1. О роли культуры.
Что отличает успешные в экономическом плане страны от неуспешных? Вовсе не рыночная экономика – ее элементы есть во многих странах, в том числе самых отсталых. Отличают иные факторы, например, наличие правового государства, защищенность частной собственности, условия жизни подавляющей части граждан, возможности для самореализации, для проявления инициативы. И многое другое, что может быть отнесено к явлению, называемому культурой – в широком понимании этого слова.
Фактически культура – всеобъемлющее явление. Она проникает во все сферы жизни общества. Этот феномен обнимает все, что создано руками и умом человека, что появилось в процессе эволюции. Язык, бытующие в обществе идеи, поведенческие нормы, традиции, исторический опыт, материальные предметы, которые окружают нас – все это проявления культуры. Включая само общество и государство.
Ученые достаточно давно установили: биологически все народы, населяющие Землю, одинаковы. Нет интеллектуального неравенства, связанного с национальной или даже с расовой принадлежностью. Различия носят исторический характер. Все определяется тем, в какой стране и в какой семье вырос человек, то есть все зависит от социально-культурного развития: от воспитания и образования. (Любопытный пример: в 1938 году французская научная экспедиция обнаружила в Парагвае очень древнее и примитивное племя, которое при виде пришельцев разбежалось, оставив у костра полуторагодовалую девочку. Антропологи подобрали ее, привезли в Париж, и она, по сути родившаяся в каменном веке, выросла настоящей парижанкой, абсолютно адаптированной к европейскому образу жизни, владеющей тремя языками).
Крупнейший мыслитель XX века Эрих Фромм с полным основанием утверждал, что человек – продукт культуры. В книге «Бегство от свободы» (1941 г.) Фромм писал: «Самые прекрасные, как и самые уродливые, наклонности человека не вытекают из фиксированной, биологически обусловленной человеческой природы, а возникают в результате социального процесса формирования личности. Иными словами, общество осуществляет не только функцию подавления, хотя и эту тоже, но и функцию созидания личности. Человеческая натура – страсти человека и тревоги его – это продукт культуры; по сути дела, сам человек – это самое важное достижение тех беспрерывных человеческих усилий, запись которых мы называем историей».
Прежде всего культура – то, что «в головах людей», что проявляется каждодневно во взаимоотношениях на работе, на улице, в общественном транспорте, дома, в тех или иных контактах с органами власти. И лишь во вторую очередь она в материальных предметах, окружающих человека: зданиях, бытовых предметах, книгах и иных носителях, хранящих накопленные знания, и т.д. Вот почему оказывается, к примеру, что вопрос о совершенстве действующего законодательства менее важен, чем вопрос о том, как исполняется это законодательство.
Каждой цивилизации отвечает своя культура. По сути, именно она является продуктом развития цивилизации. Можно говорить о культуре применительно к человечеству и о культуре отдельных народов. Национальные особенности связаны с культурными отличиями. Именно они определяют повседневную ткань жизни разных народов. А значит, и непохожесть того, как «устроено» будничное существование жителей Китая и, например, Бразилии, жителей Дании и Пакистана.
Культура определяет менталитет народа – систему приоритетов и ценностей. Кроме того, культура воспроизводит саму себя, прежде всего в тех сферах, которые непосредственно связаны с человеческим существованием, повседневной жизнью, и потому является воплощением консерватизма. Именно по этой причине изменение менталитета – трудный и длительный процесс.
Страны Западной Европы и Северной Америки, уже не первое столетие наиболее успешные в экономике и социальной сфере, принадлежат западноевропейской культуре. К существенным факторам, определяющим ее, следует отнести: а) законопослушность; б) умение граждан нести ответственность за себя; в) уважение к личности (самоуважение – как обратная сторона уважения к личности). На законопослушности зиждется правовое государство. Умение граждан и, соответственно, потребность нести ответственность за себя, равно как и уважение к личности, дополняемое самоуважением, являются фундаментом гражданского общества.
Главная ценность западноевропейской культуры – свобода. Причем речь идет о свободе как внутреннем состоянии. Западноевропейская цивилизация воспитала потребность в особой свободе, не беспредельной, лишенной каких-либо границ (русская вольница), а неразрывно связанной с пониманием связи между собственной свободой и свободой других людей, между свободой и ответственностью за собственные поступки, решения.
Ключевое место в западноевропейской культуре занимает уважение к частной собственности, предполагающее соответствующие гарантии ее защищенности, независимости от власти. Институт частной собственности сформировался в Западной Европе достаточно давно. (К примеру, в Англии – в XIII веке). Но определяющим, как будет показано ниже, является не наличие частной собственности, а ее приоритет по отношению к власти, то есть такое положение, когда любые властные полномочия чиновников не могут обеспечить незаконное изъятие частной собственности без согласия на то собственника. (На ключевое значение приоритета частной собственности по отношению к власти неоднократно указывал в своих работах известный историк, профессор ГУ-ВШЭ Леонид Васильев).
Не менее ключевое значение имеет соотношение государства и человека. Во всех восточных деспотиях и недемократических государствах во все времена и поныне приоритет неизменно отдавался и отдается государству по отношению к человеку. Но именно приоритет человека по отношению к государству обеспечил успешное развитие экономики в странах Западной Европы и Северной Америки, а позднее обеспечил развитие в социальной сфере.
Важно понимать, что демократия в экономически развитых странах прежде всего проистекает из культуры граждан – являет собой стиль жизни и стиль мышления подавляющей их части.
Именно культура определяет экономику и политику. Самый яркий пример, подтверждающий это – опыт СССР. Различие в экономических и социальных показателях между республиками Прибалтики и Средней Азии были разительными – и в степени развитости высокотехнологичных производств, и в качестве производимой продукции, и в условиях и качестве жизни основной массы жителей этих республик. Вместе с тем, экономическая модель и политическое устройство были одинаковыми. А вот культура в республиках Прибалтики и Средней Азии отличалась кардинально. Первые с давних пор тяготели к Западной Европе, что находило отражение в и культуре поведения, и в культуре производства, и во всем остальном. Культура среднеазиатских республик даже во второй половине ХХ века оставалась на уровне умеренных восточных деспотий, ни коим образом не ориентированных на реализацию творческого потенциала граждан, не способных обеспечить ни качества продукции, ни качества жизни.
Необходимо подчеркнуть значение западноевропейской культуры как универсальной, дающей возможность наиболее полно использовать потенциал общества, каждого из его членов. Адаптация ценностей этой культуры – вовсе не унизительное копирование Запада, а использование открытых в Западной Европе закономерностей, связывающих определенную культуру и успешность модернизации. Например, соединение элементов западноевропейской культуры с традиционной культурой в послевоенной Японии позволило стране Восходящего Солнца добиться впечатляющих успехов не только в экономике, но и социальной сфере. Хотя надо отдавать себе отчет в том, что адаптация западноевропейских ценностей была успешной благодаря американской оккупации.
Говоря о западноевропейской культуре, известный философ Александр Ахиезер в объемном труде «Россия: критика исторического опыта» (1998 г.) отмечал: «Развитие либеральной цивилизации совпадает с формированием первой универсальной культуры человечества, которая оказалась сильнее всех мировых религий по своей массовости, широте и глубине охвата, по своей способности превращаться в основу не только церкви, но и государства. Эта культура носит плюралистический, диалогический характер, позволяя одновременно культивировать и исторически сложившиеся культуры, т. е. сохранять самобытность, разнообразие культур. Она носит динамичный характер, имеет тенденцию опираться на науку. Эта культура во многом позволила либеральной цивилизации в конечном итоге неуклонно повышать уровень сложных решений, затрагивающих судьбы стран и человечества, оставляя позади жалкие потуги провинциальных и невежественных лидеров России решать судьбы стран и народов.»
Россия с давних времен тяготела к западной цивилизации. При одних правителях (прежде всего при Николае I) – в меньшей степени, при других (таких, как Петр I, Екатерина II) – в большей. Однако, за долгое время Россия так и не смогла за прошедшие столетия преодолеть последствий татаро-монгольского нашествия. Наиболее серьезные из них: длительное отсутствие частной собственности, упраздненной татаро-монгольскими захватчиками; незащищенность, бесправие населения пред лицом государства.
Россия фактически оказалась меж двух цивилизаций. Можно тешить себя мыслью, что она играла роль моста между Европой и Азией, но из нескольких возможных вариантов евразийства мы получили наименее оптимальный. Мы не восприняли ни азиатского трудолюбия, аккуратности, ни основных составляющих европейских традиций, например, законопослушности, уважения к личности, к человеческой жизни. Да и как говорить об уважении к личности, к человеческой жизни в стране, где дворяне получили гарантии прав и свобод только во второй половине XVIII века, где до 1861 года существовало официальное рабство, а Манифест Александра II, отменив крепостное право, не смог отменить фактического рабства, которое с новой силой утверждалось в ХХ веке большевиками.
Проблема дореволюционной России была в огромном различии между культурой сравнительно небольшого слоя интеллигенции – дворян и разночинцев, которые, как правило, тяготели к Западной Европе, к либеральным ценностям, и культурой основной массы населения, разделявшей патриархальные ценности. Именно носители этой культуры так легко приняли посулы коммунистов, а вслед за тем – отмену частной собственности, жесточайшую диктатуру, массовые репрессии, именно они органично признали право государства контролировать жизнь граждан во всех ее проявлениях, жертвовать этой жизнью ради неких «высших» целей.
2. Составляющие культуры
Определяя состояние культуры, целесообразно выделять наиболее важные ее составляющие, ставя их по степени важности:
Культура взаимоотношения человека и государства. Может проявляться и исследоваться в самых разных формах. Чаще всего поднимается вопрос об отношении граждан к государству. Спектр отношения простирается от этатизма, то есть культа государства, до анархизма, полного отрицания позитивной роли государства. Между этими крайними позициями расположены остальные варианты отношения, от романтического, до прагматического и настороженного. Так, Гуго Гроций в знаменитом произведении «О праве войны и мира» (1625 г.) писал: «Государство есть совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы». А английский философ Томас Гоббс (1588-1679) уподоблял государство Левиафану – библейскому морскому чудовищу, обладавшему огромной силой.
В обществе может превалировать то или иное отношение к государству: бо́льшая часть населения может доверять или не доверять ему, надеяться или не надеяться на него, желать или не желать его преобразования. Социологи постоянно отслеживают изменения в общественном мнении, стараются объяснять их. Однако по-настоящему фундаментальным является иной вопрос: чему отдается приоритет – человеку перед государством, либо государству перед человеком? Фактически этим определяется тип государства. Невозможно существование демократического государства, основанного на приоритете государства перед человеком. Причем речь не только и не столько о формулировках в конституции или основополагающих законах (хотя они крайне важны), речь прежде всего о повседневной практике, проявляющейся в общении граждан с различными органами власти и их представителями, в решениях, принимаемых различными уровнями власти, речь о стиле мышления и стиле жизни подавляющей части граждан, в число которых входят и чиновники, прекрасно осознающие свою роль в государстве, отдающем приоритет человеку.
Если власть может пренебрегать интересами отдельных людей, она будет пренебрегать ими; если власть может принимать решения единолично, не советуясь с разными группами населения, она будет делать это. Приоритет человека перед государством заставляет власть считаться с интересами граждан, исходить из этих интересов, а решения принимать, учитывая мнение различных групп населения;
Культура взаимоотношения частной собственности и власти – наличие либо отсутствие разделения частной собственности и власти, приоритет власти либо частной собственности, определяющий тип экономики: рыночная экономика невозможна без приоритета частной собственности. В книге Е.Гайдара «Государство и эволюцию» (1995 г.) в главе 1 подчеркивается: «В истории восточные общества возникли за много тысяч лет до западных. Отношения власти реально являются важнейшими для упорядочивания ситуации в любом человеческом общежитии, начиная с племени. Отношения власти и подчинения возникают раньше, чем накапливается собственность, чем формируется система отношений собственности. Исторически власть первична по отношению к собственности. Само накопление собственности становится возможным во многом благодаря тому, что власть структурирует, организует человеческую общность и ее деятельность. Естественно, что затем отношения собственности начинают размешаться внутри уже сложившейся "матрицы власти".» Далее Гайдар отмечает: «Обычай отделять собственность от места в структуре власти прокладывает дорогу усложнению социальной структуры, множественности иерархий, не поглощаемых государством… Лучший стимул к инновациям, повышению эффективности производства – твердые гарантии частной собственности. Опираясь на них, Европа с XV века все увереннее становится на путь интенсивного экономического роста, обгоняющего увеличение населения.» И ниже: «Если легитимность собственности не зависит от государства, если она первична по отношению к государству, то тогда само государство будет работать на рынок, станет его инструментом.» О значении частной собственности хорошо сказал Ричард Пайпс в книге «The Russian Revolution» (New York, 1991 г.): «Можно утверждать, что частная собственность является важнейшим институтом социальной и политической интеграции общества. Владение недвижимостью создает приверженность политическому и правовому порядку, поскольку оно является непременным условием сохранения прав собственности и приобщает граждан к управлению государством. Собственность как таковая способствует насаждению в массах населения уважения к закону и заинтересованности в сохранении status quo. История свидетельствует, что общества, в которых собственность, особенно на землю и жилища, общедоступна, отличаются большей консервативностью и стабильностью, а по этой причине менее подвержены любого сорта потрясением. Именно поэтому французский крестьянин, который в XVIII в. был источником смут, благодаря завоеваниям Французской революции стал в XIX в. опорой консерватизма.»;
Законопослушность – следование Закону в любой ситуации, равенство перед Законом всех граждан, независимо от их положения и финансового состояния, как следствие, наличие правового государства. Иногда говорят об уважении к Закону, бытующем в обществе, имея в виду не автоматическое уважение к любому, даже несовершенному закону, а именно законопослушность;
Правовая культура примыкает к законопослушности, но предполагает знание гражданами своих прав и обязанностей, умение цивилизованно защищать свои права через судебную систему;
Политическая культура – умение отстаивать свои политические интересы через участие, в той или иной форме, в политической деятельности. В данном случае используется более узкое понятие политической культуры, чем принято обычно. Так, согласно известному исследователю данного феномена Г.Алмонду, политическая культура есть «субъектное измерение общественных основ политической системы, то есть совокупность всех политически релевантных мнений, позиций и ценностей субъектов конкретного социального и политического организма.» В частности, культура взаимоотношения человека и государства может быть отнесена к политической культуре, но данная составляющая имеет важное самостоятельное значение и поэтому рассматривается отдельно. Политическая культура в узком значении подразумевает понимание подавляющей частью общества ключевой роли политических партий как особого вида общественных объединений, понимание значения политической идеологии и политических программ, внимание к выборам в представительные и исполнительные органы власти;
Культура самоорганизации – умение подавляющей части граждан самоорганизовываться для защиты разных своих интересов посредством создания различных общественных объединений, нацеленных на согласование конкретных интересов, что приводит к существованию большого числа самых разных общественных организаций, от домовых советов до массовых корпоративных организаций, помогающих эффективно отстаивать интересы отдельного человека как жителя дома, квартала, города, сотрудника либо руководителя предприятия, представителя профессии и т.д.;
Поведенческая культура – умение вести себя в обществе, требующее соответствующего состояния общества. Предполагает не только знание индивидуумом определенных норм и правил поведения, но и их выработку в ходе развития общества. Каждому обществу соответствует своя поведенческая культура. Вместе с тем, говоря о культурном поведении, мы имеем в виду западноевропейскую культуру;
Культура сочетания индивидуального и коллективного – приоритет индивидуального либо коллективного, либо умение гармонично сочетать личные и коллективные интересы;
Толерантность – терпимость к чужому мнению, уважение чужого мнения, учет в той или иной мере мнения меньшинства. Толерантность – непременное условие существования современного демократического общества, старающегося учитывать разные интересы и точки зрения;
Умение нести ответственность за себя – понимание большей частью общества того, что личный успех и благополучие связаны с итогами труда человека и, соответственно, понимание того, что нельзя перекладывать на государство ответственность за себя. Обратная сторона умения нести ответственность за себя – социальный инфантилизм, предполагающий перекладывание ответственности за себя на государство;
Достижительская культура – нацеленность на достижение успеха в каком-либо деле. В основном достижительская культура присуща представителям западноевропейской цивилизации, ставящим перед собой конкретные задачи в рамках биографического проекта;
Самоуважение (Уважение к личности). Вариант – достоинство. Важнейший фактор, делающий человека реальным членом общества, гражданином в полном смысле этого слова. С самоуважением неразрывно связано уважение к личности, бытующее в обществе. Известный русский историк и философ XIX века К.Д.Кавелин подчеркивал: «Личность, сознающая сама по себе свое бесконечное, безусловное достоинство… есть необходимое условие всякого духовного развития народа.» Самоуважение неразрывно связано с уважением к личности. В деспотиях и диктатурах отсутствует уважение к личности и, соответственно, самоуважение;
Культура деловых отношений – следование писанным и неписанным правилам, обеспечивающим надежность партнеров в ходе совместной деятельности, высокое чувство ответственности за данные обязательства;
Культура производства – умение организовать производство таким образом, чтобы неизменно обеспечивать требуемое качество как на уровне комплектующих, так и конечной продукции;
Технологическая культура – умение обеспечивать выполнение технологических процессов и операций в полном соответствии с разработанными для них требованиями. Отсутствие технологической культуры так же сказывается на качестве продукции, как и низкая культура производства.
Следует отметить, что перечисленные составляющие не исчерпывают столь сложного явления, как культура. Но они наиболее важны с точки зрения влияния на менталитет народа, на способность страны и общества к модернизации. С другой стороны, эти характеристики являются универсальными: любая из них присутствует в каждой культуре в том или ином виде. К примеру, давняя беда России – правовой нигилизм представляет собой отсутствие законопослушности, а как следствие – правового государства.
Если давать краткую характеристику, то западноевропейскую культуру конца ХХ века отличали:
- давно установленный приоритет человека перед государством;
- давнее и надежное разделение частной собственности и власти при высоких гарантиях прав частной собственности;
- глубоко укорененная законопослушность;
- высокая правовая и политическая культура;
- давнее умение к самоорганизации;
- высокая поведенческая культура;
- давнее умение гармонично сочетать личные и коллективные интересы;
- высокая степень толерантности в обществе, давнее уважение к чужому мнению, умение учитывать в той или иной мере мнение меньшинства;
- глубоко укорененное умение подавляющей части общества нести ответственность за себя;
- нацеленность значительной части общества на достижение успеха за счет собственных усилий;
- высокая степень самоуважения, равно как и уважение к личности;
- высокий уровень культуры деловых отношений, культуры производства, технологической культуры.
3. Западноевропейская культура
Прекрасно ухватил суть западноевропейской культуры наш соотечественник Петр Чаадаев. В первом из своих «Философских писем» (1829 г.) он писал:
«Народы Европы имеют общее лицо, семейное сходство. Несмотря на их разделение на ветви латинскую и тевтонскую, на южан и северян, существует общая связь, соединяющая их всех в одно целое, явная для всякого, кто углубится в их общую историю. Вы знаете, что еще сравнительно недавно вся Европа носила название Христианского мира, и слово это значилось в публичном праве. Помимо общего всем характера, каждый из народов этих имеет свой особый характер, но все это только история и традиция. Они составляют идейное наследие этих народов. А каждый отдельный человек обладает своей долей общего наследства, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянные в обществе знания и пользуется ими… И заметьте, что речь идет здесь не об учености, не о чтении, не о чем-то литературном или научном, а просто о соприкосновении сознаний, о мыслях, которые охватывают ребенка в колыбели, окружают его среди игр, которые нашептывает, лаская, его мать, о тех, которые в форме различных чувств проникают до мозга его костей вместе с воздухом, которым он дышит, и которые образуют его нравственную природу ранее выхода в свет и появления в обществе. Хотите знать, что это за мысли? Это мысли о долге, справедливости, праве, порядке. Они происходят от тех самых событий, которые создали там общество, они образуют составные элементы социального мира тех стран. Вот она, атмосфера Запада, это нечто большее, чем история или психология, это физиология европейского человека.» Очень точная и вполне современная характеристика западноевропейской культуры, данная сто восемьдесят лет назад.
