2 марта 2011 года Михаилу Сергеевичу Горбачеву исполняется 80 лет. Пожалуй, вряд ли отыщется среди современных политиков человек, который бы одновременно удостаивался столь диаметрально противоположных оценок - от высочайших похвал до уничижительной хулы. О Горбачеве редко кто пишет в спокойном «объективистском» ключе.
Между тем, в декабре 2011 года будет отмечаться еще один юбилей, имеющий прямое отношение к этому политику и человеку. 8 декабря 1991 года главы трех бывших субъектов Союза ССР (РСФСР, БССР и УССР) в Вискулях, под Брестом (Белоруссия), подписали Беловежское соглашение, состоявшее из 14 статей. В его преамбуле договаривающиеся стороны как государства-учредители Союза ССР, подписавшие союзный договор 1922 года, констатировали, что Советский Союз «как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование» [1].
Далее три бывшие союзные республики, «основываясь на исторической общности наших народов и сложившихся между ними связях, учитывая двусторонние договоры, заключенные между Высокими Договаривающимися Сторонами», провозгласили образование Содружества независимых государств (СНГ). Первый президент СССР (эту позицию Михаил Сергеевич занял 15 марта 1990 года) по иронии судьбы оказался последним президентом государства, исчезнувшего с карты мира. Таким образом, в этом году будет отмечаться двадцать лет с того момента, как руководитель страны превратился в главу фонда собственного имени. Настало время для более взвешенной оценки этого бесспорно неординарного политического деятеля.
Какова историческая роль Горбачева в российской и мировой истории? Какой из политических шагов, предпринятых им, более важен и ценен? «Новое мышление» и демократизация или спешный, в «пожарном порядке» вывод советской армии из Германии и Центральной Европы? Ликвидация монополии КПСС или развал государства? Постановка окончательного «диагноза» вряд ли возможна. Однако день рождения Михаила Сергеевича - хороший повод для выработки более адекватного взгляда на эту по-своему трагическую фигуру. Главным недостатком «горбачевской» публицистики и историографии является недостаточное внимание к отдельным направлениям деятельности этого политика (будь то межэтнические отношения, внутриполитические преобразования, дипломатия, экономика). Большинство авторов, прикасавшихся к этой теме, пытаются дать некие обобщенные оценки Горбачева. И это тот случай, когда за лесом не видны отдельные деревья.
Горбачевский проект, вошедший в историю под именем «Перестройка», завершился поражением. Поражением трагическим и необратимым. «Перестройка - не новостройка», - провозглашал в свое время один из приближенных к Горбачеву лиц (один из немногих, кто сохранил с ним теплые человеческие отношения после отставки), партийный идеолог первого ряда Вадим Медведев. Задуманный как второе издание Оттепели, план по перелицовке социализма и приданию «самому справедливому строю» человеческого лица провалился. Провалился в том смысле, что среднеразвитая в экономическом отношении страна, являвшаяся, тем не менее, военной сверхдержавой, одним из создателей и гарантов системы глобальной безопасности, членом «ядерного клуба», стремительно сменила свою внешнюю и внутреннюю политику. Она отказалась от автаркии, мобилизационной модели экономики, репрессивной политической системы, информационной, гражданской и человеческой несвободы, попыталась пойти по пути реформ, открыться миру и собственным гражданам. На момент своего распада Союз ССР переживал целый ряд переходных процессов - от централизованного планирования к рыночной экономике, от тоталитарной политической системы - к демократии, от гипертрофированной административной централизации - к развитию федерализма. Каждый из этих процессов в отдельности (и тем более все вместе) радикально менял установленные годами правила, и уже в силу этого провоцировал серьезные риски. Но итогом стала не трансформация страны в демократическое федеративное государство, а погружение в пучину социальных конфликтов (ведущее место среди которых заняли межэтнические противоборства) и, в конечном итоге, ее распад на 15 государств и несколько де-факто образований, не признанных международным сообществом. В известном смысле последние годы существования СССР подтвердили мысль известного философа Алексиса де Токвиля о том, что «худшие времена для дурного режима наступают тогда, когда он делает попытки исправиться» [2]. И сегодня никаких реальных предпосылок для возрождения колосса, занимавшего одну шестую часть суши, не существует.
