Княгиня Екатерина Радзивилл и «Протоколы сионских мудрецов»: мистификация как образ жизни

25 февраля 1921 года в американском еженедельнике появилось интервью, в котором затрагивалась тема «Протоколов сионских мудрецов», будоражившая еврейскую общественность Западной Европы и США. В этом интервью некая княгиня Екатерина Радзивилл утверждала, что не только знает, кто и когда составил этот документ, но и видела его оригинал на французском языке, а также называла ряд лиц, причастных к дореволюционным российским спецслужбам. Ее заявление вызвало значительный отклик в прессе и стало основой для «полицейской версии» происхождения «Протоколов», до сих пор распространенной в литературе о них, однако роль самой княгини в этой истории остается загадочной. «Полит.ру» публикует статью Льва Аронова, Хенрика Барана и Дмитрия Зубарева, в которой авторы реконструируют биографию и образ жизни женщины, вошедшей в историю под именем княгини Радзивилл, и делают предположение о ее возможной причастности к подготовке «Протоколов сионских мудрецов». Статья опубликована в журнале «Новое литературное обозрение» (2009. № 96).

См. также: Лев Аронов, Хенрик Баран, Дмитрий Зубарев «К предыстории «Протоколов Сионских мудрецов»: Ю.Д. Глинка и ее письмо императору Александру III»

1

В январе 1921 года известный американский финансист и видный еврейский деятель Феликс Варбург (1871—1937) получил письмо, подписанное «Princess Catherine Radziwill» (см.: Приложение, документ № 7). Поскольку там поднималась тема «Протоколов сионских мудрецов» (ПСМ), уже пару лет будоражившая еврейскую общественность Западной Европы и США, Варбург переслал письмо Луису Маршаллу (1856—1929) — ведущему адвокату и общественному деятелю, председателю Американского еврейского комитета (American Jewish Committee), в недавнем прошлом главе Комитета еврейских делегаций на мирной конференции в Версале (1919). 25 февраля 1921 года в еженедельнике «The American Hebrew and Jewish Messenger» появилось интервью редактора с вышеупомянутой княгиней, в котором она заявила, что не только знает, кто и когда составил этот документ, но и видела его оригинал на французском языке[1]. Она назвала ряд лиц, причастных к дореволюционным российским спецслужбам, — генералов П.А. Черевина и П.В. Оржевского, руководителя Заграничной агентуры Департамента полиции (далее — ДП) П.И. Рачковского и его помощников М.В. Головинского и И.Ф. Манасевича-Мануйлова.

Это интервью, как и опубликованная княгиней в скором времени во Франции статья[2], — первое «свидетельство» о том, что ПСМ являются политической подделкой, рожденной в недрах спецслужб государства, которого больше не существует.

Свидетельство княгини Радзивилл вызвало значительный отклик в прессе[3]. Несмотря на некоторые немедленно появившиеся в печати указания на ошибки и явные анахронизмы[4], оно создало основу для так называемой «полицейской версии» происхождения ПСМ[5], до сих пор весьма распространенной в популярной и отчасти в научной литературе о ПСМ. Что касается публицистов и историков антисемитского направления, то для них выступление Е. Радзивилл, с одной стороны, остается очередным доказательством всемогущества мировой закулисы, а с другой — еще одним скандальным эпизодом в биографии давно скомпрометированной особы.

2

Женщина, вошедшая в историю под именем княгини Екатерины Радзивилл, известна, кроме данного сюжета, благодаря трем другим эпизодам ее биографии:

1) публикациям в 1880-х годах книг о великосветском обществе Берлина и Санкт-Петербурга, автором или, точнее, соавтором которых она была;

2) скандальному судебному процессу в Южной Африке: княгиня была обвинена в подделке подписи на ценных бумагах знаменитого политика, активнейшего проводника британской колониальной экспансии Сесиля Родса (1853—1902) и приговорена за это 30 апреля 1902 года к двухлетнему тюремному сроку;

3) публикациям ряда писем жены Бальзака Эвелины Ганской к ее брату Адаму, отцу княгини Радзивилл, — писем, признанных впоследствии подделкой.

Обманы не только сопутствуют деяниям самой Е. Радзивилл (в дальнейшем ввиду того, что в течение своей долгой жизни она носила несколько имен, будем называть ее ЕР), но и порождают ошибки журналистов, писателей и исследователей, обращавшихся к ее биографии. В авторитетном «Польском биографическом словаре» неправильно указана дата ее депортации из России (1913; на самом деле — 1914) и приезда в США (1922; на самом деле — 1917)[6]. Согласно рассказу В. Пикуля «Дама из “Готского альманаха”», она вместе с мужем получает русское подданство в 1882 году (на самом деле — в 1888-м) и отправляется в США с лекциями о Бальзаке чуть ли не сразу после освобождения из тюрьмы[7]. Б. Робертс, автор лучшей книги о С. Родсе и ЕР, утверждает, ошибочно — впрочем, как и «Польский биографический словарь», что ЕР была выслана из России за раскрытие тайны болезни царевича Алексея в книге «Behind the Veil at the Russian Court» (1913)[8]; настоящие причины выдворения были совсем иными (см. ниже).

В русском переводе фундаментального исследования о ПСМ итальянского слависта Ч. Дж. Де Микелиса ЕР объявлена участницей переписки с итальянским атташе генералом де Робилану в 1889—1914 годах. Эта переписка, по мнению ученого, свидетельствует о связях ЕР с миром международных спецслужб[9]. Однако в данном случае ЕР ни при чем: письма, на которые ссылается Де Микелис, на самом деле принадлежат одной из родственниц ее первого мужа — княгине Марии Доротее Елизавете Радзивилл (1840—1915)[10].

Полноценную биографию ЕР написать крайне затруднительно: для этого пришлось бы изучить полицейские и дипломатические архивы целого ряда государств — как минимум, Германии, России, Франции, Англии, Швеции, ЮАР и США. Тем не менее выявленные нами архивные материалы и печатные тексты, в первую очередь, собственные сочинения ЕР — книги и статьи, а также письма, позволяют восстановить ряд неизвестных или малоизвестных фактов. В совокупности они проливают свет на ее неоднозначную роль как возможной свидетельницы создания ПСМ или, по крайней мере, их прототекста.

Начнем с семьи. Екатерина Адамовна Ржевуская (Katarzyna Rzewuska) родилась 30 марта 1858 года в Петербурге. Ее отец — генерал-адъютант, генерал от кавалерии граф Адам Адамович Ржевуский[11], из семьи польской знати, перешедшей на российскую службу после разделов Польши. Мать — Анна Дмитриевна, урожд. Дашкова (1830—1858), вторая жена графа Адама[12], умерла через несколько дней после рождения дочери. В 1860 году А.А. Ржевуский женился на Ядвиге Ячевской (1843—1889), родившей ему троих детей: Станислава (1864—1913), Адама Витольда (1869—1939) и Леона (1871—1926). У Екатерины был еще один брат — внебрачный сын графа Адама, тоже Адам (1848?—1932).

В XIX веке семья Ржевуских оставила след в истории русской, польской и европейской культур: сестрами графа Адама и тетками Екатерины были подруга Пушкина и Мицкевича, «тайная осведомительница» (Р. Якобсон) Каролина Собаньская (1793—1885)[13] и жена Бальзака Эвелина Ганская (1801—1882), а ее дядей — польский прозаик и публицист Хенрик Ржевуский (1791—1866)[14].

Еще будучи ребенком, маленькая Екатерина привлекала внимание коронованных особ. В 1867 году император Александр II и его жена Мария Александровна интересовались, в какой вере воспитывается живущая в Петербурге девочка (см.: Приложение, документ № 1). По-видимому, проверка конфессиональной принадлежности Екатерины состоялась незадолго до ее отъезда в Париж, где до 1873 года она находилась на попечении теток, Каролины и Эвелины[15].

Екатерине Адамовне еще не было шестнадцати лет, когда 26 октября 1873 года отец выдал ее замуж за Вильгельма Адама Радзивилла (1845— 1911), члена германской ветви знаменитого польско-литовского княжеского рода, майора прусской армии. Венчание состоялось в Верховне (Киевская губерния), имении, купленном А.А. Ржевуским у своей племянницы — дочери Эвелины Анны Ганской-Мнишек. Хотя ЕР пользовалась титулом «княгиня Радзивилл» — с перерывами — до конца своих дней (1941), она потеряла на это право после смерти мужа и своего второго брака (1911).

Молодые поселились в Берлине в родовом дворце Радзивиллов. За годы их совместной жизни появилось шестеро детей: Луиза (5 апреля 1876 — 21 июня 1966), Ванда (30 января 1877 — 9 августа 1966), Габриэла (14 марта 1878 — 9 января 1968), Николай-Вацлав (4 июля 1880 — 30 ноября 1914), Альфред (5 мая 1882 — ?)[16] и Михаил-Казимир (21 января 1888 — 1 марта 1903)[17]. С середины 1890-х годов отношения ЕР с мужем и детьми становятся все более прохладными: показательно, что во время наиболее трудного периода ее жизни — суда в Кейптауне — ни муж, ни дочери к ее судьбе интереса не проявили, а старший сын Николай, в это время тоже проживавший в Южной Африке, был, судя по всему, в основном занят собственными делами.

Наиболее слабо отразившийся в архивных и печатных источниках период жизни ЕР — с 1880-го по 1887 год, между рождением ее четвертого и шестого ребенка. Княгиня провела эти семь лет в высшем свете европейских столиц. Именно в эти годы в Париже заканчивается жизненный путь ее знаменитых теток — Эвелины (1882) и Каролины (1885). Тогда же, во время поездок в Париж, ЕР входит в круг журнала «Nouvelle Revue» (основан в 1879 году), становится приятельницей его знаменитой издательницы и писательницы Жюльет Адам (1836—1936), в салоне которой она должна была встретиться с друзьями Ж. Адам: постоянным автором журнала И.Ф. Ционом (1842—1912) — русским консервативным деятелем, ученым и журналистом, и фрейлиной m-lle Ю.Д. Глинкой (1836—1918?). Круг занятий Глинки в первой половине 1880-х годов составляли антигерманские и антинигилистические разыскания[18].

Хотя среди авторов журнала подписи ЕР нет, в какой-то момент она начинает сотрудничать в этом издании. Осенью 1883-го — зимой 1884 года, в 24—26-м выпусках журнала появляется несколько глав из «La Société de Berlin», очерков о высшем свете столицы Германской империи. Эти главы, в скором времени ставшие значительной частью отдельной книги, были подписаны псевдонимом Comte Paul Vasili, якобы принадлежавшим некоему русскому дипломату. В дальнейшем на протяжении шести лет на страницах журнала, а потом отдельными книгами публиковались пикантные опусы с аналогичными названиями, посвященные высшему свету других европейских столиц — Вены (1884—1885), Лондона (1885), Мадрида (1885—1886), Санкт-Петербурга (1886), Рима (1886—1887), Парижа (1888). Все эти годы в печати продолжалось обсуждение вопроса о том, кому принадлежит псевдоним[19].

«La Société de Berlin» представляет собой набор характеристик коронованных особ, великосветских сплетен и т.п. По нынешним временам содержание этих очерков достаточно невинно, однако сам факт раскрытия маленьких тайн чопорного берлинского двора и общества, причем на страницах издания, проводившего отчетливо антигерманскую линию, вызвал скандал. Поскольку в книге «графа Поля Василя» изложены вполне реальные факты, которые могли быть известны только человеку определенного круга, в Берлине стали искать виновника. Первоначально автором считали француза Августа Жерара, бывшего чтеца германской императрицы Августы. Однако в конце концов под подозрением оказалась ЕР — несмотря на то, что в книгу была включена отстраненная характеристика «русской, еще молодой» княгини:

Она красива и элегантна, но, как многие ее соотечественники, манерна, высокомерна, кокетка скорее по расчету, чем по движению сердца. Она ревниво относится к знакам внимания в свой адрес, но обращается с мужчинами, как будто они предназначены лишь для ее развлечения или времяпровождения. Она никого не любит, и саму ее не любят. Говорят, впрочем, что она умна и что беседа с ней может быть интересной, однако мало кто имеет возможность судить об этом, так как она чрезвычайно сдержанна, и многие имеют основания считать ее ничтожеством[20].

В жизнеописаниях ЕР можно найти упоминания о ее коротком приятельстве с Ю. Глинкой (постоянно по ошибке именуемой Юлианой, а иногда и графиней) и их соавторстве в работе над другой книгой — «La Société de Saint-Pétersbourg»[21]. Сама ЕР отрицала этот факт — по-видимому, вполне обоснованно: в фундаментальном, основанном на самостоятельных архивных изысканиях труде С. Моркоса соавторами этой книги названы Ж. Адам и живший в 1880-е годы в Париже отставной русский дипломат К.Г. Катакази (1830—1890)[22].

Вопрос о том, кому принадлежал псевдоним Comte Paul Vasili, осложняется тем, что с 1913 года ЕР подписывала ряд своих книг и статей слегка измененным его английским вариантом (Count Paul Vassili), а в 1918 году раскрыла этот псевдоним в двух книгах — «Confessions of the Czarina» и «Rasputin and the Russian Revolution»[23]. Однако это еще не достаточное основание, чтобы приписать ЕР более ранние произведения, подписанные этим псевдонимом и выходившие в Париже в 1880-е годы. Гипотеза С. Моркоса, согласно которой книги 1880-х годов, в том числе и рассказывавшие о петербургском высшем свете, создавались людьми из круга редакции журнала «Nouvelle Revue» или близкими к ней, представляется нам достаточно убедительной.

