Не прошло и ста дней после российско-грузинской войны 8-12 августа 2008 г., как историческая значимость этого события померкла на фоне происходящего. Августовский огонь был заглушен бурями на Уолл-стрит. О войне, которая казалась столь значимой, в тот момент как будто забыли: она стала пустяком. Но у этого пустяка были последствия.
Год представляется достаточным сроком, чтобы оценить масштабы этих последствий. Подведение итогов войны для главных участников – собственно, Грузии и России, а также США и Евросоюза – во многом напоминает отчетность финансовых институтов Уолл-стрит, пострадавших от мирового экономического кризиса: те же незарегистрированные убытки и раздутые прибыли.
В самом деле, в этом злокачественном конфликте проще найти проигравших, чем победителей. В августе 2008 г. Грузия попрощалась со своими мечтами, Кремль расстался со своими комплексами, Вашингтон потерял терпение, а Евросоюз лишился сна. Но как сказал поэт, нет большего успеха, чем поражение (1); хаос, последовавший за конфликтом, открывает новые возможности для некоторых из этих, а также других держав.
Центром всех выкладок становится Россия. Этот конфликт стал первой со времен холодной войны крупной военной операцией, которую провела Москва за пределами Российской Федерации. Затем Кремль признал независимость Южной Осетии и Абхазии, и это стало первым изменением межгосударственных границ на территории бывшего Советского Союза. По итогам войны Россия оказалась ревизионистским государством и развеяла иллюзию, будто она придерживается европейских порядков. Российский аналитик Сергей Маркедонов верно отметил, что август 2008 г. стал «окончательной перезагрузкой конфликтов в Евразии».
Оценивая итоги войны, я проанализирую роль каждого из главных игроков и значение этого конфликта для будущего положения дел в Европе.
Балансовый отчет по Грузии
Президент Грузии Михаил Саакашвили совершил стратегический просчет, решив нанести ракетный удар по Цхинвали, столице Южной Осетии. Он сделал ставку и проиграл. Грузия тоже проиграла. Она проиграла Абхазию и Южную Осетию, потому что в конце войны эти два маленьких государства – и прежде уже отделенные от нее – окончательно вышли из-под ее контроля. Грузия лишилась военной инфраструктуры и надежды на быстрое экономическое развитие. Раньше Грузия ставила перед собой стратегическую цель: стать своего рода Израилем на Кавказе; эти амбиции превратились в ночной кошмар.
В то же время, Саакашвили пережил поражение и смог – несмотря на яростную критику со стороны оппозиции - удержаться у власти. Под его руководством Грузия тоже справилась с поражением и за период 2008-2009 гг. из клиента Америки превратилась в проект Евросоюза. Таков стратегический выигрыш Тбилиси.
Балансовый отчет по Вашингтону
Соединенные Штаты совершили стратегическую ошибку в первые месяцы 2008 г.: они проигнорировали сигналы, говорящие о том, что их тбилисский союзник замышляет военную операцию против сепаратистских территорий. Белый дом во главе с Джорджем Бушем не осознал подлинных интенций правительства Михаила Саакашвили; он также недооценил готовность Москвы действовать против Грузии силой. В результате для американской державы наступил тяжелый кризис доверия. Вашингтон поплатился за экспансивность своих стратегических амбиций и за одержимость символической политикой.
Итоги оказались катастрофическими. За пять дней российско-грузинского конфликта стало ясно, что у Вашингтона нет рычага давления на Москву и что намерение Буша сохранить территориальную целостность Грузии – не более чем риторика. В конечном счете, генералы НАТО не были готовы отправить солдат, чтобы они ценой своей жизни защищали Гори, родину Иосифа Сталина.
Это усугубило поляризацию мнений в американской внешнеполитической полемике, углубив раскол между «реалистами» и «моралистами».
В январе 2009 г. к власти пришла администрация Барака Обамы, и политика США в отношении России изменилась. Объявленная «стратегия перезагрузки» коренится в желании Вашингтона улучшить отношения с Москвой и в сотрудничестве с ней заняться глобальными проблемами: сокращением ядерных вооружений и ограничением ядерных амбиций Ирана. Решение конфликтов на постсоветском пространстве предоставили ЕС.
В новой реальности США перестали быть европейской державой в том смысле, в котором они ею были во времена холодной войны или в 1990ые гг.
Балансовый отчет по России
Говоря в военных терминах, Россия выиграла августовскую войну 2008 г., хотя успех был несколько омрачен неисправным функционированием ее вооруженных сил. Война придала легитимности режиму Владимира Путина-Дмитрия Медведева; российская общественность ее одобрила, и эта «маленькая победоносная война» стала желанной переменой после двух унизительных десятилетий (многие россияне до сих пор не оправились от травмы 1990-х гг.). Опросы общественного мнения среди россиян показали, что даже беспризорники считают Грузию и Соединенные Штаты главными врагами России. Обобщая, можно сказать, что по итогам войны Грузия и Украина практически утратили шансы присоединиться к НАТО в ближайшее десятилетие.
