Крупнейший американский фестиваль фотографии FotoFest Biennial в 2012 году посвятит свою выставку современной российской фотографии. О самом фестивале и современной фотографии мы побеседовали с его создателями: арт-директором, главным куратором и основателем Международного фестиваля фотографии FotoFest Венди Вотрисс и президентом Международного фестиваля фотографии FotoFest (Хьюстон, Техас) Фредериком Болдуином.
Первый блок вопросов к вам касается вашей деятельности. Как бы вы описали свое место в мировой и американской фотографии? Кто ваш учитель? Кто ваши предшественники и соратники?
Венди Вотрисс: Мы создали в мире фотографии организацию, у которой есть представление о том, каким образом можно использовать фотографию, чтобы помочь творческим людям низвергнуть властные иерархии старых институтов и открыть новые возможности для других, а также соотнести искусство с важными социальными проблемами.
В чем была проблема с этими иерархическими структурами?
В.В.: Они ограничивали возможности для художников и в итоге образовали своего рода государство или правительство в сфере фотографии.
Какие события в мировой фотографии представляются вам наиболее значительными?
В.В.: Для начала я частично вернусь к вашему предыдущему вопросу и скажу пару слов о наших соратниках. Мы сотрудничаем с очень многими организациями и частными гражданами по всему миру. У нас есть единомышленники почти на каждом континенте, и частные лица, кстати, нам очень помогают, потому что они зачастую мыслят более творчески и независимо.
В России, например, мы уже давно общаемся с Евгением Березнером, Ириной Чмыревой, вообще с этим коллективом, потому что мы доверяем их взгляду на мир и ценностной ориентации. В Лондоне у нас есть, например, Марк Хейворт-Бут (Mark Hayworth-Booth), который создал отдел фотографии в музее Victoria and Albert, и, у которого тоже очень широкий взгляд на вещи. В Соединенных Штатах у нас есть близкий друг Сандра Филлипс (Sandra Phillips) из Музея изобразительных искусств Сан-Франциско. В чикагском Музее изобразительных искусств у нас есть человек, который буквально создал там соответствующий отдел, - Дэвид Трэвис (David Travis); а также директор нью-йоркского музея Whitney – Адам Вейнберг (Adam Weinberg). Ну, и множество индивидуальных фотографов – например, Даг и Майк Старн (Doug and Mike Starn), Альфредо Жаар (Alfredo Jaar), Лалла Эссайди (Lalla Essaydi). Это очень разные люди, но все они известные художники, обладающие прекрасным талантом и приверженные гуманистическим ценностям.
А в какой стране у вас больше всего единомышленников?
В.В.: По всему миру. У нас есть сильная поддержка в Китае, в Латинской Америке, в Южной Африке, Корее, Мексике, Канаде, Европе; мы работаем более чем в 50 странах.
Теперь о важных событиях в мире фотографии. Я думаю, в первую очередь мир фотографии изменили мероприятия вроде FotoFest, и они же расширили границы этого мира. Прежде всего, благодаря этому как профессиональные фотографы, так и общественность в целом увидели достижения фотографического творчества и масштабы деятельности художников, - что прежде никогда не удавалось сделать в должном объеме. FotoFest, конечно, не единственный фестиваль, есть и другие, равные ему по масштабу, есть похуже. Но когда мы только организовали FotoFest, помимо него в мире было всего три фестиваля. А уже потом появились большие коммерческие фотоярмарки вроде Paris Photo или AIPAD в Нью-Йорке. А затем и индивидуальные музейные выставки. Лично я считаю очень интересными выставки в лондонских галереях Tate Modern и Hayward. В США, пожалуй, можно особо выделить нью-йоркский музей Метрополитен, который придерживается классических традиций, но также устраивает очень хорошие экспозиции, особенно под руководством Марии Моррис (Maria Morris); еще там был прекрасный куратор Шарлотта Коттон (Charlotte Cotton), которая сейчас вернулась в Лондон. Замечательные выставки были в Центре Помпиду — их делал Квентин Бажак (Quentin Bajac), который приедет сюда на портфолио-ревю.