Правление Горбачева запомнилось бывшим советским гражданам не только неслыханной в «нерушимом Союзе» свободой, гражданской активностью, всплеском предприимчивости (не всегда, увы, со знаком плюс), но и межэтническими конфликтами. Казалось, что обновление советского общества и межэтнические споры были зарифмованы во времени и в пространстве. Одного краткого описания открывшихся в одночасье конфликтов, хватило бы на несколько увесистых томов. Перечислим кратко только самые известные. Декабрь 1986 года - молодежные выступления в Казахстане. Август 1987 года - начало петиционной кампании по Карабаху, которая приводит к эскалации армяно-азербайджанского конфликта (вехами этого пути стали трагедии в Сумгаите и в Баку соответственно в феврале 1988 и январе 1990 годов). 1989 год - серия событий на территории Грузинской ССР, давших старт грузино-осетинскому, грузино-абхазскому и грузино-российскому конфликтам. Июнь 1989 года - столкновения в Новом Узене (известны, как новоузенская резня) между казахами и выходцами с Кавказа. В этом же году происходят столкновения между узбеками и турками-месхетинцами в Фергане, что приводит к исходу последних из Узбекистана. 1990 год - столкновения в Душанбе, Андижане, «Ошская резня», нарастание конфликта в Молдавии. Январь 1991 года - попытки Москвы помешать бегству прибалтийских республик от «империи Кремля». И все это на фоне роста этнического национализма, бытовой ксенофобии, взаимной ненависти, потоков беженцев. Помимо месхетинских турок происходит исход армян из Азербайджана, а азербайджанцев из Армении. Практически повсеместно происходит отъезд русских, которые в новых условиях получают ярлык «оккупанта» и принимают на себя ответственность за злодеяния большевиков. Мало кого тогда волновала фактическая сторона дела, и тот факт, что представители русского народа в СССР не менее других подвергались репрессиям и преследованиям. Какова личная роль Горбачева в этих процессах? Его личная ответственность?
Не углубляясь в дебри «минувших веков», тем не менее, невозможно взяться за ответ на этот вопрос без понимания того, какое наследство на «национальном фронте» досталось Михаилу Сергеевичу. По справедливому замечанию российского политолога Тимура Музаева, «перестройка и демократизация общественной жизни во второй половине 80-х гг. не создали национальных проблем и движений, а лишь обнаружили их существование в Советском Союзе. Гласность и ослабление партийной цензуры позволили народам СССР открыто заявить о своих национальных интересах и целях» [3].
Точнее сказать, это право взяли на себя этнополитические «предприниматели» (такие как Звиад Гамсахурдиа и Абульфаз Эльчибей, Витаутас Ландсбергис и Мирча Друк, Владислав Ардзинба и Игорь Смирнов), которые приватизировали право говорить от имени того или иного народа. Но как бы то ни было, зерна конфликтов были посеяны задолго до прихода Горбачева к власти. И этот тезис требует серьезного эмпирического обоснования для того, чтобы избегать упрощенных оценок и национальной политики в СССР в 1985-1991 гг. в целом, и политики первого и последнего президента союзного государства в частности. Так 7 мая 1971 года министр внутренних дел СССР Николай Щелоков сообщал ЦК КПСС, что «длительное время на территории Чечено-Ингушетии, Северной Осетии, Дагестана, Казахстана и Киргизии продолжали действовать преступники-нелегалы из числа чеченцев и ингушей». Глава союзного МВД писал даже об «оперативно-войсковой операции» против «нелегалов» в декабре 1969 года, а также об операциях по сдаче или изъятию оружия. Только в 1970 году такой «улов» составил 6787 единиц, включая 4 пулемета и 54 автомата. Неслыханное количество по советским меркам! При этом никто из представителей ЦК КПСС или Совмина СССР или РСФСР не удосужился проанализировать причины подобных явлений [4].
В Абхазии выступления с требованиями выхода из состава СССР имели место даже в сталинские времена (Дурипшский сход). После хрущевской Оттепели они происходили практически раз в 10 лет. Имелись и факты успешной националистической мобилизации - акции протеста в Грузии в апреле 1978 года, возникшие в ответ на попытку изменить статус грузинского языка, как единственного официального в республике. Были случаи и террористических атак на этнополитической основе (инциденты в январе 1977 года, подготовленные армянскими националистами в Москве). Планы пересмотра статуса той или иной территории тоже обсуждались (известны истории петиционных кампаний по Нагорному Карабаху), хотя и в узком кругу без публичной полемики в СМИ. Добавим к этому существование националистических диссидентских движений в Грузии, Армении, Прибалтике, на Украине, религиозных (включая и откровенных экстремистов) течений в республиках Средней Азии. Еще в 1976 году в Курган-Тюбе Таджикской ССР произошло открытое выступление исламистов против официальной власти.
