Российская общественность находится в ожидании итогов конкурса проектов модернизации Политехнического музея, которые должны быть подведены 30 сентября. Заочную дискуссию о будущем музея провели прежний и новый директора Политеха. О конкурсе и об участии в нем иностранных компаний нам рассказал доктор искусствоведения зав. Лабораторией музейного проектирования Российского института культурологии Алексей Валентинович Лебедев.
30 сентября будут подведены итоги конкурса на разработку «Концепции Музея науки на базе Политехнического музея», и мы узнаем название фирмы, которая будет ее писать. Каковы Ваши прогнозы?
У меня не может быть прогнозов, поскольку я не знаю критериев отбора. Но могу сказать о своих предпочтениях.
В конкурсе участвуют четыре фирмы – все зарубежные. По опыту Лаборатории музейного проектирования знаю, что создание музея в чужой стране связано с определенными трудностями. Проектировщик сталкивается с местными традициями, привычками и новыми для него правилами музейного дела. А Россия, как всегда – особый случай. Западные музеи только хранят и предъявляют культурное наследие, российские еще занимаются его изучением.
Например, в России музеи делают каталоги коллекций собственными силами, а на Западе – заказывают в университетах. У нас другое законодательство: многие виды коммерческой деятельности, доступные западным музеям, российским запрещены как «неуставные». В российских музеях даже западные АИС (системы учета и документооборота) нельзя использовать, потому что наши музеи иначе устроены. Но ко всему этому можно приспособиться – было бы желание.
Возьмем фирму «Лорд». Это такой «Дженерал моторс» от музейного дела. Завод, который уже сделал 1700 музеев, и для него наш Политехнический – просто очередной заказ в ряду многих. Штамповочный пресс работает, и его не будут перестраивать ради одного музея. Иное дело испанская «Космо-Кайша». Это маленькое бюро, фактически креативная группа, для которой музей – штучный продукт ручной работы. Они будут проявлять гибкость, стараться максимально приноровиться к российским особенностям. Поэтому мои симпатии на стороне англичан и испанцев, а не двух северо-американских гигантов.
В последние годы в музейной деятельности наметилась новая тенденция: для проведения работ по модернизации российских музеев и музейного освоения новых зданий стали приглашать зарубежных специалистов. Политехнический – не единственный случай. Например, написание технического задания для архитектурного конкурса на строительство нового здания Пермской картинной галереи было поручено австрийской фирме, разработку проекта нового комплекса Государственного музея изобразительных искусств делают англичане... Как Вы оцениваете происходящее?
Я оцениваю положительно. Только сразу сделаю одну поправку: приведенные примеры относятся не к музейной деятельности, а к музейному проектированию. Что не одно и тоже. Близость профессий музейного работника и музейного проектировщика мнима. Они соотносятся друг с другом приблизительно так же, как профессии моряка и кораблестроителя.
В древние времена человек сам строил лодку и ходил на ней по морям и рекам. Некоторые современные моряки тоже способны построить лодку, чтобы плавать на ней на рыбалку. Но ни один моряк, будь он даже капитаном дальнего плавания, не возьмется построить своими силами океанский лайнер. Кораблестроение выделилось в особую профессию. Нечто похожее произошло лет тридцать назад в музейной сфере: музейное проектирование стало отдельной профессией.
Наша Лаборатория музейного проектирования существует около четверти века. За эти годы ей осуществлены сотни музейных проектов, и ни один из них не дублирует основную музейную деятельность. Повторяю: музейное проектирование – особый род занятий.
Приход иностранных фирм на российский рынок – признак его оздоровления. Если российские музеи стали интересны для зарубежных проектировщиков, значит, наши дела не так уж плохи.
Тем не менее, раздаются упреки к организаторам конкурса по Политехническому музею: их обвиняют в «непатриотичности» (почему одни иностранцы?), а они, со своей стороны, то говорят, что в России вообще нет музейных проектировщиков, то утверждают, что в нашем отечестве нет организаций, имеющих опыт разработки музейных проектов такой значимости. Каково Ваше мнение?
Мое мнение, что неправильный вопрос породил неправильный ответ. Во-первых, в России, конечно же, есть фирмы, специализирующиеся на музейном проектировании. Могу сходу назвать полдюжины. Во-вторых, значимость проекта – трудно формализуемое понятие. Но если попытаться внести в него какие-то внятные параметры, то, наверное, значимость определяется местоположением музея, его популярностью у посетителей (по данному показателю Политехнический музей отнюдь не лидер), качеством коллекций и размерами музейного здания.
