Реакция на трансформации: тенденции в российском общественном мнении

           

С 1992 по 2008 год Аналитическим Центром Юрия Левады была проведена серия исследований под названием «Новый российский барометр», программа и анкеты для которой были составлены профессором университета Глазго Ричардом Роузом. В рамках НРБ россиянам было предложено оценить существующий политический и экономический режим и сравнить его с предыдущим, а также поделиться своими ожиданиями и прогнозами на будущее. Восемь исследований было проведено в период, когда президентом был Борис Ельцин, восемь — когда президентом был Владимир Путин, и одно — вскоре после избрания Дмитрия Медведева. «Полит.ру» публикует статью Ричарда Роуза, основанную на данных НРБ, в которой автор рассуждает о том, как менялись условия жизни и ожидания россиян при различных президентах и в различных экономических условиях, а также прослеживает, как происходила адаптация к изменениям. Материал опубликован в журнале «Вестник общественного мнения» (2009. № 1), издаваемом Аналитическим Центром Юрия Левады. Перевод с английского Дениса Волкова.

Статья основывается на данных серии исследований «Новый российский барометр» (НРБ), которые были проведены в 1992–2008 гг. по программе и анкете автора Аналитическим центром Юрия Левады. К настоящему времени проведено 17 исследований в рамках НРБ. Одни были предприняты незадолго до выборов и вскоре после них, другие — когда дела шли «нормально» (в русском и английском языках это слово указывает на различные феномены) [1]. Восемь исследований было проведено, когда президентом был Борис Ельцин, восемь — когда президентом был Владимир Путин, и одно — вскоре после избрания Дмитрия Медведева. База данных НРБ позволяет проследить, как менялись условия жизни россиян при различных президентах, в различных экономических условиях, как происходила адаптация к изменениям.

Политические тенденции

Значительное увеличение свободы от государства. Свобода от государства, которая воспринимается как должное в демократических обществах, при коммунистических режимах недоступна [2]. Во втором исследовании в рамках НРБ был разработан «индекс свободы», который позволил бы оценить, насколько свободно чувствуют себя люди, в сравнении с жизнью при коммунистическом режиме. Факторный анализ показывает, что на основе четырех вопросов (см. приложение п. 1.1) можно сформировать единый показатель степени свободы от репрессивного государства [3].

Крушение коммунистического государства с тоталитарным прошлым дало простым россиянам намного больше свободы в частной жизни. В каждом опросе НРБ большинство россиян отвечали, что они чувствуют больше свободы по каждому из четырех пунктов. В среднем за все время проведения опросов 82% респондентов говорили, что, «в сравнении с тем, что было до перестройки, стало легче решать вопросы своей религиозной жизни», 78% — что «стало легче вступать в любые организации», 75% считали, что «стало легче говорить все, о чем думаешь», и 71% отмечали, что «стало легче свободно решать, участвовать или нет в политике».

Особенно заслуживает внимание факт, что большинство россиян говорят о праве интересоваться или не интересоваться политикой. То, что россияне воспринимают свободу от обязательного политического участия как большое достижение, расходится с англо-американскими теориями, которые рассматривают политическое участие как нечто желаемое [4].

Очевидная слабость администрации Ельцина увеличила ощущение такой свободы. Среднее количество положительных ответов выросло с 64% в 1993 г. до 77% к моменту, когда Ельцин покидал свой пост. Атаки путинской администрации на критиков режима не уменьшили широко распространенное ощущение свободы. Оно оставалось очень высоким вплоть до последнего электорального цикла, когда доля ответивших, что «стало легче говорить все, о чем думаешь», сократилась с четырех пятых до двух третей.

Подавляющее большинство поддерживает нынешний политический режим. В рамках НРБ людей просили оценить существующий политический режим исходя из собственного опыта. Во-первых, нужно было оценить советский режим, с которым каждый взрослый россиянин был знаком с рождения. Во-вторых, нынешний режим. И наконец, режим, который, по мнению респондентов, установится через пять лет. Чтобы наилучшим образом зафиксировать изменения негативных и позитивных оценок, была предложена шкала от –100 до +100 [5].

Для большинства россиян «старый режим» — это не реформистский режим Горбачева, но доперестроечная система Леонида Брежнева, в которой не было открытости и политическая жизнь была много более предсказуема. Большинство россиян дают коммунистическому режиму положительную оценку. Однако за 20 лет количество положительных оценок сначала росло, а затем начало сокращаться. Количество тех, кто положительно оценивал старый режим, увеличилось с 50% в январе 1992 г. до 73 в 2000 г. Однако в опросе 2008 г. таких было уже 56%, также снизились и средние оценки.

Политический режим, установившийся после распада СССР, был очень непопулярен с самого начала, только 14% поддерживали его в 1992 г., и не более 38% положительно оценивали на протяжении обоих сроков президентства Бориса Ельцина. Начиная с 2001 г., когда избрание Владимира Путина совпало со значительным экономическим ростом, все больше и больше людей положительно оценивали Российскую Федерацию как политическое сообщество. К концу второго срока президентства Владимира Путина беспрецедентное количество россиян (84%) поддерживали политический режим.