Под «мудрым руководством» национальных партийных кадров зрели предпосылки трансформации коммунистов-интернационалистов сначала в национал-коммунистов, а потом по мере углубления кризисных явлений внутри Союза ССР и в этнических националистов. Парадоксально, но СССР собственными руками готовил свой будущий распад. Советский Союз рассматривался как государство, главными субъектами которого выступают не граждане, а социалистические нации. Фактически, советское государство воспринимало этнические группы в качестве главного субъекта политики и государственного права. На практике это означало формирование представлений об этнической собственности того или иного этноса на территорию, обозначенную как «национальная республика», автономия в составе национальной республики или этнически сконструированный район. По справедливому замечанию американского этнолога и историка Юрия Слезкина, «СССР создавался националистами и был разрушен националистами». «Национализация» коммунизма в хрущевские 1950-1960-е и в брежневские 1970-е облегчалась гораздо большей (по сравнению со сталинским периодом) свободой внутри правящей номенклатуры [5].
Очень емко на примере Южного Кавказа зигзаги советской национальной политики охарактеризовал американский исследователь Роналд Григор Суни: «Парадоксы советской якобы марксистской национальной политики для кавказских народов становились все более очевидными в каждое новое десятилетие советской власти. Центральное партийное руководство в Москве с якобы интернационалистской идеологией, осуществляло с помощью партийных властей в южных республиках контроль над демографическими и культурными трансформациями. Так 100 лет назад Ереван, столица Советской Армении имел мусульманское большинство, Тбилиси (Грузия) и Баку (Азербайджан) были в начальные годы советской власти преимущественно русскими и армянскими городами. Когда Советский Союз вступил в седьмое десятилетие, эти города стали в полном смысле этническими столицами национальных государств. После десятилетий молчания урбанизированное население, дети бывших крестьян, вдохновленные диссидентами-националистами, вышли на улицы» [6].
Таким образом, центральная проблема для Горбачева и его окружения была не в том, что они собственноручно (или по чьему-то приказу) создали межэтнические и религиозные проблемы из ничего. Эти проблемы существовали до них. Другой вопрос, что до того эти проблемы замалчивались, не освещались, а партийные и советские органы не делали ничего для осмысления причин межэтнической конфликтности. Михаил Сергеевич вместе с ЦК КПСС с его могущественным Политбюро и репрессивным аппаратом КГБ оказались не готовы к выходу урбанизированных «крестьянских детей» на улицу. Оказалось, что руководству партии, правительства и страны этим «детям», кроме ветхой прогнившей идеологии, предложить нечего. Не имея обратной связи с «крестьянскими детьми» и советской «улицей», власть, объявив политическую либерализацию, попала в положение оправдывающегося, проигрывающего и действующего вдогонку событиям, а не на опережение. Отсюда, мягко говоря, неадекватная реакция на происходящие события.
Позволю себе процитировать слова первого президента Азербайджана Аяза Муталибова (в феврале 1988 года - председатель Госплана Азербайджанской ССР). В своей книге «Карабах - черный сад» он так вспоминал о февральских событиях 1988 года в НКАО: «Я пригласил к себе начальника отдела, ведающего территориальными планами, Магеррама Мамедова, старого кадрового работника, участника и инвалида Великой Отечественной, милейшего человека, и прямо спросил: так ли уж плохи показатели экономического развития НКАО, чтобы о них говорить на митинге, и имелись ли существенные разногласия с областным Советом и облпланом? Мамедов ответил, что не было никаких разногласий, всегда находили общий язык… На следующий день я выступил в газете «Бакинский рабочий», где рассказал читателям о технико-экономических показателях автономной области, сравнив их с соответствующими цифрами по Азербайджану, Армении и стране. Область не так уж плохо выглядела, особенно в сравнении с Нахичеванской автономной республикой, а кое в чем превосходила обе союзные республики и в целом СССР» [7]. Как говорится, дальнейшие комментарии излишни. Но такое «понимание» проблемы было свойственно не только республиканской, но и общесоюзной номенклатуре. Чего стоит одна лишь инициатива полного тезки Горбачева товарища Соломенцева о создании интернациональных рабочих дружин для противодействия сумгаитским погромщикам. Или оценка кандидата в члены Политбюро Георгия Разумовского по поводу того же нагорно-карабахского конфликта: «Чего делить двум братским мусульманским народам?».