Западная цивилизация, обеспечившая бурное развитие науки начиная с XVII века, добившаяся в XIX-XX веках наибольших успехов в экономике, промышленном производстве, целиком зиждется на особом типе культуры, исторически возникшем в Западной Европе в средние века. Европейская культура формировалась длительное время под воздействием множества факторов. Среди них не только протестантизм, но также индивидуализм, получивший серьезное развитие в эпоху Возрождения. Немалую роль сыграло и Просвещение. Известный философ Вадим Межуев считает, что пройдя именно эти три ключевых момента: Возрождение, Реформацию и Просвещение, западноевропейская культура смогла приобрести современное состояние, обеспечив экономическое, а затем и социальное процветание подвластных ей стран. (Вряд ли стоит напоминать, что в России не было Возрождения, Реформации, а Просвещение коснулось ее в слабой степени).
Ганс Майер в статье «Европейская культура: фантом или реальность?» («Вестник Европы», № 12 за 2004 г.) отмечает: «Несомненно, Европа во многом послужила испытательным полигоном для современного мира. Многие рациональные структуры глобального единого мира – европейского происхождения. Властное отношение человека к природе, переход от охранительной агрикультуры к деятельности по сознательному изменению и выведению новых форм, развитие торговли на широких пространствах, техники, серийного производства, возникновение научной культуры, как и культуры памяти, – все это европейские достижения.»
Согласно Гансу Майеру: «… европейской считается такая манера жизни, которую определяют подвижные, изобретательные, приспосабливающиеся к новым условиям люди, определяет радость открытий и рациональное отношение к миру; это образ жизни, для которого индивидуальность значит больше, чем масса, а свобода – больше, чем власть.»
Г.Майер вполне закономерно отмечает, что внешние условия Европы, а в еще большей степени внутренняя установка европейцев постоянно приводили к тому, что Европа сопротивлялась чужим попыткам подчинить ее внешней силе. На протяжении столетий она успешно отражала натиски многочисленных завоевателей с Востока и Юго-Востока: персов, гуннов, монголов, турок. К тому же гегемонистские тенденции в самой Европе никогда не были долговечными – это касается не только попыток создания габсбургской империи в XVI веке, но и более поздних устремлений Людовика XIV, французской революции и Наполеона, не говоря уже о тоталитарных государствах Муссолини, Гитлера и странах-сателлитах СССР в ХХ веке. Римская империя и ее продолжение франками, а затем немцами в Священной Римской империи германской нации смогли оставить длительный след в истории лишь постольку, поскольку им удалось не просто создать аппарат власти, но и правовые структуры, а также цивилизованные формы жизни. Мир европейских государств всегда был более плюралистичен и разнообразен, чем мир соседей: византийцев, монголов, османских турок. И, что особо важно подчеркнуть, великороссов. Наряду с большими державами и нациями в европейской политической структуре постоянно присутствовали малые страны, города-государства, федеративные образования. При этом пространственная ограниченность являлась типичным признаком европейской жизни.
За последние столетия западноевропейская культура пережила социальную модернизацию. Современную западноевропейскую или западную культуру отличают приоритет рационального мышления, умение граждан нести ответственность за себя, ориентация на социальный успех, приверженность к демократическим ценностям: свободе слова, свободе личности и так далее.
Развитие западной цивилизации неразрывно связано со становлением либеральной демократии, основные постулаты которой уже привычны нам: все люди рождаются равными и свободными; никто не имеет права отнимать у человека то, что дал ему Творец – жизнь и свободу выбора; общество должно быть устроено таким образом, чтобы никто никогда не был стеснен в осуществлении этих неотъемлемых прав человека. Если государство ради своих целей лишает граждан жизни или силой навязывает им свою волю, оно – дьявольское орудие, какими бы благими намерениями ни оправдывали свои дела тираны.
Индустриальный подъем в Англии, начавшийся еще в XVIII столетии, показал, что свобода личности и равенство всех перед законом не только оправданны морально, но и чрезвычайно полезны для общества. В массовом сознании все прочнее укоренялись убеждения, что права и свободы личности священны и неприкосновенны, что они более значимы, чем любые интересы общества и государства.
Рассмотрим подробнее состояние наиболее важных составляющих западноевропейской культуры:
Культура взаимоотношения человека и государства.
В странах Западной Европы и Северной Америки давно установился приоритет человека перед государством, что, как показывает многовековый опыт, отнюдь не разрушает основы государства. Тон в этой сфере задавала Англия. Еще Иван Грозный высказывал удивление, почему королева Англии Елизавета I допускает существование парламента, в котором заседают «мужики торговые» – так он величал купцов. А побывавший в России в 80-е годы XVI века английский дипломат Джайлс Флетчер отмечал в написанной по итогам поездки книге: «Правление у них чисто тираническое: все его действия клонятся к пользе и выгодам одного Царя и, сверх того, самым явным и варварским образом.» Так что англичан уже тогда удивлял наш способ жизни, напрочь пренебрегающий интересами отдельных людей.
Культура взаимоотношения частной собственности и власти.
В странах, представляющих западноевропейскую культуру, существует давнее и надежное разделение частной собственности и власти при высоких гарантиях прав частной собственности. Власть не в состоянии отчуждать собственность, используя свои властные полномочия. Это возможно лишь на основе судебного решения в строго ограниченном числе случаев, предусмотренных действующим законодательством. (Например, в США в случае строительства объектов федерального значения при несогласии владельцев земельных участков продать их государству может быть принято судебное решение об отчуждении, но при непременном возмещении ущерба по рыночной стоимости). По этой причине допустимо говорить о приоритете частной собственности по отношению к власти.
Как указывает Эрнандо де Сото в книге «Загадка капитала», имеющей длинный подзаголовок «Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире» (2000 г., перевод на русский – 2001 г.): «… собственность – это не некий объект, который можно сфотографировать или нанести на карту. Собственность не является первичным свойством активов. Она представляет собой юридическое выражение экономически значимого согласия относительно активов. Закон – это инструмент определения и реализации капитала. На Западе закон в меньшей степени поглощен отражением физических свойств зданий или земельных участков. Его главная задача – обеспечить действенность процессов или правил, позволяющих обществу извлекать их этих активов потенциально содержащуюся в них дополнительную ценность. Собственность – это не активы сами по себе, а согласие между людьми по поводу того, как следует этими активами владеть, как их использовать и как обмениваться.» Трудно не согласиться с де Сото, частная собственность – прежде всего предмет согласия между людьми, и это согласие было достигнуто в странах Западной Европы уже в средневековье.
Законопослушность.
Когда немцы видят нарушение правил движения, они сообщают об этом в полицию, и нарушителей штрафуют. Когда американцы замечают, что соседи живут не по средствам, они обращаются в ФБР или в налоговые органы, и те устанавливают происхождение источник незаконных финансовых поступлений. (Так, между прочим, вышли на нескольких советских шпионов). Немцы и американцы доносят органам власти на нарушителей вовсе не из вредности. И не делают, с их точки зрения, ничего позорного. Наоборот, они исполняют свой гражданский долг, потому что помогают исполнению Закона. А поскольку исполнение закона воспринимается как благо, помогать в этой сфере государству не может быть зазорным.
В странах Западной Европы и Северной Америки имеет место глубоко укорененная законопослушность, фактическое равенство перед Законом всех граждан, независимо от их положения и финансового состояния, то есть реальное наличие правового государства.
Правовая культура.
Автор Декларации независимости (1776) и один из авторов второй конституции США (1787) Томас Джефферсон (1743-1826) считал, что все люди получили от Творца неотчуждаемые естественные права на жизнь, свободу, стремление к счастью, и правительства установлены для того, чтобы обеспечить людям эти права. Поэтому власть правительств может быть признана справедливой лишь при одобрении управляемых. Естественные права человека, подчеркивал Джефферсон, являются основой правового государства.
Правовая культура подразумевает не только знание гражданами своих прав, но и их законодательное оформление. Как отмечает Е.Гайдар в книге «Государство и эволюция»: «С конца XIX века нарастает тенденция социализации капитализма. Сословные перегородки были сломаны (на фоне их резкого, истинно феодального усиления в странах ˝реального социализма˝), обеспечено в максимальной степени формальное и фактическое равенство людей перед законом… Универсальной нормой стало всеобщее избирательное право. Развитие трудового законодательства обеспечило защиту прав наемных работников. Формируется система пособий по безработице, пенсионного обеспечения, государственных гарантий образования и здравоохранения.»
Политическая культура.
Зачатки партий в виде небольших групп, отстаивающих конкретные сословные интересы, существовали еще в древних государствах. В большей степени они проявляли себя в Древней Греции и Древнем Риме.
Первые политические партии возникли в Англии в конце XVII века. Впрочем, виги и тори были тогда больше группировками аристократии, крупной торговой и финансовой буржуазии, высшего духовенства англиканской церкви. К 1870 году произошла трансформация вигов и тори в либералов и консерваторов и обретение ими облика партий в современном смысле этого слова. В первой половине ХХ века либералы были вытеснены из двухпартийного механизма лейбористами. Нынешние британские партии отнюдь не ориентированы на конкретные классы – время таких партий ушло. Консервативная партия, к примеру, сильна поддержкой не «тугих кошельков», а среднего класса.
Двухпартийная система США складывалась в позапрошлом веке. Демократическая партия оформилась в 1828 году и в то время представляла интересы плантаторов Юга и части торгово-банковских кругов, тогда как Республиканская партия, основанная в 1854 году, первоначально отражала интересы промышленной буржуазии Севера. Впрочем, сейчас обе партии ориентированы на широкие слои общества, их отличает социально-либеральная направленность. Основанная на партиях политическая система проявила себя как серьезный фактор стабилизации и развития американского общества. Для этого ей в течение своего существования приходилось меняться самой и постоянно идти на реформы в обществе. Можно сказать, что в значительной мере благодаря наличию партий, пользовавшихся широкой поддержкой в обществе, капитализм в США утратил «классический» нецивилизованный образ, и при этом были обеспечены мирные формы разрешения конфликтов между различными группами населения.
Говоря о становлении партий во Франции, можно, конечно, вспомнить партию жирондистов, выражавшую интересы умеренной торгово-промышленной и земледельческой буржуазии, а также партию якобинцев, объединявшую буржуазных революционных демократов. Но становление массовых партий во Франции началось в самом начале ХХ века. Старейшая из нынешних Социалистическая партия появилась в 1905 году в результате слияния Французской социалистической партии, основанной в 1902 году, и Социалистической партии Франции, возникшей на год раньше. Но в 1968-ом партия приняла решение о самороспуске, а в 1971-ом стараниями Франсуа Миттерана образовалась новая Социалистическая партия. Ее главным конкурентом на выборах в последние десятилетия является консервативный «Союз за народное движение», который возглавляет Николя Саркози, нынешний президент Франции. Кроме того, существуют центристская партия «Союз за французскую демократию» и крайне правая партия «Национальный фронт», основанная в 1973 году и бессменно возглавляемая Жан-Мари Ле Пеном.
В Германии становление нормальной политической системы стало возможно только после Второй мировой войны. В сентябре 1949 года в Федеративной Республике Германии возникло большое число партий. Однако, к 1961 году число партий, представленных в Бундестаге, сократилось до трех. В этой трех партийной системе, существовавшей с 1961 по 1983 год, ХДС-ХСС и СДПГ по очереди возглавляли правительство, как при двухпартийной системе. Но они были недостаточно сильны, чтобы править без маленькой третьей партии – Свободной демократической партии, которая при этой системе играла весьма важную роль в формировании правительства. В 80-е годы началось изменение этой стабильной партийной системы, которая постепенно отходит от образца системы из двух главных партий и одной добавочной. Дальнейшие изменения произошли с воссоединением Германии. Но процесс объединения не привел к кардинальным переменам в германской партийной системе, которая сохранила стабильность и преемственность. ХДС-ХСС и СДПГ остаются ведущими политическими партиями ФРГ, однако число партий, представленных в парламенте, возросло до пяти; добавились Союз 90-Зеленые и Партия Демократического социализма.
В Японии две основные партии – Либерально-демократическая и Социалистическая. Особенно следует рассказать о первой из них. С момента образования в 1955-ом и до середины 1993-его у власти в Японии находилась исключительно ЛДП. С ее деятельностью впрямую связаны успехи в экономике страны. Важными причинами столь длительного пребывания ЛДП у власти являются ее гибкость, прагматизм, отсутствие жестких идеологических установок. Умение партии приспосабливаться к меняющимся социально-экономическим условиям прежде всего объясняется ее нетрадиционной внутренней структурой: с момента возникновения и до настоящего времени партия состоит из нескольких фракций, отстаивающих разные политические идеи. Впрочем, и для ЛДП настали непростые времена: в 1993-м она уступила на выборах Социалистической партии, но через год вернулась к власти, правда, вступив в коалицию с социалистами.
Предложенная Максом Вебером периодизация истории партий на этапы: а) аристократической котерии (группировки); б) политического клуба; в) массовой партии полностью подходит только двух английских партий – либералов (виги) и консерваторов (тори). История всех остальных партий мира значительно короче, большинство из них формировалось сразу как массовые.
У многих россиян слово «партия» ассоциируется с жесткой структурой, построенной на основе неукоснительного выполнения распоряжений вышестоящих органов, на подчинении каждого отдельного члена чему-то мощному, неотвратимому, называемому партийной дисциплиной. Это называлось демократическим централизмом, с особым упором на централизм. Вместе с тем, жесткой дисциплиной всегда отличались лишь коммунистические, фашистские и тоталитарные партии. Члены любой «нормальной» западной партии имеют право на собственное мнение, региональные структуры могут действовать вразрез с центральными, правда, поставив граждан в известность об особой позиции. То, в какой ожесточенной борьбе определяют на съездах Республиканской или Демократической партии кандидата в президенты накануне очередных выборов президента США (система «праймериз»), показывает высокую степень самостоятельности партийных структур на уровне штата. При этом в кандидаты выдвигают вовсе не лидера партии, а наиболее популярного на данные момент ее представителя, который, в случае победы, займет место президента, но вовсе не председателя партии.
Культура самоорганизации.
Давнее умение в странах Западной Европы и Северной Америки к самоорганизации выливается в существование огромного числа самых разных общественных организаций, эффективно защищающих разные интересы каждого гражданина. Причем только граждане решают судьбу этих организаций, создавая их, поддерживая своими взносами, пожертвованиями, а значит, считая их полезными, нужными.
Здесь необходимо коснуться темы гражданского общества. Поскольку это, прежде всего, общество, в котором граждане самоорганизованы для защиты разных своих интересов (от интересов жителя дома, квартала, города, региона, страны до интересов представителя конкретного пола, профессии, социальной группы, меньшинства и т.д.). Вот почему гражданское общество автономно от государства, хотя самым тесным образом взаимодействует с ним.
Гражданское общество предполагает наличие двух составляющих – умение граждан самоорганизовываться, то есть прежде всего соответствующую культуру самоорганизации, а также политическую и правовую культуру, а кроме того наличие институтов гражданского общества, то есть большого числа реально действующих общественных объединений. Поскольку гражданское общество является следствием гражданской активности, оно связано с состоянием всего общества. В гражданском обществе подавляющая часть граждан умеет самоорганизовываться и самоорганизована для защиты различных своих интересов. В странах Западной Европы и Северной Америки давно имеет место гражданское общество. Философ Адам Фергюсон, представитель плеяды шотландских мыслителей, написал книгу «Опыт истории гражданского общества». Весьма любопытное сочинение. Стоит привести две цитаты из него. Первая: «В демократических системах граждане, чувствуя себя обладателями суверенитета, не так озабочены разъяснением, обеспечением или реальным статусом их прав, как это бывает при других типах правления. Они доверяют личностям, партийной поддержке и общественному мнению.» Вторая цитата: «Гарантии справедливости заключены не только в законах, но и в тех силах, с помощью которых данные законы были приняты и без постоянной поддержки которых они перестанут соблюдаться.» Весьма разумные мысли, особенно если учесть, что книга написана в 1767 году.
Поведенческая культура.
Высокая поведенческая культура в странах Западной Европы и Северной Америки проявляется везде и во всем: дома, на улице, на проезжей части, на работе, в межличностном общении. Эта культура наполняет ткань повседневной жизни, делая ее комфортной, повернутой к человеку.
Более двухсот лет назад хорошо известный в то время немецкий философ Карл Экартсгаузен в книге «Благоразумие, соединенное с добродетелью», предназначенной для юношей из знатных семей, писал (дается в переводе 1795 года): «Вежливость есть одна из важнейших должностей человека в обществе и особенно принадлежит к благоразумию жизни… Человеколюбие, вежливость и дружелюбие весьма споспешествуют ко благу общества.» Весьма красноречивые замечания, показывающие, что и двести лет назад было ясно – цивилизованные, доброжелательные отношения между членами общества способствуют его процветанию. А вот что Экартсгаузен рекомендовал по части обращения с подчиненными, с которыми «поступать надлежит кротко и ласково, когда они верно исполняют свои обязанности, ежели ж сего не делают, то с важностию побуждать их к тому, но никогда не обходиться жестоко и бесчеловечно.» И еще одно очень важное наставление Экартсгаузена для молодых: «Какую бы ты в мире роль ни играл, сколь бы ни велико было счастье твое, но не забывай никогда, что ты человек.» Призыв, следует признать, до сих пор актуален, особенно в тех странах, где поведенческая культура низка, а расслоение в обществе огромно.
Культура сочетания индивидуального и коллективного.
Западноевропейское общество отличает давнее умение гармонично сочетать личные и коллективные интересы. Индивидуализм, приписываемый западноевропейскому обществу, часто абсолютизируется. Так, Эрих Фромм в книге «Бегство от свободы» исследовал сложную ситуацию, в которой оказывается человек западной культуры, которого ничем не ограниченное стремление к индивидуальности в конечном итоге доводит до одиночества, ощущения несамоценности человеческой личности и сомнения в осмысленности жизни. Но человек, живущий в обществе, не может быть абсолютным индивидуалистом, он вынужден считаться с другими людьми – членами своей семьи, соседями, коллегами по работе. Цеховая организация общества в городах Западной Европы возникла в эпоху Средневековья. Братства, цеха, гильдии устанавливали строгие правила, обязательные для мастеров и подмастерьев, контролировали качество и количество изделий. Но членство в цехе, гильдии, братстве требовало определенного умения сочетать индивидуальные и коллективные интересы.
Ныне подавляющая часть работающих входит в корпоративные организации, активно отстаивающие интересы отрасли, является членами различных общественных организаций. То, как реагирует западноевропейское общество на важные события, мы неоднократно видели и в ХХ, и в начале XXI века – столь массовые выступления, мирные по своей сути, Россия, пожалуй, видела только в начале девяностых прошлого века. Скорее всего, под западным индивидуализмом наши доморощенные критики подразумевают чуждое нам умение представителей западноевропейской культуры нести ответственность за себя, внутреннюю свободу.
Толерантность.
Слова Гегеля о том, что он не согласен с неким своим оппонентом, но умрет за то, чтобы тот имел возможность высказать свои взгляды, на самом деле прозвучали гораздо раньше – где-то в XVI веке. И произошло это в стенах английского парламента. В просвещенных кругах Англии уважение к чужому мнению не было чем-то экзотическим в столь давние времена.
Толерантность – отличительная черта западной культуры. Она включает в себя не только безоговорочное признание наличия разных мнений, умение выслушивать чужое мнение, считаться с ним, но и готовность к диалогу, веротерпимость, отрицание за кем бы то ни было монополии на истину. А еще умение учитывать в той или иной мере мнение меньшинства, что является достижением второй половины ХХ века.
К. Экартсгаузен в книге «Благоразумие, соединенное с добродетелью» так наставлял молодежь: «Опасайся мыслить, якобы ты один имеешь правильное о вещах суждение. Сие есть такая ошибка, в которую впадают люди великого достоинства, разума и наилучшего сердца и которая всегда означает низкость души, свидетельствующую как о чрезмерной привязанности к собственным своим понятиям, так и о самолюбии ее. Когда тебе говорят "не правда!", то представляй себе, что, может быть, подлинно имеют причину так говорить.»