К этому кругу принадлежали хозяйка журнала Жюльет Адам, ее ближайший помощник Илья Цион[24], фрейлина Юстинья Глинка (по характеристике газеты «Le Radical», «интриганка и склочница»[25]), К.Г. Катакази, а также ЕР (самая молодая и самая титулованная). Занятия Ю. Глинки в 1880-е годы интересуют нас потому, что своей первоочередной задачей она считала влияние на российскую внешнюю и внутреннюю политику, причем не только на страницах прессы, но и путем конфиденциальной передачи русскому правительству (и лично императору Александру III) сенсационной (сегодня назвали бы ее конспирологической), но далеко не достоверной информации. Из публикации письма Юстиньи Глинки императору Александру III[26] стало известно, что приехавшая из Парижа приятельница Ж. Адам добивалась в начале 1883 года приема у императора, чтобы лично сообщить ему имена убийц, якобы подосланных в Петербург канцлером Германской империи Бисмарком, сведения о тайном антироссийском военном соглашении Германии с Австро-Венгрией и секретные дипломатические шифры. Не добившись приема, Ю. Глинка частично поделилась этими тайнами с командующим корпусом жандармов, товарищем министра внутренних дел П.В. Оржевским (1839—1897). Как мы увидим впоследствии, именно его — генерала Оржевского — назвала ЕР в своих разоблачениях 1921 года заказчиком (во Франции!) компрометирующих еврейство документов (будущих ПСМ), причем идея создания подобного текста приурочивается ею к 1884 или 1885 году, то есть к периоду активной работы в «Nouvelle Revue» над книгами «графа Поля Василя».

Отношения Ю.Д. Глинки и ЕР с середины 1880-х, очевидно, прервались. В 1900 году, издавая предназначавшуюся для европейского высшего света газету на французском языке, Глинка включает в список потенциальных подписчиков более десятка представителей рода Радзивиллов[27]. Сама ЕР, к этому времени уехавшая в Южную Африку, в этот список не вошла[28].

В 1886 году ЕР вместе с мужем и детьми покидает Германию: по-видимому, этот отъезд был вынужденным и связанным с подозрениями в авторстве «La Société de Berlin». В апреле 1888 года умирает ее отец[29]; спор с мачехой и братьями по поводу наследства приводит к судебному разбирательству (см.: Приложение, документ № 2). Супруги решают остаться в России, и поэтому муж ЕР, князь Вильгельм Радзивилл, обращается к императору Александру III с просьбой о натурализации: осенью 1888 года он вместе со всем семейством становится российским подданным[30].

На протяжении нескольких лет ЕР вращается в высшем свете Петербурга, приезжая туда из имения в окрестностях села Большие Березники (Карсунский уезд Симбирской губернии)[31]. Весной 1888 года в Петербурге она живет в гостинице «Европейская» и принимает участие в напоминающей театральный фарс интриге, в которую также вовлечены журналистка О.А. Новикова (1840—1925)[32], один из ведущих британских журналистов Вильям Стид (1849—1912) и ирландская политическая деятельница Мод Гонн (1865—1953). Судя по описаниям участников этих событий, здесь вновь возникают секретные документы, которые — на сей раз при помощи ЕР — передаются обер-прокурору Синода К. Победоносцеву и под влиянием которых якобы происходит сближение России и Франции[33].

О степени увлеченности тридцатилетней княгини российской и мировой политикой убедительно говорит ее письмо бывшему дипломату и министру внутренних дел графу Н.П. Игнатьеву (1832—1908) от 6 декабря 1888 года, где вперемешку со светской болтовней и жалобами на имущественные сложности отчетливо просматривается хорошая информированность автора о новых течениях в европейской политике, связанных с восшествием на германский престол молодого императора Вильгельма II, о ненадежности Тройственного союза и о причинах провала русской политики в Персии (см.: Приложение, документ № 2).

В первой книге мемуаров ЕР называет Игнатьева одним из своих «лучших друзей», отмечая, что «из всех русских государственных деятелей у него было наиболее ясное понимание как нужд, так и силы его страны»[34]. Еще больше внимания она уделяет другому сановнику царствования Александра III, генерал-адъютанту, начальнику личной охраны и ближайшему другу императора П.А. Черевину. Имя Черевина всплывает и в других ее книгах, в письме в ДП в 1914 году (см.: Приложение, документ № 4), а также в выступлениях по поводу ПСМ в 1921 году. Отношения ЕР с ним на самом деле были близкими; согласно мемуарам С.Ю. Витте, она «попросту жила с Черевиным, а поэтому имела некоторое влияние в петербургском обществе, так как Черевин был влиятельным человеком, а вследствие этого и княгиня Радзивилл могла оказывать некоторое влияние»[35].

О том, что в этот период ЕР имела возможность действовать (и влиять!) в Петербурге, можно судить по другому ее письму Н.П. Игнатьеву, написанному в апреле 1890 года (см.: Приложение, документ № 3): здесь ЕР рассказывает, каким образом она отреагировала на публикацию в газете князя В.П. Мещерского (1839—1914) «Гражданин» направленной против нее статьи[36]. В этом тексте легко узнавались черты характера и эпизоды биографии ЕР:

В некотором царстве, в некотором государстве, проживала себе в столичном городе маркиза Кривда Славянофиловна Гладкостелящая. Как бы вам определить, кто она такая была: случалось ли вам когда-нибудь видеть резные китайские фигурки, вделанные одна в другую; приглядываешься, изучаешь одну, а там, смотришь, за этой — другая проскакивает, а за этой другой — третья и четвертая, и все они одна в одной вертятся, крутятся, искрятся, пестрятся и при этом всю затаенную в малейших своих уголках пыль так и мечут вам в глаза. Немцы (что это я сказал, ведь так вы, пожалуй, подумаете, что все дело происходит в Берлине), немцы, говорю я, аккуратно вынимали платки, протирали глаза и всматривались, сначала пятились, потом отворачивались, несмотря на то, что Кривда Славянофиловна была убежденная патриотка и каждой каплей крови своей жертвовала (она любила, чтобы ее в этом уверяли) за достоинство, честь и преуспеяние Faterland’а. <…>

Ее политические убеждения были граненые; граней было столько, сколько партий; в трудные минуты, когда приходилось категорически высказываться, — она прикидывалась страусом и зарывала голову в песок. <…>

Почуяв беду и практически доказав, что герой Сервантеса не имеет ни времени, ни пола, Кривда Славянофиловна совершенно кстати узнала, что в соседнем царстве умерли у нее родные и оставили ей недвижимое наследство, которое, однако, по законам, к иностранке перейти не может. За чем же стало дело? Маркиза приехала в Россию (Боже мой, что я говорю; уж не подумает ли читатель, что все дело происходит в Петербурге), приволокла с собою своего мужа, потому что страдалец еще жив, и повторила то библейское переселение, которое совершилось когда-то из Ханаана в Египет, когда в Ханаане оказался голод. <…>

Зажила себе маркиза по-новому, отреклась от своих прошлых верований и стала ратовать за славян и заниматься воспитанием своих детей, переучивая их новому языку. Говорит маркиза по-русски с оттенками, которых русские грамматики не успели еще ввести, в детях развивает чувство любви к себе, помня, что мы особенно ценим то, что видим редко. Сначала она было занялась спиритизмом (духи сами как-то влеклись к ней), но так как она соединяла в себе идеи религиозного единения церквей, то сочла спиритизм не совсем подходящим в своей программе[37].

В этой характеристике отмечена способность «маркизы» менять политические ориентиры, ее умение прятать свои настоящие принципы — если таковые вообще имелись. Как мы увидим, это ее свойство проявится впоследствии, в 1919—1921 годах, когда проблема ПСМ становится весьма актуальной на Западе.

Прибегнув к содействию М.И. Шебеко, жены товарища министра внутренних дел, ЕР смогла заставить Мещерского — далеко не последнего человека в высшем свете Петербурга! — извиниться перед ней в печати. Редактор «Гражданина» принес свое «искреннее и почтительное извинение» «одной светской даме», которую он назвал «весьма почтенной и, в серьезном смысле слова, безупречно честной»[38].

В первой половине 1890-х годов семейство Радзивиллов подолгу живет в разных западноевропейских странах[39]. В мае 1895 года в Петербурге дочь ЕР Ванда становится женой князя Гепхардта Блюхера фон Вальштат (1836—1916)[40] и переезжает вместе с супругом (который был старше ее на сорок лет!) на нормандский остров Херм в проливе Ла-Манш: впоследствии ЕР время от времени там их навещает. В мае 1896 года она присутствует на коронации Николая II в Москве, последний раз в своей жизни участвуя в придворной церемонии в качестве титулованной особы. Приблизительно в это время тридцатисемилетняя княгиня начинает самостоятельно путешествовать по Европе, особенно часто останавливаясь в Лондоне и Париже, где она возобновляет старые контакты в журналистской среде, устанавливает множество новых и начинает зарабатывать как журналист[41]. Согласно некоторым источникам, эти передвижения и общение с представителями низших социальных слоев создают ей неблагоприятную репутацию[42], однако, как отмечает Б. Робертс, эти оценки нельзя считать обоснованными.

Наиболее известный и наиболее скандальный эпизод биографии ЕР — знакомство с бывшим премьером-министром Капской колонии и алмазным «королем» Сесилем Родсом (чье имя много лет носила африканская колония Британии Южная Родезия — нынешняя Республика Зимбабве), поездка вместе с ним в Южную Африку, журналистская деятельность в Кейптауне в поддержку политических инициатив Родса и, наконец, арест по обвинению в подделке подписи Родса на финансовых документах, за которым последовали уголовный процесс и двухлетний тюремный срок. Естественно, процесс и приговор привлекли внимание мировой прессы к личности ЕР.

ЕР знакомится с Родсом в Лондоне в феврале 1896 года. В 1897 году она шлет ему письмо в Родезию, в котором предупреждает о возможных покушениях на его жизнь, ссылаясь на свои «провидческие» способности[43]: этот способ привлечь внимание адресата предвосхищает позднейшие письма Ф. Варбургу декабря 1920-го — января 1921 года (см.: Приложение, документы № 7, 9). Весной 1899 года во время очередного визита Родса в Лондон ЕР возобновляет знакомство с ним, просит советов по поводу своих финансовых дел[44], а в июле отправляется в Южную Африку тем же пароходом, что и Родс[45].

ЕР приезжает туда накануне англо-бурской войны, когда Южная Африка оказывается одной из «горячих точек» планеты. Здесь она становится видной фигурой в колониальном обществе, развивает свою дружбу с Родсом, поддерживая его политику статьями в лондонской прессе. Тем не менее ее настойчивые попытки превратить отношения с Родсом во что-то более значительное и постоянное не увенчались успехом. В конце апреля 1900 года ЕР отправляется на несколько месяцев в Лондон, откуда вместе с ней в Южную Африку приезжает ее сын Николай. Он сначала работает в знаменитой алмазной фирме «De Beers», а впоследствии в качестве офицера колониальной армии сражается с бурами[46].

Поездка в Лондон оставила определенный след в биографии ЕР: чтение английской газетной хроники 1900 года выявляет новый образ княгини — скандальный и одновременно комический. В июне 1900 года ЕР, проживавшая в лондонском отеле «Carlton», оказалась в центре внимания, после того как заявила, что средь бела дня у нее украли драгоценности на крупную сумму. Факт подобной кражи вызвал ажиотаж в газетах по обе стороны океана[47]. Впоследствии выяснилось, что ЕР, нуждавшаяся в деньгах, сдала свои драгоценности в ломбард, а вся история с кражей была выдумкой[48] — не последней в ее биографии[49]. А в двадцатых числах июля в лондонском суде рассматривался иск, поданный неким продавцом детской одежды против княгини Радзивилл, ее зятя князя Гепхардта и его жены Ванды: заказав и получив за несколько лет до этого дорогой комплект для внука и сына, великосветское семейство не удосужилось его оплатить и стало спорить, кому это надлежит сделать. Суд признал виновной именно княгиню Радзивилл и обязал ее выплатить истцу 207 фунтов стерлингов[50].

Лондонские происшествия были сигналом о финансовых трудностях, которые испытывала ЕР; после возвращения в Кейптаун они лишь усугубились. В 1901 году ЕР глубже втягивается в местные дела, основывает еженедельник «Greater Britain» и становится его редактором и главным автором. Издание не имеет успеха, и вскоре ЕР пытается решить свои денежные проблемы путем мошенничества: она подделывает подпись Родса на долговых обязательствах на значительную сумму. Однако ее попытка обналичить один из этих документов заканчивается неудачей, так как купец, выдавший ей аванс, подает на нее в суд. В октябре 1901 года Родс, который в этот момент находился в Лондоне (его отношения с ЕР были уже окончательно испорчены), присылает оттуда формальное заявление о том, что он никогда не подписывал такого рода бумаг[51]. 28 февраля 1902 года ЕР оказывается под арестом[52]; ее собственный иск против Родса[53] ни к чему не приводит. В результате дальнейших расследований ЕР формально обвиняется в неоднократном совершении подделки и в мошенничестве[54].

Суд над ЕР состоялся в конце апреля 1902 года в Кейптауне. К тому времени самого Родса уже не было в живых (он умер 26 марта), и общественное мнение связывало его кончину со скандалом, вызванным поведением ЕР. Она была признана виновной по всем пунктам обвинения и приговорена к двум годам тюрьмы. Судья в своей заключительной речи заявил, что не приговаривает 44-летнюю княгиню к исправительным работам лишь изза состояния ее здоровья[55]. Комментируя приговор, один американский журналист отметил, что готовность трибуналов Старого Света применять закон к титулованным особам с той же строгостью, что и к простым смертным, — отрадное доказательство повсеместного прогресса демократии[56]. Впоследствии тот же журналист высказал предположение, что в южноафриканском процессе были допущены процессуальные нарушения[57]; спустя несколько десятилетий Б. Робертс, не сомневавшийся в виновности ЕР, тоже посчитал, что суд над ней нельзя назвать справедливым[58].

ЕР провела в тюрьме шестнадцать месяцев и вышла на свободу 13 августа 1903 года. Любопытно, что период следствия, суда и ее тюремного заключения в Кейптауне (март 1902-го — август 1903 года) точно совпадает по времени с появлением в России «Протоколов сионских мудрецов»: 7 апреля 1902 года в петербургском «Новом времени» вышла статья М. Меньшикова с сообщением об их существовании, а с 28 августа по 7 сентября (с 10 по 20 сентября н.с.) 1903 года публикация «Протоколов…» была осуществлена в газете П. Крушевана «Знамя».