Впрочем, партийная номенклатура очень часто пыталась оседлать конек этнического национализма. В этом плане красноречивой является позиция ЦК КП Грузии, который вместе с радикалами типа Гамсахурдиа организовывал осенью 1989 года «марш на Цхинвали», ускоривший начало конфликта, не разрешенного и до сего дня. В своих интересах «национальную карту» разыгрывали и компартии других республик, пытаясь «перехватить» инициативу диссидентов-националистов (так было в 1986 году в Казахстане). Карабахскую тему взяли в «разработку» и ЦК КП Азербайджана, и опальный на тот момент первый заместитель предсовмина и бывший первый секретарь республиканской компартии Гейдар Алиев.
Таким образом, команда Горбачева в «национальном вопросе» испытывала двойное давление. Она была вынуждена, с одной стороны, вести борьбу с этническими националистами, использовавшими антикоммунистическую риторику, а с другой, противодействовать партийной номенклатуре, сопротивлявшейся обновлению с помощью мобилизации конфликтного потенциала (и часто использующей ксенофобию для удержания власти).
С началом Перестройки окончательно оформился альянс «трех источников, трех составных частей» будущих национальных «революций», которые стали своеобразной альтернативой проекту Перестройки, и которые в конечном итоге победили его, подменив выбор в пользу личностной либерализации идеологией «свободы народов». Речь идет о ситуативном союзе диссидентов-националистов (которые дали идеологию выходу «крестьянских детей» на улицу), теневой национальной буржуазии (заинтересованной в приоритетном доступе к ресурсам и собственности для «своих», а не «чужаков») и национальной партийной и хозяйственной номенклатуры (которая внесла свой вклад в виде аппаратного ресурса, управленческих связей). Окончательное оформление этого союза делало сохранение единого союзного государства в том виде, в котором его принял Горбачев, фактически невозможным.
Главная историческая ошибка Михаила Сергеевича была не в том, что он не смог помешать этому процессу (а кто бы смог на его месте?), а в том, что он оказался не в состоянии его возглавить, то есть направить процесс дезинтеграции Союза ССР в конструктивное русло. В условиях краха коммунистической идеологии и практики «реального социализма» сохранить идеократическое образование не было шансов. Но была возможность не дать распаду превратиться в развал, сделать раздел общего наследства не политически детерминированным, а правовым. Только это могло бы предотвратить нарастание этнического насилия и те 8 вооруженных конфликтов, которые последовали вслед за прекращением существования СССР. Прошло уже 20 лет, а конца многим из них не видно. Вместо этого союзная власть стремилась создать системы сдержек и противовесов самоопределению союзных республик, поддерживая движение со стороны автономий.
3 апреля 1990 года был ратифицирован Закон СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». Статья 3 данного Закона недвусмысленно гласила: «В союзной республике, имеющей в своем составе автономные республики, автономные области и автономные округа, референдум проводится отдельно по каждой автономии. За народами автономных республик и автономных образований сохраняется право на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе» [8].
На схожих политико-правовых принципах базировался и принятый 26 апреля 1990 года Закон СССР «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации», который фактически выравнивал статус автономных республик до уровня субъекта союзной федерации, а вхождение автономий в состав союзных республик (включая и РСФСР) предусматривал лишь «на основе свободного самоопределения народов» [9].
Как следствие - участие российских автономий в «параде суверенитетов» и мина замедленного действия уже под новую государственность РСФСР (затем РФ) [10]. Что же в итоге? Мультипликация политической этничности (когда она с уровня союзной республики переходила на автономии), а также внесение дополнительной неразберихи в вопросы самоопределения. Так, к закону от 3 апреля 1990 года до сих пор апеллируют многие лидеры де-факто государств (в особенности представители Нагорного Карабаха). Однако проблема в том, что союзное руководство периода Перестройки не смогло довести до конца правовую легитимацию своего же законодательства, сделать его основой для формирования новой постсоветской конфигурации. Эта важнейшая задача не была решена, что во многом стало причиной распада СССР по деструктивному сценарию. Хотя, повторимся еще раз, сам распад Союза стал очевидным задолго до 1991 и даже до 1985 года не в силу каких-то внешних причин, а в силу характера самого государства.