Толерантность – крайне важное качество для постиндустриального общества, которое опирается на инициативу граждан, которое должно быть открыто новым идеям и подходам. Именно толерантность дает возможность диалога, позволяет создавать ту доброжелательную, конструктивную атмосферу, в которой каждый гражданин может реализовать заложенный в нем потенциал.
Умение нести ответственность за себя.
Страны Западной Европы и Северной Америки отличает глубоко укорененное умение подавляющей части общества нести ответственность за себя. Это умение проистекает, прежде всего, из христианства, точнее, из протестантских его ветвей (включая англиканство), предполагающих свободу выбора человека. Но свобода выбора неразрывно связана с ответственностью за принятые решения и поступки.
Достижительская культура.
Западноевропейская цивилизация имеет длительную историю биографического проектирования, тесно увязанного с развитием и изменением ключевого в данном случае понятия Успеха и Неудач. В настоящее время можно говорить о модернистском понимании жизненного и профессионального успехов современного человека. Но в достижительской культуре воплощен единый принцип соперничества и победы. Как отмечает социолог Александр Согомонов в книге «Генеалогия успеха и неудач» (2005 г.): «Достижительская культура, в которой воплощен принцип соперничества-и-победы, порождает особую проблематику жизненного Успеха, а именно: объективность индивидуализированного достижительства, в том числе и в аспекте отношения к успешной личности со стороны других субъектов общего соревновательного пространства.»
В любом случае, современную западноевропейскую цивилизацию отличает нацеленность значительной части общества на достижение успеха за счет собственных усилий.
Самоуважение (Уважение к личности).
Западноевропейское общество уже не одно столетие отличает высокая степень самоуважения его членов. Тот же Карл Экартсгаузен в своем наставлении «Благоразумие, соединенное с добродетелью» писал, обращаясь к молодежи: «Когда ты являешься к своему начальнику или великому человеку, не делай никаких жалобных мин: твердое присутствие духа и спокойствие да господствуют в чертах лица твоего, но взор твой должен при том быть важен и почтительности исполнен.» А в главе «О непрезирании простых людей» подчеркивал: «Оказуемое же простому человеку уважение всегда основывается на внутреннем достоинстве.» Так что самоуважение считалось важной чертой в Германии в столь давние времена – пусть в высших слоях общества. Но это задавало и уважение к личности в обществе в целом.
Становление рыночной экономики вело не только к развитию промышленности, торговли, но и пространства ценностного взаимодействия, тесно связанного с самоуважением. А. Согомонов писал по этому поводу в книге «Генеалогия успеха и неудач»: «Рынок для субъекта действия… выступает нечто гораздо большим, чем просто воображаемое место обмена товаров и услуг, и, соответственно, гораздо большим, чем просто механизм извлечения выгод и распределения социальных статусов. Рынок для него, скорее, является символическим объектом, по отношению к которому он чувствует себя социально, хозяйственно и даже нравственно-императивно предопределенным. Рынок для него – и пространство ценностного взаимодействия, и система ценностей, и, что, пожалуй, не менее значимо, – универсальный способ определения собственной символической значимости (самоценности, самодостаточности и самоуважения).»
Культура деловых отношений.
Высокий уровень культуры деловых отношений сложился в Западной Европе уже в Средние века. Это подтверждало и продолжает подтверждать в целом успешное развитие экономики, во многом происходившее благодаря расширению сотрудничества, кооперации, которые целиком зиждятся на надежных деловых отношениях. Возникшие в эпоху Средневековья братства, цеха, гильдии закладывали эту культуру, поскольку членство в них требовало выполнения определенных правил, четко регламентировавших внутренние и внешние взаимоотношения.
Культура производства, технологическая культура.
Высокий уровень культуры производства, технологической культуры отличает страны Западной Европы, Северной Америки, а также Японию и Южную Корею. Это прежде всего выливается в высокое качество продукции и услуг.
Культура производства, технологическая культура складывались не одно столетие. Появившиеся в эпоху Средневековья братства, цеха, гильдии устанавливали строгие правила, обязательные для мастеров и подмастерьев, которые контролировали качество изделий. Нарушение правил грозило исключением из цеха и потерей возможности заниматься данным ремеслом, что как правило оборачивалось потерей средств для существования.
С XIX века высокое качество продукции, а значит высокий уровень культуры производства и технологической культуры обеспечивает рыночная экономика, поскольку именно качество позволяет выживать в условиях жесткой конкуренции.
4. Культура в России в период до августа 1991 года
Россия всегда жила между Востоком и Западом, всегда в ней боролись два начала. Однако, несмотря на титанические старания Петра I и Екатерины II, мы так и остались в ключевых моментах азиатской страной. В этой связи любопытно читать наблюдения Дж. Флетчера в книге «О государстве русском», написанной после пребывания в России в 80-х годах XVI века: «Что касается до их свойств и образа жизни, что они обладают хорошими умственными способностями, не имея, однако, тех средств, какие есть у других народов для развития их дарований воспитанием и наукою… Отчасти причина этому заключается в том, что образ их воспитания (чуждый всякого основательного образования и гражданственности) признается их властями самым лучшим для их государства и наиболее согласным с их образом правления, которое народ едва ли бы стал переносить, если бы он получил какое-нибудь образование и лучшее понятие о Боге, равно как и хорошее устройство. С этой целью цари уничтожают все средства к его улучшению и стараются не допускать ничего иноземного, что могло бы изменить туземные обычаи. Такие действия можно было бы сколько-нибудь извинить, если бы они не налагали особый отпечаток на самый характер жителей. Видя грубые и жестокие поступки с ними всех главных должностных лиц и начальников, они так же бесчеловечно поступают друг с другом, особенно со своими подчиненными и низшими…»
Петр Чаадаев так высказался о нашей стране в первом из «Философских писем»:
«… раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию, мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы – воображение и разум, и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара. Не эту роль предоставило нам провидение. Напротив, оно как будто совсем не занималось нашей судьбой. Отказывая нам в своем благодетельном воздействии на человеческий разум, оно предоставило нас всецело самим себе, не пожелало ни в чем вмешиваться в наши дела, не пожелало ни чему нас научить. Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно… Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины, ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды; мы не дали себе труда ничего создать в области воображения и из того, что создано воображением других, мы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь.»
Приговор, вынесенный Чаадаевым, чрезмерный, жестокий, но вполне обоснованный. Его правоту доказали многие последующие события отечественной истории, как в XIX, так и в XX-ом, и даже в XXI-ом веке.
Как отмечает Е.Гайдар в книге «Государство и эволюция»: «Копируя во многих, особенно внешних, культурных формах европейский путь, мы не имели главного – развитого, свободного от государственно-бюрократического диктата рынка, свободных отношений частной собственности. Но и сохранить азиатский способ производства в полном виде не удавалось. Это был какой-то перманентный кризис "западно-восточной структуры" общества.» С Гайдаром нельзя согласиться только в одном: культурные формы вовсе не внешние, они определяют суть происходившего. Именно сочетание элементов западной и восточной культур создает российскую специфику, благодаря которой Россию нельзя в полной мере отнести к Европе, как, впрочем, и к Азии. Хотя на протяжении многих веков Россия тяготела к Европе.
Выдающийся историк Карл Витфогель (1896-1988), большую часть жизни проживший в США, знаток истории Китая и настойчивый исследователь «азиатского способа производства» и восточного деспотизма, считал, что до монгольского нашествия Русь была окраиной Запада, а после того, как монголы принесли туда «восточные» порядки, она превратилась в окраину Востока. Согласно Витфогелю, идеи деспотизма проделали следующий путь: из Древнего Двуречья в Византию, из Китая в Монголию и дальше с войсками Чингизхана в Россию, где и были восприняты русскими царями.
Любопытно, что кроме идей деспотизма, чуждых Европе, Россия восприняла православие. Известный философ, специалист по культуре Вадим Межуев в статье «Россия и Европа: возможен ли диалог?» (2006 г.) писал: «Первым по времени и главным своим отличием от Европы Россия всегда считала православие, которое она восприняла от Византии. Уже одним этим она обособляла себя от романо-германской (католической и протестантской) христианской культуры. И в своей богословско-догматической, и в церковно-обрядовой части православие сразу же придало Московской Руси характер внешне и внутренне самодостаточного духовного мира, не нуждавшегося в особом общении с миром Западной (римско-католической) Церкви. Подобное общение не только не поощрялось, но в какой-то мере даже осуждалось, подменяясь обвинениями в отступлении от подлинно христианской веры.»
Регулярно проявлявшийся на протяжении многих столетий интерес России к Европе имел, впрочем, весьма прагматический характер. Привлекал более высокий в европейских странах уровень промышленности, военного дела, науки, государственного управления.
Попытки европеизировать Россию, конечно же, начались с Петра Первого. И, конечно же, его вклад в приобщение нашей страны к Европе наиболее существенный. Прежде всего, это появление в России науки, это серьезный толчок в развитие образования, промышленности. Томас Маколей, выдающийся английский историк XIX века, писал: «Путешествие Петра Первого в Европу явилось началом целой истории не только наших стран, но и всего мира. До того подвластная ему империя была известна цивилизованным народам Запада не более, чем теперь Бухара или Сиам.» Однако, и Петр I, и наиболее близкая к нему по тяготению к Европе Екатерина II не сделали ничего, чтобы изменить социальную структуру общества – рабство значительной части населения сохранялось до 1861 года. Да и реформа Александра II не сделала крестьян по-настоящему свободными, поскольку предусматривала отмену личной зависимости крестьян при сохранении всей земли в собственности помещиков.
В.Межуев указывает в упомянутой выше статье: «Петр Первый был, действительно, первым, кто увидел в Европе источник новых идей в области промышленности, военного дела, государственного управления, образования и науки. С Петра начинается история модернизации России, которую в какой-то мере можно назвать и историей ее европеизации… Созданная Петром Империя со столицей в Санкт-Петербурге явилась шагом вперед по пути европеизации если не всей страны, то, по крайней мере, ее высшего слоя – российской власти и ее ближайшего окружения в лице дворянства. В качестве Империи российское государство превратилось в частичное, хотя, конечно, во многом, поверхностное, подобие просвещенного абсолютизма европейских монархий. При Екатерине II любовный роман русской власти с идеями французского Просвещения достиг высшей точки, чтобы затем – к концу ее царствования – навсегда прерваться под впечатлением от страшных картин Пугачевского бунта и Великой французской революции. Но зерно европейского вольномыслия и свободолюбия было уже брошено в российскую почву и дало быстрые всходы, породив в среде образованных дворян так называемых западников (от Радищева до Чаадаева и Герцена).»
Петр задумал и начал строить Санкт-Петербург именно как центр перестраиваемой на европейский лад страны. Как отмечает в своей книге «Санкт-Петербург: Российская империя против российского хаоса» (2008 г.) философ Владимир Кантор: «Отказ от татарского наследия требовал воссоздания городской структуры и выхода к морю, что разомкнуло бы изоляцию Руси от европейского мира и что привело в конечном счете к построению – вместо деспотии – империи с ее стремлением к правосознанию и закону.»
Петр Первый добился некоторой европеизации России, проникновения в нее европейской культуры. Одним из блистательных результатов деятельности царя-реформатора стало появление нашего национального гения Александра Пушкина. (Как указывал Н.Бердяев: «… Пушкин неразрывно связан с Петром, и он осознавал эту органическую связь»). Однако надо отдавать себе отчет в том, что европейская культура, певцом которой являлся Пушкин, не была культурой всего народа. Значительная часть подданных империи принадлежала традиционной культуре. А те, кто нес в себе европейскую культуру, прежде всего пострадали после октябрьского переворота 1917 года.
В книге «Государство и эволюция» Е.Гайдар отмечает: «Октябрьская революция кровью смыла, штыком соскоблила с карты России тонкий культурно-западный слой. Вместо него на поверхность вышли мощные архаические пласты культуры, представленные маргиналами города и деревни.» И далее: «Соединение восточной деспотии (диктатура) в политике, государственного монополизма в экономике и коммунистической идеологии, отрицающей частную собственность – только в этом органическом синтезе, скрепленном кровью и подогретом на огне гражданской войны, возникает поистине тоталитарный монолит.»
Именно крестьянское население, включая тех, кто перебрался в города, но не успел приобщиться к городской культуре, стало играть превалирующую роль в советской России, а затем в СССР. Городское население в двадцатые и особенно тридцатые годы бурно росло за счет вытесненных в ходе индустриализации из сел и деревень сельских жителей. Попадая в города, они вовсе не становились в одночасье настоящими горожанами, а долгое время являлись носителями традиционной культуры. И даже во второй половине ХХ века многие жители городов по своей культуре оставались более крестьянами, чем горожанами. Александр Согомонов в обстоятельной работе «Генеалогия успеха и неудач» отмечает: «… именно крестьянские истоки современной культуры очень долго дают о себе знать в современных обществах, особенно тех, которые именуются обществами "переходного" типа.» СССР представлял собой классический пример общества переходного типа, от традиционализма к модернизму, причем переход так и не был закончен.
Состояние основных факторов культуры в СССР можно описать следующими обобщенными характеристиками: непоколебимый приоритет государства по отношению к человеку, что никогда не подвергалось сомнению; отсутствие частной собственности при фактическом наличие скрытых ее форм; извечное наплевательское отношение к Закону, рабство как устойчивое внутреннее состояние, которое не просто сохранилось после отмены крепостного права в 1861 году, а усиленно культивировалось в советскую эпоху; социальный инфантилизм и социальное иждивенчество.
Как отмечает В.Кантор в книге «Санкт-Петербург…»: «Вся трагедия русской истории заключалась в том, что за века развития не выработался регулятор, отличающий произвол от свободы личности, которая ставит своим пределом свободу другого лица, другого человека. Разумеется, в конечном счете все решала в России высшая власть, даже в мелочах проявляя свое господство, не давая развернуться самодеятельности подданных.» Так было в Российской империи, так было и в Советском Союзе, с той лишь разницей, что подданных формально сменили граждане.
В последние десятилетия существования СССР все решения продолжала принимать высшая власть, а реальную выгоду получали бюрократы – советская номенклатура, фактически поставившая страну себе на службу. Особенно это проявилось на исходе советской власти. Е.Гайдар пишет в книге «Государство и эволюция», характеризуя ситуацию на момент начала рыночных реформ: «К концу 1991 года мы имели гибрид бюрократического и экономического рынка (преобладал первый), имели почти законченное (именно за счет принципиальной юридической неопределенности в отношении формальных прав собственности) здание номенклатурного капитализма. Господствовала идеальная для бюрократического капитализма форма – лжегосударственная форма деятельности частного капитала. В политической сфере – гибрид советской и президентской форм правления, республика посткоммунистическая и преддемократическая.»
Рассмотрим состояние наиболее важных составляющих культуры в период до августа 1991 года:
Культура взаимоотношения человека и государства.
Когда в тех или иных исследованиях рассматривается данная составляющая культуры, речь в основном идет об отношении граждан к государству: любят они или ненавидят государство? А.Б.Гофман в обстоятельном исследовании «Традиции и инновации в современной России» (2008 г.) отмечает: «Возьмем, например, этатизм, культ государства, упование на него. Это безусловно российская традиция, единодушно констатируемая исследователями. Но с не меньшим основанием мы можем констатировать существование в России противоположной традиции, а именно анархизма, антиэтатизма и отрицания позитивной роли государства. В конце концов, не случайно родоначальниками анархизма были М.А.Бакунин и П.А.Кропоткин.» На противоборство этатизма и анархизма в России указывал Н.А.Бердяев (в частности, в книге «Душа России», увидевшей свет в 1915 году).
Однако, неоднозначность и противоречивость отношения к государству со стороны российского общества как в XIX, так и в XX веке является следствием более глубинного фактора: и в Российской империи, и в Советском Союзе в массовом сознании государство всегда стояло выше человека. Именно это является определяющим. Власть при решении стоящих перед страной проблем неизменно исходила из приоритета интересов государства, и общество в подавляющей своей части принимало это как должное. Первенство государства по отношению к человеку порождало и продолжает порождать упоминавшееся выше двойственное отношение к государству, сочетающее желание максимально переложить ответственность на государство с ненавистью к нему. Таково типичное отношение раба к хозяину.
Говоря о традиционной роли государства в России, основатель французской социологической школы Эмиль Дюркгейм писал в 1902 году в книге «Государство и общество в России»: «У западных народов Европы государство было скорее следствием спонтанного развития общества; политическая организация здесь сформировалось постепенно, под влиянием экономического, демографического и нравственного состояния страны. Исторический процесс развивался здесь снизу вверх. В России оно происходило противоположным образом. Государство там организовалось до общества, и именно оно общество и организовало.» Фактически Дюркгейм дает объяснение тому, каких образом в России, равно как и в странах Востока, сохранился приоритет государства перед человеком, в то время как в Западной Европе укоренилась иная парадигма. Дюркгейм продолжает: «Судя по ряду признаков, похоже, что результат деятельности государства носит поверхностный характер и не имеет глубоких корней. Поскольку политическая организация не выражает нравственное устройство страны, она почти не смогла глубоко ее затронуть. Вероятно, там имеет место простое ее наложение, точно так же, как в Китае». Дюркгейм показывает, что приоритет государства перед человеком не создает эффективного государства, связывая последнее с его политической организацией, которая должна выражать нравственное устройство.
Последователь Дюркгейма Марсель Мосс в книге «Социализм и большевизм» (1925 г.) отмечал, что большевизм «прилеплен к российской жизни» и «удерживается у власти теми же методами, что и царь», то есть силой – военной и полицейской. Мосс говорит об искусственном, неорганичном характере государства, как в Российской империи, так и в СССР. Отсюда и необходимость в постоянном подавлении, в опоре на силу, а не на общество, на его поддержку.
На фактическое отсутствие в России общества указывал еще К.Д.Кавелин, подметивший, что в России «были бояре и не было никогда боярства, были, есть и будут духовные, купцы, мещане, ремесленники, крестьяне, но никогда не было и по-видимому не будет духовенства, купечества, мещанства, крестьянства в смысле действительных сословий. Все наши разряды, не исключая дворянства, означали род занятий, общую повинность, тягло или службу, но никогда не имели они значения общественного организма, общественной формации, с задатками политической или общественной связной жизни.»
Что означает для будущего страны отсутствие общества и, соответственно, гражданина, прекрасно понимал премьер-министр царской России Петр Столыпин. Он подчеркивал: «Прежде всего надлежит создать гражданина и, когда задача эта будет осуществлена, гражданственность сама воцарится на Руси». Решить эту задачу, как и связанную с ней задачу модернизации, Столыпину не удалось в силу вполне объективных причин. Прежде всего потому, что не удалось сменить парадигму, ставящую человека ниже государства. Как отметил Е.Гайдар в «Государстве и эволюции», описывая средневековую Россию: «Культ государства изуродовал сознание общества, породил в нем ряд тяжелых комплексов, которые мешают нам рационально, открытыми глазами видеть себя и мир даже сегодня.»
Упоминавшийся выше Карл Витфогель, полагавший, что в России присутствует восточное общество, подчеркивал, что оно основывается не на отношениях собственности, а на существовании внеклассового деспотического государства, всецело опирающегося на бюрократию. Такое общество делится лишь на два класса: правящий и управляемый. К правящему классу принадлежат деспот и бюрократия, в том числе и низшая. Все остальное население составляет второй основной класс, управляемых. Подобное деление лишь отчасти отвечало реалиям Российской Империи, где существовали социальные группы, имевшие определенную самостоятельность – промышленники, купечество. Но если говорить об СССР, то к нему полностью подходит схема, предложенная К.Витфогелем: партийные, советские руководители и командный состав силовых структур составляли правящий класс.