Вся это взаимосвязь между организациями очень важна — благодаря ей создается мир, в котором могут работать творческие люди. Соответственно, нужны школы, в которых преподают историю искусства и изучают разные средства передачи информации; далее, нужны коммерческие галереи и независимые центры искусства, потому что они располагают большей свободой в своей деятельности. Еще нужны издательства (онлайн или печатные); нужны также средства массовой информации, которые освещают искусство, в частности - фотографию; нужны, наконец, музеи, аукционы и коммерческие ярмарки. Они вместе создают структуру, в которой могут работать люди. И коллекционеры тоже нужны.
Как влияют на фотоискусство цифровые технологии?
В.В.: Ну, здесь каждый скажет что-то свое. Так что пусть Фред тоже ответит. На мой взгляд, влияние, с одной стороны, есть, а с другой стороны, его нет. У художников и вообще у творческой среды появился в распоряжении новый инструмент. Но это просто инструмент, он не обязательно должен воздействовать на то, как они создают вещи, хотя, с другой стороны, с его помощью можно создавать и что-то новое, потому что это инструмент и технология. Сейчас наиболее заметные изменения произошли в процессе коммуникации. Появление цифровых технологий изменило форматы коммуникации, и всё, что касается фотографии — книги, печатные издания, журналы, — меняется и перемещается в Интернет. Интернет пока еще не стал идеальной платформой для искусства в целом и фотографии в частности и, возможно, никогда ею не станет.
Почему?
В.В.: Интернет меняет поверхность и текстуру творчества, и если взять какое-нибудь произведение искусства и посмотреть на него в Интернете, мы увидим, что его изображение не воспроизводит в точности его физический облик. И еще один момент. В 2002 г. мы делали серию выставок. Там, конечно, были классические работы, в том была выставка российского пикториализма, организованная по инициативе Евгения Березнера и Ирины Чмыревой. Но мы обращались и к современному искусству, и у нас был раздел веб-арта — искусства, которое вообще не представлено в физическом мире, которое существует только в Сети. Такого рода произведения никогда не бывают полноценно представлены в мире искусства. У этого есть техническая причина: музеи не могут нормально хранить и демонстрировать такие работы. Но, по-моему, тут есть и еще одна причина: у них нет такого ощутимого воплощения, которое предполагают другие виды искусства. На каком-то этапе в будущем, возможно, они сыграют свою роль. Некоторые музейные кураторы думали, что это уже началось, но это не так. Возможно, будет так же, как с видео в 1960-е гг. и в начале 1970-х гг. Тогда это было всемирным увлечением. Потом они почти вымерли, а теперь вернулись, но уже в иной форме. То же самое может произойти с интернет-искусством, хотя я думаю, что как вид искусства это не будет иметь большого успеха.
Фред Болдуин: Раньше, если вы занимались документальной фотографией, фотоискусством или снимали для прессы, надо было транспортировать пленку в то место, где ее можно обработать. А это иногда большая проблема, потому что, например, в аэропортах всё просвечивают рентгеном, причем иногда по 2-3 раза, если вы летите с пересадками. Это нехорошо для пленки. Сейчас всё стало проще благодаря цифровым технологиям. Изображения можно пересылать в нужное место через телефон или беспроводным путем, что стало решением некоторых проблем — особенно для фотокорреспондентов. Кроме того, технологии стали теперь очень продвинутыми. Например, хотим мы устроить выставку российской фотографии в США или в Китае. Можно просто послать цифровые файлы и распечатать их уже в Китае, если там принтер хороший. Это тоже позволяет избежать множества проблем. Это важно и в тех случаях, когда, например, фотограф заключал контракт с музеем, например, в том же Китае, и после выставки фотографии по какой-то причине были уничтожены. Такое бывало. Благодаря этому можно спокойно транспортировать очень ценные отпечатки изображений почтой, в том числе авиапочтой. Современная печать стала настолько совершенной, что позволяет почти в точности воспроизвести результаты прежней фотопечати. Ну, не совсем. Но всё к тому идет.
В.В.: Чтобы проиллюстрировать те колоссальные возможности и ограничения, которые проистекают из цифровых технологий, вспомним, что творится на Ближнем Востоке начиная с января. Нет сомнений в том, что в качестве средства коммуникации они могут использоваться блестяще. И используются. Но в качестве средства для создания настоящего визуального искусства — едва ли.
А что вам как фотографам больше нравится: просматривать фотографии на экране или всё-таки отпечатки?
