например, контакт ушами: в немецком есть Auf Wiedersehen - буквально «до свидания», есть и Auf Wiederhören – «до услышания».
У модели «до встречи», «до свидания» появилась формула - «до связи». Оказывается, что сегодня нейтральнее, эпичнее просто связь, а не встреча. И мы «до связи» говорим, не обязательно общаясь по телефону или по интернету. Мы просто глаза в глаза говорим: «до связи».
И последнее. Самая, на мой взгляд, мощная бомба, хотя казалось бы, маленькое словечко. Мы говорим «на связи», раньше так никогда не говорили при прощания. Можно было сказать «Радистка Кэт на проводе», это было скорее начало коммуникации. Причем у связистов, не обычных людей. А сегодня мы говорим «на связи». Фактически, мы висим в этой мировой, телефонной, интернетной сети, не расставаясь.
Эти маленькие словечки, которые появились только сейчас, не могли появиться в другое время. А дальше обратное влияние: язык влияет на то, как мы видим мир.
О толерантности
Недавно была дискуссия в интернете о так называемом «мамском» языке — язык сайтов беременных женщин или молодых мам. Там есть замечательные словечки:«овуляшечки», «перепихулечки» и так далее. «Перепихулечки» - это ребенок в животе шевелится. Мне кажется, что молодым мамам и беременным можно все простить. Но, не простили, возненавидели и обрушились на них взрослые мужчины с высказываниями «расстреливать», «уничтожать».
Компьютерная лингвистика
Компьютерная лингвистика - создание программ, роботов, которые выполняют некоторые коммуникативные функции человека - одна из перспективных областей лингвистики.
Но пока нас интересуют частные задачи: программа автоматического перевода, программа автоматического поиска слов в интернете, программа распознавания речи. Берутся разные языковые человеческие способности (воспроизводить речь, порождать речь), переводить с одно языка на другой, сочинять стихи. Для этого создаются компьютерные программы.
Сегодня собственно наука очень сильно сдвигается в прикладную область, и даже теоретическая наука очень сильно изменилась. На мой взгляд, происходит постоянный легкий дрейф в эту сторону. Если раньше наука изучала мир, ради того, чтобы познать мир, то сегодня наука моделирует что-то, создает новое. Компьютерная лингвистика создает объекты, программы. Обществу понятно, зачем нужна лингвистика, на примере прикладной лингвистики.
Здесь есть и социальная ценность — появляются рабочие места, и у лингвистов растут зарплаты. Кажется, что сегодня нечто смоделировать стало более ценным и для теоретической науки. Когда мы создаем какие-то модели, скажем, модель создания стихов или для игры в шахматы, нам раньше было важно понять, как человек это делает, а сегодня важно, чтобы машина просто обыграла человека.
Чемпион мира Ботвинник делал программу, воспроизводящую действия человека, но эта программа всем проигрывала. А сейчас создана программа на преимуществах именно компьютеров, на основе счета, потому что считает машина гораздо быстрее человека. И они обыгрывают. Каспарова обыграли.
Идея автоматического, машинного перевода появилась довольно давно. Рассвет пришелся на конец 50-х - конец 60-х годов 20 века. Лингвисты пытались создать такую систему, которая копировала бы то, как это делает человек, как переводит с одного языка на другой: распознает синтаксические структуры, распознает семантическую структуру. Сегодня в интернете переводчик дает нам не очень качественный текст, но разумный. Он прогрессирует и сильно улучшился за последнее время, но разработка идет по другому пути: не пытаясь копировать действия человека, создаются статистические системы.
достаточно, чтобы машина 100 раз перевела стандартным образом. В 5 случаях она переведет неправильно, но это не страшно: кто-нибудь ее поправит, например, человек.
Статистические модели победили содержательность. Возьмем одну из важных лингвистических задач: создание корпуса текстов. Есть корпус лингвистически хорошо описанный, где каждое слово интерпретировано. Но наряду с этим Гуглом создается огромный корпус оцифрованных книг, работает другая программа на базе этого электронного корпуса. И выясняется, что некоторые результаты гораздо лучше получаются на огромном корпусе, чем на хорошо описанном, но сравнительно небольшом. Сегодня статистическая идея в лингвистике побеждает. Важно не очень хорошее, качественное, тонкое описание, а важна некая стандартная модель, которая будет давать какую-то маленькую ошибку, заложенную в самой модели.
На заре автоматического перевода требуется некое человеческое вмешательство: предредактирование, постредактирование уже переведенного текста. И шутка состояла в том, что сегодня человек на каком-то этапе еще необходим: либо он упрощает текст, либо он дорабатывает сам перевод. Новая задача: как на этой стадии заменить человека? Это самое сложное.