Ожидания по поводу будущего политического режима были постоянно выше, чем оценки настоящего. Например, после президентских выборов 2000 г. 72% были оптимистично настроены в отношении того, каким будет политический режим через пять лет, в сравнении с 37% положительно оценивавших современный режим. В последнем опросе НРБ 88% россиян положительно высказались в отношении будущей политической системы.

Одновременно средние оценки современного режима изменились с –41 в 1992 г. до +33 в 2008-м. Одобрение прежнего политического режима в среднем изменилось с +36 в 2000 г. до +13 в 2008. По шкале +100/-100 средние оценки будущего политического режима изменились с 0 в 1995 г. до +51 в 2008 (см. приложение п. 1.2).

Противоречивое отношение к правительству. Так как россияне жили при двух разных политических режимах, их оценки правительства сочетают суждения о прошлом и настоящем. Непротиворечивые политические взгляды демонстрируют «сторонники перемен», т. е. поддерживающие нынешний и негативно высказывающиеся в отношении прежнего, а также «реакционеры», которые одобряют старый режим и не любят настоящий. «Примирители» одобряют оба режима, в то время как «скептики» не одобряют ни тот, ни другой [6].

Когда только что была создана Российская Федерация, мнения разделились между «реакционерами» (две пятых от общего числа), поддерживавшими «доперестроечный» режим, но не новый, и «скептиками» (две пятых от общего числа), которые не поддерживали ни хорошо знакомый режим, ни тот, который существовал всего месяц. С течением времени доля «скептиков» сократилась с двух пятых до одной двенадцатой.

По мере приобретения жизненного опыта при новом режиме процент поддерживающих его вырос к 2008 г. до пяти шестых. Одновременно более половины россиян положительно высказываются о прежнем режиме. Поддержка нынешнего режима выросла не за счет антикоммунистов, но за счет россиян, которые одновременно положительно оценивают и старый режим. Владимир Путин — лучший пример человека, продолжающего гордиться тем, что он был советским гражданином [7]. Как результат — примирительно настроенные россияне, положительно оценивающие и прежний, и настоящий режимы, сегодня составляют до половины населения. Вторая по численности группа (три восьмых) — это те, чья положительная оценка произошедших изменений сочетается с негативным отношением к старому режиму (см. приложение п. 1.3).

Было бы упрощением делить россиян на тех, кто поддерживает трансформации политической системы, и тех, кто жаждет возвращения к советскому режиму. Многие подчиняются нынешнему курсу, каким бы он ни был, чтобы избежать трудностей. Для некоторых «примирительный» настрой — проявление гордости за мощь Советского Союза в сочетании с высокой оценкой политических свобод, которые принес новый режим.

Россияне последовательно не доверяют политическим институтам. В укоренившихся демократиях люди демонстрируют различный уровень доверия отдельным политическим институтам, и когда то или иное событие демонстрирует, что институт не заслуживает доверия, баланс меняется [8]. Авторы американской конституции демонстрировали недоверие абсолютной власти, выстроив систему сдержек и противовесов, которая должна была защитить от злоупотребления властью.

Если отцы-основатели Америки беспокоились о злоупотреблении властью Георгом III, то у россиян тем более были причины не доверять институтам, сформированным Сталиным и его наследниками. Хотя распад Советского Союза привел к смене политических лидеров, он не ликвидировал многие авторитарные институты. Должностные лица старших возрастов, служащие сегодня в судах, армии и милиции, были преимущественно набраны в брежневское время.

Смена режимов не побудила россиян больше доверять политическим институтам. В 1994 г. только 6% населения доверяли политическим партиям, и не более одного из пяти опрошенных доверяли другим институтам народного представительства, таким, как Дума и профсоюзы, а также институтам власти, таким, как суды и милиция. Меньше всего не доверяли армии — двое из пяти опрошенных высказывались позитивно. С тех пор уровень доверия институтам остался низким, за одним исключением. Произошло резкое увеличение уровня доверия институту президентской власти. Во время президентства Бориса Ельцина в среднем 17% опрошенных говорили о своем доверии ему как президенту. С тех пор как Владимир Путин был избран президентом, средний показатель достиг 61% (см. приложение п. 1.4).

Недоверие институтам в России не свидетельствует о недостатке социального капитала. Наоборот, это скорее отражает старую советскую истину: доверяй лицам, которых знаешь, и не доверяй институтам нецивилизованного и антимодерного политического режима [9].

Большинство отвергает все авторитарные альтернативы. В трансформирующихся обществах решающий вопрос не в том, кто правит, а в том, как следует управлять страной. Неудовлетворенность существующим режимом открывает путь недемократическим альтернативам. Поэтому в НРБ включен блок вопросов о поддержке альтернативных режимов. Среди россиян, недовольных нынешним режимом, нет единого мнения о том, какой недемократический режим должен его заменить.