По Витфогелю, государственная власть в деспотиях носит абсолютистский, автократический характер, это — тотальная власть, подчиняющая себе всё и всех. К.Витфогель определяет деспотизм как политический режим, характеризующийся тремя признаками: 1) неограниченная власть правителя, опирающегося на правящую бюрократию; 2) большая роль государства в экономической жизни страны; 3) слабость общества по сравнению с государством, которое облекает властью отдельных лиц или группы людей, причем носитель верховной власти не ограничен ни культурными традициями, ни естественным правом, поскольку в обществе отсутствуют институты или группы населения, которые могли бы послужить ему противовесом. Все три введенных Витфогелем признака присутствовали как в царской России, так и в СССР. Причем только период правления Сталина жесткий тоталитаризм. Не случайно Витфогель относил Россию, как и Турцию, к деспотиям третьего рода, «субмаргинальным», в которых функции государства ограничиваются сбором налогов и организационной деятельностью.
Культура взаимоотношения частной собственности и власти.
Культура взаимоотношения частной собственности и власти претерпела самую драматическую эволюцию в России. Традиция разделения частной собственности и власти складывалась мучительно и непомерно долго. Долгие столетия собственность сопутствовала власти, как это всегда бывало в восточных деспотиях. Даже дворянское положение не защищало от произвола власти.
Стоит сослаться на наблюдения упоминавшегося выше Джайлса Флетчера: «Народ, стесненный и лишаемый всего, что приобретает, теряет всякую охоту к работе.» Как пишет в книге «Санкт-Петербург…» Владимир Кантор: «… в Московской Руси, как следствие татарского владычества, упразднившего согласно "монгольскому праву" частную собственность, прежде всего на землю, заменившего право "ханским ярлыком", то есть "царской милостью", идеей произвола, приучившего покоренных русичей к бесконечным неправовым поборам и грабежам, к страху перед обладанием богатством (богатый скорее мог подвергнуться татарскому налету), практически единственным собственником на землю, спекулянтом, торговцем, промышленником стало государство, перенявшее от бывших завоевателей принципы жизнеустройства и управления. Богатеть простым русским людям было просто опасно, отсюда развивалось неумение и нежелание заниматься производительной работой, ибо все наработанное отбиралось царем и его слугами.»
В течение долгого времени богатство, нажитое с помощью должности (бояре, дворяне) или за счет собственной деятельности (промышленники, купцы), могло быть в один момент утеряно в случае попадания в немилость у государя, а порой – и у его наместников.
Ситуация начала меняться во второй половине XVIII века при Екатерине II, но лишь в отношении дворянства. В 1775 году был издан манифест, согласно которому дворянам позволялось свободное заведение любых промышленных предприятий, а в 1785 году появилась Жалованная грамота дворянству, закреплявшая монопольное право дворянства на владение землей, недрами и крепостными крестьянами. Наиболее серьезные изменения произошли во второй половине XIX века – появились более-менее твердые гарантии неприкосновенности частной собственности для всех слоев населения, что всерьез сказалось на развитии экономики.
Но дальнейшее укрепление института частной собственности было остановлено приходом к власти большевиков. Более того, они взяли курс на его полное разрушение. Как подчеркивает Е.Гайдар в книге «Государство и эволюция»: «… хотя при "азиатском способе производства" не развивалась традиция уважения, традиция законности частной собственности, но не развивалась и традиция ее отрицания. Тем более такая идеология немыслима при государственном капитализме. Подобной идеи отрицания частной собственности, и юридически, и социально-психологически насаждаемой государством, пожалуй, вообще не было в известных нам обществах.
Между тем именно жесткой, жесточайшей ликвидации и делегитимизации самого понятия частной собственности добивались Ленин, большевики… Не притеснение частной собственности, а ее радикальное искоренение, юридическая ликвидация и делегитимизация в сознании общества – вот основа тотальной, монолитной государственной политико-экономической диктатуры.»
Весной 1921 года был сделан шаг назад: X съезд РКП(б) объявил о новой экономической политике (НЭП) – новой потому, что она допускала некоторую свободу экономической деятельности, торговли, товарно-денежных отношений, делала уступки частному капиталу. И признавала, с оговорками, частную собственность. Достижения НЭПа оказались значительными: к 1925 году был в основном достигнут довоенный уровень промышленного и сельскохозяйственного производства, остановлена инфляция, стабилизирована финансовая система, улучшилось материальное положение населения. Однако стараниями Сталина в 1929 году был взят курс на свертывание НЭПа. В итоге к началу тридцатых годов частная собственность в СССР была полностью уничтожена. Как неоднократно подчеркивал Карл Витфогель, для деспотического правления характерно стремление не допустить, чтобы собственники развились в самостоятельную политическую силу.
В восьмидесятых годах, на исходе советской власти, частная собственность вновь возникает, теперь уже в скрытой форме. Е.Гайдар в книге «Государство и эволюция» пишет, характеризуя этот период: «При внешнем господстве все той же тоталитарно-государственной собственности внутри нее развивают своеобразные "теневые" процессы, возникает особый "бюрократический рынок". Внутри защитной оболочки государственной, а точнее – "лжегосударственной", собственности зарождается, развивается в скрытой форме "квазичастная", "прачастная" собственность. Идет по нарастающей перерождение номенклатуры, незаметный процесс "предприватизации" собственности… 1985 – 1991 годы – конец коммунизма, "третий звонок". Подспудные процессы предыдущего периода выходят на поверхность. Начинается отрытая номенклатурная приватизация, частная собственность узаконивается, о реально-государственной (тоталитарной собственности) уже и речи нет. Номенклатура открыто превращается в капиталистическую.»
Законопослушность.
Законопослушность никогда не была отличительной чертой российского общества. Обойти закон считалось доблестью и в средние века, и в новое время. Джон Перри, английский инженер, строитель кораблей и каналов, приезжавший в Россию по приглашению Петра Великого и проживший здесь семнадцать лет, в книге «Состояние России при нынешнем царе» писал: «О честном человеке здесь говорят: "Он глуп и не умеет жить".»
Легендарная фраза Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина: «Суровость Российских законов смягчается необязательностью их исполнения» прекрасно отражает наши реальные взаимоотношения с Законом. (Любопытно, что весьма похожую формулу: «В России суровость законов умеряется их неисполнением» приписывают авторству Петра Андреевича Вяземского).
В отличие от европейцев и американцев, которые исполняют свой гражданский долг, сообщая органам власти о нарушении Закона, жители России никогда не воспринимали это как долг. Наоборот, доносительство у нас не только не приветствовалось, но и всегда было позорным. Во многом потому, что Закон никогда не воспринимался в народе как благо.
Правовая культура.
Ключевскому принадлежит глубокое замечание, что Петру Великому палкой приходилось вколачивать способность к самостоятельной деятельности, ибо ни одно сословие Московской Руси не обладало правами, а лишь повинностями. Бесправие либо всего населения, либо подавляющей его части всегда отличало Россию. Дворянство получило свои права лишь в 1762 году, когда Петр III выпустил 18 февраля Манифест о даровании вольности и свободы всему российскому дворянству, который расширял привилегии дворянского сословия: делал необязательной действительную государственную службу, кроме армейской в военное время; разрешал дворянам выезд за границу; содержал положения о контроле за образованием дворянских недорослей. Права частной собственности дворян были закреплены уже Екатериной II в 1785 году с появлением Жалованной грамоты дворянству. Принадлежность купцов к одной из трех гильдий также давало им определенные права. Купцы первой гильдии могли вести заграничную торговлю, владеть морскими судами. Купцам второй гильдии дозволялось владеть речными судами. Купцы первой и второй гильдии могли владеть фабриками и заводами. Купцы третьей гильдии было разрешено вести мелочную торговлю, содержать трактиры и постоялые дворы, заниматься ремеслом. Но в XIX веке Россия уже успела стать бюрократическим государством, поэтому купцам приходилось взятками добиваться обеспечения своих прав. Крестьяне во многом оставались бесправны даже после реформы 1861 года.
Правовая культура начала выстраиваться во второй половине ХIХ века судебной реформы 1864 года. Ее осуществлению способствовал экономический подъём России, вызванный освобождением крестьян, началом железнодорожного строительства, появлением акционерных обществ и финансовых учреждений. Помимо прочего, к середине XIX века сформировалось понимание того, что состязательный процесс – единственный способ судопроизводства. Судебная реформа 1864 года коренным образом преобразила всю систему правосудия Российской империи: судебные уставы ввели принцип независимости и несменяемости судей; установили подсудность всего населения без каких-либо изъятий; отделили предварительное следствие как от полицейского сыска, так и от прокуратуры; обеспечили состязательность судебного процесса, полностью уравняв в правах стороны обвинения и защиты. Сердцевину реформы составили учреждение суда присяжных и создание свободной, отделённой от государства, адвокатуры.
Вместе с тем, Россия оставалась полуфеодальной страной с глубоко въевшимися во все поры общества крепостническими отношениями, с режимом неограниченной абсолютистской власти; страной, не имевшей ни Конституции, ни парламента. Манифест 17 октября 1905 года и скорое появление Государственной Думы не изменили кардинально ситуации. Так что в дореволюционной России сохранялся невысокий по сравнению со странами Западной Европы уровень правовой культуры.
Сразу после октябрьского переворота были упразднены все судебные установления: окружные палаты и суды, правительствующий Сенат со всеми департаментами, военные, морские и коммерческие суды. Упразднялись также институты судебных следователей, прокурорского надзора и адвокатуры. Вместо упраздненных судебных органов создавались местные суды и революционные трибуналы. Были введены общественное обвинение и защита, дополняемые общегражданским обвинением и защитой. На коллегию правозаступников возлагалась обязанность оказывать населению всевозможную юридическую помощь и защиту как подачей советов, разъяснений и указаний, так и составлением всякого рода прошений, жалоб и других бумаг не только по судебным, но и по административным делам, а также принятием на себя защиты интересов нуждающихся в том на суде, как по уголовным, так и по гражданским делам. В ноябре 1918 года коллегия правозаступников была преобразована в коллегию защитников, обвинителей и представителей сторон в гражданском процессе при уездных и губернских исполкомах. В качестве защитников и представителей сторон допускались классово надежные граждане.
С 1920 года специальной организации защитников в стране не существовало. Но в 1922 году появились законы РСФСР об адвокатуре и прокуратуре. Позже они стали законами СССР.
Трудно говорить о правовой защищенности граждан и, соответственно, о правовой культуре в период репрессий, которые начались сразу после прихода к власти большевиков. Сначала уничтожались «враждебные» классы: представители духовенства, дворянства, изгонялась интеллигенция. Чуть позже власть ополчилась против зажиточных крестьян. Но с началом массовых репрессий в 1937 году внесудебные расправы чаще всего происходили с представителями близких советской власти классов – советской интеллигенцией, рабочими, крестьянами.
Можно говорить об определенном уровне правовой культуры в СССР во второй половине ХХ века. Трудовое законодательство, как правило, соблюдалось и обеспечивало защищенность наемных работников. Что касается права на жилье, образование, медицинское обслуживание, то в случаях нарушений они устранялись обращением не в суд, а в партийные органы, то есть неправовым способом.
Политическая культура.
В Российской империи публичная политическая деятельность отсутствовала вплоть до конца XIX века. Созданная В.И.Лениным в 1898 году партия «нового типа», которая более походила на тайное общество, недолго оставалась единственной. В 1901 году возникает еще одна левая партия – социалистов-революционеров (эсеры), увлекавшихся индивидуальным террором и агитацией среди крестьян. В 1903-ем появились две очень заметные и по сути политические организации: «Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов».
Поистине взрывной процесс образования политических партий начался в России в 1905 году, после появления царского Манифеста от 17 октября, фактически превратившего Россию в конституционное государство и впервые давшего возможность существования легальных политических организаций.
Впрочем, партии начали возникать немного раньше, с весны 1905-ого, со времени объявления Высочайшего рескрипта на имя министра внутренних дел Булыгина и положившего начало работе министерства над проектом создания законосовещательного органа, «Булыгинской думы», а также обнародования Высочайшего указа Сенату, предоставлявшего народу право петиций.
В апреле была создана Русская монархическая партия, шесть лет спустя преобразованная Русский монархический союз. В октябре 1905-го на базе «Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов» образовалась Конституционно-демократическая партия (кадеты), добавившая чуть позже к этому названию второе: «Партия народной свободы». В ЦК этой наиболее популярной в будущем демократической партии вошли В.И.Вернадский, П.Н.Милюков, П.Б.Струве, В.Д.Набоков, М.М.Винавер, Ф.Ф.Кокошкин, Н.Н.Львов, В.А.Маклаков и другие известные в то время люди. В ноябре возникает как ответ на царский манифест Партия октябристов («Союз 17 октября») во главе с А.И.Гучковым, М.В.Родзянко, В.В.Шульгиным. В ноябре начинает формироваться и ставший вскоре самой массовой партией монархический Союз русского народа, лидером которого стал А.И.Дубровин (позднее, в 1910-ом его сменит Н.Е.Марков). Стремительно возникали и многие другие партии. В феврале 1906 года, накануне первых выборов в Государственную Думу, существовало около 40 (!) партий, в их числе Умеренно-Прогрессивная партия, Радикальная партия, Отечественный союз, Партия демократических реформ, Народнохозяйственная партия, Демократический союз конституционалистов, Земская народная партия.
Любопытно заглянуть в программы политических партий начала ХХ века, принятые к первым выборам в Государственную Думу.
«Равенство перед законом всех российских граждан без различия национальности, вероисповедания, сословия и общественного положения. Неприкосновенность личности и жилища. Свобода вероисповедания, свобода слова и печати, свобода передвижения. Свобода собраний и союзов. Без суда никто не может быть ограничен в своих правах.» И далее: «Независимый суд. Широкое развитие местного самоуправления в целях децентрализации. Переход от общинного землевладения. Прогрессивное подоходное налогообложение.» Это из программы Прогрессивной промышленной партии, принятой более сто лет назад. Не правда ли, все приведенные положения весьма актуальны и в наши дни.
А вот начало программы Партии правового порядка: «Благое, столь давно необходимое свершилось. Наконец, мы граждане и призваны все участвовать в управлении нашим государством. Такое участие, однако, невозможно иначе, как при сплочении единомышленников в политические партии. Во всех государствах с нормальным устройством население сгруппировано в партии, и это есть здоровое, необходимое явление.» А немного ниже, среди перечисления безусловно необходимых гарантий правового порядка, читаем: «Сильная государственная власть. Без нее никакой правовой порядок немыслим. Но отнюдь не насилие и произвол, а строгое блюдение закона и утверждаемых им гражданских свобод от посягательств с чьей бы то ни было стороны составляет основу силы государственной власти.» И опять – в точку. Сильная государственная власть, обеспечивающая не интересы кранов или чиновничества, а «строгое блюдение закона» – одна важнейших для нас задач, от решения которой зависит будущее современной России.
И еще некоторые положения программы Партии свободомыслящих: «Признавая необходимость единства империи, в то же время следует оживить неизбежную централизацию и единообразие возможно широким проведением в жизнь начал местного территориального самоуправления и национальной автономии.» А немного ниже: «В компетенцию местного самоуправления входит вся область вопросов хозяйственно-культурных, с включением сюда полиции безопасности и благочиния. Расходование части государственного бюджета, причитающейся на местные нужды, передается органам местного самоуправления.» А в программе Конституционно-демократической партии вслед за пунктами похожего содержания следует такой: «Деятельность местных представителей центральной власти должна сводиться к надзору за законностью деятельности органов местного самоуправления, причем окончательное решение по возникающим в этом отношении спорам и сомнениям должно принадлежать судебным учреждениям.» Мы и сейчас еще не создали условий для становления реального местного самоуправления в Российской Федерации, а местное самоуправление – фундамент, на котором стоит гражданское общество в демократических государствах.
В Первую Государственную Думу из большого числа претендентов вошли кадеты, добившиеся самого значительного успеха, а также октябристы, трудовики («Трудовая группа»), эсеры, представители РСДРП. Жизнь ставила все на свои места.
А далее происходила привычная партийная жизнь, хорошо знакомая и нам по 90-м годам прошлого века: партии возникали и исчезали, пикировались между собой, делились, реже – объединялись. Скажем, в 1906 году происходит разделение социал-революционеров на правых эсеров, эсеров-максималистов и народных социалистов. В 1912 году на базе депутатской группы, созданной в 3-ей Думе, образовалась Прогрессивная партия («прогрессисты») и в том же году организационно оформился раскол социал-демократов на большевиков и меньшевиков. Можно с уверенностью сказать, что в России к 1917 году фактически сложилась многопартийная система, в чем немалую роль сыграли выборы в Государственную Думу. Свое право на существование сполна доказали Конституционно-демократическая партия, «Союз 17 октября», Прогрессивная партия, Трудовая (народно-социалистическая) партия, а также Партия социалистов революционеров. Большевики всегда получали на выборах в Думу незначительное число мест.
Да, за двенадцать лет, с 1905 по 1917 годы, в царской России сформировалась реальная многопартийность, которая обеспечила бы нормальное становление демократического общества. Если бы история не распорядилась по-иному.
С разгоном Учредительного собрания деятельность большинства партий прекратилась. Лишь меньшевики, правые и левые эсеры (Партия социалистов-революционеров распалась после захвата власти большевиками на правых и левых эсеров), сотрудничая с большевиками, некоторое время продолжали свое существование. В июне 1918 года ВЦИК исключил меньшевиков и правых эсеров из своего состава и местных Советов. Окончательно эсеры были разгромлены в 1922 году. Наступили долгие годы правления одной партии, которая, по сути, весьма скоро перестала ею быть, превратившись в часть государственной структуры – надстройку, определявшую всё и вся. Чем это закончилось, известно.
Более семидесяти лет мы знали одну партию – КПСС. Ту самую созданную В.И.Лениным партию нового типа, которая с 1898 года называлась Российская социал-демократическая рабочая партия, сокращенно – РСДРП, с весны 1917 – РСДРП(б), с 1918 – РКП(б), с 1925 по 1952 – ВКП(б). Буква «б» в скобках означала, что это партия большевиков.
«Где нет нескольких классов, не может быть нескольких партий, ибо партия есть часть класса», – писал Сталин. (Вот почему Советскому Союзу хватало одной партии). И еще: «Партия есть высшая форма классовой организации пролетариата.»
Повторно процесс бурного образования партий начался в 1990 году, когда с мая по ноябрь были созданы Демократическая партия России, Социал-демократическая партия России, Народная партия России, Республиканская партия Российской Федерации и целый ряд других партий, в их числе, при непосредственном содействии тогдашних властей – Либерально-демократическая партия СССР. Значительная часть демократических партий вошла в созданное осенью 1990 года массовое политическое движение «Демократическая Россия», сыгравшее заметную роль в консолидации сил, противостоящих власти, и в событиях августа 1991 года;
Культура самоорганизации.
Умение самоорганизовываться для защиты разных своих интересов не было присуще подданным Российской империи. Правда, существовали структуры, объединявшие отдельные группы населения по сословному признаку. К примеру, купеческие гильдии. Но они появились вовсе не благодаря самоорганизации купечества, гильдии были введены свыше. Устав 1721 года поделил всё городское население страны на «регулярных граждан», распределявшихся, в зависимости от капитала и рода занятий, по двум купеческим гильдиям, и «подлых людей» – чернорабочих и подёнщиков. В 1722 году с учреждением цехов из «регулярных граждан» были выделены цеховые, а в 1742-ом была образована третья купеческая гильдия, зато категория «подлых людей» упразднялась. После гильдейской реформы 1775 года разделение на три гильдии осуществлялось сообразно размеру объявляемого капитала. Это положение сохранялось до 1917 года.
Сословным общественным объединением можно считать Дворянское собрание – орган дворянского самоуправления, возникший в 1766 году. Однако лишь «Учреждение для управления губерниями» и «Жалованная грамота дворянству» 1785 года законодательно определили порядок функционирования дворянских собраний: они действовали как на губернском, так и на уездном уровнях, занимались решением локальных общественных вопросов, при этом им запрещалось обсуждение вопросов государственного устройства. После Реформы 1861 года, а также возникновения земских органов самоуправления их цели сузились до решения вопросов и проблем, касающихся исключительно дворянства.