Вернувшись в Европу, ЕР подает иск на большую сумму против душеприказчиков Родса, заявляя, в частности, что он являлся отцом девочки, которую она родила в декабре 1897 года[59]. Это утверждение предвосхищает схожий мотив в письме ЕР Л. Маршаллу от 8 февраля 1921 года (см.: Приложение, документ № 12). Вскоре, однако, ЕР отзывает иск. Одновременно она готовит первую книгу своих мемуаров «My Recollections»[60], которая появляется осенью 1904 года и в которой ЕР весьма положительно отзывается о Родсе. Очевидно, что таким образом княгиня пыталась немедленно (пока шумный процесс не был еще забыт) извлечь некоторые материальные блага из своей скандальной репутации.

В начале 1904 года, то есть в период между подачей иска и выходом мемуаров, Вильям Стид — давний знакомый ЕР, конфидент Родса, разделявший его имперские замыслы, — публикует статью, в которой пытается раскрыть «тайну» поведения княгини Радзивилл, объяснить причины превращения аристократки в аферистку[61]. Некоторые фрагменты этого текста заслуживают особого внимания, так как, возможно, они проливают свет на ее свидетельство 1921 года:

<…> фантазии княгини Радзивилл столь живы, что часто кажется, будто ей очень трудно отличить жалкую действительность жизни от творений ее собственного воображения. Многие люди имеют репутации лжецов, хотя на самом деле они не заслуживают дурной славы, которую обрели благодаря своим высказываниям. Друзья генерала Игнатьева, которого турки называли «отцом лжецов» и который в Константинополе был известен как «Mentir Pasha», считали его самым искренним человеком в мире. «Его несчастье, — говорили они, — заключается в том, что когда он делает какое-то заявление, он считает его абсолютно верным и повторяет его постоянно, полагая это заявление, безотносительно к его сути, точным изложением того, что на самом деле произошло». Княгиня Радзивилл в этом отношении чем-то похожа на графа Игнатьева, и в результате ее часто обвиняют во лжи, когда на самом деле она лишь позволила своему романтическому воображению сделать несуществующее видимым, причем столь ярким, что оно ей кажется вполне действительным.

<…> Я должен признаться, что она ввела меня в заблуждение относительно своих отношений с покойным премьер-министром лордом Солсбери. Много лет тому назад, когда лорд Солсбери был жив, она однажды была в гостях в его загородной резиденции в Хатфильде. Она познакомилась с деталями местности и на основе этого единственного факта построила целое фиктивное здание, столь насыщенное подробностями, столь реалистичное, что полностью меня обманула — как и многих других.

В этот период она вела дневник, в котором оставила многочисленные записи о различных своих визитах в Хатфильд и беседах с лордом Солсбери. Она предоставила телеграммы от покойного премьера, в которых он назначал ей встречи. В общем, использовав множество тонких приемов, она сумела убедить всех тех, кому разрешала прочитать свой дневник, что лорд Солсбери полностью ей доверял и был с ней абсолютно откровенен при обсуждении политики в Южной Африке. Личные друзья лорда Солсбери, с которыми тогда я говорил обо всем этом, всю эту историю подняли на смех. Но обман был настолько ловким, что мне казалось невероятным, чтобы он был выдумкой. Я говорил иногда, что если все это — подделка, то княгиня Радзивилл обладает драматическим гением и талантом воображения намного большими, чем любой другой человек, с которым я когда-либо был знаком. Однако в конце концов выяснилось, что так и было на самом деле, и княгиню подвела одна любопытная подробность. В одной из записей в своем дневнике она описала поездку в Хатфильд на поезде, который отправлялся со станции «King’s Cross» в определенное время дня. Когда-то, много лет тому назад, она действительно поехала в Хатфильд на этом поезде, но его давным-давно отменили, и настоящая природа дневника княгини была раскрыта — это художественное произведение, основанное на воспоминаниях о прошлом[62].

В книге «My Recollections» ЕР, среди множества других тем, пишет и о том, что ее отец не спрашивал ее мнения, когда принимал решение о ее браке с Вильгельмом Радзивиллом. Появление в печати такой информации было очередным указанием на характер отношений ЕР с мужем. 20 мая (2 июня) 1906 года суд в Варшаве объявляет князя и княгиню Радзивилл «разделенными» (séparé)[63]. Неясно, дошло ли впоследствии дело до формального развода[64]; во всяком случае, второй брак ЕР был заключен лишь 22 августа 1911 года, после смерти князя Вильгельма. Вторым ее мужем становится лицо нетитулованное — германский подданный, инженер и коммерсант Карл-Эмиль Кольб (? — 1933). Сын успешного мюнхенского садовода Макса Кольба и французской пианистки Софии Данвин-Кольб, он был старшим братом известной немецкой писательницы-пацифистки Аннеты Кольб (1870—1967). Из-за пристрастия Эмиля к азартным играм семье пришлось пожертвовать приданым одной из его сестер, сам он в 1886 году бежал из Германии и занялся торговлей деревом в России[65]. Неизвестно, при каких обстоятельствах ЕР с ним познакомилась; в любом случае после их брака она, согласно всем правилам, тут же потеряла право на титул княгини.

В документах ДП, под чьим наблюдением ЕР находилась некоторое время и который в конечном итоге рекомендовал выслать ее из России вскоре после начала Первой мировой войны, она именуется «Екатериной Кольб, урожд. граф. Ржевуской». Поэтому в дальнейшем ЕР могла пользоваться именем и титулом первого мужа лишь в качестве литературного псевдонима, чтобы придать больший вес собственным печатным выступлениям на различные политические темы (что она и делала до конца жизни). Отметим, что, хотя господин Кольб бесследно исчезает из жизни ЕР после их совместного отъезда из Петрограда в Стокгольм в 1914 году, она носила фамилию Кольб-Данвин до конца жизни, иногда добавляя ее к данным об авторе на титульных листах своих книг.

В начале 1910-х годов ЕР вновь вступила на журналистское поприще и начала сотрудничать с американской прессой. Однако ее деятельность этим не ограничивалась. Путешествуя по Европе (Франция, Италия), скандальная княгиня продолжает вести привычный образ жизни. В 1910 году ее обвиняли в «мошенничествах, шантажах и подлогах», совершенных в Париже (в частности, она разыскивалась французскими властями по обвинению в продаже заказанной ею копии картины старого мастера в качестве подлинника), а в 1911 году ее прошлым заинтересовалось Министерство иностранных дел Италии, пославшее по поводу личности ЕР официальный запрос в Петербург (см.: Приложение, документ № 4).

Согласно материалам ДП, ЕР вернулась в Петербург в самом конце 1910 года (см.: Приложение, документ № 4). Ее жизнь в столице в последние предвоенные годы протекает в ином кругу и иным образом, чем в период ее первого замужества. Она живет в меблированных комнатах, участвует в коммерческих операциях мужа, занимавшегося продажей в России иностранных автомобилей (см.: Приложение, документ № 4). По собственному утверждению ЕР, тогда же она становится корреспондентом газет американского газетного магната Уильяма Рэндольфа Херста и сотрудничает с газетой «Петербургский курьер»[66]. А в 1913 году под псевдонимом Count Paul Vassili публикует книгу «Behind the Veil at the Russian Court» (London, 1913). В этом произведении ЕР описывает двор и петербургское общество при последних двух императорах, изображая эпоху Александра III намного более позитивно, чем царствование его сына, комментирует поведение членов царской семьи, повторяя некоторые сплетни об Александре Федоровне[67], критикует политические решения Николая II и его министров, объясняет суть болезни царевича Алексея и предполагаемую роль Г. Распутина в лечении наследника.

Как мы отметили в начале статьи, «Польский биографический словарь» и некоторые другие источники утверждают, что появление этой книги имело для ЕР очень серьезные последствия: она была наказана конфискацией имущества и выдворена за пределы Российской империи. На самом деле, как следует из документов ДП, все было иначе. О конфискации имущества не могло быть и речи ввиду его полного отсутствия. Что касается высылки из России, то ЕР и ее муж в начале Первой мировой войны были заподозрены в шпионаже в пользу Германии. После обыска в их квартире, в результате которого никаких существенных улик обнаружено не было (несколько топографических карт России таковыми не являлись), они были высланы за границу (см.: Приложение, документ № 4)[68].

Сама ЕР, тщетно пытавшаяся апеллировать к своему прежнему высокому статусу, чтобы избежать высылки, о причинах случившегося с ней имела вполне определенное мнение. Один из самых интересных архивных документов, проливающий свет на характер нашей героини, — письмо ЕР, отправленное 22 сентября (5 октября) 1914 года из Стокгольма в Петербург неустановленному высокопоставленному российскому должностному лицу (возможно, министру внутренних дел или его товарищу — генералу В. Джунковскому) (см.: Приложение, документ № 5). Письмо, естественно, было написано по-французски — процитируем фрагмент из перевода, выполненного в ДП. Сначала ЕР выражает недоумение по поводу принятых против нее мер, а затем заявляет о своих профессиональных достижениях:

Я знаю, что в моем лице покарали журналиста. Я горжусь своей профессией, никогда ее не скрывала и всегда старалась заслужить одобрение своего издателя. Мне кажется, что я работала честно и добросовестно и всегда имела особенно в виду интересы моего отечества, так как, что Вы не говори и не делай (так! — авт.), Россия — мое отечество, как православие — моя религия. Факт моего брака с иностранцем не может изменить моих убеждений и моей национальности. Я, следовательно, старалась служить моей стране, и теперь, когда меня уже там нет, Вы сами убедитесь в этом. Вы знаете лучше меня, что Америка не питает к нам добрых чувств. Во время процесса Бейлиса она даже выказала нам очень резкую враждебность. Я — первый американский журналист, которому удалось помещать заметки, благоприятные нашей стране, и выяснить многие фальшивые понятия относительно России, распространенные в Соединенных Штатах[69].

К сожалению, до сих пор статей ЕР в защиту позиции российских властей в деле М. Бейлиса не обнаружено — возможно, что они существовали лишь в ее воображении.

Далее в письме идут слова, раскрывающие суть журналистских «принципов» ЕР:

Газеты Херст, представительницей которых я была, <…> могут непосредственно получать известия из армии, что для меня при всем желании даже не было бы доступно. Мне случалось получать донесения с просьбой их перевести и переслать, но я их просто уничтожала, не считая удобным, например, сообщать всему свету о разных фактах, имевших место в Сольдау, например, когда русские войска опоздали на поле сражения, потому что перепились оставленной немцами водкой, когда опоздал Генерал Артамонов и другие факты в этом роде. Я никогда бы не захотела, чтобы такие факты были известны нашим врагам, но теперь, когда я уехала, чем Вы гарантированы, что заменившая меня личность, которой я передала службу, будет соблюдать такую же скромность, а не будет, напротив стараться посылать самые неблагоприятные сведения, которые ей удастся добыть? <…>

Все это весьма жалко. Почему Вы не потребовали меня к себе и просто не сказали мне, что не желательно, чтобы некоторые сведения доходили до Америки. Я взошла бы в Ваши планы и могла бы быть для Вас полезным сотрудником, который просто телеграфировал и писал бы то, что Вам угодно. Зачем обращаться, как с врагом и противником, с искренней патриоткой, желающей по мере своих слабых сил служить общему делу, находящейся в опасности родине? Разве так можно действовать? И наконец, если кого-нибудь высылают, разве нельзя ему сказать уехать иначе, чем через полицию. Личность порядочная не заставит себя повторять два раза такую вещь и уезжает, если присутствие ее не желательно. Я не преступница, дурного я ничего не сделала, а со мной обращались как с опасной шпионкой[70].

Письмом в Министерство внутренних дел прекращаются полувековые отношения ЕР с Россией: ее документов более позднего времени в российских архивах не обнаружено. Большую часть мировой войны, с 1914 по 1917 год, она провела в Швеции. Здесь она проявила свойственную ей активность, опубликовав ряд своих книг в переводе на шведский язык (в списках основных произведений ЕР эти издания почему-то не числятся). Любопытно, что именно в Швеции жила ее близкая родственница — внучка третьей, наименее знаменитой из сестер Ржевуских, Паулины (1808—1866). Марика Стирнстедт (1875—1954) была известной шведской писательницей, автором многочисленных романов и других произведений. В 1928—1930 годах она выпустила двухтомную историю своей семьи, однако имя ЕР там не встречается[71].

В дальнейшем, после переезда в США, ЕР изображала себя свидетельницей или участницей важных дипломатических встреч и политических интриг, имевших место в нейтральном Стокгольме (знаменитой встречи А.Д. Протопопова с германским представителем М. Варбургом, деятельности большевистского эмиссара А.А. Иоффе и т.п.). Какая доля этих рассказов основана на реальных фактах, на сегодняшний день установить не удалось[72]. Единственный достоверный факт состоит в том, что в Швецию она приехала замужней дамой, а из Швеции через три года уехала одна.

3

Согласно «Польскому биографическому словарю», ЕР после развода со вторым мужем в 1922 году выехала в США. Там она якобы оказалась на улице в Нью-Йорке, более года жила в нищете, а затем завоевала себе определенное положение в журналистском мире и вновь начала писать о жизни высшего света. В этом изложении автор статьи — как почти все другие, кто писал о ЕР, — доверчиво следует автобиографическим сочинениям своей героини — а их она выпустила немало[73]. На самом деле, Екатерина Кольб прибыла в США 29 апреля 1917 года с намерением заниматься журналистикой и выступать с лекциями под именем княгини Радзивилл. В самом начале ее прошлое — почти двухлетнее пребывание в Кейптаунской тюрьме — едва не стало непреодолимым препятствием для этих планов[74], так как по американскому законодательству люди с уголовной судимостью на территорию страны не допускались. Однако из иммиграционного карантина, куда ЕР попала после прибытия в Нью-Йорк, она была вскоре освобождена; местные чиновники удовлетворились объяснением, предоставленным ЕР — что в Южной Африке была осуждена другая Екатерина Радзивилл (см. об этом ниже), — и не стали вникать в подробности[75].