В.В.: Ну, опять же, я думаю, что цифровые технологии упрощают поиск и помогают при первоначальном отборе кадров, чтобы потом воспроизвести их в каком-нибудь издании. Но в 90% случаев, если говорить о нынешнем фотографическом искусстве, я предпочту физический отпечаток.
А чем вы сами пользуетесь для съемки? Работаете ли вы с пленочными камерами?
В.В.: На самом деле мы работаем очень по-разному. Мне не очень нравятся цифровые камеры, но, с другой стороны, у меня нет времени, чтобы полноценно пользоваться пленочными. Но мне кажется, что лучше всего — это когда снимают на пленочную камеру, а потом сканируют снимки, потому что компьютер позволяет гораздо тоньше редактировать фотографию, чем это получается в темной комнате, и итоговый продукт получается в каком-то смысле более совершенным. Если бы мне пришлось всерьез вернуться к фотографии, я бы, наверно, использовала сочетание цифровых и пленочных технологий. Кроме того, есть еще одна проблема: ассортимент материалов для пленочных технологий стал более ограниченным. Например, бумагу для цифровых фотографий сейчас делают гораздо лучше, чем ту, которую используют в темной комнате. Реактивы для аналоговой фотографии раньше были гораздо лучше, да и хорошую пленку сейчас почти не достать.
Ф.Б.: Конечно, я использую цифровую камеру. Но это, в частности, потому, что я больше не снимаю для журналов и вообще не занимаюсь серьезной фотографией. Я просто делаю снимки и потом размещаю их на сайте FotoFest, так что я пользуюсь только цифровой обработкой. Поэтому я делаю гораздо больше снимков, чем, собственно, необходимо, так что в работе с цифровыми снимками большую проблему представляет собой архивирование файлов. Я вот, например, за время пребывания в Москве сделаю порядка тысячи снимков. Из них я потом использую от силы десять. А с остальными что делать? Надо их как-то хранить. И если подходить к делу серьезно, то эти архивы надо еще и упорядочивать — писать, где была сделана фотография и т. д. Это, в общем-то, всегда было проблемой, но теперь масштабы изменились. И сейчас фотографы недостаточно аккуратно архивируют свои фотографии. У них огромные коллекции фотографий, которые они так и не приводят в порядок. Для примера сконструирую такую ситуацию: вот человек в Соединенных Штатах. И он фотографирует каждый сарай в штате Миннесота. Это величайший фотограф сараев. Вот он умер, и его дети отнесли этот архив в некий музей сараев. В этом архиве сотни тысяч фотографий с сараями. И работники музея говорят: «А кто будет платить за то, чтобы из этих фотографий сделали архив? Это ведь в $50 000 обойдется». И что в итоге? Всё это отправляется на свалку, а не в музей. Это распространенная проблема. Она касается, в первую очередь, цифровых фотографий — масса хороших работ пропадает только из-за того, что их надлежащим образом не упорядочили. Вот на эту камеру я могу снять 16 мегабайт снимков. Сегодня утром там было 3,2 мегабайта — это за последние три дня. Это же нелепо. С другой стороны, это, конечно, удобно. Я могу включить и посмотреть, что я снял. Но, опять же, если вы профессиональный фотограф, то вы думаете, прежде чем фотографировать. А сейчас есть искушение просто щелкать и щелкать наудачу.
В.В.: Да, вот о чем мы еще не сказали. Есть один момент, который цифровые технологии действительно изменили, как я думаю. Это то, что художник делает с визуальной информацией. Эта деятельность представляет собой конструирование реальности. Гораздо в большей степени, чем это было раньше. Нет, это, конечно, всегда было частью фотоискусства, с самого начала. Дагер этим занимался, например. Но сейчас это стало так легко, что в каком-то смысле, можно сказать, освободило художников. Потому что они могут просто пересоздать реальность. И грань между воображаемым миром и реальным, внешним по отношению к человеку, стирается. И это происходит по всему миру. Этот жанр в фотографии сейчас бурно развивается.
Есть ли сейчас фотографы, которые восхищают или шокируют?
В.В.: Я думаю, что шок и восхищение — это всё-таки разные вещи. Я всегда восхищаюсь, когда вижу хорошую работу, какой бы носитель при этом ни использовался. Я бы сказала, 35-40% того времени, пока я смотрю на работу. И я не говорю про великие работы — просто хорошие, продуманные и технически грамотные.