В качестве других немногочисленных примеров общественной активности можно упомянуть тот факт, что в 1858 году население России стало образовывать кружки и общества трезвости с обязательством для каждого члена в течение известного времени соблюдать воздержание. Этому движению в большой степени способствовало духовенство. Так было положено начало обществам трезвости, имевшими серьезное влияние во второй половине XIX и начале XX века. Еще один пример общественной активности – строительство на пожертвования в конце XIX и начале XX века практически по всей России Народных домов, сыгравших заметную роль в повышении грамотности низших слоев общества.
Лишь в начале ХХ века общественная жизнь активизировалась. Наряду с политическими организациями стали создаваться и общественные – профсоюзные, просветительские, творческие организации, несколько позже различные солдатские, крестьянские, рабочие советы, комитеты, ширилось кооперативное движение. Все эти организации были упразднены с приходом к власти большевиков. На долгие десятилетия население России, а чуть позже – СССР полностью лишили какой-либо возможности к самоорганизации. Любые общества или союзы возникали только по указке сверху, их деятельность жестко контролировалась.
Говорить в таких условиях о гражданском обществе не приходится. С момента прихода к власти Ленин, а вслед за ним и Сталин считали необходимым вытеснение механизмов саморегуляции гражданского общества альтернативными, но отнюдь не демократическими формами. То, что в условиях либеральной демократии решалось путем соревнования, свободной дискуссии, компромисса, взяла на себя коммунистическая партия, подчинившая себе все сферы деятельности общества. Так гражданское общество оказалось полностью антагонистичным государственному социализму.
Как отмечает Татьяна Ворожейкина в статье «Надобно годить» («Новая газета», № 5 за 2009 г.): «В войне большевиков с народом были уничтожены все, в том числе порожденные революцией, ростки самоорганизации в обществе — от крестьянских советов и рабочих профсоюзов до кооперативного и краеведческого движения. Подавление самоорганизации, самоуправления на протяжении всего XX века блокировало механизмы спонтанной, собственно социальной, отличной от государственной интеграции общества. Однако полностью искоренить способность и стремление к самоорганизации, окончательно превратить общество в аморфную массу неспособных к коллективному действию индивидов все-таки не удалось.»
Едва пресс власти и КГБ ослаб, начали возникать многочисленные объединения. Весной 1989 года один за других возникали клубы избирателей. В мае был конституирован Московский народный фронт. 1990-й ознаменовался созданием большого числа партий и самой массовой организации – движения «Демократическая Россия». Народные фронты и движения возникли и в республиках СССР. Начали образовываться независимые профсоюзы – шахтеров, авиадиспетчеров, летного состава гражданской авиации, докеров.
Поведенческая культура.
Поведенческая культура в Российской империи в XIX веке в разных слоях населения сильно отличалась. В дворянской среде она была близка к западноевропейской поведенческой культуре, в начале ХХ века эту эстафету подхватила интеллигенция – преподаватели, ученые, управленцы и т.д.. Среди мещан и купечества поведенческая культура была ниже, не говоря уже про крестьянство, манеры поведения которого были во многом архаичны.
Хамство было отличительной чертой российской жизни. Мережковский полагал, что причина хамства в безрелигиозности. Однако, навряд ли причина была только в этом. Атеисты встречались и среди интеллигенции, дворянства, что вовсе не оказывало влияния на поведенческую культуру этих людей. Причина была в оторванности интеллигенции от низших слоев населения, которые с малолетства воспитывались в малокультурной с точки зрения поведения, межличностного общения среде и полностью воспроизводили эту среду.
Советский период начался с изгнания либо уничтожения интеллигенции. Период гражданской войны сопровождался маргинализацией страны. С началом индустриализации сельское население ринулось в города. Но поведенческая культура новоявленных горожан долгое время оставалась крестьянской, при этом оторванной от крестьянской среды, что создавало у этих горожан ощущение вседозволенности в личной жизни, в межличностном общении.
Культура сочетания индивидуального и коллективного.
Культура сочетания индивидуального и коллективного давно являлась для России камнем преткновения. Н.А.Бердяев указывал в книге «Философия неравенства», которая вышла в Берлине в 1923 году: «Исконный русский коллективизм всегда был враждебен культуре, враждебен личному началу, всегда тянул нас вниз, всегда мешал нам выйти к свету, в мировую ширь. Этот коллективизм парализовал у нас чувство личной ответственности и делал невозможной личную инициативу.» Наряду с антиномией этатизма и анархизма другими традиционными противоречиями русской культуры Бердяев считал антиномии «национализм – универсализм» и «свобода духа – рабство, подчиненность коллективу» («Душа России», 1915).
В.Кантор пишет в книге «Санкт-Петербург…»: «Петр I попытался структурировать жизнь России. Но перелом исторической судьбы оказался столь силен, что и спустя полтора столетия после Петровских реформ, несмотря на краткий исторический промежуток, когда сложилось вроде бы четко социально и духовно очерченное сословие – дворянство, явно утвердились зачатки буржуазного типа хозяйствования, в конечном счете восторжествовала идеология безличностного коллективизма (по словам Федора Сологуба, русские социалисты строят коллектив не из единиц, а из нулей). Иными словами, в возникавшем в XIX веке конфликте общинного и личностного начала перевес был явно на стороне общинности.»
С общинностью пытался бороться Петр Столыпин, прекрасно понимавший, сколь большим тормозом является она для развития сельского хозяйства. Столыпин делал все возможное для возникновения большого числа индивидуальных хозяйств, но не успел осуществить свои планы в сколь-нибудь значительной мере. Хотя возник слой индивидуальных производителей – крепких крестьян-единоличников, названных позднее кулаками. Тех, кому завистливые ленивые соседи жгли хозяйства до 1917 года и кого расстреливали как классовых врагов при советской власти.
Советский режим сделал в сельском хозяйстве ставку на коллективные хозяйства – колхозы, совхозы. В промышленности предпочтение тоже отдавалось коллективам. Оборотной стороной этого был обезличенный труд, отсутствие персональной ответственности.
Советский коллективизм воспевался в официальной идеологии. Но, начиная с семидесятых годов, он не носил гипертрофированного вида в повседневной жизни большинства советских людей.
Толерантность.
Россию никогда не отличала терпимость к чужому мнению. Качество, которое с точки зрения европейской цивилизации является серьезным изъяном – отсутствие терпимости у подавляющей части общества. Наша нетерпимость к чужому мнению, неумение находить компромиссы в сложных ситуациях общеизвестны. Это прежде всего наследие советского тоталитарного периода, преследовавшего несогласных, подавлявшего даже намек на возможность другой точки зрения. Но истоки этого явления уходят в более далекое прошлое, к общинному сознанию. Община осуждала и отторгала тех, кто отличался от некого «усредненного значения», в том числе наиболее трудолюбивых, работящих. И дома им поджигали сто лет назад точно так же, как сейчас наиболее успешным фермерам. (Не случайно последовательным противником общины был реформатор Петр Столыпин).
Ненависть и насилие были в Советском Союзе моральной нормой. Появились даже новые понятия: классовая мораль, буржуазная, социалистическая, коммунистическая. «Надо, чтобы все дело воспитания, образования и учения современной молодежи было воспитанием в ней коммунистической морали», – провозгласил В.И.Ленин. В Моральном кодексе строителя коммунизма, творении брежневского периода, есть такие принципы: «… преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, странам социализма; … забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния; высокое сознание общественного долга, непримиримость к нарушениям общественных интересов; …непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов».
Нормой оставались нетерпимость к оппонентам власти, подавление любых форм несогласия с официальной точкой зрения. В условиях однопартийности, когда невозможно было публичное высказывание иных точек зрения со стороны представителей конкурирующих политических сил, долгие годы в Коммунистической партии Советского Союза не было и внутрипартийного диалога. Лишь в 1989 году, на последнем этапе существования СССР, возникла Демократическая платформа в КПСС, пытавшаяся демократизировать партию. Впрочем, попытка оказалась неудачной, и коммунисты-реформаторы вышли из КПСС. К тому времени власть вынуждена была разрешить создание других партий, и они были созданы по инициативе граждан. Однако, КПСС всячески избегала прямого диалога с новыми партиями, а власть любыми способами оттесняла их от средств массовой информации, прежде всего телевидения и центральных газет.
Важно подчеркнуть, что в демократических партиях и движениях, возникших в 1989-1990 годах, обстановка часто была далека от истинной демократичности. Широкая внутренняя дискуссия по принципиальным вопросам не приветствовалась руководством. Учет в той или иной мере мнения меньшинства, столь привычный для экономически развитых стран во второй половине ХХ века, тоже отсутствовал.
Умение нести ответственность за себя.
Советская власть никогда не делала ставку на инициативу граждан, более того, после свертывания НЭПа в 1929 году были исключены любые возможности для проявления инициативы в экономической сфере. Отменив частную собственность, государство лишило граждан возможности зарабатывать на жизнь частным образом. Фактически все население страны превратилось госслужащих – людей, получающих зарплату от государства, причем в подавляющем большинстве случаев эта зарплата не зависела от прилагаемых усилий. В данной ситуации трудно было рассчитывать на умение граждан нести ответственность за себя.
Что касается социальной сферы, там делалось все, чтобы исключить инициативу, идущую снизу. Бюрократическое государство опиралось на чиновников, назначаемых сверху и ориентированных на поступление указаний сверху, не приученных проявлять личную инициативу и потому невосприимчивых к различным инициативам граждан. При этом слишком активные граждане неминуемо привлекали внимание НКВД, а позднее – КГБ. Среди репрессированных было значительное число тех, кто проявлял инициативу и тем выделялся на общем фоне. Так что весь уклад жизни в СССР поощрял граждан к тому, чтобы во всем надеяться на государство, не проявлять никакой инициативы. В этой ситуации трудно было рассчитывать на умение сколь-нибудь заметной части населения нести ответственность за себя.
Достижительская культура.
Советская система выстроила достижительскую культуру, отвечающую тоталитарному государству. Главным залогом биографического успеха в таком государстве является не только внешняя приверженность соответствующей идеологии, но и лояльность власти, как верховной, так и вышестоящей.
Как указывает Александр Согомонов в книге «Генеалогия успеха и неудач»: «… политическая лояльность государству и партийной идеологии, личная преданность начальству и установка на карьерный рост стали нормой и биографическими ценностями не только сословия чиновников, но и всего работающего населения.» И далее: «Достижительство в проекте большевистской модернизации было предельно двусмысленным. Прежде всего, в основе любого тоталитарного режима лежат практики массового террора, которые, казалось бы, должны были подавлять любые притязания человека на социальную выделенность. Но такому утверждению противоречит хотя бы тот факт, что буквально все тоталитарные общества являют собой примеры социальных систем с относительно высоким уровнем личной мобильности граждан. Уже сам факт мобильности подводит нас к эмпирической дедукции о наличии в культуре обществ «советского» типа аутентичных достижительских кодов, которые, в соответствии логикой культурного анализа, должны были располагать такими структурными компонентами, как «дух» Успеха, плюрализм жизненных стратегий и прочее... Советский человек выступает, с одной стороны, носителем определенных функциональных качеств и свойств, а с другой – субъектом лояльности по отношению ко всему иерархическому пространству власти. Иными словами, "начальник" приобретает статус начальника, прежде всего, в силу своего лояльного отношения к высшим инстанциям власти. Так проявляется приоритет лояльности перед собственно деловыми качествами, компетентностью и профессионализмом.»
Этот приоритет лояльности перед собственно деловыми качествами, компетентностью и профессионализмом сохранялся практически до падения советской власти в 1991 году. Хотя существовали сферы деятельности, весьма немногочисленные, где после шестидесятых годов не требовалось доказывать лояльность власти для того, чтобы добиться карьерного роста – научная деятельность в сфере естественных наук, врачебная, занятия искусствами. Однако, продвижение по карьерной лестнице было несовместимо с проявлением нелояльности к власти и советской идеологии. И фактор членства назначаемого на руководящее место человека в КПСС играл, как правило, решающую роль.
Самоуважение.
Самоуважение самым непосредственным образом связано с личностью. Лишь тот, кто является личностью, по-настоящему наделен самоуважением. Вот почему вопрос о личности играет большую роль.
Согласно Владимиру Кантору, идея важности личности оспаривалась в царской России. «Причем оспаривавшие не отрицали необходимости личности, но видели ее подчиненной стольким социальным институтам (от общины до государства), столь растворенной в хоре, что сам принцип, породивший современную цивилизацию, в которой мы живем, благами которой пользуемся, опасности которой разделяем, оказывался упраздненным.» Несколько ниже (книга «Санкт-Петербург: Российская империя против российского хаоса») В.Кантор пишет: «Нигде в Европе государство не обладало такой властью над жизнью и собственностью своих подданных, как в России. Соответственно, и независимая индивидуальность в такой стране появлялась с трудом, с чувством вины за свою особность, исповедуя культ народа, общинного сознания, что вело к отрицанию самой идеи личности либо к появлению весьма специфического типа личности вопреки, а в конечном счете к так называемому "культу личности".»
Но более существенным стоит признать следующий вывод, сделанный В.Кантором, согласно которому в Российской империи, впрочем, как и в СССР: «Личность не защищена и стремится укрыться в некую мифическую соборность. Но эта пресловутая российская соборность говорит как раз о неумении, неспособности русского человека быть самим собой. А общество, где личность не сформировалась, есть соединение людей, не способных каждый сам по себе нести за себя всю полноту ответственности, а потому деструктурирующих социум, превращающих его в некий социокультурный хаос.» И далее: «В том обществе, где человек не сам по себе, а лишь частица единой силы, единого общества, этот человек оказывается чрезвычайно одинок и беззащитен. Государство не печется об отдельном человеке. Он может полагаться только на собственную изворотливость, умение терпеть и быть незаметным. Иными словами, не имея сообщества независимых людей, которые могли бы ему помочь, он, не становясь личностью, становится гораздо большим индивидуалистом, чем любой буржуа на Западе. На правительство у него надежды нет, а близкий его, как он понимает, столь же бессилен. В периоды катастроф (скажем, сталинских репрессий) жизнь по принципу «каждый за себя» выявила себя как ведущая общественная константа.»
Отсутствие личности оборачивается отсутствием самоуважения. Это на уровне одного человека. На уровне страны отсутствие личностей оборачивается отсутствием общества.
Руководители СССР и в довоенное, и в послевоенное время не были заинтересованы в становлении личностей. Они хотели иметь не желающих рассуждать, послушных исполнителей, за которых думает начальство, а их задача – выполнять приказания. Отсюда идея человека-винтика, части целостного механизма, которым должно являться государство. Но человек-винтик не может быть личностью, у него рабская психология, у него не может быть самоуважения. Он не может быть частью общества. Поэтому в СССР, как и в Российской империи, фактически не было общества в истинном значении этого понятия – как совокупности людей, имеющих общность происхождения, положения, интересов и целей, осознающих свою причастность к происходящему в стране и свою ответственность за ее будущее.
Культура деловых отношений.
Упоминавшийся выше английский инженер Джон Перри, проживший в петровской России 17 лет, отмечал «… вероломство и неблагородство русских в отношении всех тех, с кем имеют дело; они постоянно перетолковывают свои слова и изменяют своему слову.»
Прошло немало времени, прежде чем наши промышленники, купцы разобрались, сколь важен в экономике этический фактор. В 1912 году российскими предпринимателями было выработано «Семь принципов ведения дел в Российской империи». В них воплотился выстраданный долгими десятилетиями опыт купцов и предпринимателей. Любопытно, что первые три из этих принципов носили чисто этический характер:
1. Люби и уважай человека. Любовь и уважение к человеку со стороны предпринимателя – залог ответной любви и благорасположения.
2. Будь честен и правдив. Честность и правдивость – основа предпринимательства, предпосылка честной прибыли и уважительных отношений в делах. Будь добродетелен, честен, правдив и милосерден.
3. Будь верен своему слову. Деловой человек должен быть верен своему слову: «Единожды солгавший, кто тебе поверит?» Успех в деле во многом зависит от того, в какой степени окружающие доверяют тебе.
Степень доверия тогда была такова, что видным купцам или предпринимателям, порой случайно встретившимся в ресторане и сговорившимся о сделке, достаточно было ударить по рукам, чтобы на следующий день пошли составы и суда, груженные товаром на огромные суммы. Столь же доверительными были отношения с государством. Купцы первой гильдии имели право осуществлять международные перевозки, что называется, в режиме «зеленого коридора». И за всю историю Российской империи не было ни одного судебного разбирательства за контрабанду в отношении купцов первой гильдии.
Приход советской власти разрушил эти отношения и стоящие за ними моральные устои. Промышленники, предприниматели, купцы были изгнаны либо репрессированы. На смену им пришли советские управленцы. Как правило, на ответственные должности назначались только члены коммунистической партии. Главной их функцией было выполнение поступивших сверху установок. Хотя порой это требовало серьезных организационных усилий. Особенно в первый год войны, когда приходилось на пустом месте поднимать эвакуированные из западных регионов страны заводы. Но, в любом случае, главным рычагом воздействия на инженеров, рабочих, служащих, управленцев был страх. А взаимоотношения между предприятиями регулировали Госплан и Наркомснаб, ставший позднее Госснабом.
С начала восьмидесятых годов, когда страх почти ушел из жизни советских граждан, ответственность руководителей предприятий резко снизилась. Отсутствие культуры деловых отношений создало дополнительные проблемы для производства.
Культура производства, технологическая культура.
Культура производства является существенным фактором, влияющим на экономику. Можно привести следующий пример, подтверждающий это. В Советском Союзе в пятидесятых годах был изобретен силикатный бетон, совсем не требующий цемента – песок, известь и вода. Однако этот бетон для твердения нуждался в автоклавной обработке, обеспечивающей определенный температурный режим и определенное давление пара. Вскоре технология была передана в Германской Демократической Республике (сокращенно – ГДР), где тоже построили завод. И вскоре выяснилась прелюбопытная вещь: в СССР выход годных железобетонных панелей едва превышал 50%, тогда как в ГДР – 97%. Начали разбираться. Причина оказалась в том, что автоклавная обработка требовала точного исполнения технологии: когда поднять давление пара, до какой величины, температуры, когда опустить давление – только так происходило образование необходимых связей между компонентами и приобреталась прочность. В СССР рабочему, мечтавшему об опохмелке, некогда и неохота было выполнять требования технологов. Немцы четко выдерживали необходимые условия, ибо даже в ГДР, не говоря про Западную Германию, они старались четко выполнять то, что от них требуется. Итог: советские заводы половину готовой продукции выкидывали. Казалось бы речь о такой грубой сфере деятельности – о производстве железобетонных панелей. На самом деле разговор о культуре производства, технологической культуре.
В СССР с послевоенного времени и вплоть до распада продукция трех Прибалтийских республик – радиоэлектроника, трикотаж, мебель, продукты питания и многое другое – по качеству и дизайну значительно превосходило аналогичную продукцию, произведенную в других республиках Советского Союза. Причина заключалась в том, что уровень культуры в Литве, Латвии и Эстонии был выше, чем на остальной части СССР. Во-первых, потому что он изначально был выше в странах Балтии, более близких к западной цивилизации, чем Россия и другие республики Советского Союза. Во-вторых, позднее вхождение Прибалтийских республик в СССР (это был 1939 год) позволило даже в рамках Советского Союза сохранить культуру деловых отношений, производственную и поведенческую культуру, уровень которых успел существенно вырасти в довоенное время, когда экономика этих стран развивалась довольно эффективно.
В то же время, в республиках Средней Азии качество продукции было самым низким, потому что уровень культуры в этих республиках был самым низким в СССР. Это объяснялось историческими особенностями развития среднеазиатских республик, шагнувших, по заверению советских ученых, из феодализма прямо в социализм, но практически не избавившихся от традиционной для них культуры.
5. Изменения в культуре, произошедшие в России в постсоветский период.
С разрушением СССР и падением советской власти в стране произошли огромные изменения. Попробуем оценить их влияние на глубинные факторы культуры.