Однако из-за того, что эти иммиграционные перипетии нашли отражение в прессе, для ЕР сразу же оказалась пресечена возможность получить спонсорскую поддержку у дам из высшего американского общества, под патронажем которых должны были пройти ее публичные лекции[76]. С другой стороны, газетная шумиха, поднятая вокруг русской княгини — журналистки со скандальным прошлым, — несомненно, повысила интерес к ней со стороны владельцев печатных изданий и их читателей.

В 1917—1920 годах ЕР успешно выступает в разных городах с лекциями на политические темы (например, «Настоящая ситуация в России»[77]), печатает статьи о положении дел в Европе и в России. А в конце 1920 года, в период, когда в результате активной деятельности русских ультраправых эмигрантов, без труда находивших себе идеологических союзников, ПСМ широко тиражируются в разных странах, в том числе и США[78], ЕР решает выступить в качестве эксперта и свидетеля, заявив об их возникновении в недрах российских спецслужб конца XIX — начала XX века. Она сначала обращается к Феликсу Варбургу, члену известной банкирской династии и общественному деятелю (см.: Приложение, документы № 7—9) с предложением сообщить ему о «неких фактах, которые были бы интересны не только Вам лично, но и делу Иудаизма» («the cause of Judaism»). Варбург реагирует осторожно, но связывает ЕР, как мы уже упоминали в начале статьи, с адвокатом Льюисом Маршаллом.

Прежде чем описать контакты последнего с ЕР, напомним, что именно в 1919—1920 годах появились и стали быстро распространяться переводы ПСМ на немецкий, французский и английский языки. Этот факт вызвал беспокойство западных еврейских общественных организаций, которые изза новейших общественных и политических тенденций (погромов в период Гражданской войны в России, роста антисемитских настроений в Германии и новых государствах Восточной Европы, а также продолжавшихся дипломатических споров о правах меньшинств в этих странах) не могли не реагировать на документ, на основе которого на евреев возлагалась ответственность за победу большевиков.

Идея еврейского заговора как тайной пружины русской революции муссировалась в устных и печатных выступлениях бежавших из России крайне правых публицистов-монархистов[79], она привлекла внимание представителей политического класса в разных странах и стала широко обсуждаться в печати. Так, в Великобритании, где в феврале 1920 года появился первый английский перевод ПСМ[80], эта тема была подхвачена газетой «The Morning Post»[81], а в рецензиях на этот перевод к ней серьезно отнеслись такие авторитетные издания, как журнал «The Spectator»[82] и газета «The Times»[83]. А по другую сторону океана ПСМ стали одной из основ мощной пропагандистской кампании, развернутой Генри Фордом (1863— 1947). Л. Маршалл охарактеризовал его как «миллионера-фабриканта автомобилей, совершенно безграмотного, учредившего еженедельную газету, каждый выпуск которой воспроизводит все то, что антисемиты России, Германии и Франции писали и говорили за последние пятьдесят лет»[84].

Если первоначально, в 1918—1919 годах, лидеры еврейских общественных организаций США, занятые другими вопросами, предпочитали не реагировать на ПСМ, то в 1920 году их позиция стала меняться: молчание воспринималось бы как признание правоты Форда и его идеологических союзников. На активной борьбе настаивал Маршалл, привыкший сражаться «с людьми несравнимо более способными, чем Форд», и успешно защищать «честь евреев» в США[85].

Тем не менее полемизировать с Фордом и другими сторонниками подлога было очень трудно: этому мешали, с одной стороны, престиж великого инженера и предпринимателя (не говоря уже о его финансовых возможностях), а с другой — отсутствие достоверной информации о ПСМ. Кроме того, как считал Маршалл, послевоенная общественная атмосфера способствовала успеху любых слухов, в том числе самых диких. «Протоколы, — пишет он в октябре 1920 года, — очевидный литературный подлог. Казалось бы, что он настолько инфантилен, что рациональные люди должны отреагировать на него смехом. Однако война нанесла такой ущерб разуму и чувству юмора, что любое пафосное заявление, каким бы глупым оно ни было, легко находит себе путь в умы мужчин и женщин, которых хотелось бы считать защищенными от распространяемых таким образом предрассудков»[86]. Маршалл и его коллеги в США пытались мобилизовать общественное мнение против новой волны антисемитской пропаганды[87]. Одновременно одной из самых насущных задач для них, как и для еврейских общественных деятелей в Европе, стал вопрос о происхождении ПСМ: откуда взялась эта столь топорная, столь нелепая и тем не менее столь угрожающая фальшивка?

К концу 1920 — началу 1921 года в Европе и в Америке вышел ряд работ, демонстрировавших подложный характер ПСМ, и в частности связь сюжетной основы документа с главой «Еврейское кладбище в Праге» из романа Г. Гедше (1815—1878) «Биарриц» (1868). Статьи на эту тему появляются в Германии и в Англии в первой половине 1920 года[88]; вскоре выходят брошюры немецкого историка Отто Фридриха (1878—1964) и британского историка, дипломата и еврейского общественного деятеля Люсьена Вольфа (1857—1930)[89]. Несколько статей на тему «Протоколов…» появляется в основанной в Париже М.М. Винавером (1863—1926) газете «Еврейская трибуна» («La tribune juive»), выходившей одновременно и на французском языке. В Соединенных Штатах проблемой возникновения и распространения «Протоколов…» занимается журналист и переводчик, а также коллега Л. Маршалла по Американскому еврейскому комитету Герман Бернштейн (1876—1935)[90]: его брошюра на эту тему выходит в феврале 1921 года[91]. Однако выводы, базировавшиеся на анализе текста, сколь угодно убедительные для ученых, были менее эффектны для массовой аудитории, чем надежное свидетельство очевидца. Это должна была хорошо понимать ЕР, и еще лучше понимал сам Маршалл, юрист с многолетним опытом судебных разбирательств.

Итак, Л. Маршаллу ЕР предлагает в качестве свидетеля саму себя. В архиве Маршалла сохранилась машинопись написанной ею статьи, которую подверг правке либо он сам, либо Г. Бернштейн, принявший участие в переговорах с ЕР, а также подготовленная на основе правленого текста беловая машинопись. В Приложении (документ № 11) мы приводим наиболее ценные, с нашей точки зрения, фрагменты беловой машинописи ЕР, текст которой полнее ее интервью, появившегося в печати в феврале 1921 года, а также статьи, опубликованной в марте во Франции. Здесь впервые в связи с ПСМ упоминаются такие лица, как командир корпуса жандармов генерал П. Оржевский, начальник личной охраны Александра III генерал П. Черевин и глава Заграничной агентуры ДП П. Рачковский, а также «французская рукопись на желтоватой бумаге, связанной белой лентой», на первой странице которой было «большое чернильное голубое пятно». В этой статье также предпринимается попытка — одна из первых в литературе о ПСМ — раскрыть источники отдельных мест подлога (см.: Приложение, документ № 11)[92]. Поэтому неудивительно, что к предложенной ЕР информации Маршалл и его коллеги отнеслись серьезно. Как видно из документов из фонда Маршалла (см.: Приложение, документы № 10—13), после встречи с ЕР в январе 1921 года предполагалось обнародовать ее показания в газете «New York Times», то есть в одном из наиболее престижных американских повременных изданий.

Однако внезапным препятствием к осуществлению этого плана стало скандальное прошлое ЕР. Проверка архива «New York Times» сотрудниками газеты выявила опубликованные там в 1902 году сообщения о Кейптаунском процессе и его исходе. Естественно, предоставить свои страницы изобличенной мошеннице, тем более по такому острому политическому вопросу, как подлинность или подложность ПСМ, солидная газета не могла: ее издатель и главный редактор отказались от статьи, предназначенной для широкочитаемого воскресного номера и уже находившейся в гранках[93].

Реакция ЕР на сообщение о причинах отказа со стороны «New York Times» заслуживает внимания. 8 февраля 1921 года она пишет Маршаллу письмо (Приложение, документ № 12), в котором слышатся отголоски ее письма 1914 года из Стокгольма и в котором, как обычно в ее текстах, точные факты переплетаются с вымыслом. ЕР утверждает, что княгиня Радзивилл, которая отсидела полтора года в кейптаунской тюрьме, — это не она, а какое-то другое лицо («...я не могу нести ответственности за деяния всех семнадцати ныне живущих княгинь Радзивилл»), и настаивает на своей добропорядочности, ссылаясь на знакомство с рядом знаменитостей, в том числе и с коронованными особами. Быть может, самый удивительный пассаж в этом документе — заявление о том, что в то время, когда некая другая княгиня Радзивилл отбывала незаслуженное наказание в Южной Африке, сама ЕР рожала детей-близнецов в Швейцарии. К сожалению, отмечает она, близнецы умерли. Факт родов могла бы подтвердить княгиня Витгенштейн, хозяйка дома, где близнецы появились на свет, однако она скончалась в 1918 году!

Нельзя сказать, что автобиографическая легенда, которую ЕР сообщила Маршаллу, была ее первым опытом в этом жанре. В мае 1917 года, вскоре после того, как ЕР получила разрешение на въезд в США, она встретилась с журналистами и рассказала им, какие именно разъяснения она дала иммиграционным властям. «Были две княгини Радзивилл, — заявила она. — Были также две Екатерины Ржевуские. Каждая из них вышла замуж за князя. Потом каждая вышла замуж за человека с фамилией Кольб. У каждой был сын, погибший на русском фронте. Кроме вышеуказанного, нет никакого сходства между княгиней Радзивилл, которую остановили на иммиграционном острове Эллис, и княгиней Радзивилл, которая была слишком хорошо знакома с Сесилем Родсом в Южной Африке и которая отсидела два года в кейптаунской тюрьме по обвинению в подделке с целью получения денег»[94]. Журналист, выслушавший это заявление, «развернутое кадр за кадром в отеле “Алгонквин” княгиней Радзивилл», назвал его содержание «самым удивительным сюжетом, который когда-либо встречался в театрах на Бродвее»[95].

И все-таки в феврале 1921 года имя ЕР возникает на страницах печати в связи с ПСМ: ее материал подхватывает редактор «The American Hebrew», опубликовавший в форме интервью выдержки из документа, который ЕР подготовила для Маршалла. В следующем выпуске журнала было напечатано интервью с некоей Генриеттой Херлбат, нью-йоркской дамой, которую сама ЕР порекомендовала журналу как лицо, способное подтвердить ее сведения о ПСМ, в частности их самый сомнительный момент — утверждение о том, что живший в Париже русский журналист М. Головинский показывал ей французский подлинник сфабрикованного им документа[96]. О каких-либо контактах ЕР с Г. Херлбат ничего не известно, но в письме к Л. Маршаллу от 17 февраля 1921 года ЕР упоминает «некую даму», способную подтвердить ее показания публично (см.: Приложение, документ № 13).

Сенсационные сведения, сообщенные ЕР, попали в Европу: они появились там и в виде ее собственной статьи в «Revue Mondiale», и в виде подробного пересказа американского интервью в «Еврейской трибуне»[97]. А в мае 1921 года «Еврейская трибуна», а заодно и русская эмигрантская газета «Последние новости», редактором которой незадолго до этого стал П.Н. Милюков, публикуют пространную статью вернувшегося во Францию после одиннадцати лет, проведенных в России, православного француза графа Александра дю-Шайла. Именно он подтвердил существование тетради на французском языке с пятном («бледно-фиолетовым») на первой странице, которую он якобы видел в 1909 году в Оптиной Пустыни в кабинете Сергея Нилуса[98]. Свидетельство А. дю-Шайла привлекает внимание изданий в разных странах по обе стороны Атлантического океана.

Через несколько месяцев заявления и ЕР и дю-Шайла становятся гораздо менее важными в полемике по поводу ПСМ. Летом 1921 года британский журналист Филипп Грейвс (1876—1953) покупает в Константинополе у русского эмигранта, «г-на Х.»[99] издание XIX века, которое, как легко выясняется при сравнении с текстом ПСМ, в самом прямом смысле являлось основой для создания антисемитского документа. Это издание — «Диалог в аду между Макиавелли и Монтескьё, или Политика Макиавелли в XIX в.» (1864), направленная против Второй империи Наполеона III политическая сатира Мориса Жоли (1829—1878). Это непосредственное доказательство подложности ПСМ — пусть оно до сих пор остается неубедительным для любителей конспирологических теорий — было обнародовано в газете «The Times» в выпусках от 16—18 августа 1921 года[100] и отодвинуло на задний план предыдущие выступления.

Следует отметить, что, хотя Л. Маршалл прекрасно понимал, что полученные им от ЕР объяснения по поводу ее прошлого были чистой выдумкой, он считал ее свидетельство о ПСМ в достаточной степени надежным и сожалел, что оно было обнародовано не лучшим образом. 16 мая 1921 года, в ответ на телеграмму М.М. Винавера о только что напечатанной статье А. дю-Шайла, он пишет письмо, в котором подробно рассказывает всю историю. В частности, он указывает, что после отказа «New York Times» от ее статьи ЕР планировала выступить с публичной лекцией о ПСМ и что пресса собиралась активно осветить это мероприятие. Однако до этого ЕР стала предлагать свой текст разным изданиям и вступила в контакт с редактором «American Hebrew» Исааком Ландманом (1880—1946), человеком, по мнению Маршалла, «абсолютно лишенным благоразумия и рассудительности»[101]. После того как Ландман опубликовал «интервью» с ЕР, сильно исказив и сократив предложенную ею версию происхождения ПСМ, ее публичная лекция перестала быть событием для журналистов и прошла почти незамеченной[102].

5

ЕР прожила в США почти четверть века. Как и о более ранних этапах ее биографии, точных сведений об этом периоде у нас мало. Нам известна ее журналистская, писательская и лекторская деятельность, однако неясно, жила ли она за счет своих гонораров или имела также иные источники доходов. Вплоть до самой смерти она продолжала активно печатать книги и статьи, в основном посвященные прошлому Европы и России (и особенно судьбам представителей высшего света в новых условиях), рецензировать новые книги, выступать с лекциями. Имеющийся перечень ее публикаций на английском языке достаточно внушителен; текстов на французском языке тоже появилось немало.