Существует разница между ностальгией по «старым добрым дням» до перестройки и желанием вернуться к коммунистическому правлению. Несмотря на то, что 73% опрошенных готовы положительно оценить прежний режим, менее половины из них хотели бы его возвращения (см. приложение пп. 1.2 и 1.5). Более того, все меньшее число голосуют за коммунистов — они набрали 11,6% на выборах в Думу в 2007 г. и 17,7% на президентских выборах в 2008 г.

Во многих странах третьего мира ответственность за сохранение порядка возлагается на армию, и в России это институт, пользующийся наибольшим доверием. Однако только 15% населения согласны, что «страной должна управлять армия». Это поразительно, учитывая широко распространенную озабоченность населения уровнем преступности и угрозы общественному порядку. Однако россияне при этом хорошо знакомы с тем, как осуществляется власть в армии, поскольку практически в каждой семье есть прошедшие воинскую службу.

Руководство в посткоммунистических странах может следовать по демократическому или диктаторскому пути [10]. Около трети россиян (и это число увеличивается) с одобрением бы отнеслись к тому, чтобы «работа Государственной Думы была приостановлена». Однако, когда респондентов спрашивают, согласны ли они с тем, что «единственный выход из сложившейся ситуации — жесткая диктатура», лишь немногие поддерживают эту альтернативу. В 2008 г. так думали только 18% опрошенных. В этой группе вряд ли существует единое мнение о том, кто более всего подойдет на роль диктатора.

Доля россиян, отвергающих все недемократические альтернативы, меняется. В 1994 г. 39% были против любой смены режима, в 2001 г. их число снизилось до 28%. В опросе 2008 г. 52% отвергли любую недемократическую альтернативу.

Заниженные ожидания снижают риск смены режима. Ожидания — важный элемент в определении того, насколько люди привержены политическим изменениям или насколько покорно они принимают status quo. Если люди хотели бы изменения режима, но не верят в то, что подобное может произойти, это препятствует любым попыткам осуществить желаемое. Сходным образом, если люди полагают, что существующему режиму нет альтернатив, то это повышает уровень одобрения правительства, даже если оно действует и не лучшим образом.

Чтобы оценить ожидания смены режима, вслед за вопросами о недемократических альтернативах в рамках НРБ людей просили оценить, насколько велика вероятность того, что «в ближайшие несколько лет работа Госдумы будет приостановлена и все партии распущены». Когда вопрос задавался впервые в 1993 г., вскоре после того, как президентские войска орудийным огнем принудили к роспуску Верховный Совет, около одной шестой всех опрошенных считали приостановку работы Парламента «очень вероятной» и в целом три пятых полагали, что подобное может произойти. С тех пор число разделяющих это мнение снизилось: в 2008 г. только один из семи опрошенных думал, что институты народного представительства могут быть распущены.

Ожидания смены режима могут отражать надежды или страхи. Сочетание индивидуальных предпочтений и ожиданий позволяет выделить четыре основных типа «убежденных» и «обеспокоенных» сторонников status quo и тех, кто желал бы перемен. В 1994 г. число «убежденных», отвергавших возможность роспуска Госдумы и считавших его наименее вероятным, совпадало с числом сторонников авторитарной альтернативы, надеявшихся на смену режима. Наибольшую группу составляли «обеспокоенные сторонники», которые не хотели роспуска институтов народного представительства, но считали такой вариант развития событий вероятным. С тех пор баланс изменился. Согласно опросу 2008 г., 63% респондентов являлись «убежденными сторонниками» Госдумы, не желавшими ее роспуска и не считавшими его вероятным. Те, кто хотел смены политического режима, желали избавиться от Госдумы, однако не верили в то, что это может произойти, преобладали (в пропорции 3:2) над теми, кто полагал этот вариант развития событий вероятным (см. приложение п. 1.6).

Демократия для россиян — идеал, но не реальность. Когда пытаешься узнать, какой смысл люди вкладывают в понятие «демократия», фокусируешься на самом понятии. Когда же просишь людей определить, является ли их нынешняя система правления демократической, приходится сосредоточиваться на реальности как таковой. Предлагая людям выбрать между описанием системы как демократии или как диктатуры, обнаруживаешь, что в реальной жизни люди не всегда считают существующую систему идеальной. Часто они выбирают между бóльшим и меньшим злом.

Более чем две трети россиян считают демократию идеалом. В 1998 г., когда этот вопрос задавался впервые, таких было 71%. Десятилетие спустя уже три четверти населения считали демократию идеальной системой правления.

Однако россияне, считающие, что современная российская политическая система является демократической, находятся в меньшинстве. К концу второго президентского срока Бориса Ельцина этого мнения придерживались 40% россиян, к концу правления Владимира Путина таких было 41%. Хотя международные организации, наподобие Freedom House, оценивают российский режим как очень недемократический, население страны более умеренно в оценках. В 2008 г. только одна шестая всех опрошенных определили нынешний режим как диктатуру (1–3 балла по 10-бальной шкале «диктатура/демократия»). В среднем россияне оценили российский режим на 5 баллов, что несколько ближе к диктатуре, но все-таки посередине десятибалльной шкалы.

