Петр Ореховский
Независимость суда и вертикаль власти
Формулировки законов должны для всех людей означать одно и то же. Ш. Монтескье |
Принято считать, что суды в России зависят от исполнительной власти и деловых кругов и что с этим необходимо бороться, для чего и осуществляется судебная реформа. Независимость же судов определяется независимостью судей, для чего увеличивается их жалованье, обеспечивается надлежащая защита, заодно повышаются квалификационные требования и усиливается дисциплинарная ответственность. Всё это призвано уничтожить коррупцию среди судейского сословия, а заодно и устранить зависимость судов от власти экономической, которой и располагают упомянутые деловые круги.
От власти же политической устранить зависимость никак невозможно, так как, по мнению некоторых высокопоставленных правоведов, суды у нас – часть политической системы. Иногда таким юристам возражают, говоря, что суды должны быть вне политики, но в ответ можно услышать, что так должно быть в идеале, а идеала нет нигде. То есть независимость суда у нас уже достигнута, скажем, на 91%, а на Западе она составляет 94%. Стало быть, очередной процесс Лебедева-Ходорковского или множество других дел, со стороны напоминающих издевательство над здравым смыслом, как раз и укладываются в эту трёхпроцентную разницу? Это очень утешительно.
Предположим, однако, что идеал всё-таки достижим. Судебная власть, как про то и написано в учебниках про гражданское общество, отделена и независима от власти исполнительной. Что являлось бы в таком случае необходимым признаком такой независимости? Очевидно, суды должны выносить одинаковые судебные решения в случае одинаковых дел. Если решения по одинаковым делам оказываются разные, то о независимости суда говорить нельзя.
Понятно, что судьи – люди, и тоже допускают ошибки. Но в таком случае суд вышестоящей инстанции должен отменить неправильное решение. И не только в случае апелляции, поданной адвокатами, но и в «общем порядке судопроизводства». Неважно, прецедентное это или статутное право, и в том и в другом случае применение одинаковых норм должно приводить к одинаковому результату.
В этом смысле суды находятся вне политической системы. Политика – это борьба за перераспределение власти, за получение контроля над большим объёмом ресурсов. Внутри судебной системы такой борьбы быть не может, что не исключает, естественно, карьерных интриг, симпатий и антипатий внутри судебной корпорации. Но суд какой-либо инстанции не является «представителем интересов» той или иной социальной группы, и не может увеличить или уменьшить объём своих полномочий-ресурсов, отобрав их каким-либо способом у других судов или политических акторов.
Проблема, однако, в том, что в России разные суды выносят разные вердикты по одинаковым делам. И вне зависимости от того, какими мотивами руководствуются при этом судьи, насколько они защищены и обеспечены, говорить о независимости суда в целом не приходится.
В принципе, то же самое справедливо и в отношении милиции (полиции). Если один и тот же закон по-разному применяется к двигающимся по московскому тротуару с российским флагом людям различных политических убеждений, органы охраны правопорядка становятся зависимыми от исполнительной власти. Тогда уже о правопорядке можно забыть, милиция становится не право-применительным, а право-устанавливающим органом.
Данная коллизия не устраняется повышением зарплаты судей, милиции, следователей и прокуроров. Если есть желание сделать суд действительно независимым, то для этого необходима большая контрольная и административная работа; собственно, именно здесь-то и требуется строительство пресловутой «вертикали власти». Однако, несмотря на все разговоры в «высоких собраниях», как-то незаметно, чтобы такая независимая вертикаль судебной власти была кому-нибудь действительно нужна, а случаи различных судебных решений по одинаковым делам оказывались бы в центре общественного внимания.
С другой стороны, удивительно, как легко политической элитой было воспринято представление о возможности построения вертикали исполнительной власти. Президент сказал, премьер сделал, премьер сказал, губернатор сделал, губернатор сказал, сделал… глава местной администрации. Мэров, за исключением отдельных крупных городов, уже искоренили (и правильно – губернаторов утверждают по представлению президента, отчего же главу города избирать прямым голосованием?). Просто модель идеальной бюрократии по М. Веберу. За редким исключением, все действительно «разобрались по ролям» - одни ругают «вертикаль», другие её хвалят. Практически не слышно голосов тех, кто говорит, что такой вертикали нет и не может быть. Так, муниципалитеты представляют собой не что иное, как форму политической организации местного населения, и в качестве таковой интересы этой организации отличаются от интересов других муниципалитетов, являются самостоятельными по отношению к региону. От того, назначается глава муниципалитета или избирается, эти местные интересы не исчезнут. То же самое справедливо и в отношении субъектов Федерации по отношению друг к другу и к стране в целом.
Нельзя не восхищаться новой генерацией российских управленцев, повторяющих вслед за старшими товарищами: «мы тут не политикой занимаемся, а хозяйством». Это правильно: «политик» в России – ругательство, а «хозяйственник» – комплимент. Пора искоренить политику как явление, позорящее новое демократическое отечество. Уж вертикаль так вертикаль.
И в связи с проектом нового закона «О полиции» прошу заметить, что называть так людей – сразу же их обидеть: полисмены, полицаи, политики… нехорошо. Давайте уж сразу назовём их жандармами, чего там. Российские внутренние дела от этого, несомненно, станут лучше. А там и до независимости суда недалеко.