Хотя большинство произведений ЕР были явно предназначены для массовой аудитории, она также регулярно обращалась и к элитарному читателю. Как мы упомянули в начале нашей статьи, в 1924—1926 годах она выступает в печати с публикацией ряда писем своей тетки, жены Бальзака, к своему отцу Адаму[103], а также с публикацией писем Достоевского (тоже к Адаму Ржевускому!)[104] и со статьей о недавно скончавшемся А. Франсе[105]. Хотя сначала тексты, якобы написанные Ганской, вызвали некоторый ажиотаж, довольно скоро от них отреклись известные бальзаковеды; Л. Гроссман считал, что они были сочинены «из своеобразных родственных побуждений реабилитации»[106] тетки ЕР. С этим выводом нельзя не согласиться: подготовка почвы для подобной публикации началась еще в 1919—1920 годах[107]. Тем не менее эпизод с письмами можно считать очередной попыткой ЕР привлечь к себе внимание, повысить свой статус в среде интеллектуалов и извлечь из этого некоторые материальные блага.

На Бернский процесс 1933—1935 годов против распространителей ПСМ в качестве свидетеля ЕР приглашена не была. Возможно, что ее письмо Г. Бернштейну от 18 июля 1934 года (см.: Приложение, документ № 14) было вызвано не только стремлением к дополнительному журналистскому заработку; если так, то оно не возымело успеха. В архивных материалах стороны обвинения — еврейских общин Швейцарии — сохранилась записка от самого Бернштейна адвокату Б.И. Лифшицу, в которой он предупреждает адресата о нежелательности подобного приглашения[108].

Последней яркой попыткой ЕР привлечь к себе внимание американской читающей публики стала ее статья в сентябре 1938 года в журнале «Liberty»: в ней она изложила содержание якобы взятого ею у И.В. Сталина в Кремле интервью[109]. Таким образом 80-летняя бывшая княгиня поставила себя — несомненно, по заказу редакции массового журнала, в котором до этого появлялись подобные сенсационные материалы, — в один ряд с узким кругом светил европейской литературы, удостоенных приема у кремлевского вождя: Б. Шоу и Э. Людвигом (1931), А. Барбюсом (1933), Г. Уэллсом (1934), Р. Ролланом (1935) и Л. Фейхтвангером (1937). Хотя сам текст полностью сочинен «интервьюером», отказать его автору в политическом чутье нельзя: за год до пакта Молотова—Риббентропа ЕР предсказывает возможность политического союза Сталина и Гитлера.

Неудивительно, что советский поверенный в делах в США К.А. Уманский незамедлительно опроверг и сам факт приезда ЕР в Москву, и тем более ее сообщение о беседе со Сталиным[110].

Родившаяся через два года после окончания Крымской войны, ЕР дожила до начала Второй мировой. Она еще успела сообщить прессе о расстреле (реальном или мнимом) ряда своих бывших родственников — Радзивиллов — вступившими в Польшу советскими войсками[111] и поучаствовать в благотворительных акциях в защиту беженцев в вишистской Франции[112]. О ее роли в истории разоблачения ПСМ вспомнили авторы обстоятельного журналистского расследования, печатавшегося в том же самом еженельнике «Liberty», регулярным сотрудником которого была ЕР и где появилось ее «интервью» со Сталиным[113].

До вступления США во Вторую мировую войну ЕР не дожила: она скончалась в госпитале в Нью-Йорке 11 мая 1941 года. О ее смерти сообщили ведущие газеты США[114].

6

В литературе о ПСМ можно найти широкий диапазон мнений о роли ЕР в разоблачениях 1921 года. Такие сторонники подлинности документа, как, например, О.А. Платонов, причисляют ее к разряду «лжесвидетелей», которые «за большие деньги» согласились дать ложные показания в соответствии со «сценарием», сочиненным для них. Цитируя черновик письма «либерально-масонского» историка Б.И. Николаевского от 15 августа 1964 года к жене Н. Кона Вере (урожд. Бройдо), Платонов называет ЕР «шпионкой немецкой, возлюбленной Бюлова»[115]. Как видно из публикуемых нами документов, российская полиция не нашла существенных доказательств шпионской деятельности ЕР в пользу Германии, а утверждения о «сценарии» и «больших деньгах» просто не соответствуют действительности.

Резко отрицательную оценку ЕР дают и некоторые авторы, разоблачающие ПСМ. В своей второй книге о документе Г. Бернштейн просто не упоминает ее имени, основывая свое изложение версии о «тетради» и о роли Рачковского в подготовке фальшивки на показаниях дю-Шайла[116]. Этого же подхода, под влиянием, судя по всему, и книги Бернштейна, и советов Николаевского, придерживается Н. Кон: в его классическом труде имя ЕР отсутствует, между тем как содержание статьи дю-Шайла пересказывается подробно[117]. В отличие от них Ч. Де Микелис приводит ряд фактов, сообщенных ЕР, но подвергает их критическому анализу, указав, вслед за В. Бурцевым (см. примеч. 5), что М. Головинский находился в Париже до 1900 года, так что ЕР не могла общаться с ним там в 1904—1905 годах, и что ПСМ были напечатаны Крушеваном в 1903 году, то есть до того, как Головинский якобы показал ЕР знаменитую тетрадь с французским текстом. Де Микелис подчеркивает при этом, что прошлое «аферистки», имевшей «в польских кругах» репутацию «расчетливой кокетки», а также, возможно, связанной «с миром спецслужб»[118], по сути дела, обесценивает ее свидетельство.

Однако есть и другие, более положительные (а в одном случае чересчур положительное!) мнения. В. Бурцев, как будто запамятовавший о своих прежних возражениях, цитирует ЕР и Г. Херлбат в своей книге о ПСМ и Бернском процессе и заявляет, что сообщенные ими факты «вполне» решают «вопрос об авторстве подлога», а проблему с датировкой объясняет «простою брешью в воспоминаниях» обеих свидетельниц[119]. П.-А. Тагиефф, автор большого синтезирующего труда о ПСМ и об их превращении в зловещий мировой бестселлер, называет свидетельство ЕР «приглушенным» («témoignage étouffé») и отмечает, что после того, как в 1999 году петербургский историк М. Лепехин выступил в печати с заявлением относительно роли М. Головинского в подготовке ПСМ[120], оно может считаться подтвержденным[121]. В свою очередь, В. Скуратовский, допуская, что это свидетельство может быть подвергнуто сомнению, все же ссылается на него, так как оно, наряду с интервью таинственной г-жи Херлбат, «единственное во всей столь обширной литературе о ПСМ, относящееся к персоне их предполагаемого автора»[122]. Процесс своеобразной реабилитации ЕР завершает Хадасса Бен-Итто, чью «реконструкцию» раздумий ЕР по поводу фальшивки и описание встречи ЕР с редактором журнала «American Hebrew»[123] ничем другим, как опытом в жанре беллетристики, не назовешь.

Следует отметить, что во время Бернского процесса Карл Альберт Лоосли, выступавший в качестве независимого эксперта, но, на самом деле, сотрудничавший с адвокатами швейцарских еврейских общин, в своем письменном докладе использовал свидетельство ЕР, однако отнес описанные ею события к 1895 году, не оговаривая изменение датировки. Когда адвокаты ответчиков — швейцарских распространителей ПСМ — обратили на это внимание, Лоосли сослался на опечатку, якобы вкравшуюся в журнал «American Hebrew»[124].

Итак, оценки свидетельства ЕР колеблются от полного отрицания до некритического пересказа. Но чья точка зрения ближе к истине? Или по-другому: содержит ли свидетельство «княгини Радзивилл» какую-то долю истины?

Сразу оговорим: пытаясь ответить на эти вопросы, мы оставим в стороне выводы, к которым пришел Ч. Де Микелис. Согласно итальянскому ученому, на основе известных редакций ПСМ реконструировавшему архетип документа, «полицейская» версия происхождения фальшивки заведомо неверна. «Протоколы...», утверждает он, были созданы между апрелем 1902-го и августом 1903 года, не в Париже, а в России, и не агентами ДП, а группой антисемитских публицистов. И, конечно, не было рукописного текста на французском языке в тетради с голубым пятном. Если Де Микелис прав, то показания ЕР (и других лиц) нужно считать чистой выдумкой. Однако, хотя текстологическая реконструкция Ч. Де Микелиса исчерпывающе полна, обнаруженный им «архетип» еще не является безусловным свидетельством именно той истории текста ПСМ, на которой он настаивает. Мы считаем преждевременным его категорический вывод об изначальном отсутствии французского оригинала «Протоколов...». Обнаруженные Де Микелисом в русском тексте ПСМ украинизмы могут свидетельствовать о южнорусском происхождении как автора документа, так и его переводчика.

Есть ряд других причин для того, чтобы отвергнуть свидетельство ЕР:

1  Серьезная ошибка в предложенной ею датировке. Так как газетная публикация ПСМ состоялась в газете «Знамя» в августе — сентябре 1903 года, то утверждение ЕР о встречах с Головинским в 1904 или 1905 году, во время его работы в Париже над французским «подлинником», тут же опровергается.

2  Авторы, отвергающие повествование ЕР, обычно ссылаются на ее деяния в Южной Африке: ведь нельзя доверять свидетельству осужденной преступницы! К тому же история с Сесилем Родсом — лишь один, пусть наиболее известный, из целого ряда сомнительных эпизодов в ее биографии. Если б ЕР пришлось выступить по поводу ПСМ под присягой на суде — в Швейцарии или в любой другой стране, — обнародование этих фактов полностью перечеркнуло бы ее показания. Кроме того, как мы отметили выше, есть определенное сходство между ее попытками привлечь к себе внимание Родса и инициировать контакты с Ф. Варбургом.

3  Сочинительство, фантазерство, мифотворчество — эти слова регулярно возникают при описаниях поведения ЕР в разных ситуациях. При этом, как отметил У. Стид, в какой-то момент ей самой трудно отличить собственный вымысел от истины. Стид также указывает, задолго до выступления ЕР по поводу ПСМ, на ненадежность предлагаемых ею на всеобщее рассмотрение документов — даже таких, как собственный дневник.

4  Хотя ЕР демонстративно заявляла, что ее выступление по поводу ПСМ мотивировано лишь высокими побуждениями, публикуемые нами материалы о ее контактах с Ф. Варбургом и Л. Маршаллом показывают, что это было не так. То, что ей не удалось получить ни больших денег — Маршалл принципиально отказывался от финансовых вознаграждений для лиц, предлагавших свои услуги в борьбе против ПСМ, — ни поддержки для своих публицистических и лекторских начинаний, не меняет сути дела и ставит под вопрос как искренность ЕР, так и надежность ее рассказа.

5  В интервью в «American Hebrew» и в статье в журнале «Revue Mondiale» ЕР подчеркивает свое возмущение по поводу ПСМ и преступных целей, преследуемых теми, кто их распространяет. Однако, ввиду ее собственных деяний в недавнем прошлом, трудно поверить в искренность ее слов. В одной из своих книг, «The Firebrand of Bolshevism», вышедшей осенью 1919 года в том же бостонском издательстве «Small, Maynard & Co.», которое впоследствии выпустило подготовленное Б. Бразолем американское издание фальшивки[125], ЕР не только разъясняет читателям, каким образом германская разведка спровоцировала падение России, но и отводит ведущую роль в этой операции представителям еврейской нации. Ее описания некоторых из них и высказывания относительно роли евреев мало чем отличаются от известных юдофобских карикатур. Вот, например, «портрет» А.А. Иоффе:

Еврей вошел слегка неуверенно, и, глядя на него, капитан пришел к выводу, что за всю свою жизнь никогда не видел ничего более отталкивающего, чем лицо и фигура этого Иоффе. У него были огромные уши, и казалось, что Природа прилепила их в последний момент к сторонам его головы. Они были большие, широкие и грязные, и занимали так много места, что едва оставили что-то для остальных частей его лица. Небольшой, непричесанный пучок волос на его подбородке, претендующий на звание бороды, придавал ему вид какого-то презренного хищника, гиены или чего-то в этом роде. Он был широкоплеч и толст, так сказать, неприятно толст, так как его полнота казалась совершенно нездоровой. Но глаза его были яркие и острые, и всматривались во все вокруг с любопытством и таким выражением, которое оправдывало бы любую предвзятость по отношению к нему. Иоффе, возможно, человек сообразительный, подумал капитан, но он был уверен, что назвать Иоффе нечестным не было бы клеветой[126].

Об идеологической близости автора этих строк к Б. Бразолю, а также об их общей ориентации на антисемитскую стилистику свидетельствует тот факт, что в книге «The World at the Cross Roads» (1921), описывая роль Германии и ее агентов — в первую очередь, русских евреев — в распространении революционной агитации, Бразоль приводит цитату из книги ЕР, в частности ее характеристику «еще одного отталкивающего еврея», Л.Б. Каменева[127].

Таким образом, в момент обращения ЕР к Ф. Варбургу и Л. Маршаллу она перекинулась из одного идеологического стана в другой. О причинах подобного перехода догадаться нетрудно. Отметим, что он весьма похож на смену политических и культурных ориентиров (германофильства на панславизм), которую более чем за тридцать лет до того язвительно отметил в позиции ЕР В. Мещерский.

Есть, однако, и аргументы, позволяющие считать свидетельство ЕР хотя бы частично достоверным:

1  Весьма трудно найти свидетеля преступного предприятия, особенно коллективного, который мог бы похвастаться незапятнанной биографией. Поэтому прошлое ЕР само по себе не должно перечеркивать ее выступления относительно ПСМ.