Соответственно, существует сильный разрыв между тем, какой режим большинство российских граждан хотели бы иметь, и тем, что есть на самом деле. В 1998 г. расхождение в оценках идеальной системы правления и существующим режимом составляло 30%. Десятилетие спустя разрыв — 34%. Можно выделить три равновеликие группы россиян: те, кто хотел бы жить при демократии и считает существующий режим таковым; те, кто хотел бы демократии, но не считает нынешний режим демократическим; те, кто предпочитает тот или иной вариант диктатуры и считает существующую систему таковой (см. приложение п. 1.7).

Большие различия между ангажированными и неангажированными россиянами. Судить о политических предпочтениях россиян на основе того, за какую партию они голосуют, во время существования однопартийной политической системы было затруднительно. Сегодня, когда действует несколько партий, это затруднительно по другой причине. Такой подход не учитывает, что многие россияне (принимающие и не принимающие участие в голосовании) поддерживают ту или иную партию, не разделяя ее политических принципов. В таких случаях не принимают в расчет, что нынешние партии в своих программах обращают мало внимания на идеологию. Так, «Единая Россия» описывает себя как партию, которая должна объединить всех россиян, и в первую очередь ссылается на авторитет своего лидера — Владимира Путина [11].

Так как простые россияне имеют лишь смутные представления об основных политических идеологиях, в рамках НРБ было предложено на выбор пять категорий, с которыми респонденты могли соотнести свои политические взгляды. Кроме того, у респондентов была возможность сказать, что ему не близки ничьи политические взгляды. Соответственно, наибольшую группу составляют как раз неангажированные россияне. В 1998 г. таких насчитывалось 39%, а десятилетие спустя — 46%.

Среди тех, кто имеет какие-либо политические взгляды, наибольшую группу составляют сторонники «рыночной экономики, рыночных отношений». Согласно последнему опросу, их насчитывалось менее четверти всего электората. Те, кто относит себя к коммунистам, — вторая по величине группа. Если объединить тех, кто называет себя «социал-демократами» и «коммунистами», то по численности они сравняются со сторонниками рынка. Но в выборах принимает участие только коммунистическая партия, а социал-демократическая партия на них не представлена.

Хотя национализм — стойкая тема в российском политическом дискурсе, а Владимир Путин удачно эксплуатирует тему суверенности России, процент ассоциирующих себя с националистами так же мал, как и доля тех, кто соотносит себя с «зелеными» (см. приложение п. 1.8).

Экономические тенденции

Основного источника доходов недостаточно для покупки самого необходимого. В условиях рыночной экономики доходы, полученные на основном месте работы, едва обеспечивают людей средствами для покупки самого необходимого. Ненормальные условия российской экономики все еще не позволяют большинству россиян получать доход, нужный для покрытия расходов на самое необходимое.

Введение рыночных цен не сопровождалось сравнимым увеличением заработной платы. В начале 1992 г., когда государство еще регулировало цены на основные продукты, почти каждый третий считал, что зарабатывает достаточно, чтобы «покупать то, что необходимо». Однако уже через год, когда цены «были отпущены», только каждый восьмой зарабатывал необходимый минимум по основному месту работы. Их доля увеличилась до одной четвертой к выборам президента в 1996 г., но резко сократилась после обесценения рубля в августе 1998-го.

Макроэкономическое возрождение несколько повысило платежеспособность российского населения. Если в 2000 г. среднему россиянину не хватало зарплаты на покупку всего необходимого, с 2003 г. зарплаты по основному месту работы становится для этого достаточно.

Возрождение экономики увеличил размер по-прежнему небольшой группы населения, которая зарабатывает достаточно для покупки того, что необходимо. Если в 2000 г. об этом говорил каждый десятый, то, согласно последнему опросу, трое из десяти зарабатывали достаточно по основному месту работы. Доля людей, которые действительно выиграли от экономических трансформаций, по-прежнему очень мала. Только 6%, согласно последнему опросу НРБ, зарабатывают «вполне достаточно» (см. приложение п. 2.1).

Невыплаты заработной платы побуждают россиян сочетать разные экономические стратегии. В условиях модерной экономики работники предполагают, что за работу им будет заплачено, но в антимодерной экономике работодатели не спешат выплатить людям заработанные деньги. Зарплаты не выплачиваются или задерживаются, что является принудительным займом у работников. Если зарплату задерживают, высокая инфляция обесценивает валюту, в которой она выплачивается. В 1995 г. более чем у половины работников имелись трудности с получением зарплаты. В 1996-м — год президентских выборов — 78% россиян говорили о том, что зарплаты задерживают или не платят вовсе. Прежде всего это было распространено в органах государственной власти и на государственных предприятиях.