В то же время, жесткая военная реакция России повлекла за собой стратегические потери. Война не сделала Кавказ более безопасным. Россия признала независимость Южной Осетии и Абхазии (в этом к ней присоединилась одна страна – Никарагуа), и это только повышает риск нестабильности в регионе. В Ингушетии и других подобных областях учащаются политические убийства; это говорит о том, что регион выходит из-под контроля. Российский аналитик Николай Петров утверждает, что чеченский президент Рамзан Кадыров уже предлагает дать «абхазский» статус Чечне.
Другие постсоветские государства осудили ревизионизм Кремля. Признав независимость Южной Осетии и Абхазии, Россия на следующий же день оказалась в полной дипломатической изоляции.
Это указывает на то, что на следующем повороте истории Россия из-за победы над Грузией может понести больше стратегических убытков, чем из-за поражений в период «цветных революций» 2003-2005 гг. Тогда Россия утратила престиж и свои позиции в Грузии и на Украине. Зато у нее появились общие интересы с диктаторами постсоветского пространства, что позволило ей усилить свое влияние в некоторых областях региона.
Теперь же Россия очевидным образом превратилась в ревизионистскую державу, которой боятся и которой сопротивляются ее соседи, и ее позиция и риторика (в частности, заявления о том, что она защищает интересы своих граждан в постсоветских государствах) в корне изменили отношение к русским меньшинствам в «ближнем зарубежье».
Кремль признал независимость Южной Осетии и Абхазии, имея перед собой четко сформулированную цель: «разрушить западную монополию на двойные стандарты». Это был жест силы – непосредственная реакция на то, что Запад в феврале 2008 г. признал независимость Косово, - но он оказался проявлением слабости. На самом деле, разница между «делом Косово» и «делом Южной Осетии» состоит в том, что Сербия, пережив натовскую бомбардировку (по ее мнению, противозаконную) и лишившись Косово, по-прежнему имеет шансы стать членом НАТО и Евросоюза, а не их врагом. И в этом состоит радикальное отличие от Грузии: единственное будущее, о котором может мечтать она, - это оказаться подальше от российской сферы влияния.
Когда главой Белого дома стал Барак Обама, это сказалось на всём. В свете его нового подхода к внешней политике, Россия как лидер международного антиамериканского сопротивления в значительной мере утратила свою привлекательность. Теперь, когда в мире установился многополярный порядок, у России больше поводов для страха, чем для торжества. Из-за мирового финансового кризиса усилилась тенденция к снижению цен на энергию и к сокращению соответствующих статей дохода. Отсюда новые поводы для беспокойства: российская экономика слабеет и теряет инвестиционную привлекательность. В 2008-2009 гг. группа БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) преобразовалась в БИК-плюс-Россия. Кризис укрепил международное положение Китая, Индии и Бразилии и открыл перед ними новые перспективы. Что касается России, то ее великодержавное будущее всё более сомнительно.
Балансовый отчет по Евросоюзу
После грузинско-российской войны уровень доверия к Евросоюзу повысился; отчасти это произошло благодаря его энергичному дипломатическому посредничеству в урегулировании военного конфликта. В этой взрывоопасной ситуации Евросоюз вел себя последовательно, делал ставку на миротворческую деятельность, а после войны его присутствие на Кавказе и на всем постсоветском пространстве стало более заметным. Например, ЕС предложил шести постсоветским странам идею «Восточного партнерства»; это во многом стало прямым ответом войне (идея Восточного партнерства была высказана еще весной 2008 г. – «Полит.ру»).
С другой стороны, ответственность ЕС за происходящее на Кавказе заметно возрастает, а это очень рискованно, так как в настоящий момент у Европы нет ни действенной стратегии, ни общественной поддержки, а это необходимо для более тесного взаимодействия с регионом. Если в Брюсселе или в странах-участниках кто-то полагает, что ЕС сможет просто воспроизвести балканскую стратегию, то это иллюзия. Грузины настойчиво требуют, чтобы Соединенные Штаты приняли участие в наблюдательной миссии ЕС, и Брюсселю волей-неволей придется сделать выбор: «разбираться с Грузией самостоятельно», тем самым, смягчая натянутые отношения с Россией, или использовать на Кавказе трансатлантическую стратегию.