Егор Гайдар писал в книге «Государство и эволюция» (напомним, она готовилась к печати в конце 1994 года): «Если приоритет – модернизация страны, расчистка социально-экономического пространства для развития современного общества, то перечень обязанностей государства достаточно четок и локален. Государство должно, преодолев градации этатизма, обеспечить неприкосновенность частной собственности, произвести разделение собственности и власти и перестать быть доминирующим собственником… брать на себя заботы об экологии, образовании, здравоохранении, развитии науки, культуры, о бедных, нетрудоспособных… Это один государственнический подход. Эффективное и недорогое государство по возможностям страны, нужное, чтобы обеспечить динамичное развитие общества на пороге XXI века. Такой подход предполагает… отказ от "государственничества" как своего рода религии, чисто рациональное, "западное" отношение к государству. Если приоритет – "восстановление военного могущества", "сохранение любой ценой имиджа сверхдержавы", "восстановление естественных границ", расширение территории до пределов СССР", это принципиально другой подход… эта политическая линия, очевидно, предполагает (а идеология вполне оправдывает) резкое свертывание политических, экономических, гражданских прав общества и расширение власти и доходов государства, новую мобилизацию ресурсов общества ради решения имперских проблем.»
Фактически с 2000-го года реализуется второй подход, причем все, что происходило в России за последнее время, удивительным образом совпадает с предсказанием Е.Гайдара. Это и восстановление имперского мышления, это и представление США и НАТО в качестве внешнего врага России, это и поиск внутреннего врага, к которому давно уже отнесены критики власти, представители оппозиционных общественных организаций, это и свертывание политических прав через создание фактически однопартийной системы, это и свертывание гражданских прав, осуществляемое через диктат власти на всех уровнях, это и свертывание экономических прав через постоянное давление чиновников, представителей правоохранительных органов на предпринимателей.
В последнее десятилетие стали появляться статьи, говорящие о разрыве России во времени и необходимости устранения этого разрыва. Чаще всего эту тему поднимал философ Игорь Чубайс (например, статья «Почему мы не понимаем собственную страну» («Новая газета» № 11 от 04.02.2009). Трудно не согласиться с тем, Российская империя и Советский Союз – совершенно разные государства. Как и современная Россия по отношению к ним. Осознанной исторической преемственности, разумеется, не было ни после октябрьского переворота 1917 года, ни после августовских событий 1991-го.
Но можно говорить о невольной, неосознанной преемственности, осуществляемой в силу менталитета, культурных особенностей народа России, в том числе той его части, которая занималась коренными преобразованиями. Несмотря на то, что большевики в своем гимне пели: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим…», весьма скоро выявилась удивительная похожесть многих черт этого «нового» мира на прежний, свергнутый. Это, прежде всего, полная централизация и концентрация социально-экономической жизни; это всесилие государства, его безусловный приоритет перед человеком, пренебрежение реальными интересами граждан, даже тех, ради кого будто бы создавался «новый» мир; это бюрократический характер государства, отмеченный всесилием и безответственностью чиновничества.
Сходство старого и «нового», выстроенного большевиками мира было подмечено давно. Уже в 1920 году известный монархист, один из лидеров фракции националистов в IV Государственной думе, один из создателей Добровольческой армии Василий Витальевич Шульгин (1878-1976) увидел преемственность советской России по отношению к Российской империи. По мнению Шульгина, что бы ни думали и ни говорили большевики, они восстанавливают могущество, единство и границы России «до естественных пределов» и «подготавливают пришествие самодержца всероссийского.» Шульгин оказался прав. Как писал в обширном исследовании «Традиции и инновации в современной России» социолог Александр Гофман: «… несмотря на радикализм большевистского проекта, полную смену социокультурной и политической символики и море крови, пролитой в революции и гражданской войне, 25 октября 1917 г. система традиционных социальных институтов, существовавшая до февраля этого же года, себя восстановила. Произошел поворот на 360 градусов, и новые люди, большевики, самоотверженно и беспощадно боровшиеся с царским режимом, продолжили его же старую генеральную линию.»
Шульгин не остался в гордом одиночестве. К примеру, наш выдающийся философ Николай Александрович Бердяев (1874-1948) также подчеркивал преемственный и органичный характер большевизма по отношению к истории России, его глубоко национальный и традиционный характер. Разумеется, речь шла не о полной преемственности – советская власть уничтожала и изгоняла старую интеллигенцию, зажиточных крестьян, всячески притесняла религию, навязывала стране коммунистическую идеологию. Но в главном преемственность осуществлялась. В том, что по-настоящему роднило СССР и Российскую империю, что позволяло называть вторую «тюрьмой народов». Эта преемственность была замечена и зарубежными исследователями. Так, упоминавшийся выше Карл Витфогель в книге «Восточный деспотизм, сравнительное исследование тоталитаризма» (1957 г.) высказывал мнение, что через «девять месяцев после падения полууправленческого аппаратного государства, созданного царизмом, большевистская революция расчистила дорогу тотально-управленческому аппаратному государству СССР.» Витфогель считал построение социализма в СССР возвратом к восточной деспотии на базе современной, на тот период, индустрии.
Если обратиться к дню сегодняшнему, то многие историки, социологи, публицисты отмечали схожесть современной России и СССР. Это в первую очередь безусловный приоритет государства перед человеком, упование значительной части граждан на государство, бюрократический характер государства, оборачивающийся всесилием и безответственностью чиновничества. По отношению к царской России добавился еще один существенный фактор, роднящий СССР и нынешнюю Россию: приоритет власти по отношению к частной собственности. В СССР теневая частная собственность существовала. Власть жестко с ней боролась, исключая те случаи, когда собственность была связана с властью и возникала благодаря наличию власти. Сейчас частная собственность существует на законных основаниях, но она совершенно не защищена.
Вопрос об экономической свободе является жизненно важным. Признание за личностью права экономической свободы с ее инициативой, предприимчивостью и изобретательностью стало за последние два-три столетия мощным стимулом экономического развития и процветания в Западной Европе, Северной Америке, а теперь и в ряде других стран. Китай добился выдающихся экономических успехов, обеспечив полную экономическую свободу предпринимателям, пусть даже при отсутствии политических свобод.
В современной России фактически нет свободы предпринимательства. Малые и средние предприниматели в полной мере испытывают гнет всевозможных чиновников, криминальных группировок и правоохранительных структур, которые во многом уже подменили криминальные группировки с начала 2000-х годов. Крупный бизнес не сделает ни одного серьезного шага, не испросив разрешения в Кремле. Вместе с тем, свобода предпринимательства, при всех ее издержках, важный элемент европейской культуры. Она представляет собой отнюдь не «капиталистическую ценность», как до недавнего времени ее воспринимали на Западе и на Востоке, а общечеловеческую ценность, единственно способную принести человечеству материальное обеспечение и процветание.
Конечно, сейчас свобода предпринимательства должна вписываться в современную экологическую ситуацию и не попирать социальную справедливость как не менее самостоятельную общечеловеческую ценность. Но эти ограничения давно уже научились учитывать не за счет покушения на свободу предпринимательства, а за счет разумного увеличения налогов, введения обоснованных штрафных санкций.
Александр Ахиезер отмечал: «Мы, кажется, хотим быть Западом. Запад, однако – это не только полные магазины, но и способность постоянно повышать эффективность воспроизводства во всех его формах.» Высокая эффективность воспроизводства обеспечивается только за счет частной инициативы, которая возможна единственно в условиях свободы предпринимательства.
Состояние с экономической свободой в постсоветский период можно характеризовать не только данными ежегодных докладов по соответствующему рейтингу. Достаточно задаться вопросом: смог бы Билл Гейтс, живя он в России и занимаясь производством интеллектуальных продуктов в сфере программирования, стать самым богатый человеком мира? Ответ однозначен: нет. Весь наш опыт говорит – крупные капиталы создавались исключительно в сырьевой сфере, прежде всего в нефтегазовой и металлургической.
Эрнандо де Сото в книге «Загадка капитала» высказывает соображения по поводу гипотетического неуспеха Билла Гейтса не только в России, но и любой развивающейся стране: «Если оставить в стороне личную одаренность, какую часть его успеха можно объяснить культурной традицией и привитой ему "протестантской этикой"? А какую роль сыграла действующая в Соединенных Штатах легальная система собственности?
Сколько компьютерных программ он смог бы запустить в оборот, если бы их не защищали патенты? Сколько сделок и долгосрочных проектов он смог бы осуществить, если бы закон не гарантировал ему выполнение контрактов? На какой риск он мог бы отважиться в начале своего восхождения, если бы не возможность использовать форму корпорации с ограниченной ответственностью и не существование системы страхования рисков? Какой капитал смог бы он собрать, если бы не система регистрации деловых операций? Сколько ресурсов он смог бы накопить, если бы не ликвидность ценных бумаг? Сколько людей он мог бы сделать миллионерами, не имея возможности привлекать их и симулировать опционами на акции? Получал бы он выгоду от масштаба операций, если бы люди его корпорации вынуждены были прятаться от сил "правопорядка"?.. Не думаю, что Билл Гейтс или любой другой западный предприниматель смог бы добиться успеха при отсутствии системы прав собственности, опирающейся на эффективный и дееспособный общественный договор.»
Можно сказать, что, по де Сото, законопослушность, наличие правового государства важны, но, прежде всего, в той степени, в какой они обеспечивают защиту прав собственности. То, что этого достаточно для успешного развития экономики, показывает пример современного Китая, где права предпринимателей и частная собственность надежно защищены. Однако, для успешного развития страны в целом необходимо, чтобы правовое государство распространялось на все сферы деятельности.
Вне всякого сомнения, с разрушением СССР и падением советской власти в стране произошли огромные изменения. Но, тем не менее, в основных составляющих культуры мало что изменилось. Это прежде всего сохранение правового нигилизма, социального инфантилизма и социального иждивенчества, духовного рабства. Свобода по-прежнему является несущественной ценностью для современной российской культуры. Важно отметить неготовность основной части общества к свободе как внутреннему состоянию.
Ко всему прочему, существует проблема трактовки в обществе основополагающих понятий: демократия, либерализм, патриотизм. В большинстве случаев за этими понятиями видят совсем не то, что они означают. Часто, говоря о демократии, имеют в виду вседозволенность чиновников и сильных мира сего. Либерализм понимают как ограбление старушек, а патриотизм – как ненависть ко всем нерусским, как гражданам России, так и иностранцам. Трудно в подобной ситуации отстаивать западноевропейские ценности. Население страны в своей массе не понимает их значения, как, впрочем, и правящие элиты. Вместе с тем, при отсутствии «запроса» в обществе трудно ожидать каких-либо изменений в сторону демократии.
Т.Ворожейкина в статье «Надобно годить» подчеркивает: «… как показывает опыт и Испании, и Бразилии, необходимость перехода к демократии осознается правящими группами только в том случае, когда их подвигает в этом направлении независимое от власти демократическое движение. В отсутствие такого движения бессмысленно дожидаться «импульса сверху», который положит начало проекту развития демократической модели.»
Современное российское общество атомизировано (на что неоднократно указывали самые разные отечественные исследователи), люди поражены социальной апатией и не готовы отстаивать свои интересы в цивилизованных формах. Более того, подавляющая часть граждан России не осознает в полной мере своих интересов за рамками бытового устройства жизни. Тут полностью подходит вывод, сделанный известным социологом Юрием Левадой еще в 1993 году в книге «Советский простой человек: опыт социального портрета на рубеже 90-х» и повторенный в 2000-м в книге «От мнения к пониманию», что «человек постсоветского общества надолго останется советским и будет находить подходящие условия для своего существования в тени распределительной экономики и номенклатурной системы циркуляции кадров.»
Еще одна проблема России в серьезных культурных отличиях между регионами. Как и в СССР, в Российской Федерации есть регионы, в большей степени сохранившие традиционалистские устои. Прежде всего это республики Северного Кавказа. В интервью «Российской газете» от 7 апреля 2009 года президент Чечни Рамзан Кадыров сказал: «У нас, в Чечне, женщин больше, чем мужчин. Но все они должны быть устроены в жизни. Многоженство разрешают наши обычаи, наша религия. С другой стороны, если молодая девушка или разведенная женщина гуляет, то ее брат убивает и ее, и того мужчину. У нас очень суровые обычаи. Лучше женщине быть второй или третьей женой, чем быть убитой.» Убийство женщин за «неправильное» поведение считается в Чечне допустимым делом, не с точки зрения закона, а исходя из местных традиций. И, как показывает опыт, такие случаи не осуждаются населением и не доводятся до суда. В той или иной степени, всем народам Северного Кавказа присущ особый традиционализм. Свои особенности есть в Татарстане и Башкортостане, где восточные элементы культуры особенно сильны, что выливается в гипертрофированное чинопочитание. Утверждение приоритета человека перед государством, законопослушности, правовой и политической культуры, уважения к человеческой личности на Северном Кавказе, в Татарстане и Башкортостане представляет гораздо большую трудность, чем в других регионах России.
Еще раз хотелось бы вернуться к вопросу об универсальности западноевропейской культуры. С одной стороны, ее можно воспринимать как сугубо специфическую культуру, присущую странам Западной Европы. С другой стороны, только эта культура дает возможность наиболее полно использовать потенциал каждого из членов общества, а значит задействовать те скрытые ресурсы, которые не в состоянии задействовать ни одна другая культура. Только западноевропейская культура обеспечила бурное развитие науки и промышленности. Так что ее вполне можно считать универсальной культурой, обеспечивающей экономическое и социальное развитие. Следовательно, попытки прививать эту культуру правильнее рассматривать не как унизительное следование Западу, а как использование открытых там закономерностей, связывающих определенную культуру и успешность модернизации.
Собственно говоря, представители «западничества» в 40-е и 50-е годы XIX века предполагали, что страны Западной Европы и Россия развиваются по единым для всего человечества законам. Вместе с тем, как отмечает в упоминавшейся выше статье В. Межуев: «… Россия для западников при всей их любви к ней – не более, чем отставшая от Европы страна, не способная ни к чему другому, как только учиться у нее. В лице западников она как бы лишена собственного голоса, доказывая своим существованием только то, чем не надо быть. Главное, в чем западники отказывали России, – это в ее праве считаться современной страной. Эталоном современности служили для них Англия или Франция (как сейчас США). Но ведь и Европа была не столь единодушна в оценке своей современности. Главным оппонентом просветителей, на чьих идеях и взросла эта современность, получившая название «эпохи модерна», выступили романтики. Их русским подобием и стали ранние славянофилы (Хомяков, братья Киреевские и др.), с появлением которых внутриевропейский диалог об отношении к модерну становится и внутрироссийским. Если первый ограничивался романо-германским миром, исповедующим католицизм и протестантизм, то с началом второго он включил в себя и восточнославянский мир, приверженный православию. Это не два диалога, а один, поскольку касался одной и той же темы – понимания и оценки современности, пришедшей с Новым временем. С подключением России к нему он лишь расширился до масштабов всего христианского мира. Во всяком случае, диалог западников и славянофилов – органическая часть общеевропейского диалога… Россия смогла вступить в диалог с Европой потому, что у русских образованных людей появилось сознание не только отличия России от Европы, но и ее общей с Европой исторической судьбы.»
Несмотря на столь долгое участие в общеевропейском диалоге и на не менее длительный внутрироссийский диалог, Россия так и не стала частью западноевропейской культуры, а значит, и полноправной частью Европы. Хочется еще раз подчеркнуть, что проблема не в том, чтобы стать частью Европы, а в том, что в этих условиях трудно рассчитывать на экономическое и социальное развитие, позволяющее стать вровень с экономически процветающими странами.
Коснемся изменений в составляющих культуры в постсоветский период:
Культура взаимоотношения человека и государства.
В современной России сосуществуют два отношения к государству. Прозападное, в соответствии с которым государство должно обеспечить действие Закона для всех, вне зависимости от богатства и должностного положения, дать гарантии частной собственности, бороться с монополизмом. Это рациональное отношение к государству, от которого фактически требуется обеспечить динамичное развитие экономики и общества. (По Джону Локку, единственная цель государства заключается в охране свободы и собственности граждан. А задолго до Локка Аристотель утверждал, что наилучшим государственным строем должно признать такой, организация которого дает возможность всякому человеку благоденствовать и жить счастливо). Западноевропейская традиция уже третье столетие уверенно ставит на первое место человека. Отсюда следует соответствующий стиль жизни и мышления, присущий жителям стран Западной Европы и Северной Америки: уважение к человеку, самоуважение граждан, внимание к правам человека.
Однако в российском обществе по-прежнему превалирует более привычное для нас отношение к государству, которое заведомо исходит из того, что государство безоговорочно выше человека, которое считает сильной власть, контролирующую всё и вся. От такого государства ожидают не охраны свободы и собственности, не защиты прав человека, а совсем иного: восстановления военного могущества, ощущения подъема с колен, возрождения если не империи, то имперского духа и т.д. Это полностью определяло происходившие в постсоциалистической России процессы.
За изменение культуры взаимоотношений государства и человека, за то, чтобы человек в России стал наконец выше государства, активно выступал академик Александр Николаевич Яковлев. Он проводил эту мысль в своих книгах, публичных выступлениях, включал в документы созданной и возглавляемой им Российской партии социальной демократии.
К сожалению, ничего не изменилось в этой сфере за прошедшие годы. Наше государство остается сугубо бюрократическим, не замечающим отдельных людей, не чутким к их нуждам. Оно комфортно только для чиновников. И весьма снисходительно к ним, фактически не требуя ответственности за принимаемые решения.
Любопытны слова о бюрократии, написанные славным российским государственным деятелем С.Ю.Витте (1849-1915) в 1899 году, еще в бытность министром финансов: «Всякое общество вправе требовать от власти, чтобы им удовлетворительно управляли, сказать своим управителям: "Правьте нами так, чтобы нам удобно жилось". Но бюрократия думает обыкновенно иначе и расположена отвечать на такое требование: "Нет, вы живите так, чтобы нам удобно было управлять вами, и даже платите нам хорошее жалованье, чтобы нам весело было управлять вами; если же вы чувствуете себя неловко, то в этом виноваты вы, а не мы, потому что не умеете приспособиться к нашему управлению и потому что ваши потребности несовместимы с образом правления, которому мы служим органами». Сколь современно звучат эти слова. Наверно, потому, что немногое изменилось во взаимоотношениях человека и власти в России.
Здесь уместно привести еще одну цитату из постоянно упоминаемой книги Е.Гайдара: «Именно оно (бюрократическое государство) определяло траекторию российской истории. Государство страшно исказило новейшую историю. Опыт показал: государство самоедское разрушает общество, подминая его под себя, разрушаясь в конечном счете и само.» И далее: «Абсурдна сама идея мускульным усилием государства "догнать и перегнать" саморазвивающееся общество. Уйти от "третьего мира", догнать страны европейской цивилизации, усиливая в своей стране структуры "восточного" типа государства, развивая "восточный способ производства"!
Да не по технике, не по экономической мощи, а прежде всего по социально-экономической структуре мы отстали от передовых стран. И вот этот разрыв, это расстояние мы должны, обязаны преодолеть, стать страной, экономика которой подчиняется законам не мобилизации, а постоянно суммирующихся инноваций. Для преодоления этого разрыва нужна политическая воля – воля развивать страну, качественно изменив в ней функции государства.»
Важным сигналом, показывающим отношение федеральных властей к взаимодействию государства и человека, стало появление в 2007 году нового учебника по истории Филиппова, который рекомендовался школам как официальная историческая доктрина и в котором Сталин представлен как самый успешный в нашей истории менеджер, а массовые репрессии – как вынужденная мера. Историк, профессор РГГУ Александр Каменский в статье «Пересматривая прошлое» (журнал «Знание-сила», №4 за 2009 г.) так охарактеризовал эту книгу: «Логика Филиппова и его единомышленников основана на идее, что государство превыше всего, его интересы выше наших частных мелких интересов и самой человеческой жизни. Когда я слышу "государству нужно", "государство нуждается", "государство хочет", "потребности государства" и пр., хочется спросить: а где это самое государство? Нельзя на него взглянуть? Имею же я право посмотреть на то, чему в жертву было принесено столько человеческих жизней и завтра может быть принесена моя. Но я вижу только офисы чиновников, нанятых как раз для того, чтобы мне и моим согражданам было удобнее, безопаснее, благополучнее жить. Мне непонятно, зачем вообще нужно государство, уничтожающее собственных граждан? Мне представляется, что могущество государства – не в промышленности и в сельском хозяйстве и уж тем более не в военной силе, а в благополучных людях, и я исхожу из того, что выше всего жизнь человека и его благополучие.» К сожалению, эта точка зрения не стала превалирующей в российской обществе.