Возьмем три последних проекта нашей Лаборатории: создание экспозиции в Колокольне Ивана Великого, концепция музеефикации Большого дворца в Ораниенбауме (музей «Петергоф») и стратегия развития Государственного музея Л.Н.Толстого:
· Колокольня Ивана Великого находится в центре Московского Кремля. Местоположение такое, что значимее не бывает.
· Петергоф – самый посещаемый музей страны (3,2 млн. посетителей в год – почти вдвое больше, чем в Эрмитаже). Большой Ораниенбаумский дворец по протяженности фасада будет, пожалуй, не меньше здания Политехнического музея.
· Сравнивать музеи по значимости коллекций – бесперспективное занятие. Но понятно, что полное собрание рукописей Л.Н.Толстого (которые хранит ГМТ) – это памятник культуры мирового значения.
Отсюда вывод: у Лаборатории музейного проектирования определенно есть «опыт разработки музейных проектов такой значимости». Пожалуй, единственное, чего у нас нет, это опыта разработки проектов для научно-технических музеев такого размера. Что вполне закономерно: остальные технические музеи России несоизмеримо меньше.
Мы делали проекты Музея первого полета человека в космос, Музея корпорации «Татнефть», Музея М.Т.Калашникова, но это, конечно, не тот масштаб. Впрочем, Политехнический музей – столь крупное и неординарное явление мирового уровня, что правильнее было бы сказать, что ни у одной фирмы нет опыта разработки проектов для такого музея.
Это значительный опыт. По крайней мере, куда больший, чем у некоторых кампаний, участвующих в конкурсе. Почему же Лаборатория не принимала участия?
Тут не было никакой принципиальной позиции. Не принимала потому, что не пригласили. Это же закрытый конкурс. Ему предшествовал этап предварительного отбора, на котором жюри читало портфолио проектных организаций. Наше портфолио, как я знаю, там тоже фигурировало в числе многих прочих. Да мы его и не скрываем – оно выложено на сайте Лаборатории.
По результатам рассмотрения портфолио жюри пригласило к участию в конкурсе четыре фирмы: американскую, канадскую, английскую и испанскую. Собственно состязательный момент состоит в том, что каждый из четырех участников пишет проспект будущей концепции музея. Жюри выберет лучший и закажет его автору разработку концепции.
Какими же критериями руководствовалось жюри, отбирая для конкурса именно этих четырех участников?
Не знаю. Никто из сотрудников Лаборатории не входит ни в состав жюри, ни в число экспертов конкурса. Но, вообще-то говоря, нет тут никакой проблемы. Пригласили тех, кого считали нужным пригласить. Сотрудники Лаборатории работают над проектами в Швейцарии и Италии, а у нас музеи пусть делают канадцы и испанцы. Это нормальная, здоровая ситуация.
Мир, в котором мы живем, стал глобальным. Есть единый рынок, на котором каждый заказчик волен находить себе исполнителя по соотношению цена/качество. А все разговоры о патриотизме – глупость полная. Когда мы делали концепцию музеефикации мемориала Кухмо-Саунаярви (Финляндия), то там никто не беспокоился, что «эти иностранцы не смогут понять загадочную финскую душу».
Концепция Политехнического музея будет включать основные параметры экспозиции в новом здании. Правильно ли это? Может быть, нужно сначала сделать здание (по крайней мере, его архитектурный проект), а потом уж проектировать экспозицию?
Абсолютно правильно. Это единственно технологически верное решение. В чем одна из главных бед российского музейного дела? – В широко бытующем представлении, что музей – это здание. А музей – это не здание, это то, что внутри здания.
Коснусь одного примера, который сегодня у всех на глазах и достоин того, чтобы возглавить список курьезов мирового музейного строительства. Речь идет о новом здании Дарвиновского музея в Москве. Нет никаких сомнений, что архитекторам, проектировавшим это здание, никогда раньше строить музеи не доводилось. По-видимому, работая над проектом, авторы ознакомились с западными альбомами по архитектуре и выяснили, что объемно-пространственная композиция большинства современных музеев представляет собой сочетание двух состыкованных объемов – вертикального (башня) и горизонтального (низкое здание-пластина).