А российские фотографы вас восхищают?
В.В.: Не думаю, что «восхищать» (amaze) - это подходящее слово, потому что мое восприятие не сводится к восхищению или шоку. Здесь, скорее, имеет место осознание того, что нечто сделано действительно хорошо, а само изображение может быть и смешным, и остроумным, и пародийным, и депрессивным, и печальным. Всё, что действительно хорошо сделано, с точки зрения вашего рассудка и ваших чувств, а также технически, приносит подлинное удовольствие. Пожалуй, да, такие слова, как «потрясающий» (striking), «волнующий» (moving) — лучше, чем «восхитительный». А ты что думаешь?
Ф.Б.: Я думаю, что все хорошие произведения искусства отличаются от не очень хороших только одной характеристикой. Они затрагивают нас изнутри, и они каждый раз кажутся удивительными. Я вот не разбираюсь в музыке, но мои друзья могут снова и снова приходить на концерты, где исполняют одно и то же произведение, и всякий раз находят в нем что-то новое. То же касается литературы, поэзии, живописи, фотографии — любой творческой работы. Если она действительно хороша, в ней всегда будет нечто особенное, что будет нас удивлять. И каждый раз вы будете находить в этом что-то новое. Вот что такое хорошее произведение.
Нет ли у вас впечатления, что российская фотография во многом — просто подражание американским и европейским образцам? Или в ней есть что-то самобытное?
Ф.Б.: У нас был один случай в Корее, когда мы смотрели работы одного корейского автора, который фотографировал очень кривые деревья. Мы показали эти работы американскому куратору, который специализируется на фотографии, и он сказал: «Да это просто подражание одному американскому фотографу!» Куратор, не имевший представления о корейской культуре, не понимал, что это не было производным от американских работ. На самом деле источником было отношение корейского художника к корейской земле и событиям во времена японской оккупации. Японцы срубили все прямые деревья и сделали из них орудия для военных действий. А кривые не рубили, и для корейского художника это стало символом свободы, который полностью произрастал из истории его родины и не имел ничего общего с американским фотографом. Так что надо хорошо понимать культуру и знать, откуда в ней что берется. Надо сначала как следует понять живопись, литературу, историю, а потом уже выносить суждения.
То есть вы хотите сказать, что в России тоже своя специфика, а не подражание?
В.В.: У России очень мощное культурно-историческое наследие. В том числе и в изобразительном искусстве. Оно восходит к очень давним временам - где-то к XII или XIII в. Соответственно, по мере развития новых технологий и мышления, это наследие будет находить новые формы выражения, а творческие люди будут по-разному использовать новые инструменты. Поэтому мы с Фредом думаем, что в таком контексте неизбежно появляются хорошие образцы современной фотографии, потому что здесь есть очень мощная история, визуальная выразительность и визуальная коммуникация в самых разных форматах. Многие форматы, в том числе и фотография, открываются заново. В странах вроде России, где властвовали специфические политические системы, которые жестко ограничивали творческое выражение, значительные куски прошлого скрыты. Это, во-первых, мешает людям, живущим в такой культуре, самовыражаться, а во-вторых, мешает узнавать о том, что происходило в прошлом, и исследовать это прошлое. В 90% правительств любого толка люди ничего не знают об искусстве. Монархи, короли, цари, современные правительства, в том числе демократические, - ничего в этом не понимают. Это просто не их дело. В общем, и у России, и у Китая есть такие исторические периоды, которые нужно открывать заново; этим должны заниматься ученые и люди, которые знают историю, и их задача – связать это с сегодняшним днем.
Например, Ирина и Евгений в каком-то смысле заново открыли тот период в истории российской фотографии – пикториализм, который был почти неизвестен, так как в 1935 г. это направление было официально признано неправильным. Это было очень продуктивное, очень хорошее направление, мы сейчас такие работы на выставках показываем. А многие россияне никогда не видели прежде таких работ. Таким образом, сама Россия ничего не знает о целом периоде в истории своей фотографии.