2  Исследователи, исключившие ЕР из истории разоблачения подлога, но оставившие, причем на видном месте, свидетельство А. дю-Шайла (Г. Бернштейн, Н. Кон), непоследовательны в своих решениях. Дю-Шайла, в той части своего повествования, где он описывает тетрадь с французским текстом и где идет речь о роли Департамента полиции в создании ПСМ, следует прямо за нарративом, сконструированным ЕР. Если не верить ей, то на каких основаниях можно верить ему? Близость французского графа, перешедшего в православие, к черносотенным кругам в период до начала Первой мировой войны (возможно, это имел в виду Б. Николаевский, назвавший его «проходимцем» в письмах Вере Кон-Бройдо[128]), его пребывание под судом во врангелевском Крыму в 1920 году, а также его сотрудничество с советским МИДом в 1920—1930-е годы[129] (об этом вполне мог знать опытный журналист Бернштейн) были не менее предосудительны, чем аферы, в которых участвовала ЕР.

3  Если исключить вопрос о дате, когда ЕР (и, возможно, Генриетта Херлбат) могли увидеть тетрадь с французским текстом ПСМ, то в ее свидетельстве нет ничего неправдоподобного. Встреча в Париже с Головинским, например, могла состояться в 1900 году, когда ЕР вернулась в Европу на несколько месяцев. Хотя большую часть этого времени она провела в Англии, согласно газетной хронике, она предприняла по крайней мере одно путешествие «на материк»[130] — скорее всего, во Францию. ЕР также могла общаться с Головинским уже после возвращения в Европу из Южной Африки — именно в этот период Головинский жил и учился в Париже[131].

4  Даже если допустить, что повествование ЕР в значительной степени — вымысел, то вряд ли оно ложно от начала до конца. Некоторые подробности, например конфликт между Оржевским и градоначальником Петербурга Грессером (Приложение, документ № 11), соответствуют историческим фактам, известным, добавим, отнюдь не всем. В связи с этим следует иметь в виду прекрасную осведомленность ЕР о событиях 1880— 1890-х годов: в своей книге о внешней политике Бисмарка Джордж Ф. Кеннан называет ее «одним из наиболее проницательных и наилучшим образом проинформированных наблюдателей русской придворной жизни эпохи Александра III»[132]. Поэтому есть основания считать, что, несмотря на все ошибки и выдумки, касающиеся, как правило, собственно ПСМ и событий начала ХХ века, когда она сама находилась далеко от Петербурга[133], ЕР сообщает факты о действительных событиях 1880-х годов и, возможно, о настоящей «предыстории» подлога.

Конечно, как и в других известных нам случаях, ЕР могла и в этот раз сильно переписать прошлое, представить события с лучшей для себя стороны, распределить роли в некоем сюжете — например, изобразить героем своего бывшего любовника Черевина, злодеем — Оржевского, а себя — лишь скромной получательницей документа, лицом, которому доверяют и рассказывают тайны. Учитывая деятельный характер ЕР, трудно поверить, что она ограничилась бы лишь наблюдением за событием. Можно предположить нечто другое — однако подчеркнем сразу, что здесь мы переходим в область гипотез.

Сопоставим один момент в трех вариантах рассказа ЕР о замысле генерала Оржевского. В статье, подготовленной для Л. Маршалла, она пишет, что «он поручил некоторым своим конфиденциальным агентам задачу покопаться в старых книгах по еврейскому вопросу, с целью выстроить из них историю некоего всеобщего заговора против монархий и любого вида власти» (Приложение, документ № 11). В интервью в «American Hebrew» она добавляет, что агенты Оржевского были посланы именно в Париж, где они «работали осторожно и хитро. Они изучили старые книги, собрали цитаты из еврейских философов и перерыли документы эпохи Французской революции, составляя подборки фрагментов из наиболее зажигательных речей»[134]. Документ, подготовленный в результате этих занятий, она называет «парижским докладом». А согласно статье в «Revue Mondiale», агенты Оржевского вели исследования в «публичных библиотеках по теме франкмасонства и тайных обществ, пытаясь притянуть евреев везде, где возможно»[135].

Но из опубликованного нами ранее письма Ю.Д. Глинки императору Александру III[136] мы знаем, что, хотя «парижские тайны» привозились Оржевскому в Петербург, делалось это отнюдь не по его заказу, а по инициативе великосветской сыщицы-любительницы, подруги Ж. Адам, принадлежавшей в 1880-х годах к кружку лиц, не только активно интересовавшихся международной политикой, но и пытавшихся повлиять на политику России то открыто, то конфиденциальным способом. Напрашивается вывод: а нужно ли было генералу Оржевскому посылать кого-то в Париж, когда там на месте уже находились потенциальные сотрудницы (или сотрудники)?

Через десять лет после свидетельства ЕР фамилия Оржевского еще раз всплывает в связи с ПСМ, на сей раз в книге американки, антисемитской пропагандистки Л. Фрай (1882—1970)[137], где впервые названо имя «загадочной дамы», которая упоминалась с 1902 года как лицо, которое привезло ПСМ в Россию, но никогда до 1931 года не называлось по имени. Это была, согласно Фрай, та самая фрейлина Глинка, подозревавшаяся в авторстве (или, по крайней мере, в соавторстве — совместно с ЕР) книги «La Société de Saint-Pétersbourg». Глинка якобы купила рукопись ПСМ в Париже у французского еврея Жозефа Шорста-Шапиро в 1884 году и тогда же передала ее в Петербурге генералу Оржевскому[138].

В своих свидетельствах 1921 года ЕР говорит, что ее петербургский любовник П.А. Черевин якобы не показал императору антисемитский текст, предъявленный ему Оржевским, и тот пролежал почти двадцать лет в архивах ДП. Излагая ту же версию — вручения документа Оржевским Черевину и следующий за этим поступок — «положил документы под сукно», — Л. Фрай предлагает его иную, альтернативную мотивировку, объясняя поведение Черевина не «умом и благородством», как ЕР, а тем фактом, что он был чем-то обязан богатым евреям[139].

Немаловажно, что ЕР, сообщая в 1921 году о событиях почти сорокалетней давности, совершенно не упоминает о своей собственной причастности к тому парижскому кружку, один член которого привез Оржевскому сенсационную информацию, а другие — с большим успехом публиковали скандальные книги, наполненные сплетнями о дворах, министерствах, парламентах и салонах Европы. В публикациях ЕР, посвященных ПСМ, нет ни имен Юстиньи Глинки и Жюльетты Адам, ни упоминаний книг «графа Поля Василя». Можно предположить, что ЕР знала о событиях 1883—1887 годов (именно в это время Оржевский занимал пост товарища министра внутренних дел), связанных с таинственной рукописью, значительно больше, чем рассказала в печати. Чем могла быть вызвана подобная избирательность воспоминаний? Возможно, тем, что или она сама, или кто-то из ее друзей на каком-то этапе приложил руку к созданию ПСМ.

С известной долей вероятности можно предположить, что некоторая компрометирующая еврейство рукопись действительно была куплена (а возможно, и заказана) в Париже в середине 1880-х годов кружком лиц, близких к журналу «Nouvelle Revue», и, возможно, привезена в Петербург Глинкой (знакомой с Оржевским с 1883 года), особой весьма легковерной и обладавшей в те годы большими финансовыми возможностями. Что это была за рукопись — возможно, документ, известный под названием «Тайны еврейства» (1895) и опубликованный Г.Б. Слиозбергом (1863—1937) в книге Ю. Делевского о ПСМ[140], — сказать пока трудно. Необходимые розыски затруднены плохой изученностью ряда ключевых архивов, в том числе самого Оржевского, В.К. Плеве, Д.А. Толстого и др. Архив Министерства двора Российской империи, в котором с 1870-х годов до февраля 1917 года должны были откладываться документы о Глинке-фрейлине (в том числе о ее поездках за границу и возвращениях в Россию — возможно, связанных с расследованием ее причастности к скандальным парижским публикациям), с апреля 2005 года, после закрытия РГИА, недоступен для исследователей.

Участие ЕР в возможных покупке, заказе и даже, рискнем предположить, подготовке такой рукописи не противоречит тому, что известно о ее поведении в некоторых других перечисленных нами эпизодах ее биографии. Конечно, участие в подобном деле в 1880-е годы (если это участие имело место) вряд ли было связано с материальными побуждениями; скорее, причиной мог быть азарт, готовность рискнуть социальным положением — как она и сделала, выпустив под псевдонимом скандальную книгу «La société de Berlin». Кроме того, определенную роль мог сыграть и идеологический момент, то есть отношение к евреям. Мы уже говорили об антисемитиских пассажах в книге 1919 года, однако подобные настроения не были чужды ЕР и раньше. В книге «La société de Berlin» две главы посвящены различным аспектам еврейского вопроса в Германии, причем «граф Поль Василь» то упрекает немцев за их антисемитизм, то дает малоприятные характеристики еврейской элиты. Вспомним также о достаточно длительном периоде, проведенном ЕР в Париже под опекой ее теток, в первую очередь Э. Ганской, а последняя, если верить Л. Гроссману, «как почти вся польская знать <...> отличалась антисемитизмом. В письме к дочери 5 августа 1849 г. [Ганская] предлагает свой план переселения евреев в ее поместьях, уделяя для них самые бесплодные участки, состоящие сплошь из одного песку, а мимоходом роняет иронические замечания о еврейской внешности, сильно напоминающие выпады юдофобской журналистики»[141]. Трудно предположить, чтобы подобные взгляды тетки ЕР не оставили отпечаток на ней самой.

Вернемся, наконец, к Л. Фрай и выскажем два предположения о ее контактах с ЕР. Во-первых, эти дамы вполне могли встретиться в 1920-е годы в США. Если это так, то, во-вторых, ЕР могла сообщить своей собеседнице важнейшие сведения, дополняющие ее статьи 1921 года[142].

Только этим обстоятельством можно объяснить, что Л. Фрай, в 1921— 1923 годах решительно утверждавшая в статьях и книгах, изданных на трех языках — французском (Париж, 1921), русском (Берлин, 1922) и немецком (Мюнхен, 1923), что автором ПСМ является знаменитый еврейский публицист Ахад-Гаам (Ашер Гинзберг, 1856—1927), к концу 1920-х резко изменила свое мнение. В своей книге «Waters Flowing Eastward» (1931), подытоживающей десятилетнее расследование истории ПСМ, она забывает об Ахад-Гааме и излагает (не ссылаясь на ЕР!) версию доставки рукописи ПСМ в 1880-е годы из Парижа в Петербург к Оржевскому. Более того, Фрай (впервые!) называет в печати имя лица, которое эту рукопись доставило, — совершенно забытой на родине и уж тем более абсолютно никому не известной в США Юстиньи Глинки[143]. Никому — кроме ЕР, парижской подруги и соавтора Глинки! Кроме того, Фрай сообщает уже абсолютно никому в мире не известное имя человека, бывшего в 1880-е годы парижским секретарем Глинки, — некоего Жозефа Шорст-Шапиро (его реальное существование было подтверждено только через тридцать лет С. Моркосом, работавшим в архивах парижской полиции). Дальнейший путь ПСМ от Оржевского и Черевина до публикации Нилуса 1905 года Л. Фрай излагает уже безо всякой оглядки на ЕР, но сведения о Глинке и ШорстШапиро (и сами их имена) она могла, по нашему мнению, получить только от нее. Таким образом, ЕР, по нашему предположению, стала источником обеих диаметрально противоположных версий появления ПСМ — «полицейской» (в ее собственных статьях и выступлениях 1921 года) и «конспирологической» (в книге Л. Фрай 1931 года).  

Статья подготовлена в рамках коллективного проекта по истории «Протоколов cионских мудрецов» и их рецепции в России и на Западе. За оказанную помощь авторы благодарны Фонду семьи Невас (Nevas Family Foundation) и персонально Дэвиду Невасу (David Nevas). Мы благодарны Михаэлю Хагемейстеру, несколько раз прочитавшему текст статьи и предложившему ряд уточнений и дополнений (некоторые из них отдельно отмечены в примечаниях).

[1] «Protocols Forged in Paris» Says Princess Radziwill in an Exclusive Interview with Isaac Landman // The American Hebrew and Jewish Messenger. 1921. 25 February. Vol. 108. № 15. P. 422.

[2] Radziwill Princesse Catherine. Les Protocoles des Sages de Sion // Revue Mondiale. 1921. Volume CXLI. 1 mars — 15 avril. P. 151—155.

[3] См. подробное изложение интервью и статьи: La vérité sur les «Protocoles de Sion» // La tribune juive. 1921. 1 avril. № 66. P. 1—2. См. также: Poliakoff S. Un cahier taché d’encre // La tribune juive. 1921. 8 avril. № 67. P. 1—2.

[4] См.: Бурцев В. «Сионские протоколы» // Общее дело (Париж). 1921. 14 апреля. № 273. С. 2. См. полемику с Бурцевым: Поляков-Литовцев С. Протоколы «Сионских Мудрецов» // Последние новости (Париж). 1921. 16 апреля. № 304. С. 2. В своей статье Бурцев тоже допустил ошибку, указав, что П.И. Рачковский умер в 1909 году; правильная дата смерти — 19 октября (1 ноября) 1910 года.

[5] С поддержкой этой версии выступил, в частности, С.Г. Сватиков. См. его статью: Рачковский и его подлоги // Общее дело. 1921. 14 августа. № 393. С. 2.

[6] S´wierczyn´ska D. Radziwil⁄ l⁄ owa z Rzewuskich Katarzyna // Polski sl⁄ ownik biograficzny. Wrocl⁄ aw; Warszawa; Kraków; Gdan´sk; L⁄ódz´, 1987. Т. XXX/3. Zesz. 126. S. 396—398.

[7] Пикуль В.С. Дама из «Готского альманаха» // Пикуль В.С. Миниатюры. М., 2008. С. 255—264.

[8] Roberts B. Cecil Rhodes and the Princess. London, 1969. P. 364. Мы не приводим примеров ошибок в биографии ЕР, написанной Ледой Фаррант (Farrant L. The Princess from St. Petersburg. Sussex, 2000), так как их слишком много в этом фантастическом сочинении.

[9] Де Микелис Ч. «Протоколы Сионских мудрецов». Несуществующий манускрипт, или Подлог века / Пер. с итал. Минск; М., 2006. С. 50—51.