Когда люди не рассчитывают, что зарплата по основному месту работы покроет расходы на самое необходимое (или не рассчитывают получить зарплату вовсе), они сочетают различные экономические стратегии. Кроме официального дохода по основному месту работы или пенсии, люди вовлечены в неформальную экономику, ведя подсобное хозяйство и обмениваясь с друзьями. Некоторые вовлечены в теневую экономику, выводя заработанные деньги из-под налогообложения. Хотя готовность «получать зарплату в конверте» широко распространена, только шестая часть россиян это практикует, так как у большинства недостаточно средств, чтобы делиться ими с работниками теневой экономики. Намного проще вести подсобное хозяйство или прибегать к помощи друзей. На протяжении более чем десяти лет большинство россиян полагались на разные экономические стратегии, сочетая официальную работу с ведением подсобного хозяйства, которое не требует денежных расходов.

Возрождение официальной экономики выражается в увеличении доли тех, кому вовремя выплачивают заработную плату. В начале 2000 г. таких было около двух пятых всех занятых, к 2001 г. — более половины. Через два года более двух третей регулярно получали зарплату, а в 2007 г. более четырех пятых россиян ответили, что выплаты производились вовремя. Остальным зарплата выплачивалась с задержкой. Из этого можно заключить, что в России удалось достичь нормализации рынка труда (см. приложение п. 2.2).

Россияне: часто бедные, но не нищие. Введение рыночной экономики сразу привело к тому, что недостаток продуктов в магазинах сменился недостатком наличных. Однако недостаток денег приводит к абсолютной бедности только в том случае, если люди должны расплачиваться наличными за все, что им необходимо. Сходным образом показатели бедности значимы только в том случае, если не возникает серьезных проблем с получением заработка, в России же это не так [12].

В рамках НРБ разработана шкала для того, чтобы измерить абсолютную бедность, т. е. как часто домохозяйства «ограничивают себя из-за недостатка денег» в «еде», «отоплении и электричестве», а также в «покупке необходимой одежды и обуви». Изначально были включены и другие товары, однако «товары для детей» и «топливо для автомобиля» были исключены из рассмотрения, так как это касается лишь небольшого числа домохозяйств. Частота случаев, когда «приходится ограничивать себя», имеет значение, потому что одно воскресение в году без мяса не означает абсолютную бедность, тогда как часто обходиться без мяса было бы серьезным испытанием для россиян.

Значительная часть россиян выращивает продукты на даче или огороде [13]. Поэтому, согласно последнему опросу, только 15% респондентов отметили, что им «часто приходится ограничивать себя в еде». Часть населения ограничивает себя в «покупке необходимой одежды и обуви», хотя их число и снизилось с 49% в начале 2000 г. до 30% в 2007 г. Расходы на «отопление и электричество», которые составляют наиболее значимую статью расходов домохозяйств в рыночной экономике, не составляют большой проблемы в России: большинство никогда не ограничивает себя в этом. Причина этого в согласии между энергетическими компаниями и Кремлем по вопросу о том, что корпоративные доходы от экспорта энергии по мировым ценам находятся в зависимости от поддержания сниженных цен на электроэнергию для российских домохозяйств.

Люди не являются нищими, если они лишь периодически ограничивают себя в самом необходимом, например, устраивая время от времени вегетарианские воскресные обеды или нося чиненую одежду. Однако частые ограничения по всем трем пунктам граничат с абсолютной бедностью. Из-за недостатка денег лишь каждый двенадцатый россиянин часто ограничивает себя в еде, отоплении и покупке необходимой одежды. Члены среднего российского домохозяйства редко ограничивают себя в еде и отоплении, однако периодически чинят и подолгу носят одежду и обувь. Подавляющее большинство испытывают нужду лишь время от времени, обычно в течение года у них есть все самое необходимое (см. приложение п. 2.3) [14].

Различные экономические стратегии позволяют двум третям россиян сводить концы с концами. Каким бы ни было состояние национальной экономики, домохозяйствам приходится адаптироваться, потребляя ресурсы, имеющиеся под рукой. Под натиском экономических трудностей большинство россиян не надеется разбогатеть, они пытаются свести концы с концами, используя различные экономические стратегии. В период высокой инфляции сбережения быстро исчезают, но друзья остаются. Дружба выступает формой социальной безопасности. Однако влезть в большие долги означает, что рано или поздно исчезнут и источник кредита, и дружба.

Важным экономическим показателем является способность домохозяйства поддерживать уровень жизни, не тратя сбережения и не занимая денег, однако постоянно поддерживать эти стратегии не удается. Когда в 1991 г. рамках НРБ впервые был задан вопрос о том, удается ли людям сводить концы с концами, 62% ответили, что удается. Во времена экономических перипетий доля россиян, сводящих концы с концами, оставалась относительно стабильной. Рост цен на нефть немногое изменил для обычного российского домохозяйства. Согласно последнему опросу, 69% ответили, что сводят концы с концами. Одалживание денег распространено, несмотря на инфляцию. Какое-то количество россиян имеют сбережения, которые позволяют им справляться с возникающими экономическими трудностями.