Любопытно, что тему отношения к государству затронул в своем первом Президентском послании Дмитрий Медведев: «В России на протяжении веков господствовал культ государства и мнимой мудрости административного аппарата, а отдельный человек с его правами и свободами, личными интересами и проблемами воспринимался в лучшем случае, как средство, а в худшем – как помеха для укрепления государственного могущества.» Таким образом, Д.Медведев признает, что это положение сохранилось в и постсоветский период, вплоть до настоящего времени. Однако, никаких действий, направленных на изменение ситуации, не предпринимается.
Культура взаимоотношения частной собственности и власти.
Падение советского строя и возникновение на территории Российской Советской Федеративной Социалистической Республики независимого государства резко изменило ситуацию с частной собственностью – впервые с начала тридцатых годов она стала официально возможна. Вместе с тем, принципиальные изменения в жизни страны и людей не могли осуществиться в короткий срок. В первой половине девяностых реальными хозяевами на большинстве крупных предприятий оставались их прежние руководители, которые, однако, не проявляли настоящего хозяйского подхода. Как правило, они разграбляли собственные предприятия, продавая все самое ценное либо передавая созданным ими кооперативам. В итоге многие предприятия разорились и прекратили свое существование. (Цеха части из них были превращены в вещевые рынки, торговлю на которых вели так называемые «челноки», привозившие недорогие товары из-за границы). Закрытыми оказались целые отрасли, как в сфере производства товаров народного потребления, так и в сфере промышленного оборудования. Подобная участь постигла подавляющую часть колхозов и совхозов, разграбленных собственными председателями и директорами.
Принципиально иная ситуация была только в нефтегазовой сфере и металлургии. Помимо того, что предприятия в этих сферах успешно действовали, их акции достались большому числу граждан, прежде всего, членам работавших на них трудовых коллективов. Правда, весьма скоро число собственников в этих сферах сократилось до весьма ограниченного круга людей. Среди положительных тенденций также необходимо отметить значительный рост числа малых предприятий в городах и единоличных производителей на земле (фермерских хозяйств). Но с конца девяностых этот процесс не просто замедлился, а повернул вспять: за последние десять лет число фермерских хозяйств уменьшилось более чем вдвое.
Ваучеры не обеспечили появления значительного числа собственников. На крупных предприятиях они были скуплены руководством этих предприятий, стремившимся сохранить полный контроль. То же самое произошло в колхозах и совхозах. Что касается значительных групп населения, не связанных с производством – врачей, учителей, ученых, служащих, – у них фактически не было возможности обратить ваучеры в собственность, потому что их предприятия не приватизировались, а передача ваучеров паевым инвестиционным фондам не привела к сколь-нибудь заметным положительным результатам.
Е.Гайдар в книге «Государство и эволюция» подчеркивал: «Если до конца 1991 года обмен власти на собственность шел в основном по нужному номенклатуре "азиатскому" пути, то с началом настоящих реформ (1992 г.) этот обмен повернул на другой, рыночный путь.» Вместе с тем Гайдар отмечает: «Мы прекрасно понимали, что 148 миллионов людей сразу, получив ваучер, не поменяют своей психологии, не станут собственниками. И в то же время этот инструмент позволил изменить механизм распределения собственности в России. Психология собственника будет формироваться в нашей стране на протяжении многих десятилетий, ее не создашь по заказу, решением о выдаче приватизационных чеков. Но такое решение формирует рынок собственности. Именно здесь основной социальный смысл приватизации.»
Однако побеждала тенденция сохранения государства как частной собственности бюрократов. Про советских бюрократов эпохи позднего СССР Гайдар в книге «Государство и эволюция» писал: «А на самом деле им нужно упрочение такой прозаической вещи, как бюрократический рынок, сохранение лжегосударственной экономики, где их фактически частные капиталы действуют под видом и на правах государственных.» Фактически это воплощенная ныне в реальность мечта бюрократов начала XXI века. Замечание Гайдара, что: «Произошла приватизация самой номенклатуры. Теперь она будет играть по рыночным законам…» не стало реальностью. Частная собственность появилась, но ей сопутствует не рыночная экономика, а монополистический государственный капитализм.
Кроме того, возникновение частной собственности пока что не привело к ее приоритету перед властью. Частная собственность остается незащищенной. Конечно, ее не отнимают открыто, даже многочисленные рейдерские захваты предприятий прикрыты некой видимостью законных действий: неправомочными судебными решениями, постановлениями исполнительных структур. Но люди, обладающие властью, всегда могут найти вроде бы законные пути захвата чужой собственности. Это касается не только мелких предприятий, которые отнимают или контролируют местные милиционеры или сотрудники ФСБ, но и крупных фирм. Пример ЮКОСа наиболее яркий, но далеко не единственный. (Можно вспомнить также судьбу таких компаний и фирм, как Волготанкер, Русснефть, АВИСМА, Арбат-Престиж, Евросеть). И не важно, что в одних случаях власть идет на прямое нарушение закона, а в других прикрывается вроде бы правомочными судебными решениями – в условиях полной зависимости судов от исполнительной власти это все представляет фактически незаконный отъем собственности, вызванный алчностью власть предержащих. Гайдар отмечает в книге «Государство и эволюция»: « ...нет равной защищенности и прав собственности для всех. Совсем наоборот: собственность зависит от места ее владельца на иерархической лестнице. Значит, для честного, энергичного человека надежда на продвижение на рынке равных возможностей растоптана. Значит, в экономике господствует монополия, а рынок стал рынком взяток, современной формой традиционного бюрократического рынка.» Это написано в конце 1994 года применительно к позднему СССР, но сколь актуально для постсоветской России.
Отмеченное Гайдаром положение сохраняется в полной мере и сейчас. Причем, оно вовсе не уникально и не относится исключительно к России. Эрнандо де Сото в книге «Загадка капитала» указывает: «Прежде всего, именно закон защищает права собственности. Но в развивающихся и бывших социалистических странах реальная задача состоит не столько в улучшении системы защиты уже существующих прав собственности, сколько в том, чтобы дать каждому доступ к праву собственности…» Вместе с тем, де Сото подчеркивает, что именно отсутствие легитимной, то есть подкрепленной общественным договором собственности делает неуспешным становление нормальной рыночной экономики и в развивающихся странах, и бывших социалистических странах, соответственно – и в России.
Несмотря на попытки действующей власти доказать уникальность России, исключительность ее истории, необходимость существования в ней особой, «суверенной» демократии, Россия является обычной развивающейся страной, разве что самой крупной по территории. И стоящие перед ней проблемы в сфере частной собственности типичны для развивающихся стран. А в сфере частной собственности, как указывает де Сото: «Целью реформы… является превращение собственности в капитал, который послужит благу всего народа.» Пока что основная масса граждан России отделена от собственности, и нет предпосылок к тому, чтобы ситуация менялась. Но, главное, власть по-прежнему имеет приоритет перед собственностью. А значит, становление нормальной рыночной экономики пока что невозможно.
Законопослушность.
Президент России Дмитрий Медведев вынужден был затронуть в первом своем Президентском послании в 2008 году тему правового нигилизма: «Последний появился в России не вчера, он уходит своими корнями в наше давнее прошлое, и 15 лет - слишком малый срок для преодоления столь укоренившихся традиций. Однако справедливо и то, что этой проблемой мы еще системно не занимались.»
Увы, но постсоветская власть сделала немало для того, чтобы укрепить правовой нигилизм. Практически не известны случаи, когда высокие чиновники ответили бы за экономические, а их родственники – и за уголовные преступления. (История сына вице-премьера Сергея Иванова, сбившего насмерть на пешеходном переходе пожилую женщину, но полностью оправданного на этапе следствия по причине того, что он «не имел технической возможности остановиться» – далеко не единственная).
Европейское понятие того, что сильная власть должна обеспечить неукоснительное исполнение закона для всех и каждого, чуждо нам, противно нашей культуре. Поэтому когда под суд попадает недавний высокий чиновник или его близкий родственник, граждане России думают не о торжестве закона, а о победе одного клана над другим.
Впрочем, правовой нигилизм укрепляют не только высокие, но и все другие чиновники. На региональном и местном уровнях они воспроизводят то, что видят на федеральном уровне, обеспечивая себе полную безнаказанность.
Власть подает пример других членам общества. В этой ситуации никаких положительных тенденций в деле искоренения правового нигилизма нет и быть не может.
Правовая культура.
Трудно говорить о правовой культуре в условиях полной незащищенности человека. Это касается прав собственности, прав личности, основных свобод, по сути, всех сфер жизни человека.
Всячески подавляется оппозиционная деятельность. Преследуются представители оппозиционных партий, общественных движений, их деятельность вытесняется из законной сферы путем отказа в регистрации под надуманными предлогами. Их массовые мероприятия всячески срываются. Члены этих организаций подвергаются необоснованным задержаниям, арестам, а порой – избиениям. Закрываются местные периодические издания, критикующие власть на местах, преследуются руководители и сотрудники этих изданий. Бесправие солдат приводит к повсеместной дедовщине в армии, к использованию рабского солдатского труда офицерами и генералами. Не соблюдаются права тех, кто находится в предварительном заключении или отбывает срок по приговору суда.
Граждане России беззащитны перед произволом чиновников, представителей правоохранительных органов, судебной системы. Несмотря на активную деятельность правозащитных организаций, ситуация практически не меняется в лучшую сторону. Потому что бесправие повсеместно. И по причине безнаказанности тех, кто творит произвол, и по причине почти полной правовой безграмотности в обществе – даже в тех случаях, когда реально отстоять свои права, россияне редко делают это.
Политическая культура.
В России за прошедшее с начала 90-х годов время так и не сложилась нормальная политическая система, нет настоящих партий. Попытка жестко регулировать сверху процесс партийного строительства привела к тому, что мы вновь практически вернулись к однопартийности. Благодаря жесткому административному давлению на всех уровнях «Единая Россия» завоевала подавляющую часть мест в Государственной Думе, в представительных органах практически всех субъектов Федерации, во многих муниципальных собраниях и советах. Значительная часть руководителей регионов и городов – члены «Единой России». Но власть не должна становиться чьей-то монополией. Этому нас учит собственная история.
Многопартийность – необходимая составляющая гражданского общества. Вместе с тем, реальная многопартийность не возникает на пустом месте. Вот почему деятельность современных российских партий, как нынешних, так и тех, которые существовали в 90-х годах прошлого века, нельзя недооценивать: именно так возникает политическая культура, закладываются традиции, словом, создается тот «гумус», из которого, в конце концов, произрастет реальная многопартийность. Но этот непростой, часто противоречивый процесс был прерван. Россия зависла в ситуации, не подвигающей ее к развитию политической культуры.
Культура самоорганизации.
В первые пять-семь лет постсоветского периода продолжало активно действовать значительное число политических партий и общественных организаций, созданных с весны 1989 по август 1991 года. Однако общественная активность граждан неуклонно снижалась. С одной стороны, все больше становилось тех, кто разочаровался в реформах, с другой – подавляющее число членов и сторонников общественных организаций, представляющих прежде всего интеллигенцию, вынуждены были выживать, работая на 3-4 работах, и уже не имели времени, да и желания для общественной деятельности.
С приходом на президентское кресло В.В.Путина включился еще один механизм, влияющий на деятельность партий и общественных объединений: все большее использование административных рычагов для регулирования политической и общественной жизни, для выстраивания правильной, по мнению властей, политической системы и системы общественных организаций. В то время, как созданные по указанию сверху организации, такие, как «Единая Россия», движения «Идущие вместе», «Наши», получали всемерную поддержку, все остальные организации, прежде всего оппозиционные, испытывали и продолжают испытывать прямое давление со стороны правоохранительных и административных органов. Практически вытеснены из общественной жизни независимые профсоюзы, защита интересов наемных рабочих отдана на откуп проправительственной ФНПР. Так же, как и представление общественного мнения – на откуп Общественной палате, формируемой по указке сверху. Такие условия отнюдь не способствуют проявлению самоорганизации.
Исключением являются стихийно возникающие, связанные с попыткой защитить в открытую попираемые права граждан. Это прежде всего противники точечной застройки, обманутые дольщики, автомобилисты. В тоже время массовые выступления начала 2005 года, связанные с монетизацией льгот, не привели к самоорганизации, к возникновению устойчивых общественных структур.
Татьяна Ворожейкина в статье «Надобно годить» пишет: «Дважды за последние 20 лет мы были свидетелями того, как люди начинали объединяться, отстаивая свои интересы, права и достоинство. В первый раз это произошло в перестроечные годы, во второй происходит на наших глазах. Массовые протесты против монетизации льгот в 2005 году, многочисленные движения в защиту жилищных прав и городской экологической среды, новые профсоюзы и забастовки, сопротивление милицейскому произволу и самые последние выступления против повышения пошлин на импортные автомобили представляют собой элементы, хотя слабые и разрозненные, гражданского общества снизу. Только так, в борьбе за частные, узкокорыстные интересы могут возникнуть социальные институты, способные структурировать аморфную ткань российского общества и тем самым стать опорой для становления представительной демократии в России.»
Пожалуй, к немногим видам успешно действующих общественных объединений следует отнести правозащитные, экологические и благотворительные организации. Среди правозащитных организаций: движение «За права человека», общество Мемориал, Московская Хельсинская группа, Союз комитетов солдатских матерей России, Комитет Гражданское содействие, Центр Сова. Среди экологических – отделения международных организаций Гринпис, Всемирный фонд дикой природы, Международный фонд защиты животных. Благотворительные организации стараются помогать бездомным, малообеспеченным семьям. Деятельность всех этих организаций крайне полезна. Вместе с тем, число граждан, входящих в правозащитные, экологические и благотворительные организации, не столь уж и велико в масштабах России.
Уместно вновь затронуть тему гражданского общества. Если иметь в виду, что речь идет об обществе, мы должны говорить о характеристиках, присущих большей части его членов. Именно в этой связи можно утверждать, что мы не имеем в России гражданского общества. Созданы институты гражданского общества – партии, профсоюзы, различные общественные организации, в том числе правозащитные. Пусть многие из этих организаций не совершенны, но они есть. Кроме того, еще остались в небольшом числе независимые СМИ. Но гражданского общества в России нет, и появится оно не скоро. Ибо оно – стиль жизни и стиль мышления подавляющей части общества, оно «в головах людей», оно в гражданской активности, в высокой правовой, политической культуре, высокой культуре общения. И в умении самоорганизовываться.
В России пока что нет умения и потребности к самоорганизации. Российское общество поражено этатизмом – люди в большинстве своем полагаются не на свои силы, а на государство. Отсутствует общественное мнение. Нет открытой политики. Власть и общество живут порознь. Общество в большой степени атомизировано. При этом ни у властей, ни у граждан нет понимания чрезвычайной важности этих вещей;
Культура поведения.
Хамство по-прежнему является важной составляющей жизни российских граждан. Люди сталкиваются с ним на работе, на улице, на дороге, дома. Хамство глубоко укоренилось в государственных и муниципальных учреждениях по отношению к посетителям. Широко распространено хамство со стороны милиционеров по отношению к гражданам, прежде всего к задержанным по каким-то причинам. Хамство процветает во многих семьях, отличает наши взаимоотношения с соседями, выплескивается на улицы. Частенько мы недоброжелательны друг к другу. В общественном транспорте вызывают удивление те, кто уступает место пожилым, инвалидам, беременным женщинам. Необязательность, нечестность, неаккуратность, надежда на авось тоже непременные спутники российской действительности. Все это следствие низкой культуры поведения, которая поддерживается фактической безответственностью чиновников и представителей правоохранительных органов перед населением.
Низкая поведенческая культура проявляется и в поведении богатых людей. Такой «гонки тщеславия» в Западной Европе давно уже нет. Однако, нашим состоятельным людям крайне хочется подчеркнуть свое богатство. Отсюда сверхдорогие машины, огромные коттеджи, предметы роскоши стоимостью миллионы и десятки миллионов долларов. И при этом нарочитое пренебрежение по отношению к тем, чей достаток ниже.
Культура сочетания индивидуального и коллективного.
Говоря о роли коллективизма в жизни россиян, К.Касьянова в книге «О русском национальной характере» (1994 год) приходит к выводу: «Мы народ воистину коллективистский, мы можем существовать только вместе с социумом, который мы постоянно устраиваем, охорашиваем, волнуемся и переживаем из-за него… Он есть тот сложный и умный инструмент, с которым мы подходим к миру вообще, к большому миру – космосу, в который бросила нас жизнь, чтобы воздействовать на него в том направлении, в каком предписывают нам поддерживать его наши ценности. Наш социум, наша группа – это средостение, связующее звено между нами и этим миром. Чтобы стать личностью, самостоятельной относительно космоса, мы должны стать соборной личностью.» Как замечает по этому поводу в своей статье Н.Уфимцева: «… оказывается, что наша группа, наш социум – это и есть единственно возможный в нашей культуре инструмент реализации ценностей каждой отдельной личности. Культура же западноевропейская предполагает, что каждая личность может воздействовать на мир самостоятельно, своими личными, индивидуальными актами.»
Изменения, которые произошли в культуре сочетания индивидуального и коллективного в постсоветский период, самые значительные, но они являются следствие деградации, а не эволюции. Атомизация российского общества, фактически направленная против коллективизма, происходила главным образом в крупных городах. Не только неготовность к совместным действиям, отсутствие культуры самоорганизации, но и нежелание каких-либо совместных действий привели к отсутствию в XXI столетии по-настоящему массовых профсоюзов, корпоративных организаций. Так называемый «офисный планктон» вообще представляет из себя аморфную массу, не видящую смысла в каких-нибудь совместных действиях.
Иная ситуация сложилась в малых городах и сельской местности, где население в большей степени задавлено диктатом чиновников и правоохранительных органов. Коллективизм там сохранился в привычной для нас форме квазиобщинности – общности в несчастиях и бедах. Активная позиция, как правило, отсутствует, хотя в условиях кризиса в «моногородах» люди все чаще решаются на массовые акции протеста. Причем эти выступления скорее напоминают маленький бунт, чем подготовленную акцию.
Толерантность.
Россияне в своей массе по-прежнему нетерпимы к чужому мнению, не готовы учитывать мнение меньшинства. Фактически ничто в постсоветской России не способствовало изменению этих культурных особенностей, укоренившихся в советский период. Толерантность напрямую связана с готовностью к поиску компромисса и диалогу.
Власть на всех уровнях не проявляет склонности к диалогу. Для чиновников, как правило, существует лишь одно мнение, которое следует учитывать – мнение вышестоящего начальника.
Находить компромисс – не российская традиция. Это качество проявляется и на федеральном уровне, и на уровне регионов, и на местном уровне, и в отношениях между людьми. Вместе с тем, отсутствие нацеленности на компромисс оборачивается отсутствием диалога в российском обществе, что резко ограничивает способность современной России к модернизации.
А.С.Ахиезер в статье «Национальная катастрофа как проблема массовых эффективных решений» отмечал: «Судьба общества во все более усложняющемся мире решается не только набором исторически сложившихся форм культуры. Она решается, прежде всего, тем, в какой степени и в каких масштабах эти формы культуры несут в себе способности к саморазвитию, способности людей к диалогу между носителями разных форм культуры, способности избежать разрушительных конфликтов между их носителями, постоянно искать меру компромиссов между участниками диалога… Анализ истории российского общества показывает, что именно сложившаяся слабость диалога этого типа во всех его формах, слабость диалогизации препятствовала возможности, пусть крайне медленного, развития способности страны двигаться по пути превращения своей судьбы, динамики в предмет массовой ответственной, квалифицированной озабоченности.»
Российскому обществу крайне важно понять истинное значение таких несущественных, на первый взгляд, факторов, как толерантность, компромисс, диалог.
Умение нести ответственность за себя.