Ф.Б.: Когда мы были в Китае, некоторые китайские эксперты говорили нам, что в Китае на протяжение определенного периода не было авангардной фотографии. Но мы выяснили (благодаря одному ученому, который знал больше, чем эти эксперты), что в Китае как таковом в то время (1920-е — 1930-е гг.) этого действительно не было. Потому что фотографы-авангардисты уезжали в Японию. То есть физически в Китае этого не было, но это существует, просто в Японии. А вот в китайских академических кругах, действительно, не было никаких работ – книг или серьезных статей, - посвященных этой проблематике. Бывают такие дыры. Это еще не значит, что там ничего нет; это, возможно, значит, что просто еще не нашли.
В.В.: А дыра там находится по политическим причинам. И позднее не проводилось никаких исследований, потому что правительство после начала войны с Японией решило, что это всё несерьезное искусство — буржуазное, развращенное и декадентское.
Теперь давайте поговорим подробнее про фестиваль. В чем специфика FotoFest'а? Чем он отличается от других фестивалей?
В.В.: Чем отличается FotoFest? Ну, я думаю, дело в ценностной шкале наших общественно-политических взглядов, которые определяют наш подход к искусству и творческому процессу, — в этом главное его отличие от других фестивалей. FotoFest организовали два человека, которые были фотографами, журналистами и работали по всему миру. Так что у нас был очень широкий взгляд на мир и творчество, и мы считали, что необходимо дать дорогу новым и неизвестным художникам (как современным, так и прежним) и направлениям — всему тому, что прежде никто не видел.
Он нацелен, прежде всего, на обретение возможностей.
Ф.Б.: Есть еще одно отличие, о котором Венди не сказала. Мы оба были фотографами, но главное, мы были фрилансерами, что позволяло нам разрабатывать свой собственный подход и создать сеть контактов с нашими единомышленниками по всему миру. Для того чтобы добиться сотрудничества, нужно было хорошо изучить культурные особенности. Мы хорошо знаем, с какими трудностями сталкивается фотограф, если он хочет раскрыть идею через фотографию и потом продать эту фотографию какому-нибудь журналу. Мы сотрудничали со всеми крупными журналами – Life, National Geographic – по всему миру, но мы никогда не были штатными фотографами. Это важная деталь. Когда приезжаешь в какую-нибудь страну, начинаешь работать и говоришь: «Я из National Geographic», - то для вас организуют встречи, вас приветствуют в министерстве культуры, и вам самим ничего делать не надо. С фрилансерами всё иначе. Надо пойти и подружиться с полицией, потом – с прессой, потом – с вашими конкурентами. Потому что вдруг в один прекрасный день у вас камера сломается. Тогда, возможно, ваш друг, который работает на другое издание, даст вам на время свою. Так мы помогаем им, они – нам, и в итоге мы взаимодействуем и сотрудничаем с представителями самых разных культур. Благодаря этому, в частности, вырабатывается глубокое уважение к культурным различиям.
В.В.: В общем, в итоге мы обнаружили сотни художников из разных стран …
Ф.Б.: Я бы сказал, не меньше тысячи…
В.В.: … благодаря нашим выставкам, которые очень внимательно организовывались и курировались, а также нашим портфолио-ревю. Мы, собственно, создали эти современные портфолио-ревю, которые теперь стали воспроизводиться по всему миру. На этих портфолио-ревю нет предварительного отбора. Это открытая платформа, где люди могут знакомиться с влиятельными представителями в области фотографии и журналистики и показывать им свои работы. Собственно, так начиналось это мероприятие, которое теперь пришло и в Москву.
Ф.Б.: Важно понимать, что ревьюеры, - это не профессора, которые говорят «делай так», «убери это»… Они не дают таких советов. Их задача – оказывать практическую помощь. Они отвечают за музейные программы и экспозиции. Они могут помочь опубликовать ваши работы в журнале или в книге. Они могут купить ваши работы. Вот таких людей мы приглашаем к сотрудничеству – чтобы они могли помочь художнику, который показывает им свою работу. Теория тут очень простая: берем талант, добавляем к нему возможности - и получается чудо.
Но в Москве предварительный отбор всё-таки будет проводиться. Что представляет собой жюри?
В.В.: Люди в России очень заинтересовались нашим проектом, и эта заинтересованность значительно превосходит наши бюджетные возможности, выделенные на это мероприятие. Это ведь только первое, пробное мероприятие (надеюсь, они будут проходить регулярно). Пока что у нас есть только порядка 170-200 мест. И у нас будет только 4 дня на проведение этого мероприятия. Мы пригласили сюда самых выдающихся профессионалов.