В развитых рыночных экономиках, например, Великобритании и Австрии, около пятой части населения расходуют сбережения или занимают деньги, чтобы справиться с временными трудностями. Таким образом, доля тех, кто сводит концы с концами в России, близка к той, что существует в развитых странах. Разница в том, что в Западной Европе большинство справляются с трудностями, используя деньги, полученные по основному месту работы. В России так поступать удается лишь немногим. Подавляющее большинство россиян вынуждены прибегать к альтернативным экономическим стратегиям.

Выживание не равняется процветанию. В то время как большинству россиян удается сводить концы с концами, многие оценивают состояние своего домохозяйства как неудовлетворительное. Таким образом, средние домохозяйства смогли адаптироваться, но не удовлетворены своим положением (см. приложение п. 2.4).

Обеспечение потребительскими товарами показывает рост дискреционных доходов [15].

Десятилетия жизни при дефиците товаров в командной экономике превратили россиян в «жадных» покупателей, а введение рыночной экономики наполнило товарами прилавки магазинов. В то время как продукты питания можно выращивать на даче, основные потребительские товары — телевизор, видеомагнитофон или автомобиль — не могут быть произведены дома. Их покупка требует дискреционного дохода, равного по величине среднемесячному или среднегодовому. Возможность дешево приобретать товары первой необходимости увеличивает дискреционные доходы россиян.

В рамках НРБ создан инструмент измерения дискреционного дохода, в основу которого положены вопросы о наличии в домохозяйстве таких желанных предметов, как цветной телевизор, видеомагнитофон и автомобиль [16]. Цветной телевизор — это «старая» вещь длительного пользования. Видеомагнитофон или DVD-плеер — это новые потребительские товары, которые можно было приобрести только в условиях рыночной экономики после 1991 г. На покупку автомобиля необходимы гораздо большие инвестиции, чем на покупку этих товаров, кроме того, она влечет за собой постоянные расходы на покупку топлива.

В среднем российском домохозяйстве сегодня имеются два из этих трех товаров, а в трети домохозяйств имеется автомобиль, видеомагнитофон или DVD-плеер и цветной телевизор. Только 3% домохозяйств бедны настолько, что не имеют ни одного из трех товаров. Более того, дискреционный доход увеличивался начиная с 1996 г., когда в обычном российском домохозяйстве имелся какой-то один из этих товаров. С тех пор доля домохозяйств, где есть все три товара, утроилась, доля же тех, где нет ни одного, сократилась более чем на четыре пятых (см. приложение п. 2.5).

Вдобавок к пользованию большим числом «хороших» товаров россияне сегодня пользуются и качественными улучшениями. Подержанная иномарка лучше, чем советский автомобиль, а открытие российского рынка импорту толкает отечественных производителей повышать качество собственной продукции. Кроме того, стали доступны новые товары, незнакомые десятилетие назад, такие, как Интернет. Сегодня им пользуется 34% россиян — на работе, в школе, Интернет-кафе или дома.

Домохозяйства ощущают издержки и надеются на выгоду от трансформаций. Субъективные оценки россиянами своего экономического положения серьезно отличаются от объективных показателей. Серьезное повышение уровня потребления не привело к пропорциональному росту удовлетворенности собственным экономическим положением. Треть россиян оценивает свое экономическое положение как удовлетворительное, что вдвое больше, чем в 2001 г., но большинство россиян по-прежнему не удовлетворены. Также удовлетворенность существующей экономической системой не означает удовлетворенности материальным положением своего домохозяйства. В 2007 г. людей, удовлетворенных экономическим положением в стране, было более чем в два раза больше тех, кто был удовлетворен «материальным положением семьи» (см. приложение п. 2.6).

Многие россияне считают, что произошедшие экономические трансформации ухудшили материальное положение их семьи, по сравнению с тем, что они имели до перестройки. Доля негативных ответов превышала половину на протяжении периода с 1992-го по 2000 г., с тех пор она составляет около двух пятых. Люди, не замечающие изменений в материальном положении своей семьи, составляют среднюю группу, в которую, по результатам последнего опроса, входит около четверти населения. Доля тех, кто чувствует себя сегодня лучше, чем раньше, менялась. В 1994 г. она составляла одну пятую населения, согласно последнему опросу — 35%.

Отвечая на вопросы по поводу будущего, все большее число россиян считает, что снижавшийся уровень жизни достиг дна. В 2007 г. только 15% ожидали дальнейшего его понижения в следующие пять лет, что более чем в два раза меньше, чем в 1995 г. Процент оптимистов по поводу «материального положения семьи через пять лет» менялся в зависимости от экономических условий. Согласно результатам последнего опроса, 41% россиян с оптимизмом высказывались о будущем. Год за годом средний российский респондент не ожидает перемен в экономическом положении своей семьи и не доволен настоящим.