Неумение граждан России нести за себя ответственность проявляется самым неожиданным образом. Недавнее исследование южноуральских туристических фирм показало, что российская ментальность мешает нашим соотечественникам превратиться в цивилизованных туристов даже при наличии необходимых для этого капиталов. Россияне сознательно выбирают дешевые туры в Турцию или Египет, поскольку чувствуют себя комфортнее на таком примитивном пляжном отдыхе. Самостоятельному отдыху за границей мешает российская боязнь ответственности, невежество и лень («Новый Регион – Челябинск» от 23.04.09).
Игумен Петр (Мещеринов) в статье «Русская церковь на перепутье» («Ежедневный журнал» от 29.01.09) отмечал: «… свободная и ответственная личность — главная опасность неофеодальному менталитету, сложившемуся ныне в России.» Наша власть на всех уровнях не любит свободные и ответственные личности, потому что они частенько выступают ее оппонентами, подают плохой пример основной массе граждан, страдающей социальным инфантилизмом, нуждающейся в опеке со стороны власти. Более всего такие личности заметны в небольших городах, в населенных пунктах, и там их частенько начинают преследовать, всячески затирать. Существующая система, как минимум, не поощряет подобных людей. Вместе с тем, модернизация страны должна опираться именно на самостоятельных граждан, умеющих и желающих нести ответственность за себя. Только они могут изменить ситуацию на местах, придать процессу модернизации необратимость.
Самоуважение.
Иван Ильин в статье «Большевизм как соблазн и гибель», вышедшей в 1950 году, писал: «Когда мы помышляем о грядущей России, то мы должны, прежде всего, поставить перед собой основной вопрос: на чем мы будем строить грядущую Россию — на личности или на обезличении человека. Этим определяется и предрешается многое, основное, может быть — все.» (Выделение сделано Ильиным).
Следует признать, что после падения советской власти в 1991 году те, кто пытался строить новую, постсоветскую Россию, не задались поиском ответа на вопрос, поставленный Ильиным. Ни демократические лидеры романтической поры, ни люди, вставшие во главе государства, не понимали ключевого значения этого вопроса и выбора, который ставил перед страной данный вопрос. В итоге можно сказать, что Россия осталась на старых основаниях, и самоуважение, как и уважение к личности, никоим образом не стали опорой движения вперед, опорой модернизации, которая, в итоге, не была осуществлена.
Рабская психология довлеет над Россией. Губернаторы, как правило, во всем готовы следовать во всем указаниям федеральной власти, при этом рассчитывая на рабское подчинение со стороны со стороны чиновников, да и остальных жителей вверенного им субъекта Российской Федерации. То же самое происходит на уровне городов, населенных пунктов. Трудно рассчитывать на иное в отношении руководителей регионов – их фактически назначает президент России. Но мэры городов, руководители муниципальных образований избираются населением. Однако, их психология чаще всего приводит к тому, что они успешно встраиваются во властную вертикаль, чему сильно способствует их финансовая несамостоятельность.
Достижительская культура.
Для современного, в веберовском смысле, типа общества характерна ориентация на будущее: человек ощущает себя способным самостоятельно творить свою судьбу, выстраивая желаемую биографию. В постсоветской России подобная достижительская культура не приобрела массового характера даже в XXI века – она присуща незначительной части населения, проживающего в крупных городах. Основная часть граждан России, та, которая проживает в средних и малых городах, в сельской местности, проявляет признаки традиционного сознания: все предопределено, от человека ничего не зависит. Как подчеркивал историк Александр Каменский в статье «Пересматривая прошлое»: «К сожалению, наша культура тут менее конструктивна, больше ориентирована на приспособление к обстоятельствам, а не на их изменение.»
Культура деловых отношений.
Современная культура деловых отношений в России во многом ущербна и неприемлема для большинства бизнесменов из экономически развитых стран. Отсутствие нравственных устоев и этических норм в настоящее время создает серьезные проблемы для экономической деятельности в России. Коррупция, откаты, ненадежность партнеров, рейдерские захваты, фирмы-однодневки, всяческие «пирамиды» – это реалии нашего времени, отнюдь не способствующие развитию цивилизованного рынка. Возможность получить обманом большую сумму денег для многих соблазнительнее, чем перспектива долговременного получения нормальной прибыли. Многое строится на родственных и приятельских отношениях.
То, что в России так и не появилась цивилизованная рыночная экономика – очевидный факт. Мы получили государственный капитализм с неэффективной экономикой, которая носит ярко выраженный сырьевой характер. Но могли ли создать эффективную рыночную экономику бывшие советские люди, привыкшие к патернализму и впитавшие ложные нравственные принципы, напрочь отученные от частной инициативы? Нет, не могли. Потому что рыночная экономика требует соответствующей культуры. А точнее – соответствующая культура формирует рыночную экономику. Такой культуре неоткуда было взяться в нашей стране в одночасье.
Культура производства, технологическая культура.
Поскольку культуре производства и технологической культуре у нас редко уделялось серьезное внимание, никаких заслуживающих внимания изменений в этой сфере в постсоветский период не произошло. Доказать это несложно.
Качество автомобилей, выпускаемых и десять лет назад, и в настоящее время на заводе ВАЗ в Тольятти, и на заводе ГАЗ в Нижнем Новгороде, хорошо известно. В принципе, автомобили во всем мире собирают по близкой технологии. Но на одном заводе, если не закручивается винт, не встает на место какой-то блок, останавливают конвейер, а на другом – ударяют кувалдой. Что в итоге? В первом случае получаются «Тойоты», «Ситроены» или «Фольксвагены», а во втором – «Лады», «Жигули» и «Волги». Даже совестное с американцами детище «Ниву – Шевроле» наш ведущий завод ВАЗ не в состоянии выпустить на должном уровне качества. Постоянные поломки преследуют и этот продукт отечественного автопрома. Но вот пример совсем другого рода. Для того, чтобы получить право собирать по лицензии автомобили южнокорейской марки «Хендэ» («Hyundai»), владельцы Таганрогского автомобильного завода с нуля создали коллектив. В рабочие набирали выпускников школ, которые ни дня не работали на отечественном производстве, учили их в течение года, в инженеры набирали выпускников институтов, доучивали их полтора года, включая стажировку в Южной Корее. Только так удалось обеспечить качество сборки, полностью отвечающее южнокорейскому – иначе «Акценты» и «Сонаты» не сходили бы с конвейера в Таганроге. А вот фирма «Фольксваген», которая сейчас строит завод на окраине Калуги, уже пробовала собирать в России свои машины. Это было в конце девяностых, в Костроме. И хотя попытка была предпринята на базе бывшего военного завода, качество собранных «Поло» не удовлетворило немецкую сторону. Проект свернули. (В то время, как «Фольксвагены», собираемые в Чехии тамошними автомобилестроителями, с самого начала отличались отменным качеством).
Разумеется, можно вспомнить «Форды», собираемые во Всеволожске. Руководители переучили на рабочих конвейера недавних строителей, не испорченных прежней работой на конвейере. Собирают в России другие иностранные автомобили, телевизоры, холодильники, прочую бытовую технику. Однако, стоит учесть то, что вся эта продукция собирается из импортных комплектующих, и то, что в целом объем качественной продукции мизерный для такой большой страны.
В апреле 2009 года консалтинговая компания McKinsey представила доклад о перспективах российской экономики, который эксперты готовят всего один раз в десять лет. Как отмечается в докладе, Россия значительно отстает от других стран по производительности труда и эффективности инвестиций – то есть затратам на строительство жилья и инфраструктурных объектов. Так, для производства тонны стали в России требуется в 3 раза больше людей, чем в США. Недельную норму российского рабочего в сфере строительства его американский коллега выполняет за один день. Чтобы произвести и передать одно и то же количество электроэнергии, в России требуется в 6 раз больше людей, чем в США. Производительность банковских служащих в России также в 10 раз ниже, чем, например, в Швеции и Нидерландах. «В условиях глобального экономического кризиса задача повышения производительности приобретает неотложный характер,» – считает партнер компании Виталий Клинцов. По его словам, в ближайшее десятилетие России предстоит решать те же самые проблемы, что сформировались еще до кризиса: высокие административные издержки, плохую организацию производства и бизнес-процессов, завышенные внутренние цены.
Конечно, это разговор об экономике. Но прежде всего – о культуре. То, что наши товары неконкурентоспособны по качеству и себестоимости по сравнению с продукцией западноевропейских, американских, японских производителей, а с недавних пор и с продукцией из Китая, во многом следствие неблагоприятного положения с культурой производства, технологической культурой.
6. Кризис и будущее России
Кризис, начавшийся в США в 2008 году, перекинувшийся на весь мир, неминуемо затронул и Россию. Причем, в нашей стране кризис проявляется в значительно более серьезной мере, чем в США и Европе.
Разумеется, падение спроса на нефть, металл и вызванное этим обрушение цен прямым образом сказалось на благополучии российского бюджета. Однако, есть и внутренний причины в России, обеспечившие особую глубину, масштабность кризиса по отношению к США и другим странам. Кризис в России, прежде всего, вызван особенностями нашей культуры, тем, что наша страна, считая себя европейской, во многом не является ею. Это в первую очередь касается культуры взаимоотношения государства и человека, собственности и власти, а также законопослушности, правовой и политической культуры, толерантности, уважения к личности, умения нести ответственность за себя, поведенческой культуры.
Кризис имеет мобилизующее значение. Понимание опасности вынуждает действовать. Именно сейчас проще предпринять шаги, приближающие нас к западноевропейской культуре. А точнее – дающие верный шанс встать на путь устойчивого развития страны и общества.
Как это осуществить? Какие шаги должны быть предприняты? И в какой последовательности?
Прежде всего, необходимо понимание определяющей роли культуры, того, что именно культура формирует экономику и политику, а не наоборот, что повседневная ткань жизни задается культурой, превалирующей в данном обществе. В таком понимании более всего нуждаются элиты. Ибо они имеют реальную возможность запустить процесс модернизации общества и тем изменить страну, вырвать ее из оков традиционализма. С другой стороны, доведение общества до социального взрыва, до массовых выступлений приведет к смене элит, но не к изменению культуры. А значит, вновь будут воспроизведены привычные нам экономика и политика.
Начинать процесс модернизации общества надо с шагов, направленных на изменение самых важных составляющих культуры: взаимоотношений государства и человека, власти и частной собственности. Утверждение приоритета человека перед государством частной и собственности перед властью требует изменения менталитета значительной части граждан, а значит серьезной просветительской деятельности и большого периода времени. Однако, есть механизм, позволяющий значительно ускорить процесс утверждения новых приоритетов – обеспечение неукоснительного исполнения действующих законов. Разумеется, за короткий срок нельзя изменить правоохранительную систему, переполненную коррупционерами и теми, кто злоупотребляет служебным положением, кто совершает преступления, прикрываясь статусом представителя Закона. Но за относительно короткий срок можно добиться реальной независимости и эффективности судебной системы, обеспечив тем самым фундамент правового государства – действенность законов. Это резко изменит ситуацию в стране, существенно снизит ощущение незащищенности и бесправия у граждан.
Исполнение законов будет непосредственно способствовать утверждению приоритета частной собственности перед властью, поскольку не отсутствие законов, а правоприменительная практика, зависимость судов от исполнительной власти приводят к тому, что в России сохраняется приоритет власти перед частной собственностью. Одновременно будет утверждаться и записанный в Конституции РФ, но отсутствующий на практике приоритет человека перед государством.
Сколь реально такое развитие событий? За последнее время появились факты, свидетельствующие в пользу его реальности. 2 апреля 2009 года кассационная коллегия Верховного суда РФ восстановила в должности судью Елену Гусеву, лишенную этого статуса квалификационной коллегией Волгоградской области за «ошибочное понимание принципа независимости». Это обычная для наших судов практика: несмотря на утверждаемую Законом о статусе судей РФ независимость судей, на практике они находятся в сильной зависимости от председателей судов. Е.Гусева далеко не единственная, кто был наказан за излишнюю самостоятельность. (Можно вспомнить лишенных судейского статуса Анатолий Пашина и Ольгу Кудешкину). Однако, Гусева – первый судья, добившийся справедливости, в Верховном суде РФ. Это положительный сигнал для всей судебной системы России.
Реальная независимость судей должна обеспечиваться по всем сферам жизни. Прежде всего, предоставление судьям жилья не должно и не может быть милостью или подарком исполнительных властей в данном городе, районе, субъекте Федерации. Необходимо выделить деньги на обеспечение жильем нуждающихся в этом судей. Необходимо защищать судей, дабы они не опасались выносить лидерам преступных образований и высоким чиновникам. Необходимо ввести ротацию судей по месту жительства и работы, скажем, каждые пять или семь лет, чтобы обеспечить независимость от местных властей.
2 декабря 2008 года на VII съезде судей президент РФ Дмитрий Медведев отметил низкое качество судейских кадров и поставил задачу усовершенствовать работу в этой области. 9 апреля на конференции «Юридический бизнес в России» Председатель Высшего арбитражного суда Антон Иванов предложил ввести для кандидатов в судьи письменный экзамен, а также сделать обязательным присутствие в экзаменационных комиссиях представителей адвокатских сообществ и Ассоциации юристов России. Речь идет о квалификационном экзамене, который сдает кандидат на должность судьи, если еще не работал в этом качестве. А также о том, чтобы экзаменационные комиссии не превращались в закрытые сообщества, которые ведут отсев кандидатов «в условиях не до конца последовательного и четкого общественного контроля». Эти меры должны повысить качественный уровень судей и упредить проявления кумовства при подборе новых кадров. А.Иванов также не исключил вариант, когда единая комиссия сможет принимать экзамены у кандидатов на все юридические специальности – судей, адвокатов, нотариусов.
Заслуживает внимания предложение ректора Академии народного хозяйства Владимира Мау о том, чтобы запретить назначать на должности судей бывших милиционеров и прокуроров, поскольку в силу их опыта они склонны к принятию обвинительных приговоров. Но, в то же время, следует приветствовать приход на судейские должности юристов, имеющих опыт адвокатской деятельности.
Необходимо предпринимать шаги для изменения ситуации с другими составляющими культуры. И здесь главное внимание надо уделять борьбе с правовым нигилизмом. Разумеется, трудно рассчитывать на быстрый результат в деле становления законопослушности в нашей стране, даже если этим заниматься системно. Делать это, однако, необходимо. Потому что задачу подъема экономики, превращения ее в инновационную не решить без укоренения законопослушности. И начинать этот процесс необходимо прежде всего с власти – со всех ее уровней. Становление независимости судей должно сопровождаться особым вниманием к представителям всех уровней исполнительной власти. Любые подтвержденные попытки воздействовать на судей должны пресекаться немедленным освобождением должностных лиц от занимаемой должности.
То, что власть лишится вседозволенности, что ее представители не смогут уходить от ответственности за совершенные преступления, сразу будет замечено в обществе и оценено положительно. Одновременно будет выбита почва из-под правового нигилизма, потому что исчезнет главный довод далекого от власти человека: им можно, а мне нельзя? Неотвратимость наказания заставит задуматься тех, кто потенциально склонен к совершению преступлений – стоит ли доводить себя до неминуемого наказания?
То, что правовая культура пребывает у нас на крайне низком уровне, отметил, выступая на совместном совещании министерства юстиции РФ по вопросам преодоления правового нигилизма председатель Счетной палаты Сергей Степашин, предложивший в этой связи обеспечить населению бесплатную юридическую помощь по всем вопросам, кроме связанных с бизнесом. Учитывая бесправие граждан России в регионах, федеральной власти следует сделать все, чтобы это предложение было осуществлено.
Следует незамедлительно предпринять меры по преодолению разрыва между властью и обществом. Сложившаяся ситуация недопустима, особенно в условиях кризиса. Одной, без поддержки общества, власти не справиться с давними российскими проблемами.
По мнению председателя Конституционного Суда РФ Валерия Зорькина, высказанному на «Сенатских слушаниях» в Санкт-Петербурге 7 апреля 2009 года, авторитаризм имеет место в нашей стране, однако развинчивание гаек, тем более сейчас, во время финансового кризиса, недопустимо, поскольку «развинчивание приведет не к уменьшению, а увеличению ущемления прав граждан. И делать это будет не далекое от идеальности государство, а не менее удаленное от нее общество. На смену чиновничьему произволу, который имеет место быть, придет произвол бандитов, экстремистов, сепаратистов, охлократов и многочисленных силовиков. Потому что ослабить гайки не значит поставить рациональное, просвещенное общество. Такого качества у общества нет. У него есть другие качества, которые сейчас как-то сдерживаются. А если не станет сдерживаться, то лишатся граждане нынешнего, несовершенного, но гарантированного права.»
В.Зорькин говорит о неготовности нашего общества защищать свои интересы, осуществлять контроль за властью, быть ее партнером. Однако, если не предпринимать никаких усилий, потребность в авторитаризме станет постоянной для нас. Что касается опасности произвола силовиков, он уже имеет место. Немало россиян сталкивается с ним. Но без участия общества этот произвол не устранить, не заставить правоохранительные органы эффективно заниматься своим делом – предотвращать произвол бандитов, экстремистов, сепаратистов, охлократов. Представителям власти надо вдалбливать простую, но важную истину: власть должна опираться на общество.
Среди предложений, которые дают власти лояльные ей, но трезво мыслящие организации, преобладают те, которые приближают нас к Европе: наладить диалог власти с обществом и бизнесом, восстановить конкурентную политическую среду, добиться исполнения законов и т.д. Например, Институт современного развития (председатель правления Игорь Юргенс) выступает за «признание кризиса, как жесткого времени, необходимого для оздоровления социальной среды, избавления от дурных докризисных привычек, стереотипов, потребительских стандартов, создания новых социальных лифтов. Здесь востребованы концепция социальной экологии, борьба с правовым нигилизмом, беззаконием, неправедным судом, рейдерством, коррупцией.» И «чем скорее будет начат диалог между государством, бизнесом и всеми общественными и политическими силами страны, в том числе "неудобными", тем быстрее сдвинемся с места.» «Однако повестка дня для предлагаемого диалога должна быть не просто антикризисной, включающей неотложные меры по оздоровлению ситуации в стране, но и посткризисной. То есть затрагивать дальнейшую судьбу политической системы страны, саморегулируемых организаций, федерализма и местного самоуправления, судебной системы, участия государства в экономике. Лишь на этой основе можно приступать к выработке общенациональной программы выхода из кризиса.» Весьма разумные предложения, необходимость которых давно уже назрела.
Вместе с тем, власть на местах предпринимает прямо противоположные меры: ужесточает гонения на несогласных – своих оппонентов, всячески затрудняет деятельность правозащитных организаций. Участились нападения на критиков власти и журналистов. Эти сигналы противоречат тем положительным сигналам, которые отмечены выше. Если правоохранительные органы и местные власти действуют по собственной инициативе, президент не может закрывать на это глаза. Ибо, помимо прямого нарушения закона, все это – шаги, направленные против достижения компромисса, против поиска согласия в обществе, роль которых опасно недооценивать.
Виталий Третьяков в «Известия» от 02.04.09 в статье «Кто мешает покончить с "холодной войной"?» писал: «…русская цивилизация отчасти является альтернативной по отношению к западной. Но нашу альтернативность пытаются выдать за нашу антагонистичность или враждебность. Между тем Россия вместе и со "старым", и с "новым" Западом вообще входит в одну, но, к сожалению, по вине Запада, не единую евроатлантическую (христианскую) цивилизацию.» Ничтожность человека перед государством, незащищенность частной собственности, наплевательское отношение к закону, бесправие рядовых граждан можно назвать альтернативностью по отношению к западной цивилизации, но в этом случае смешно говорить о принадлежности России к единой евроатлантической цивилизации.
Кризис – хороший повод пересмотреть устоявшееся отношение к тому, что не особо интересовало нас, но что, как оказалось, определяет нашу жизнь. Следует делать все, чтобы превратить нашу культуру в европейскую, сохранив при этом наш национальный колорит в искусстве, в народном творчестве. Став настоящей частью Европы, Россия не растворится в ней, как не растворились другие народы, но станет сильнее, займет достойное место среди развитых стран.
Автор – генеральный директор журнала «Знание-сила», секретарь Союза писателей Москвы, член Союза журналистов России
