Некоторые имена изменены. Частности событий не соответствуют действительности.
13.
Вечером следующего дня, начало которого ввиду полной бессодержательности целиком стерлось из моей памяти, я должен был встретиться с одним знакомым, чтобы он передал мне гонорар за статью. Знакомый сказал, что он будет вечером в Политехническом музее, и после работы я отправился туда.
От входа в музей тянулась длинная и шумная очередь, а на афишке было написано, что сейчас состоится встреча с Никитой Михалковым. Охранники в черных костюмах обыскивали каждого входящего. Девушке с сумкой продуктов, стоявшей прямо передо мной, они сказали «вам нельзя».
- Почему это? – спросила девушка. – Я представляю собой какую-то опасность?
- Только для женатых, - тонко пошутил охранник.
- Тогда почему же вы меня не пропускаете?
- В связи с возросшей террористической угрозой в городе Москва.
- Но у меня же ничего нет! Вы же меня обыскали!
- Я нашел продукты, - сказал охранник.
Когда пришла моя очередь, он достал из моего кармана помаду и, брезгливо держа ее двумя пальцами, спросил:
- А это вам еще зачем?
Я сказал, что совершенно точно не собираюсь использовать ее как холодное оружие и постараюсь ни в кого ее не швырять. Охранник мрачно посмотрел на меня, и я нервно заверил его, что я гетеросексуал, на морозе у меня трескаются губы, а эта помада – лечебная и лежит у меня в кармане с января месяца.
Внутри я разделся, нашел моего знакомого и зашел с ним в зал. Мой знакомый был ВИП-гостем и поэтому мы сидели на ВИП-местах, прямо у сцены. На большой киноэкран была спроецирована надпись «Большой Нано-Адронный Язык». На фоне этой надписи стоял черный рояль, и толстый человек старательно играл на нем. Через час он устал и от Шопена скатился к собачьему вальсу, а Михалков все не шел.
Надо сказать, что я заранее не любил Михалкова. В моем кругу было принято не любить Михалкова. Я не слышал о нем от своих знакомых ни одного доброго слова - и поэтому заочно относился к нему с чувством легкого презрения. Но когда появился Михалков и встреча с Михалковым началась, я почувствовал внезапную симпатию и даже застыдился ее, поэтому постоянно посматривал на своего знакомого, чтобы понять, что чувствует он, и надо ли мне начинать стыдиться.
К концу вечера я совсем перестал не любить Михалкова.
По дороге домой мне вспомнилась байка из тех времен, когда в окололитературном сегменте Интернета было принято не любить Кушнера. И вот якобы Анатолий Найман рассказал знакомому знакомого одного моего знакомого, что на каком-то мероприятии в Питере, после фуршета, к нему подошел Кушнер, уткнулся носом в грудь и тихо сказал:
- Не «не люби» меня, пожалуйста.
14.
Сегодня я решил встать на путь воина. Это значит, что я должен прекратить жаловаться на жизнь. Надо действовать так, будто каждый шаг – последний в моей жизни. Утром я проснулся и сразу понял, что это не так просто. Во-первых, мне трудно представить, что я могу сегодня умереть. Для этого надо еще постараться. Например, засунуть два пальца в розетку невозможно, потому что дырочки в розетке слишком узенькие. Конечно, может случиться что-то непредвиденное, скажем, Паша сойдет с ума и стукнет меня молотком по лбу. Или на улице на меня что-то упадет. Я недавно проходил мимо дома, на котором было написано: «Осторожно. Возможно падение фрагментов балкона».
Итак, я проснулся утром и попытался представить, что я сегодня умру, и поэтому надо срочно что-то существенное сделать. Я подумал, что такого важного я могу совершить. И сразу же понял, что самое важное в эту минуту – еще поспать. Это было важнее всего. Я, конечно, знал, что опаздываю на работу. Но воин не должен позволить сбить себя с толку такими соображениями. Он обладает безупречной волей и делает то, что должен. Поэтому я свернулся калачиком и снова заснул.
Во сне у меня осталась куча незавершенных дел. Во-первых, надо было узнать, что произошло с литературным критиком Сонечкой.
Я находился на Форуме молодых писателей в Липках и совершенно не думал о Сонечке. В последние годы она почти исчезла из моей жизни. Мое сомнительное чувство к Соне медленно, но верно угасало, потому что я был ей не нужен. К этому добавлялось то обстоятельство, что Соня говорила очень тихим голосом: я ничего не мог разобрать и постоянно переспрашивал. Это раздражало нас обоих.