Любой музейный проектировщик без труда объяснит, с чем это связано. В музеях часто хранятся массивные объекты, которые крайне сложно перемещать по горизонтали. Куда удобнее поднимать их на современных многотонных лифтах. Поэтому оптимальная форма фондохранилища – это башня. В то же время экспозицию лучше размещать в горизонтальном малоэтажном здании, ибо посетителю удобнее двигаться из зала в зал по горизонтали, а не бегать вверх-вниз по лестницам.
Однако до этих глубин знания музейного дела строители здания Дарвиновского музея не докопались. Добросовестно воспроизведя объемно-пространственную композицию музейного здания, они перепутали назначение его компартиментов и сделали в горизонтальной части фондохранилище, а в башне – экспозиционные залы. Думаю, если кто-нибудь объявит конкурс на самое неудобное музейное здание, у этого сооружения не будет конкурентов…
Тюменский объединенный музей недавно получил в подарок целый музейный комплекс, и с ужасом обнаружил, что крупногабаритные предметы из фондов (например, скульптура) не проходят ни в один проем, и их просто невозможно занести в помещение.
В чем же причина ошибок, последствия которых музейщикам предстоит хлебать долгие годы? – Причина проста: при строительстве музея техническое задание для архитекторов должен писать музейный проектировщик. Ведь никого не удивляет, что при строительстве космодрома техническое задание формулируют конструкторы космических ракет. Почему в музейном деле должно быть иначе?
Единственно правильный путь таков: сначала разрабатывается концепция будущего музея, на ее основание пишется техническое задание для архитекторов (или для архитектурного конкурса), и лишь потом делается архитектурный проект. Только так, и никак иначе. Потому что здание создается для музея, а не музей для здания.
И я очень доволен тем, что в России, наконец, появится музей, сделанный не ценой преодоления нечеловеческих трудностей, которые мы сами себе создаем, а выстроенный по правильной технологии. По крайней мере, есть шанс на это.
22 сентября в «НГ-Наука» появилось интервью бывшего директора Политехнического музея Гургена Григоряна, который, в отличие от Вас, оценивает происходящее негативно…
Странно было бы, если бы наши позиции совпали. Я смотрю на ситуацию извне, а Гургена Григорьевича никак нельзя назвать сторонним наблюдателем. Ведь реформирование Политехнического музея началось с его снятия с должности директора.
Он обижен и пытается доказать, что всё, что сейчас происходит вокруг Политехнического, делается неправильно. Мне в этом интервью показалась знаковой одна деталь. Автор многословно обвиняет во всех грехах корпорацию «Роснано» и основанный ею Фонд развития Политехнического музея, после чего с горечью добавляет: «Сравнивать нас с зарубежными музеями тоже очень не честно. […] В Deutsches Museum есть мраморная стена, на которой золотом нанесены имена людей и названия организаций, которые вкладывали средства в музей».
При этом он не замечает, что спутал причину со следствием. Когда появляются люди и организации, готовые вкладывать средства в музей, то Deutsches Museum наносит золотом их имена на мраморную стену, а Г.Г. Григорян занимает по отношению к ним глубоко негативную позицию в СМИ. Попечительские советы давно есть у Эрмитажа, Третьяковской галереи, Русского музея... Только Политехническому 25 лет никто не хотел помогать. Отчего бы так?..
Фото с сайта http://future.museum.ru
См. также:
- Культуролог Алексей Лебедев: общество сошло с ума, если возник законопроект "Об имуществе религиозного назначения" (2010)
- Доктор искусствоведения Алексей Лебедев: "Музей интересен ровно настолько, насколько он рассказывает о меняющемся мире" (2010)
- Алексей Лебедев: "Меняющийся музей в меняющемся мире – то идеальное состояние, к которому мы должны стремиться". Интервью с председателем экспертного совета музейного конкурса Фонда Потанина (2010)
- Алексей Лебедев: музеям России в очередной раз дали по рукам (2008)
- В СМИ состоялась заочная дискуссия между новым и прежним директорами Политехнического музея о том, как проводить его модернизацию (2010)
- 16 июля новый директор Политехнического музея Борис Салтыков был представлен коллективу музея (2010)
- Анатолий Чубайс: «в здании Политехнического музея - будет Политехнический музей» (2010)
- Директор Политехнического музея Гурген Григорян отправлен в отставку (2010)