Подлинные победители
Единственными настоящими победителями в российско-грузинской войне оказались (по крайней мере, на настоящий момент) Китай и Турция. Китай воспользовался этой войной, чтобы с помощью экономических рычагов установить политическое влияние на постсоветском пространстве. Именно Китай де-факто побуждал постсоветские республики к сопротивлению, когда Москва пыталась выдавить из них признание независимости Южной Осетии и Абхазии. До войны и кризиса Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) находилась под московским влиянием; благодаря сочетанию этих двух факторов контроль над организацией перешел к Пекину.
Турция вышла из войны независимой региональной державой, у которой есть воля, возможность и право выступать посредником практически во всех конфликтах в этом регионе. Оттепель в турецко-армянских отношениях – это один из положительных побочных эффектов, которые дала война.
Важно подчеркнуть, что «мягкая сила» Анкары – в отличие от московской – состоит не в сопротивлении Западу, а в успешной адаптации западной модели при сохранности собственного политического характера и соблюдении своего суверенитета и национальных интересов. В региональной политике Турция искусно использует свою многоликость: это и мусульманская демократия, и светская мусульманская республика, и кандидат в члены Евросоюза, и стратегический партнер Соединенных Штатов. При этом она выступает как независимая держава, которая способна и готова отстаивать свою позицию.
Дилеммы государствостроения
Российско-грузинская война показала, что для обеспечения европейской безопасности необходимо хорошо понимать многообразные и сложные процессы государствостроения, которые идут в Евразии.
В этом смысле Европа начиная с 1990-х гг. напоминает Африку в 1960-е гг. Континент превратился в крупнейшую в мире государствостроительную площадку. В одно и то же время Украина, Грузия и Белоруссия стремились построить суверенные национальные государства; Евросоюз строил свою постмодернистскую империю, а Россия всё еще пыталась создать первое в своей истории неимперское государство. Все государствостроительные опыты крайне рискованны, и неудачи в них неизбежны. У всех своя логика и свои неожиданные результаты.
В 2000ые гг. элиты почти всех постсоветских республик перестали быть вынужденными вассалами Москвы или ее яростными оппонентами и превратились в прагматиков в духе Тито, которые, используя конкуренцию между Россией и Западом, развивают собственные государствостроительные проекты и усиливают свое влияние.
Принципиальные различия между государственными проектами дали начало трем трактовкам суверенитета. Небольшие постсоветские республики обычно трактуют суверенитет в правовых терминах; им важно равноправие гражданский наций в мировом сообществе. Для России суверенитет – это не юридическая условность, а вопрос возможностей; здесь необходимы военная мощь, национальная экономика и культурная идентичность (этот подход полагает право на суверенитет только за «великими державами»). Евросоюз рассматривает суверенитет как «место за столом», политический пропуск в сообщество с ограниченным членством, объединенное общими интересами. Различные представления о суверенитете и есть главная причина недоразумений в политике евразийского региона.
Эти подходы, в свою очередь, воплощаются в троекратных противоречиях, лежащих в основе нынешней нестабильности в Европе. Из-за них всё больше государств становятся слабыми и дисфункциональными; Россия считает, что в интересах безопасности необходимо контролировать весь регион; элиты же постсоветских государств полагают антироссийские настроения и политику богатым ресурсом для своих государствостроительных проектов.
Причины российского ревизионизма
Наиболее важным итогом августовской войны 2008 г. стала наглая самопрезентация России в качестве ревизионистской державы. Российский ревизионизм действительно существует, но он отражает вовсе не возрожденные имперские амбиции Москвы. Кремлевский ревизионизм – это следствие ее растущего беспокойства. Россия обнаружила свою уязвимость в тот самый момент, когда Кремль попытался восстановить международный статус Москвы (см. «Россия и война в Грузии: великодержавная ловушка»).
Россия Владимира Путина боится, с одной стороны, потерять территории, а с другой - утратить международную значимость. Оба страха закономерны. Проблема в том, что Россия не хочет или не может выразить их в диалоге с Западом: Кремль полагает, что разговор в терминах страха проинтерпретируют как признак слабости. Нынешняя цель кремлевской внешней политики состоит в том, чтобы не продемонстрировать слабость России, раз уж она не может быть сильной. Как сказал Владимир Путин, «Россия или будет великой державой, или её не будет вовсе».
Для беспокойства у России есть три причины.
Во-первых, путинская Россия, как и сталинский Советский Союз, и Российская империя, одержима идеей надежных границ. Огромный ядерный арсенал дал России статус великой державы, но не безопасность.
Во-вторых, тревожность вообще свойственна путинскому поколению, и это следует учитывать, интерпретируя действия Кремля. Поколение Путина несет отпечаток распада Советского Союза. Российская элита, узревшая падение мира, «который был вечным, пока не исчез», прониклась почти мистической тревогой. В поиске абсолютной безопасности путинская элита почти иррациональна.