И, к сожалению, нам придется отбирать людей, чтобы провести мероприятие. В жюри будет пять человек. Трое из них — организаторы: Фред Болдуин, Евгений и Ирина. Потом еще Энрико Боссан (Enrico Bossan), который руководит фотопроектами в центрах Benetton и La Fabrica (последний устраивает учебные программы для молодых фотографов). Энрико - очень открытый и великодушный человек, а также прекрасный специалист в области фотографии. Он, кстати, открыл сайт для работы с молодыми фотографами.
И еще один человек – Кристоф Таннерт (Christoph Tannert), который сейчас в Берлине руководит очень важной онлайн-программой для художников, занимающихся мультимедиа и фотографией. Это очень прогрессивная программа, а Таннерт – тоже очень компетентный специалист. Но он специализируется в несколько иной области, нежели Энрико и Фред.
Вот, собственно, эти пять человек. У каждого своя специализация. У них очень широкий взгляд на вещи, они честны и ищут сильные концептуальные работы.
По какому принципу отбираются участники?
В.В.: У всех пятерых свои собственные оценочные критерии, поэтому общая оценка не основывается на ригидных условностях. Мы добились того, чтобы в жюри был хорошо представлен голос России, принадлежащий людям, которые разбираются в российском культурном и профессиональном контексте и которые показали нам, что они стремятся помочь фотографам в России. И что они готовы быть непредвзятыми.
Плюс к тому трое международных специалистов, у каждого из которых свой профессиональный опыт. Фред хорошо разбирается в фотожурналистике, а также уже 25 лет занимается Фотофестивалем. Энрико занимается редакторской деятельностью, а также рекламой и концептуализацией. Недавно он был куратором на нью-йоркском фотофестивале, до того был приглашенным куратором на нескольких фотофестивалях в Европе. А Кристоф Таннерт специализируется в сфере фотоискусства и современного искусства, а также занимается инсталляциями. Мы думаем, что пять человек, у каждого из которых свой специфический угол зрения, но при этом большой профессиональный опыт за спиной, смогут обеспечить профессиональный, тонкий и внимательный подход. Если мы просто создадим кодекс правил, это не будет работать.
Будут ли такие мероприятия проводиться в Москве в дальнейшем?
В.В.: Мы надеемся, что это будет продолжаться — может быть, не каждый год, возможно раз в два года. Это трудно организовывать. Хороших фотографов здесь, несомненно, много, и их бы вполне хватило на то, чтобы устраивать это раз в два года. Мы бы хотели, чтобы так и было. И Евгений, Ирина и Наташа, конечно, хотят. Но тут еще многое зависит от спонсоров (Iris Foundation and Garage) и от того, насколько, по их мнению, такие мероприятия способствуют развитию российского фотоискусства, и имеет ли смысл их поддерживать.
Одна из причин, почему портфолио-ревю проходит в Москве, в том, что мы считаем, что здесь это действительно принесет пользу, потому что здесь нет сильной инфраструктуры для поддержки креативной фотографии, и начинающим фотографам очень трудно выезжать на зарубежные выставки, фестивали и портфолио-ревю. И в Россию в поисках хороших фоторабот из-за рубежа приезжают редко. Так что я думаю, что Россия, и особенно Москва - это очень подходящее место для такого мероприятия, потому что для здешних фотографов оно может стать большим подспорьем.
Мы с Фредом с радостью наблюдаем, как информация об этом событии распространяется по всей стране, а не только в пределах Москвы и Санкт-Петербурга. К нам уже поступили заявки из 20 городов. А также из Белоруссии и Украины.
Ф.Б.: В 1991 г. мы решили взглянуть на то, что происходит в Южной Америке, и некие эксперты, опять же, нам сказали, что там есть всего 2-3 нормальных фотографа, а так ничего интересного не происходит. Но мы знали, что это неправда, потому что мы знали местную историю и литературу. Поэтому мы всё-таки поехали и обнаружили там в каждой стране выдающихся фотографов, причем в каждой стране они были совершенно разными. Это очень напоминает ситуацию с Россией. Разница только в том, что в Москве уже работает опытная инициативная группа, которая нам помогает. А сходство в том, что это тоже волнующее событие, когда у нас опять появляется возможность установить связь с не известными нам и вообще западным странам художниками, особенно молодыми, у которых еще просто не было возможности заявить о себе.