Было почему-то лето, хотя Форум проходит осенью. Я гулял по берегу моря и смотрел, как солнце, похожее на темную сливу, постепенно тонет вдали. В реальности никакого моря там нет, но во сне было. Массивная деревянная лодка торчала из песка носом вверх, и ее омывал прибой. Сверху на ней сидела чайка, и мрачно, словно ворона, смотрела на меня одним глазом. Откуда-то появился поэт-песенник Каракуменко, он спешил и собирался пройти мимо, не здороваясь. Он меня ненавидит и однажды вдалбливал моему другу, что со мной нельзя иметь дело, потому что потом не отмоешься. Чем я ему насолил – ума не приложу. Я, однако, поздоровался и спросил:
- Куда это ты бежишь?
Он слегка опешил, потому что обычно я тоже с ним не здороваюсь, и с перепугу ответил:
- К Соне: говорят, на нее напали.
- Что? – удивился я. – Кто?
- Никто не знает. Я побежал.
Почему-то во сне я знал, что Сонечка живет не в пансионате, а в какой-то гостинице в городе. Это сделано специально, чтобы к ней никого не подселили, и она могла бы спокойно принимать у себя одного вальяжного литературного деятеля пожилого возраста, которого Сонечка любила уже давно.
Испугавшись за Соню, я побежал вслед за Каракуменко, но он куда-то исчез. Тогда я переместился в город одним мгновенным усилием воли, как это бывает во сне. Темнело. Со страшным грохотом мимо проносились машины, ощупывая зелеными фарами блестящий от влаги асфальт. Фонари стояли без движения, как мертвые с косами, и не горели. Я прошел под мостом и увидел гостиницу – белый двухэтажный домик.
На ресепшн была только уборщица. Она мыла пол и мрачно зыркала глазами в мою сторону.
- Я к Соне Шишкиной, она сегодня вписалась, - сказал я уборщице.
- Еще один, - сказала уборщица.- Ходят и ходят сегодня к ней, и всё мужчины. Один уйдет, другой придет. Что такое?
- Да я так, ничего такого, - сказал я. – Мне проведать нужно, говорят, с ней случилось что-то.
- Случилось, как же, - проворчала уборщица. – Мужчины ходят. Вон вверх по лестнице идите.
Я поднялся вверх по шикарной парадной лестнице, устланной длинной пурпурной тканью, и пошел по этажу. На одной из дверей была золотая табличка с надписью «Соня Шишкина». Я толкнул дверь и увидел маленькую каморку с кроватью и столиком перед ней. На кровати сидела совершенно бледная Сонечка и наливала себе в стакан минеральную воду. Было тихо, как в гробу.
- Привет, - сказал я.
- Женечка? – встрепенулась Соня. – Фухххх… Заходи. Как ты меня нашел?
- Что-что-что? А-а, как нашел… Сам не знаю, - признался я. – Шел, шел… Что с тобой произошло.
- А что со мной произошло? – спросила Сонечка и начала судорожно пить воду.
- Что-что-что? А-а, что произошло… Говорят, напали на тебя.
- Кто напал?
- Не знаю. Маньяк какой-то. Мне Каракуменко сказал.
- Трепло он… - пробормотала Соня.
- Кто-кто-кто? А-а, трепло… Да, он трепло. Ну вот, короче, я забеспокоился и пришел.
- Спасибо, - поблагодарила Соня и посмотрела на меня с теплом. – Кроме тебя никто не пришел. Я почему-то знала, что именно ты прискачешь.
- Как? – удивился я. – А уборщица мне сказала, что к тебе многие сегодня поднимались.
- Странно… Никто не приходил. Я тут одна.
- А Каракуменко?
- И Каракуменко не приходил.
В это время в дверь постучали, и в комнату вошел Каракуменко. Он был очень удивлен, увидев меня. В руках он держал совершенно мокрый зонт.
- Господи, - сказал Каракуменко. – Здравствуй, Соня. А этот что здесь делает?
Под «этим» он имел в виду меня.
- Пришел… - ответила Соня.
- Как ты здесь оказался раньше меня? – обернулся ко мне Каракуменко. Он зло и тяжело дышал, видимо, запыхался от бега.
- Просто переместился, - пожал плечами я.
- Чего?