В-третьих, Москва с глубоким подозрением относится к современному миропорядку, основанному на растущей экономической и политической взаимозависимости.
Именно это укоренившееся беспокойство, свойственное как элите, так и всему обществу, формирует российское мировоззрение.
Причины европейской неопределенности
Проблема Евросоюза состоит в неопределенности как своей роли в мире, так и судьбы той модели, которую он представляет. Теперь, когда в результате российско-грузинской войны ЕС принял участие в кавказских проблемах, необходимо прояснить дилеммы, которые перед ним стоят. Европейский союз разрывается между принципом открытости для новых членов (в этом заключается его мягкая сила); политическим давлением, вынуждающим установить «окончательные границы Европы»; и вариантом вообще прекратить прием новых членов (большинство его граждан хотят именно этого). Евросоюз попал в воронку истории: он успешно расширяется, но его население не считает это поводом для радости.
Греческий дипломат и политолог Алекс Рондос (Alex Rondos) блестяще описал дилемму ЕС. Он заметил, что разница между Америкой и Европой подобна разнице между миссионером, который путешествует по свету, обращая людей в свою веру, и монахиней, которая хочет весь мир привести в свой монастырь. Америка не была бы Америкой без своего миссионерского пыла, а ЕС перестанет быть собой, если закроет двери монастыря и не будет впускать странников.
Вторая причина неопределенности ЕС – это постоянно меняющийся геополитический контекст. Хотя в последние годы Европа была одним из самых строгих критиков однополярного мира Америки, этот американский мир доброжелательно относился к европейскому проекту, и ЕС получал от американской однополярности огромную выгоду. Благодаря господству Америки Евросоюз появился на мировой арене в качестве великой державы. Благодаря американскому зонтику безопасности ЕС смог стать мировой державой, не становясь при этом державой военной.
Теперь всё изменится. Мир, который мы знали, исчез. Американское господство закончилось, и Европе предстоит столкнуться с новым, менее доброжелательным миром. В этом постамериканском мире на международной арене, скорее всего, будут господствовать традиционные державы образца XIX века, мнение которых радикально расходится с позицией брюссельского консенсуса. Если взгляды XIX века вновь обретут актуальность, ЕС станет на этой арене вынужденным игроком; это обостряет неопределенность его роли во все более неопределенном мире.
После похорон
Оценивая последствия российско-грузинской войны, важно ответить на один вопрос: будет ли мир, сложившийся после августовской войны 2008 г., подходящим для создания легитимного и справедливого порядка по европейскому образцу, или в нем эта цель станет менее достижимой?
Здесь возможны два ответа: крайне пессимистический и умеренно оптимистический.
Пессимисты скажут, что, превратив российско-грузинскую войну в пустяк, Запад дает Кремлю стимул закрепить свой «успех» в других частях постсоветского пространства; в таких условиях надежды на установление европейского порядка иллюзорны.
Оптимисты считают, что российско-грузинская война ознаменовала провал сразу двух проектов: российской попытки восстановить в Европе политику сфер влияния и попытки Запада построить Европу без России.
Если правы пессимисты, нам предстоит долгая ночь. Если правы оптимисты, смерть этих двух проектов означает, что пора подумать о третьем.
Иван Крастев – председатель Центра либеральных стратегий в Софии (Болгария). Он работал исполнительным директором Международной Комиссии по Балканам, возглавляемой Джулиано Амато. Приглашенный научный сотрудник Institute for Human Sciences (IWM) в Вене (июнь-декабрь 2009 г.).
Иван Крастев – главный редактор болгарского издания Foreign Policy; часто печатается в Transit - Europäische Revue (издаваемом при IWM). Среди его англоязычных публикаций: Shifting Obsessions: Three Essays on the Politics of Anti-Corruption (- «Меняющиеся навязчивые идеи. Три эссе на темы антикоррупционной политики», CEU Press, 2004); соредактор наряду с Алиной Мунгиу-Пиппиди: Nationalism after Communism: Lessons Learned (- «Национализм после коммунизма: усвоенные уроки», CEU Press, 2004); соредактор наряду с Аланом Макферсоном: The Anti-American Century (- «Антиамериканское столетие», CEU Press, 2007).
(1) “There's no success like failure”. Автор ссылается на песню Боба Дилана “Love Minus Zero/No Limit”.
См. также:
- Иван Крастев. Россия и война в Грузии: великодержавная ловушка
- Иван Крастев. Еще один кризис легитимности в Европе
- Иван Крастев. Европа: транс нереальности
- Иван Крастев. Россия как «другая Европа»
