3 - 5 апреля 2012 года состоялась XIII Апрельская международная научная конференция по проблемам развития экономики и общества НИУ ВШЭ. Мы публикуем интервью с одним из отцов польских реформ, доктором экономических наук, профессором, бывшим председателем Правления CASE — Центра социально-экономических исследований в Варшаве Мареком Домбровским. Беседовала Александра Стрелова.
Как вы сейчас смотрите на опыт реформ? что было правильным, что было не совсем правильным? Какие аспекты социальной, политической, экономической реформ удались, и что можно было бы изменить?
Если посмотреть в сравнительной перспективе на процесс реформ в постсоциалистических странах, его успех, в какой-то мере, решали стартовые условия. Например, в Венгрии, бывшей Югославии и частично Польше и раньше проводились частичные рыночные реформы, у них были небольшие частные предприятия, масштаб структурных перекосов был меньше. Хотя, с другой стороны, среди наиболее успешных примеров нашлись также балтийские страны, особенно Эстония, в которой стартовые условия не сильно отличались от России, Белоруссии и Украины.
Среди бывших советских республик стартовые условия определили масштабы индустриализации при социализме. В республиках, в которых было больше промышленности, в том числе оборонной промышленности, производства машиностроения и т.п., масштаб структурных перекосов получился более серьезным. В ресурсных республиках, например в Туркменистане и Узбекистане, стартовые условия были легче.
Два других фактора – наличие политического окна возможностей провести радикальные реформы, и способность (политическая и техническая) их провести. В отличие от стран Центральной Европы и Балтии, у многих стран бывшего СССР, в том числе России, уровень политической поддержки для программы рыночных реформ оказался недостаточным. Хотя в России уровень этой поддержки был больше чем в Белоруссии и некоторых странах Средней Азии.
В странах Центральной Европы и Балтии мощную роль сыграл фактор свежеприобретённой независимости, а несколько лет спустя – перспективы вступления в Евросоюз и в НАТО. В свою очередь,
в России отрицательную роль сыграла постимперская травма ‑ значительная часть общества и политического класса восприняла распад СССР как поражение.
Реформы, включая горбачёвские политические реформы и экономические реформы Гайдара, часто пытались представить как причины этого поражения.
Третий фактор – это способность использовать политическое окно возможностей, там где оно появилось. Не все страны смогли воспользоваться этим шансом, например, Украина, где фактор новоприобретенной независимости был достаточно мощным.
Украине не хватило политических лидеров и экономических кадров, которые могли эти процессы запустить и последовательно провести.
В результате продолжался экономический и социальный популизм, а много энергии ушло на «украинизацию» советских институтов, но сами эти институты не были реформированы.
Похожая ситуация произошла в Румынии, где на смену диктатуре Чаушеску пришло посткоммунистическое популистское правительство, которое наделало очень много ошибок в экономической сфере.
В некоторых странах политическая энергия была использована на решение этнических конфликтов, вместо реформирования экономики и государства. Это страны Кавказа, и бывшей Югославии, Таджикистан и Молдова. Да, чуть позже этот фактор сыграл положительную роль в сторону консолидации общества и поддержки экономических реформ, например, в Хорватии, Грузии и Армении, когда стало понятно, что при гиперинфляции и экономической разрухе шансы решить национальные вопросы небольшие.
По совсем другому пути пошли политические события в Узбекистане и Туркменистане. Несмотря на тот факт, что фактор независимости играл там значимую роль, вместо советского строя получилась новая пост-коммунистическая диктатура с командной системой управления экономикой, но в новой национальной окраске. На смену коммунистической партии Узбекистана пришла Национально-демократическая партия Узбекистана. Это, кстати, интересное название, потому что оно повторяется во многих странах, например, бывшая партия Мубарака в Египте.
Теперь,что касается содержания реформ,
в России главными слабостями оказались неспособность провести макроэкономическую стабилизацию в 1992-1994 гг. и недостаточная либерализация экономики.
Приватизация прошла достаточно быстро и радикально. Но ее недостатки были косвенным отражением выше указанных слабостей. Авторы российских реформ, особенно Егор Гайдар, хорошо понимали значение макроэкономической стабилизации. Однако у них отсутствовал политический контроль над Центральным банком России, который находился в подчинении Верховного Совета. Не был также политически решен вопрос о прекращении существования рублевой зоны, которая существовала до осени 1993 года. Фискальная политика сначала находилась под контролем команды Гайдара, но весной и летом 1992 года произошли изменения в составе Правительства РФ, которые значительно ослабили это влияние. Начала слабнуть поддержка для программы реформ в Верховном Совете и на Съезде Народных Депутатов. В результате, не хватило политического потенциала, чтобы эту программу последовательно довести до конца.
Имеется ввиду "политической воли"?
Отсутствие политической воли я понимаю следующим образом – политический лидер или правящая партия приняла решение, но потом передумала и не довела его до конца. Я думаю, что с самого начала не хватало большинства в Верховном Совете для полной поддержки программы рыночных реформ. После поражения августовского путча 1991 г. в условиях распада СССР, тотального товарного дефицита и, практически, банкротства государства, можно было заставить Съезд Народных Депутатов передать специальные полномочия президенту и убедить его принять жесткие непопулярные меры. Однако, начиная с марта 1992 года, оппозиция программе реформ в Верховном Совете усилилась. И она заставила Б.Н. Ельцина идти на разного рода уступки, в том числе кадровые в правительстве. Появлялись очередные вице-премьеры, отвечающие за разные сектора промышленности.
Вопрос про наши дни. Насколько удачным оказался эксперимент введения единой валюты – евро?
Считаю его удачным, несмотря на нынешие проблемы, вызванные, кстати, не совместной валютой, а кризисом госзадолженности во многих странах ЕС.
Чо вы думаете про европейскую интеграцию с точки зрения идентичности, миграционно-интеграционных процессов, т.е. не только введения валюты и финансовой системы, но и социально-культурной…
Когда задумывался европейский проект интеграции, он не задумывался как проект построения новой идентичности.
Это не было как в Советском Союзе, где строили советскую идентичность. Или в Югославии, например, в 70-80-х в переписи населения часть опрошенных там называла югославскую национальность. В Европе никто никогда к этому не стремился. Наоборот, существует политкорректность в отношении к национальным языкам, культурам, символам. Например, огромные деньги выделяются на перевод официальных документов на национальные языки стран членов ЕС.
Европейские культурные программы -
это не программы создания единой идентичности. Это, скорее всего, поддержка строительства мостов между нациями,
сохранения культурных ценностей, памятников культуры. То же самое касается сохранения местных диалектов или языков небольших национальных групп, например, серболужичан в Германии или басков во Франции и Испании. Я, лично, чувствую себя европейцем.