- Ну, это же сон. Я просто переместился, так все делают во сне.
Каракуменко выглядел озадаченным. Он посмотрел на меня с опаской.
- Ну, это же просто, - начал объяснять я. – Посмотри вокруг внимательно, видишь, все, на что ни посмотришь, сразу меняет свою форму? Это потому, что мы во сне. А теперь подними руки и посмотри на них.
Каракуменко поднял руки, посмотрел на них и исчез.
- Что такое? – со страхом крикнула Соня.
- Он, видимо, проснулся, - ответил я.
В этот момент зазвенел мой мобильный телефон. Я сразу понял, что это Гордон Коул.
- Немедленно приезжай! - голос в трубке просто надрывался. Я отодвинул трубку от уха, чтобы не оглохнуть.
- Что случилось, Гордон?
- С Дейлом плохо! Остальное на месте! Отбой!
Я повернулся к двери, а Соня вскочила с кровати.
- Не оставляй меня одну!
- А как же твой возлюбленный? – саркастически спросил я. – Он-то где?
- Не знаю, - растерянно сказала Соня.
- Мне надо идти, это очень важно. Скажи, что с тобой произошло? - потребовал я.
В комнате повисла атмосфера какого-то смутного страха. Соня начала что-то объяснять, но слишком поздно: я уже не слышал, потому что просыпался.
Проснулся я, разумеется, с жуткой досадой. Во-первых, я ужасно опаздывал на работу. Во-вторых, я так и не узнал, что произошло с Сонечкой. И, в третьих, мне срочно надо было ехать к Гордону, но для этого следовало снова заснуть, а я знал, что уже не усну. Это было то самое чувство неудовлетворенности и невыполненного долга, с которым часто просыпаешься, если не досмотрел сон.
Я оделся, ополоснул морду, схватил в холодильнике кусочек сыра и побежал на работу.
15.
Самое поразительное было то, что днем мне пришла смска от Сонечки Шишкиной.
«Ты мне снился».
«Может быть, увидимся?» - написал я.
«Приезжай сегодня вечером», - ответила Сонечка.
«Буду», - сообщил я.
Сразу же в мою голову начали лезть мысли. Должен сказать. что эти мысли имели весьма постыдный характер.
Вообще-то я уже бывал дома у Сонечки и хорошо знал, что на физическую близость мне рассчитывать не приходится. Обычная программа наших встреч включала чай и исполнение песен под гитару, после чего я отправлялся домой. Но надежда, как говорится, умирает последней.
После этого я вышел в ICQ и сказал моей соавторше по некоторым рассказам Алене Чурбановой:
- Я приснился Сонечке.
- Ого, - ответила Алена. – Что будешь делать?
- Еду сегодня к ней.
- Круто-круто. Может, у вас заладится.
- Надо проверить, остались ли у меня к ней какие-то чувства.
- А как же ее покровитель?
- Понятия не имею. Может, он сошел с дистанции.
- Ну, удачи.
- Вряд ли здесь может что-то получиться. Я не заслуживаю этого.
- Не прибедняйся, - сказала Алена и вышла из ICQ.
О моих взаимоотношениях с женщинами вкратце следует рассказать следующее.
Когда мне было 23 года, то есть 7 лет назад, я мог оглянуться на длинную историю романтических влюбленностей, но к тому времени еще ни разу не целовался. Не везло.
Череда неудач привела меня к состоянию полнейшей апатии. Я жил один, читал поэтические книжки, одолженные у Петра Исаевича, и сидел в Интернете. Правда, это составляло меньшую часть моего досуга, потому что большую часть времени я спал.
В тот момент я уже переселился из общежития в оплачиваемую государством квартиру, состоящую из комнаты и кухни, и постепенно захламлял ее. Сначала я жил на кухне, чтобы сохранить комнату в первозданном виде. Но скоро я захламил кухню так, что находиться в ней стало невозможно. Из раковины распространялся трупный запах от немытой посуды, сваленной там несколько месяцев назад. Речи о том, чтобы помыть раковину, и быть не могло. Я боялся и подойти к этой раковине, потому что заметил плавающее там грибовидное образование неопределенного цвета и ничуть не удивился бы, если бы оно оказалось разумным и враждебно настроенным к человеческому виду. Что касается уборки, то я не убирался никогда.