[10] Речь идет об издании: Lettres de la princesse Radziwill au général de Robilant, 1889—1914. Bologna, 1933—1934.

[11] О нем см.: Ржевуский Адам Адамович (1801—1888) // Русский биографический словарь. Т. 20. Рейтерн—Рольцберг. СПб., 1913. С. 165—167; Rzewuski Adam // Polski sl⁄ ownik biograficzny. Wrocl⁄ aw; Warszawa; Kraków; Gdan´sk; L⁄ódz´, 1992. T. XXXIV/1. Zeszyt 140. S. 98—99.

[12] Первая жена А.А. Ржевуского — А.П. Жеребцова (урожд. Лопухина) была намного старше своего мужа; брак распался через несколько лет.

[13] Якобсон Р. Тайная осведомительница, воспетая Пушкиным и Мицкевичем // Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987. С. 241—249 (впервые статья опубликована на чешском языке в 1937 году).

[14] О семье Ржевуских см.: Korwin-Piotrowska S. de. Balzac et le monde slave. Balzac en Pologne. Essais de bibliographie. Genève, 1976.

[15] ЕР пишет об этом в своих мемуарах («My Recollections», 1904). В книге о Бальзаке А. Моруа ставит под сомнение достоверность сведений о жизни ЕР в Париже под опекой Эвелины и Каролины в ранний период ее биографии (Моруа А. Прометей, или Жизнь Бальзака. М., 1967. С. 616—617).

[16] Almanach de Gotha. Annuaire généalogique, diplomatique et statistique. 1883. Gotha, 1883. P. 320. Умер в младенчестве, дата смерти неизвестна.

[17] Almanach de Gotha… 1905. Gotha, 1905. P. 440.

[18] Аронов Л., Баран Х., Зубарев Д. К предыстории «Протоколов Сионских мудрецов»: Ю.Д. Глинка и ее письмо императору Александру III // НЛО. 2006. № 82. С. 169—182.

[19] Согласно биографу Жюльет Адам Сааду Моркосу, насчитывалось около тридцати подозреваемых в авторстве (Morcos S. Juliette Adam. Le Caire, 1961. P. 284—289).

[20] Comte Paul Vasili. La Société de Berlin. Augmenté de lettres inédites. 26-e éd. Paris, 1886. P. 147—148.

[21] См., например: Roberts B. Op. cit. P. 85—86; Farrant L. Op. cit. P. 150. В книгах Робертса и Фаррант она именуется помощницей настоящего автора — Ю. Глинки.

[22] Morcos S. Op. cit. P. 288, 620.

[23] На титульном листе книги «Confessions of the Czarina» имя автора обозначено как «Count Paul Vassili, author of “Behind the Veil at the Russian Court”, “La Société de Berlin”». В книге «Rasputin and the Russian Revolution» имя автора указано следующим образом: «...by Princess Catherine Radziwill (Count Paul Vassili). Author of “Behind the Veil”, “Germany under Three Emperors”, etc.». Возможно, что разница в написании — Vassili вместо первоначального Vasili — плод не орфографических вкусов редакторов, а вполне сознательной игровой установки автора: ЕР — граф Василий, но не тот.

[24] В 1886 году он становится редактором журнала (Morcos S. Op. cit. P. 173). Следует отметить, что историк Б.И. Николаевский, выступавший в качестве эксперта на Бернском процессе, считал И. Циона вероятным автором ПСМ.

[25] Аронов Л., Баран Х., Зубарев Д. Указ. соч.

[26] Там же.

[27] ГАРФ. Ф. 1814 (Н.П. Безобразов и Ю.Д. Глинка). Оп. 1. Д. 101. Вариант списка в недатированном письме Глинки к своему секретарю Безобразову, из СанктПетербурга в Ниццу: Ф. 1814. Оп. 1. Д. 38. Л. 1—14.

[28] Более подробно об этом см. статью Д. Зубарева в готовящемся нами к печати сборнике, посвященном истории ПСМ.

[29] Согласно «Польскому биографическому словарю», он умер 1 июля 1888 года.

[30] См. благодарственное письмо ЕР императрице Марии Федоровне от 4 ноября 1888 года (ГАРФ. Ф. 642. Оп. 1. Ед. хр. 2590).

[31] Ныне — Большеберезниковский район, Республика Мордовия.

[32] Сохранилось два письма ЕР к О.А. Новиковой: РГАЛИ. Ф. 345 (Новикова О.Н.). Оп. 1. Ед. хр. 607.

[33] Подробнее см.: Roberts B. Op. cit. P. 132—134.

[34] Radziwill Princess Catherine. My Recollections. N.Y., 1904. P. 199. Игнатьев, который был хорошо знаком с семьей Ржевуских, упоминает ЕР в письме жене от 17 ноября 1877 года: «В Жмеринке встретил я возвратившуюся из Бухареста графиню Ржевусскую. Она поехала к отцу. Я ей сказал, что ты приглашаешь ее тебе помогать, когда она доедет до Киева. Она согласна и мне показалась особенно миловидною. Я пил чай и с ней проболтал с полчаса» (Игнатьев Н.П. Походные письма 1877 года. Письма к Е.Л. Игнатьевой с балканского театра военных действий. М., 1999. С. 273).

[35] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Кн. 1. СПб., 2003. С. 241.

[36] Б.п. Заметки прозаика. Письмо графини д’Икс (Псевдоним) // Гражданин. 1890. 8 апреля № 96. С. 1—2.

[37] Там же.

[38] Б.п. Заметки прозаика. Возмутительная мистификация // Гражданин. 1890. 13 апреля. № 101. С. 1.

[39] Roberts B. Op. cit. P. 134—137.

[40] Внук главнокомандующего прусской армией под Ватерлоо.

[41] Выявить самые ранние ее публикации пока не удалось.

[42] Roberts B. Op. cit. P. 141—142.

[43] Ibid. P. 172.

[44] Ibid. P. 183.

[45] Departure of Mr. Rhodes // Pall Mall Gazette (London). 1899. July 1. 4th ed. P. 5.

[46] Roberts B. Op. cit. P. 225, 266, 298.

[47] См., например: Theft of Princess Radziwill’s Jewels // The Aberdeen Journal. 1900. June 20. P. 3; Thief’s Rich Haul // New York Times. 1900. June 19. P. 2; Gems Stolen in London // Chicago Daily. 1900. June 19. P. 9; Mystery of Princess’ Jewels // Chicago Daily Tribune. 1900. July 29. P. 47.

[48] Stead W.T. The Romance of Princess Radziwill // The Saturday Evening Post (Philadelphia). 1904. January 23. P. 1.

[49] Во время кейптаунского процесса южноафриканская полиция запросила и получила от лондонских коллег подробный отчет об этом инциденте. См.: Manuscripts and Archives, Yale University Library. Howell Wright Collection. Manuscript Group 565. Box 19.

[50] Queen’s Bench Division. Capper, Son, And Co. (Limited) vs. Blucher and Wife // The Times. 1900. July 27. Issue 36205. P. 15. Col. A.

[51] Suit Involves Cecil Rhodes // New York Times. 1901. October 13. P. 9.

[52] Princess Radziwill Accused // The Washington Post. 1902. February 27. P. 1.

[53] Princess Turns Tables // The Washington Post. 1902. March 2. P. 3.

[54] Princess Radziwill on Trial // Chicago Daily Tribune. 1902. March 28. P. 5. Любопытно, что через год на другом конце земли — в Петербурге — оказалась под судом по обвинению в идентичном преступлении другая дама средних лет, тоже имевшая отношение к политической журналистике и к истории ПСМ, — Елизавета Шабельская. См.: НЛО. 2007. № 85. С. 100—150.

[55] Roberts B. Op. cit. P. 347; Princess Goes to Prison. Catherine Radziwill Convicted of Forging Notes // Chicago Daily. 1902. May 1. P. 3.

[56] Marquise de Fontenoy (pseud. F. Cunliffe-Owen). Great Ladies Sent to Prison // The Washington Post. 1902. May 4. P. 18.

[57] Letter of Marquise de Fontenoy // The Washington Post. 1903. December 25. P. 12.

[58] Roberts B. Op. cit. P. 346, 348—350.

[59] Roberts B. Cecil Rhodes: Flawed Colossus. N.Y.; London, 1988. P. 292.

[60] Книга была переведена на немецкий («Meine Erinnerungen», 1905) и на шведский («Minnen ur mitt lif», 1905).

[61] А заодно и защитить себя от упреков за прежние контакты с ней, особенно в период ее деятельности в Южной Африке.

[62] Stead W. T. Op. cit. P. 1—2. Лорд Солсбери — Роберт Сесил, третий маркиз Солсбери (1830—1903) — британский государственный деятель, три раза занимавший пост премьер-министра.

[63] Almanach de Gotha... 1907. Gotha, 1907. P. 427.

[64] Roberts B. Cecil Rhodes and the Princess… P. 363. В более поздних выпусках «Almanach de Gotha» (1917. P. 432) есть помета о разводе, но без указания даты. В справочнике «Almanach de St-Pétersbourg. Cours, monde et ville. 1912» (Moscou, 1912) отмечено «divorcée du Pr. Guillaume Radziwill» (P. 283), тоже без даты.

[65] Strohmeyr Armin. Annette Kolb. Dichterin zwischen den Völkern. München, 2002. S. 46. Хотим поблагодарить М. Хагемейстера, любезно указавшего нам эту книгу.

[66] См.: Приложение, примеч. 33, 36.

[67] «Некоторые люди считают, что Александра Федоровна — сумасшедшая и что это сумасшествие эротического характера» (р. 237).

[68] См. также: «Дневник наружного наблюдения. Кольб Екатерина. Кличка “Жена” (53 г.). (Баварская подданная. Жена германского подданного). 25 июля 1914 — 20 сентября 1914» (ГАРФ. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 1797). Этот документ заканчивается справкой: «Баварская подданная Екатерина Кольб проживавшая в д. 63 по Лиговской ул. 17 сего сентября выбыли (так! — авт.) заграницу, ее муж герман[ский] поддан[ный] Эмиль Кольб 14 сего же сентября в Гельсингфорс. /Подпись/. 20/IX 914 г.». Согласно письму начальника Петроградской охранки в Департамент полиции от <нрзб.> сентября 1914 г., Екатерина Кольб выбыла из России через пограничный пункт Раумо (ГАРФ. Ф. 102. Д-2, 1914. Оп. 71. Ед. хр. 72 лит. Д. Л. 219 об.).

[69] См.: Приложение, документ № 5.

[70] Там же.

[71] Stiernstedt M. Mitt och de mina. Stockholm, 1928—1930.

[72] Показательно, что А.В. Неклюдов, в 1914—1917 годах российский посол в Швеции, не упоминает ЕР в своих мемуарах, несмотря на то что он отмечает присутствие на ужине в посольстве ее сына Николая Радзивилла (Nekludoff A. Diplomatic Reminiscences Before and During the World War, 1911—1917. N. Y., 1920. P. 315). Отметим, однако, подробный анализ политической обстановки в Швеции, опубликованный ЕР через несколько месяцев после прибытия в США: Radziwill Princess Catherine. Sweden from the Inside // North American Review. 1917. Vol. CCVI. P. 533—541.

[73] Кроме «My Recollections» (1904) — «Memories of Forty Years» (1914), «It Really Happened» (1932).

[74] О возможности того, что ЕР не пустят в США, см.: Marquise de Fontenoy. Former Premier Radziwill May Be Barred from the U.S. // The Washington Post. 1917. April 7. P. 6.

[75] Ex-Princess Held at Ellis Island // New York Times. 1917. April 30. P. 20; Ex-Princess is Released // New York Times. 1917. May 1. P. 11.

[76] Ibid.

[77] Russian Princess Coming to Atlanta // The Atlanta Constitution. 1917. August 26.P. 8; Russian Princess Speaks Here Today // The Atlanta Constitution. 1918. February 10. P. 5.

[78] В 1920 году в Бостоне появляется первое американское издание ПСМ «The Protocols and World Revolution».

[79] «Мы не утверждаем, что теперь существует организующий тайный центр, который руководит изданием и распространением Протоколов во всем мире. Но все говорит за то, что в 1919—1921 гг. роль такого осведомительного и стимулирующего центра играла группа русских крайне правых эмигрантов, попавших в европейские столицы и в Америку» (Чериковер И. Протоколы, их источники и распространители. Неопубл. машинопись // Hoover Institution Archives. Boris I. Nicolaevsky Collection. Series 11. Box 20. Folder 3). Активную роль в распространении ПСМ в Европе сыграл основатель литературно-политического журнала «Луч света» полковник Ф.В. Винберг (1871—1927), в США аналогичным образом действовал юрист и публицист Б.Л. Бразоль (1885—1963).

[80] The Jewish Peril: Protocols of the Learned Elders of Zion. London, 1920.

[81] Газета напечатала основанную на ПСМ серию статей, которые тут же были опубликованы в виде отдельной книги: The Cause of World Unrest. London; New York, 1920.

[82] Выпуск от 15 мая 1920 года.

[83] «The Jewish Peril». A Disturbing Pamphlet. Call for Inquiry // The Times (London). 1920. 8 May. Статья, опубликованная в респектабельнейшем английском печатном органе, вызвала возмущение у многих: «Более иезуитской и более лицемерной статьи давно не приходилось читать. Автор ничего не утверждает. Он только изливает перед читателем свою мнимую душевную тревогу, раскрывает свои поддельные сомнения и ехидно алчет истины. Он требует авторитетного расследования этих обвинений против еврейства. Нельзя, мол, оставить без ответа памфлет такой внушительной силы» (Поляков С. «Таймс» и «Сионские протоколы» // Еврейская трибуна. 1920. 21 мая. № 21. Л. 3).