На что может рассчитывать победитель портфолио-ревю?
В.В.: Это вообще не конкурс и не соревнование. Здесь нет победителей. Точнее, мы надеемся, что победителями будут все.
Мы надеемся, что портфолио-ревю будут повторяться, и что мы сможем найти для этого ресурсы. И если так и произойдет, то будет больше мест для людей, и мы сможем дальше их поддерживать. В ходе этого ревю люди смогут завязывать знакомства с профессионалами – с теми, с кем в обычных обстоятельствах они бы никогда не встретились. Иногда это дает немедленные блестящие результаты. Иногда может потребоваться время – год или два. Не обязательно сразу. Главное, это обеспечит поток информации за границы России в большой мир фотоискусства, давая художникам возможность распространять свои работы через книги, журналы, выставки, портфолио. Конечно, это происходит не со всеми. Такова жизнь. Но даже просто разговор с теми, у кого есть более масштабный взгляд на практические вещи и на мироустройство в целом, почти всегда полезен творческому человеку. Там можно получить ответы на такие вопросы, которые нельзя просто «загуглить»: какому музею понравятся мои работы? Какое агентство выбрать? А тут люди делятся опытом.
Ф.Б.: Мы, собственно, что стараемся сделать. Это как вы приходите в ресторан, и вам дают меню, чтобы вы выбрали то, что вам нравится. Всё сразу вы не выберете. Но в случае с портфолио-ревю люди смогут приходить туда снова. Вот что важно. Мы стараемся создать такую атмосферу, в которой российское искусство будет вызывать интерес. Так было с латиноамериканскими работами: мы показали музеям, что они важны. Это не значит, что люди пришли и всё посмотрели. Это значит, что они заинтересовались темой в целом.
В.В.: Благодаря спонсорам, Iris Foundation и Garage, мероприятие бесплатное. Вот это настоящее чудо. А для нас портфолио-ревю — это первый шаг к формированию нашей программы на 2012 г. Мы планируем в ходе выставок сосредоточить внимание на современной российской фотографии: послевоенный период, затем перестройка 1980-х гг. и, наконец, последние годы, вплоть до 2011 г., включая самых молодых на сегодняшний день фотографов. Это будет пересмотр и переосмысление 40-летнего периода в истории российской фотографии. И вся эта деятельность уже вызвала у людей желание побольше узнать о российской фотографии.
Где проходит граница между фотографией как искусством и ее гражданскими аспектами? Есть ли миграция фотографов из одной области в другую?
В.В.: Активисты встречаются и в мире фотоискусства, и в мире фотожурналистики. Но есть и фотожурналисты, которые не занимаются активистской деятельностью. Думаю, тут нет особой границы. Тут всё зависит от личных предпочтений. Есть один фотограф, который 20 лет занимался проектом, посвященным латиноамериканским молодежным группировкам в Лос-Анджелесе и вообще в США. Она прослеживает их перемещения и после депортации из страны. Она открыла для них школу, где сама преподает, и еще у нее есть вебсайт, через который люди могут делать пожертвования, чтобы поддержать ее деятельность. При этом она не фотокорреспондент.
Ф.Б.: Мы фотографы-документалисты, и мы проявляли активность во взаимодействии с миром. В 1983 г. мы решили, что мы сможем добиться большего, если привлечем к нашей деятельности других фотографов, если мы будем вникать в сложности международных взаимодействий, наводить мосты. Мы стремились к этому в своей собственной работе. Собственно, Венди была первой женщиной, которая стала победительницей конкурса World Press Award в 1982 г. за работу, которую она проделала для журнала Life. И мы оба старались работать так, чтобы время от времени приносить пользу гражданскому активизму. Но два фотографа никогда не смогут достичь того, чего достигли совместными усилиями тысячи фотографов в период с 1986 г. до настоящего момента. И мы можем добиться еще большего, раскрывая новое в вещах и помогая людям постигать мир — с помощью других, а не только своими силами. И мы, собственно, создали организацию, которая этим занимается.
«Полит.ру» уделяет большое внимание проблематике фотографии. Совместно с сообществом PhotoPeople нами создан специальный проект PhotoPeople на «Полит.ру».