Большинство одобряют как старую, так и новую экономическую систему. Предполагается, что в рыночной экономике индивид сам отвечает за собственное благополучие, в то время как базовые условия национальной экономики остаются стабильными. Трансформации в России затронули каждое домохозяйство, так как командной экономики, которая определяла занятость и уровень жизни, больше нет.

Когда россиян просят оценить экономическую систему, «которая была до перестройки», значительное большинство респондентов дают положительные оценки, но доля таких людей непостоянна. В 1991 г. трудности становления новой экономической системы делали старую систему привлекательной. С тех пор доля тех, кто позитивно оценивает старую систему, сократилась, и сегодня одна треть россиян негативно оценивают командную экономику.

Сходным образом большинство россиян отрицательно высказывались о существующей экономической системе с 1992 по 2000 г. Начиная с 2003 г. абсолютное большинство положительно оценивают существующую экономическую систему. По результатам последнего опроса, доля одобряющих существующую экономическую систему достигла 81%.

В сбалансированной экономической системе экономический цикл обычно занимает год-два, но колебания при этом всегда ограничены узкими рамками. В трансформирующейся экономике речь идет о других временных масштабах, поскольку требуются годы, чтобы сменить нерыночную экономическую систему на рыночную. Поэтому в рамках НРБ задается вопрос о том, какой, по мнению людей, будет экономическая система через пять лет. В 1990 г. средний россиянин высказывался о будущем экономической системы без особого воодушевления. С 2000 г. возрождение экономики вызывало все больший оптимизм. К 2008 г. 90% респондентов положительно оценивали будущее. Положительные суждения о российской экономике показаны на примере сравнения оценок прежней, нынешней и будущей экономик. В 2008 г. оценки были положительны по всем трем статьям: +19 баллов — для прежней, +27 баллов — для нынешней и +52 — для будущей. Поворот в оценках был ускорен в большей степени повышением мировых цен на энергоносители, чем переходом страны к капитализму (см. приложение п. 2.7).

Разглядывание витрин или стояние в очереди: мнения разделились. В советское время команды бюрократов контролировали инвестиции, производство и номинальные цены. Это приводило к дефициту товаров повседневного потребления и длинным очередям, когда становилось известно, что товары «выбросили» в магазин. Тот, кто имел связи или должность в коммунистической партии, мог достать дефицитные товары [17]. Напротив, в рыночной экономике спрос и предложение должны определять, какой товар может быть куплен. Когда больше людей хотят купить товар, повышается его цена или производится большее количество товара, чтобы удовлетворить спрос.

Переход к рынку позволил избавиться от очередей. В 1992 г. 49% респондентов сказали, что ежедневно проводят более двух часов в поисках товаров или стоя в очередях. К 1995 г. их доля сократилась до 19%, и более не было смысла задавать этот вопрос. Сегодня россиянам нет нужды искать товар, потому что в магазинах на продажу выставлено большое количество товаров. Также людям не надо стоять в очередях, если у них недостаточно денег, чтобы купить товар. Вместо этого они могут разглядывать витрины, размышляя, что они сумеют купить, когда и если разбогатеют.

Вместо того чтобы спрашивать об абстрактных экономических системах социализма и свободного предпринимательства, в рамках НРБ респондентов просили выбрать, какое из суждений им ближе: «лучше, чтобы в магазинах было много товаров, даже если они будут дорогими», или «лучше, когда цены удерживаются государством на низком уровне, даже если при этом в магазинах будет мало товаров». Когда вопрос впервые задавался в 1995 г., россияне предпочли низкие цены и дефицит рынку в пропорции 5:4. С тех пор выросли, но ненамного, предпочтения рыночной экономики, в которой предложение товаров и цен отражает рыночный спрос. Сегодня чуть более половины респондентов предпочитают рынок.

Различия в предпочтениях отражают различия между поколениями. В любой посткоммунистической стране молодые люди более позитивно относятся к рыночной экономике, в то время как старшие поколения более привержены контролируемой командной экономике. Поколенческие различия в России чрезвычайно сильны. Согласно последнему опросу, 72% россиян до 30 лет скорее предпочтут разглядывать витрины, тогда как 67% пожилых россиян скорее готовы довольствоваться дефицитом командной экономики (см. приложение п. 2.8).

Приложение

1.1. ПОДАВЛЯЮЩЕЕ БОЛЬШИНСТВО РУССКИХ ЧУВСТВУЮТ СЕБЯ СВОБОДНЕЕ, ЧЕМ РАНЬШЕ*

1.2. ТЕНДЕНЦИИ В ОЦЕНКЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

1.3. СЕГОДНЯ ОСНОВНАЯ РЕАКЦИЯ НА ИЗМЕНЕНИЯ РЕЖИМА — ОДОБРЕНИЕ (В %)

1.4. ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО НИЗКОЕ ДОВЕРИЕ ИНСТИТУТАМ

1.5. НИ ОДНА АВТОРИТАРНАЯ АЛЬТЕРНАТИВА НЕ НАХОДИТ ПОДДЕРЖКИ БОЛЬШИНСТВА

а) было бы лучше восстановить бывшую коммунистическую систему?