[84] Письмо М.М. Винаверу, 25 января 1921 г. (YIVO Institute Archive. Elias Tcherikower Collection. RG 84. Maxim Vinaver Papers. Folder 786). Маршалл имеет в виду финансируемую Фордом еженедельную газету «The Dearborn Independent», в которой начиная с апреля 1920 года тиражировалась антисемитская пропаганда, основанная на «Протоколах...». В ноябре 1920 года массовым тиражом вышла книга «The International Jew», подготовленная на основе статей из газеты. Подробнее см.: Lee A. Henry Ford and the Jews. New York, 1980; Singerman R. The American Career of The Protocols of the Elders of Zion // American Jewish History. 1981. Vol. 71. P. 48—78.

[85] Письмо Дэвиду Брауну, 13 августа 1920 года (Louis Marshall, Champion of Liberty. Selected Papers and Addresses / Ed. Charles Reznikoff. Vol. 1. Philadelphia, 1957. P. 332, 333).

[86] Письмо Харрису Вейнштоку, 11 октября 1920 года (Ibid. P. 338).

[87] 1 декабря 1920 года десять американских еврейских организаций выступили в печати с коллективным заявлением «The ‘Protocols’, Bolshevism and the Jews» (Jews Denounce ‘Protocols of Zion’. National Societies Protest Against a “Campaign of Slander” Directed at Their People // The New York Times. 1920. December 1. P. 17). Эта инициатива была поддержана открытым письмом против антисемитской пропаганды, подписанным ведущими американскими государственными, религиозными и общественными деятелями (не евреями) (Issue a Protest on Anti-Semitism. A Notable Document Signed by Distinguished Americans, Led by President, Put on Record // The New York Times. 1921. January 17. P. 10).

[88] Anon. «Die Geheimnisse der Weisen von Zion». Der Schwindelbericht eines russischen Spitzels // Im deutschen Reich. Zeitschrift des Centralvereins deutscher Staatsbürger jüdischen Glaubens [Berlin]. 1920. 26 Mai. S. 146—153; Stanjek J. Aus der Küche des Antisemitismus // Frankfurter Zeitung. 1920. 2 Juni. № 397. S. 1— 2 (за справку об этих работах мы признательны М. Хагемейстеру); Wolf L. The Nonsense of Nilus // The Spectator. 1920. June 12.

[89] Friedrich O. Die Weisen von Zion. Das Buch der Fälschungen. Lübeck, 1920; Wolf L. The Jewish Bogey and the Forged Protocols of the Learned Elders of Zion. London, 1920.

[90] См.: Приложение, примеч. 52.

[91] Bernstein H. The History of a Lie: «The Protocols of the Wise Men of Zion», A Study. N.Y., 1921.

[92] В первоначальном варианте статьи ЕР приводит несколько дополнительных источников.

[93] Письмо Л. Маршалла М.М. Винаверу, 16 мая 1921 года (YIVO Institute Archive. Elias Tcherikower Collection. RG 84. Folder 786).

[94] Not the Rhodes Princess. Catherine Radziwill Says the Other Was Her Double // Kansas City Star. 1917. May 7.

[95] Ibid.

[96] Evidence of Protocol Forgery Substantiated // The American Hebrew and Jewish Messenger. 1921. March 4. Vol. 108. № 16. P. 452.

[97] Правда о «Сионских протоколах» (Беседы с княгинею Радзивилл и с г-жею Генриеттою Херблет) // Еврейская трибуна. 1921. 1 апреля. № 66. С. 1—3.

[98] Дю-Шайла А.М. С.А. Нилус и «Сионские протоколы» // Последние новости (Париж). 1921. 12 мая. № 326. С. 2—3; 13 мая. № 327. С. 2—3; Он же. Воспоминания о С.А. Нилусе и Сионских Протоколах (1909—1920) // Еврейская трибуна. 1921. № 72 (14 мая). C. 1—7.

[99] Спустя десятилетия его имя было раскрыто: Расловлев Михаил Сергеевич (1892—1987).

[100] Впоследствии статьи были собраны и изданы в виде отдельной брошюры: Graves Philip. The Truth About the Protocols: A Literary Forgery. London, 1921. Русский перевод: Правда о «Сионских протоколах». Литературный подлог / Предисл. П.Н. Милюкова. Париж, 1922.

[101] Такая оценка была вызвана серьезными разногласиями по поводу тактики, которой должны придерживаться еврейские организации в борьбе с Г. Фордом и пропагандой ПСМ. См.: Rosenstock M. Louis Marshall, Defender of Jewish Rights. Detroit, 1965. P. 123—124, 166—167.

[102] См. примеч. 94.

[103] (Mme Hanska) De Balzac. Lettres inédites au Comte Adam Rzewuski / Avec une introduction de la Princesse Radziwill // La Revue Hebdomadaire. 1924. 20 Décembre. P. 259—289. Почти одновременно ЕР выступила со статьей на английском языке, основанной на этих текстах: Radziwill Princess Catherine. New Light on Balzac’s Marriage // The Forum (New York). 1925. January. № 1. P. 40—49; № 2. February. P. 189—196. Все «письма Э. Ганской» были опубликованы в качестве приложения к книге: Floyd Juanita Helm. Les femmes dans la vie de Balzac / Traduction et introduction de la princesse Catherine Radziwill. Paris, 1926.

[104] Unpublished Letters of Dostoevski / With an Introduction and Notes by Princess C. Radziwill // The Forum. 1924. June. Vol. 71. № 6. P. 723—730; 1924. July. Vol. 72. № 1. P. 51—59; 1924. August. Vol. 72. № 2. P. 206—214. В своем вступлении к публикации ЕР утверждает, что граф А. Ржевуский встречался с Достоевским на собраниях у В.Г. Белинского, что после ареста петрашевцев он хлопотал перед Николаем I и императрицей Александрой Федоровной о смягчении смертного приговора писателю и что впоследствии, после своего возвращения в Петербург, Достоевский продолжал переписываться с отцом ЕР до конца своей жизни (р. 723). Эти заявления не имеют под собой никаких оснований.

[105] Radziwill Princess Catherine. Anatole France — the Genesis of his Fame // The Forum and Century. 1924. December. Vol. 72. № 6. P. 826—831. Нельзя исключить, что ЕР стала прототипом одного из персонажей романа Франса «Красная лилия» (1894) — посетительницы великосветских парижских салонов русской княгини Сенявиной.

[106] Гроссман Л. Бальзак в России // Литературное наследство. Т. 31—32. М., 1937. С. 198. Хотим поблагодарить В.А. Мильчину, обратившую наше внимание на это обстоятельное, глубокое исследование. Подробную историю появления «писем» госпожи Ганской и их разоблачения см. в вышеупомянутой (примеч. 16) книге А. Моруа (с. 613—618), однако известный французский писатель допустил в изложении биографии ЕР ряд ошибок, которые потом воспроизвел В. Пикуль.

[107] Французское издание книги Хуаниты Флойд — перевод монографии, вышедшей в Нью-Йорке в 1921 году и первоначально защищенной в качестве диссертации в Колумбийском университете. Судя по благодарности, которую в своем вступлении госпожа Флойд выражает ЕР, последняя оказала значительное влияние на содержание данной работы. Первым шагом самой ЕР в процессе «реабилитации» Ганской стала ее статья: Radziwill Princess Catherine. The Wife of Honore de Balzac // The Bookman; A Review of Books and Life. 1920. August. Vol. 51. № 6. P. 639—645.

[108] За это сообщение мы признательны М. Хагемейстеру.

[109] Radziwill Princess Catherine. Stalin Talks About Hitler. An Exclusive Interview // Liberty. 1938. September 3. P. 6—7.

[110] Stalin ‘Interview’ Denied by Envoy. Magazine Article Is Called Fabrication by Oumansky // The New York Times. 1938. 11 September. P. 36.

[111] Titled Family of Eight Shot By Soviet Invaders. Radziwills Fall Before Firing Squad // Chicago Daily Tribune. 1939. 5 November. P. 3.

[112] Wants Refugees Freed. Group Here Asks U.S. to Appeal to Vichy in Behalf of 100, 000 // The New York Times. 1940. 18 December. P. 8.

[113] Davidson Louis B., Collins Frederick L. The Jews and the Freemasons. Exploding the Myth of a World Conspiracy // Liberty. 1940. 10 February. P. 7—10; 17 February. P. 53—59.

[114] Mrs. Kolb-Danvin, Russian Princess // The New York Times. 1941. 13 May. P. 23.

[115] Платонов О.А. Терновый венец России. Загадка «Сионских протоколов». М., 1999. С. 338, 508. Бюлов Бернгард (1849—1929) — германский государственный и политический деятель, рейхсканцлер Германской империи (1900—1909).

[116] Bernstein H. The Truth About the «Protocols of Zion»; A Complete Exposure. N.Y., 1935. P. 47—51.

[117] Cohn N. Warrant for Genocide: The Myth of the Jewish World Conspiracy and the Protocols of the Elders of Zion. N.Y.; Evanston, 1967. P. 85—93. Русское издание: Кон Н. Благословение на геноцид: Миф о всемирном заговоре евреев и «Протоколах сионских мудрецов» / Пер. С. Бычкова. 2-е изд. М., 2000. С. 34—40.

[118] Де Микелис Ч. Указ. соч. С. 48, 51.

[119] Бурцев В.Л. В погоне за провокаторами; «Протоколы сионских мудрецов» — доказанный подлог. М., 1991. С. 245—246.

[120] Речь идет о статьях, появившихся во французских изданиях и вызвавших широкий интерес на Западе: Loupan V. L’affaire de ‘Protocoles des sages de Sion’: Le faussaire du siècle démasqué // Le Figaro Magazine. 1999. 7 auguste. P. 20— 24; Conant Éric. Les secrets d’une manipulation antisémite // L’Express. 1999. 18 novembre. № 2524. P. 58—63. К сожалению, М. Лепехин пока не обнародовал никаких подробностей о своих выводах.

[121] Taguieff P.-A. Les Protocoles des Sages de Sion. Faux et usages d’un faux. Nouv. éd. rev. et augment. Paris, 2004. P. 56, 57.

[122] Скуратовский В. Проблема авторства «Протоколов сионских мудрецов». Киев, 2001. С. 100.

[123] Бен-Итто Х. Ложь, которая не хочет умирать. «Протоколы сионских мудрецов»: столетняя история / Пер. С. Ильина. М., 2001. С. 107—120.

[124] Эти сведения любезно предоставлены М. Хагемейстером.

[125] The Protocols and World Revolution, Including a Translation and Analysis of the «Protocols of the Meetings of the Zionist Men of Wisdom». Boston, 1919.

[126] Radziwill Princess Catherine. The Firebrand of Bolshevism: The True Story of the Bolsheviki and the Forces that Directed Them. Boston, 1919. P. 91—92.

[127] Brasol Boris L. The World at the Cross Roads. Boston, 1921. P. 67—68. Русский перевод: Бразоль Б. Мир на перепутье. Белград, 1922. С. 55—56.

[128] Платонов О.А. Указ. соч. С. 506, 508, 510. Крайне правые взгляды дю-Шайла в этот период отмечены в статье М. Хагемейстера (Hagemeister M. The Protocols of the Elders of Zion: Between History and Fiction // New German Critique. 2008. 103. Vol. 35. № 1. P. 91) и подробно рассмотрены Х. Бараном (О ранней публицистике А.М. дю-Шайла: контексты «Протоколов cионских мудрецов» // И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата. М., 2008. С. 455—467).

[129] Отдельное исследование о контактах А. дю-Шайла с Лигой Наций подготовлено Х. Бараном.

[130] Pall Mall Gazette Office // Pall Mall Gazette (London). 1900. June 28. P. 5.

[131] См.: Приложение, примеч. 62.

[132] Kennan George F. The Decline of Bismarck’s European Order: Franco-Russian Relations, 1875—1890. Princeton, 1979. P. 361.

[133] В своей книге о ПСМ Анри Роллен упоминает «многочисленные ошибки» ЕР — результат «давних воспоминаний, несомненно искаженных временем» (Rollin A. L’apocalypse de notre temps: les dessous de la propagande allemande d’apres des documents inédits. Paris, 1991. P. 478).

[134] См. примеч. 2.

[135] Radziwill, Princesse C. Les Protocoles … // Revue Mondiale… P. 151—152.

[136] См. примеч. 19.

[137] Справку о ней см. в статье М. Хагемейстера, также подготовившего отдельную работу о Л. Фрай для сборника по истории ПСМ.

[138] Fry L. Waters Flowing Eastward. Paris, 1931. P. 93.

[139] Ibid.

[140] Делевский Ю. (Юделевский Я.Л.). Протоколы сионских мудрецов (История одного подлога). Берлин, 1923. Глава XI («Тайна еврейства». Записка 1895 года — с. 123—135) была написана Слиозбергом на основе копии документа из архива Департамента полиции, полученной им в 1922 году. Далее следуют «Приложения»: копия черновика неоконченного письма при записке «Тайна еврейства» (с. 137) и сама «Тайна еврейства» (с. 138—158). Письмо неизвестного автора обращено к «Глубокоуважаемому Петру Александровичу» — по мнению Слиозберга, П.А. Черевину. Слиозберг также сообщает, что «на документе находится резолюция, сделанная тогдашним министром внутренних дел: «Ответить, что докладывать Его Величеству не усматриваю необходимости, в виду излишнего и неосновательного пессимизма». «Тайна еврейства» была опубликована Слиозбергом еще раз. См.: Слиозберг Г.Б. Дела минувших дней. Т. 2. Париж, 1933. С. 311—331 (разбор документа — с. 280—290). Записка также опубликована О. Платоновым (Терновый венец… С. 112—131).

[141] Гроссман Л. Указ. соч. С. 184.

[142] М. Хагемейстер (письмо от 7 декабря 2008 года) предлагает альтернативный источник сведений Л. Фрай: это А.П. Рачковский, в 1920—1930-х годах проживавший в Париже. В нескольких письмах в организацию «Welt-Dienst» (см. статью М. Хагемейстера в этом номере) сын бывшего шефа заграничной агентуры предоставляет подробную информацию о Глинке и Шорст-Шапиро. Вопрос остается открытым; возможно также, что Фрай собирала сведения у разных информантов.

[143] Fry L. Op. cit. P. 87.