Поэтому однажды я переселился в комнату и плотно закрыл кухню на ключ, чтобы больше туда не возвращаться. У меня осталась одна тарелка и вилка, я ел из них и постоянно мыл. Основное время я проводил перед компьютером. У меня был электрический чайник и кастрюля с сахаром. Я постоянно пил кофе с сахаром, поэтому запасался кофе и сахаром на месяцы вперед. Еще я ел макароны.
Благодаря всей этой истории с Петром Исаевичем и поэзией, я решил посвятить себя литературе. Я знал, что немецкое государство не даст мне умереть с голоду и не выставит на улицу, поэтому не переживал о материальном, а на личную жизнь махнул рукой. Я перестал стричься и бриться. От меня неприятно пахло, потому что кроме макарон и кофе я ничего не ел. Я почти не выходил из дома и сидел на литературных сайтах, где вывешивал стишки и со всеми ссорился, потому что считал себя непризнанным гением. Приснившийся мне на днях поэт-песенник Каракуменко был одним из обитателей этих сайтов и, видимо, именно из них вынес и пронес через годы убеждение в том, что я человек неприятный и склочный.
Именно на одном из этих сайтов я познакомился со своей будущей женой, студенткой 5-го курса филфака из Москвы. Она предложила мне всё бросить и уехать в Россию, обещав, что моя жизнь кардинально изменится. Я решил рискнуть. Вдруг кто-то все-таки способен любить меня? Я взял с собой одну сумку с вещами и гитару. Девушка не обманула и подарила мне все – любовь, заботу, семью, жилье, образование.
Но через семь лет я предал ее.
16.
После работы я отправился в гости к Сонечке.
Я купил стандартный набор: розу и бутылку вина. Иногда я добавляю к этому набору кусок хорошего сыра и виноград. Дороговато, но абсолютно беспроигрышно. Лучше тортиков.
Некоторые люди вечно покупают тортики или конфеты, когда идут в гости. Это порочная практика. Это значит, что человек хочет отделаться от проблемы. Купил тортик – нет проблемы.
Но многие люди вообще не любят сладкое. И вот вы приперлись к такому человеку со своим тортиком. Это отвратительно. Лучше бы вы пришли с пустыми руками, потому что тортик еще и придется есть. Приходить с пустыми руками гораздо лучше. Это сразу убирает всю ритуальность. Когда вы приходите с тортиком, вы вступаете в ритуал. Вы начинаете общаться очень формально. Периодически возникают неловкие паузы. Вы заполняете их поеданием тортика. Хруп-хруп-хруп. Скорее всего, вы сами не любите сладкого. Кусок торта застревает в гортани. «Вот и жри свой тортик», - с неудовольствием думает хозяин дома, это можно определить по легкому движению его бровей. Во рту сухо. Надо чем-то запивать. Вы пьете чай и стесняетесь попросить сахар. Ужасно.
Честно говоря, я вообще не люблю торты, которые можно купить в Москве. Почему-то в Москве принято есть торты с большим количеством приторного крема и кучей фруктов наверху. Это просто каша из крема. И эти фрукты! Я решительно не понимаю. Почему нельзя просто купить свежие фрукты и поесть их? Это гораздо вкуснее. Зачем пихать их в торты?
Я знаю, проблема не в окружающих, а во мне. До шестнадцати лет я жил в еврейской семье в молдавском поселке. Конечно, у нас все было другое. Бабушка пекла ореховые пироги и воздушный, невероятный лейких. Тетя дела сметанные торты: она выпекала пять огромных румяных коржей и мазала их кремом на основе сметаны, и они должны были целый день стоять и пропитываться этим кремом, о, как это было вкусно! Мама научилась у моей прабабушки - папиной бабушки - делать торт «Дуб». Это шоколадный торт в форме древа с двумя ветвями, на который идут девяносто грецких орехов. Мой отец был способен съесть этот торт целиком в одиночку. Фрукты никогда не шли в торты. Мы ели фрукты свежими. Виноград рос прямо у нас на балконе, можно было выйти и сорвать его. Арбузы и дыни мы выращивали на участке. Роскошные, истекающие соком персики покупали на рынке. У соседей за забором росла черная шелковица, и мы с ребятами воровали ее неповторимые изящные плоды, которые я не встречал больше нигде в свой жизни.
Если идете в гости – купите вина и винограда. Если идете к девушке – вино и розу. Виноград и сыр уместны в любом случае.
Шахразада прекращает дозволенные речи, и я продолжу мой рассказ, когда отдохну.
Продолжение следует…