б) единственный выход из сложившейся ситуации — жесткая диктатура?

в) страной должна управлять армия?

г) работа Государственной Думы России должна быть приостановлена и все партии распущены?

1.6. НИЗКИЙ УРОВЕНЬ ОЖИДАНИЙ ПРИОСТАНОВКИ РАБОТЫ ГОСДУМЫ, 2008

1.7. ДЕМОКРАТИЯ КАК ИДЕАЛ, А НЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

1.8. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

2.1. ЗАРАБОТОК НА ОСНОВНОМ МЕСТЕ РАБОТЫ

2.2. ЗАДЕРЖКИ ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЫ

2.3. МАСШТАБЫ НИЩЕТЫ (2007)

2.4. ПРЕОДОЛЕНИЕ МАТЕРИАЛЬНЫХ ТРУДНОСТЕЙ

2.5. ПОТРЕБЛЕНИЕ ТОВАРОВ ДЕМОНСТРИРУЕТ ШИРОКО РАСПРОСТРАНЕННЫЙ ДИСКРЕЦИОННЫЙ ДОХОД

2.6. МАТЕРИАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СЕМЬИ — ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ, БУДУЩЕЕ

2.7. ТЕНДЕНЦИИ В ОЦЕНКЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ: ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ, БУДУЩЕЕ

2.8. МОЛОДЕЖЬ ГОРАЗДО ЧАЩЕ ПРИДЕРЖИВАЕТСЯ ПРОРЫНОЧНЫХ ВЗГЛЯДОВ, ЧЕМ ЛЮДИ СТАРШЕГО ПОКОЛЕНИЯ

Примечания

Полный текст отчета об исследовании «Новый Российский Барометр» (1992–2008) см.: Rose R. Responses to Transformation and After: Trends in Russian Opinion Since 1992. University of Aberdeen, Centre for the Study of Public Policy. 2008.

[1] См.: Rose R. Is Russia Becoming a Normal Society? // Demokratizatsiya. 2008. Vol. 16. № 1. P. 75–86.

[2] См.: Berlin I. Two Concepts of Liberty // Four Essays on Liberty. L.: Oxford University Press, 1969. P. 118–172.

[3] См.: Rose R. Freedom as a Fundamental Value // International Social Science Journal. 1995. № 145. P. 457–471 (and in Russian).

[4] См.: Almond G.A., Verba S. The Civic Culture. Princeton: Princeton University Press, 1963; Linz J.J. Totalitarian and Authoritarian Regimes. Boulder: Lynne Rienner, 2000.

[5] См.: Rose R. Escaping from Absolute Dissatisfaction: a Trial-and-Error Model of Change in Eastern Europe // Journal of Theoretical Politics. 1992. Vol. 4. № 4. P. 371–393.

[6] См.: Rose R., Mishler W. Mass Reaction to Regime Change in Eastern Europe: Polarization or Leaders and Laggards? // British Journal of Political Science. 1994. Vol. 24. № 2. P. 159–182.

[7] См.: First Person / N. Gevorkyan, N. Timakova, A. Kolesnikov, 2000. L.: Hutchinson, 2000.

[8] См.: Disaffected Democracies: What's Troubling the Trilateral Countries? / S.J. Pharr, R.D. Putnam. (eds.). Princeton: Princeton University Press, 2000.

[9] См.: Rose R. Living in an Antimodern Society // East European Constitutional Review. 1999. Winter/Spring. Vol. 8. № 1. P. 68–75; Rose R. Uses of Social Capital in Russia: Modern, Pre-Modern, and Anti-Modern // Post-Soviet Affairs. 2000. Vol. 16. № 1. P. 33–57.

[10] См.: Rose R., Mishler W. Representation and Leadership in Post-Communist Political Systems // Journal of Communist Studies and Transition Politics. 2000. № 12.

[11] См.: Rose R., Mishler W. A Supply-Demand Model of Party–System Institutionalization // CSPP Studies in Public Policy. 2008. № 445.

[12] См.: Rose R., McAllister I. Is Money the Measure of Welfare in Russia? // Review of Income and Wealth. 1996. Vol. 42. № 1. P. 75–90.

[13] См.: Rose R., Tikhomirov E. Who Grows Food in Russia and Eastern Europe? // Post-Soviet Geography. 1993. Vol. 34. № 2. P. 111–126.

[14] См.: Rose R. Freedom as a Fundamental Value // International Social Science Journal. 1995. № 145. P. 457–471 (and in Russian).

[15] Имеются в виду доходы семьи, которые она тратит по ее собственному усмотрению, не для покрытия базовых расходов. — Прим. перев.

[16] См.: Rose R., Krasilnikova M., Relating Income to Consumer Durables in Russia // CSPP Studies in Public Policy. 1996. № 296.

[17] См.: Kornai J. The Socialist System. Princeton: Princeton University Press, 1992.