Что же касается собственно ответственности Горбачева, то как внутри страны, так и на внешнем уровне он оказался не готов к работе с новыми «вызовами». И это также следствие того, что он во многом шел за событиями, не имея хотя бы краткосрочного плана по созданию новой внутренней политики и политики в части межэтнических отношений. Исторический трагизм этой фигуры заключается в том, что Горбачев сделал многое невольно, в перманентных попытках догнать уходящий поезд.
Во главе реформ, которые объективно не могли иметь иного результата, кроме как разрушения советской модели, стоял глубоко советский человек, который хотел эту модель максимально улучшить. Человек, который ни в коем случае не желал ее трагического конца, а потому не был готов к разработке действенной альтернативы этой системе.
Автор - Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон.
Примечания
1. Соглашение о создании Содружества Независимых Государств // ВСНД и ВС РСФСР. 1991. № 51. 19 декабря. Ст. 1798 (Постановление).
2. Токвиль А.де Старый порядок и революция. М.: Московский философский фонд. 1997.С 14
3. Музаев Т.М. Этнический сепаратизм в России. М.:ООО «Панорама». 1999. С. 25.
4. См. подробнее: Маркедонов С.М. Советский Кавказ в 1970-е: предчувствие гражданской войны //Неприкосновенный запас», 2007, № 2 (52).
5. Slezkine Y. The USSR as a Communal Apartment, or How a Socialist State Promoted Ethnic Particularism // Slavic Review. 1994. Vol. 53. № 2. P. 414—452.
6. Цит. по: Россия и Кавказ: противоречивые дискурсы. Интервью с Р.Г. Суни подготовлено С.М.Маркедоновым 25.01.2011. Доступен по адресу: http://www.caucasustimes.com/article.asp?id=20734
7. Муталибов А.Н. Карабах – «Черный сад». М., 2001. С.67.
8. Цит. по : Закон СССР от 03.04.1990 «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР» // http://pravo.levonevsky.org/baza/soviet/sssr0973.htm
9. Цит. по: Закон CCCP от 26.04.1990 о разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации //http://www.lawmix.ru/docs_cccp.php?id=1036
10. 30 августа 1990 года была принята Декларация о суверенитете Татарстана (согласно которой он не был субъектом ни СССР, ни РСФСР). 18 октября 1991 года было принято Постановление Верховного Совета об Акте о государственной независимости Татарстана.
27 ноября 1990 года Верховный Совет Чечено-Ингушской АССР принял «Декларацию о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики». Фактом принятия ноябрьской Декларации был нарушен Основной закон РСФСР, действовавший на тот момент. Депутаты Верховного Совета автономии произвольно изменили название ЧИАССР на ЧИР (Чечено-Ингушская республика), а также отказывались от рассмотрения ЧИР в качестве автономии в составе РСФСР. Чечено-Ингушская Республика была провозглашена как суверенное государство, появившееся «в результате самоопределения» (ст.1). Статья 4 Декларации вводила понятие «граждане ЧИР». В декларации указывалось, что даже если Республика и вступит в «договорные отношения с другими республиками, государствами и союзом государств», то она все равно «сохраняет всю полноту власти на своей территории» (ст. 14.). Декларация 27 ноября 1990 г. провозглашала землю Чечено-Ингушетии и ее ресурсы в качестве исключительной собственности Республики. А статья 15 выдвигала политическое требование: Республика подпишет Союзный договор только при условии возвращения «отторгнутого» у нее в пользу Северной Осетии Пригородного района.
20 июля 1990 года была принята Декларация о государственном суверенитете Северо-Осетинской ССР (через месяц после принятия российской Декларации и раньше всех союзных республик, за исключением прибалтийских). Североосетинское руководство придерживалось жесткой «просоюзной политики», что объяснялось вовлеченностью Республики в разрешение проблемы Южной Осетии и грузино-осетинского конфликта. Еще до распада Советского Союза свои Декларации о государственном суверенитете уже приняли Якутия (27 сентября 1990 года), Башкирия (11 октября 1990 года), Чувашия (24 октября 1990 года), Тува (28 августа 1991 года).
