Российская социология на международном рынке идей

Автор –  к.соц.н., доцент Факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге, сотрудник Лаборатории социологии образования и науки Санкт-Петербургского филиала ГУ-ВШЭ.

С момента своего изобретения индексы цитирования превратились в один из основных, если не основной инструмент оценки  академических достижений в западной науке. Несмотря на постоянную критику, их использование становилось все шире в силу важного достоинства, которым не обладала никакая другая система выстраивания рейтингов ученых: они позволяли дать точное количественное выражение такой трудноуловимой вещи, как «вклад в науку»,  которое, к тому же, не зависело от добросовестности и беспристрастности отдельных экспертов.

Цитируя, сообщество ученых участвует в постоянном плебисците, выбирая те работы и тех авторов, которые смогли предложить коллегам самые нужные факты и идеи. Индексы открыли дверь для внедрения «управления по результатам» и иных менеджериальных изобретений в область управления наукой. Появление интернациональных  цитирований в качестве основного показателя эффективности работы российских ученых во всевозможных концепциях Минобрнауки, включение импакт-факторов в расчеты Показателей результативности научной деятельности РАН, выделение средств на разработку Российского индекса научного цитирования (РИНЦ) не оставляют сомнений в том, что триумфальное шествие наукометрических индексов не обойдет Россию стороной.

В свете всего этого российским социологам может быть интересно узнать, кто сегодня является самым цитируемым в их профессиональном сообществе. Для получения приведенных ниже показателей были использованы две системы анализа цитирований: уже упоминавшийся РИНЦ и Web of Science Института научной информации (ISI)[1].

Поскольку ни та, ни другая система в настоящий момент не позволяют выстроить рейтинг цитируемости российских авторов автоматически [2], первым шагом к его получению было составление списка позиций, которые, предположительно, занимают самые авторитетные и влиятельные исследователи. Подсчет цитирований затем производился для каждого из тех, кто занимал хотя бы одну из этих позиций [3]. Получившийся список включал немногим более 200 имен, по которым и проводился поиск. Ниже приводятся данные вначале по цитированию в русскоязычных, а затем – в англоязычных публикациях.

Таблица 1. Цитирование российских социологов в русскоязычных публикациях по версиям РИНЦ и Web of Science (первые 25 имен)

Различия в этих рейтингах требуют нескольких комментариев, относящихся как к возможностям и ограничениям индексов цитирования в целом, так и к любопытным особенностям постсоветской социологии.

Любой индекс цитирования исходно предполагает принятие весьма спорного решения: какие издания включать в базу? В российских условиях, в которых журналы, как правило, локализованы в стенах какого-то одного учреждения, и публикуют в первую очередь (иногда – почти исключительно) его сотрудников, индекс цитирования последних часто целиком и полностью определяется тем, попало ли в базу «их» издание. Список журналов, которые РИНЦ индексирует и считает социологическими, не может временами не вызвать недоумения. Так, в нем отсутствует старый и популярный «Социологический журнал», зато присутствуют «Вестники» девяти университетов и несколько экзотические «Сервис plus» и «Политематический сетевой электронный научный журнал Кубанского государственного аграрного университета»; отсутствуют «Политические исследования», печатающие массу статей по вполне ортодоксальной политической социологии, зато присутствует довольно публицистическое «Высшее образование в России».

Сотрудники «Левада-центра», занявшие первые две строки в рейтинге РИНЦ, в значительной степени обязаны своим положением тому, что составители Индекса (в отличие от авторов пресловутых списков ВАК) включили в него «Мониторинг…» и «Вестник общественного мнения». Исключение этих журналов из числа изданий, по которым производился поиск, сокращает количество цитирований Льва Гудкова до вполне приличных, но все же менее внушительных, 21, а Бориса Дубина – до 17 [4].  Аналогично, высокие показатели Игоря Кона и Галины Андреевой в рейтинге по версии WoS частично связаны с тем, что подсчет русскоязычных цитирований в нем производился по выборке, включающей издания по всем социальным и гуманитарным наукам (базы Social Science Citation Index и Arts and Humanities Citation Index), и, таким образом, исследователи с междисциплинарной специализацией (Игорь Кон, Галина Андреева и др.) оказались в нем в более выгодном положении.

            Основные различия между двумя рейтингами, однако, связаны с другим обстоятельством. Рейтинг WoS отражает распределение цитирований за последние несколько десятилетий (так, «Социологические исследования» индексировались с 1974 года), в то время как в базу РИНЦ в настоящее время входят преимущественно недавние номера журналов (более 80% – за последние 5 лет). Различия между двумя столбцами в Таблице 1 фиксируют изменения в составе наиболее цитируемых отечественных социологов, произошедшие в этот период. Эти изменения отражают важные сдвиги в том, какого рода тексты пользовались наибольшим спросом среди коллег, и какие стратегии их продвижения давали наилучшие результаты.

            Бросающимся в глаза обстоятельством оказывается преобладание в цитируемой в последние годы литературе вузовских учебников. Книги Юрия Резника, Альберта и Сергея Кравченко, Геннадия Осипова, Леонида Ионина и Владимира Добренькова, а также (в несколько меньшей степени) Вадима Радаева и Инны Девятко, привлекающие больше всего ссылок, представляют собой учебные пособия. Строго говоря, сам по себе этот паттерн не является новым. Книги Игоря Кона, Владимира Ядова и Галины Андреевой, больше всего цитировавшихся в предыдущий период, также привлекали значительную часть аудитории, лишенной прямого доступа к западной литературе, тем, что предлагали адаптированную к потребностям советского и постсоветского читателя ретрансляцию западных теорий (или, в случае Ядова, исследовательских стратегий). Снятие политических барьеров лишь сделало эту тенденцию более явной, превратив университетский учебник в доминирующий жанр в российской интеллектуальной экологии.

Сравним теперь эту таблицу с другой, отображающей цитирование российских социологов в статьях на иностранных языках, вошедших в Web of Science.

Таблица 2. Цитирование российских социологов в публикациях на иностранных языках по версии Web of Science (первые 25 имен)

Совпадение между этими таблицами менее значительно, чем можно было бы ожидать. Списки 25 наиболее цитируемых в последние годы на русском и иностранных языках социологов имеют лишь 14 общих фамилий. При этом из 10 занимающих первые строчки во второй таблице, на которых приходится более ¾ всех цитат на иностранных языках (576 из 746), в первой таблице фигурируют лишь 4 (Дубин, Гудков, Кон и Радаев). Некоторые из имеющих очень высокий индекс русскоязычного цитирования не получают практически никакого цитирования на иностранных языках (Юрий Резник – 1 ссылка на иностранном языке в WS после 2003 года, Альберт Кравченко – 3, Сергей Кравченко – 2 и т.д.). Обратное тоже верно: на многих из активно цитируемых иностранными коллегами практически не ссылаются коллеги российские (Вадим Волков – 8 ссылок в РИНЦ, Олег Хархордин – 4). Построение национальной и интернациональной репутаций требует сосредоточения усилий на разных направлениях. Самым простым способом добиться высокого цитирования в российской социологической периодике, видимо, будет написать читабельный учебник по теме, которую еще никто не «закрыл», но которая присутствует в Госстандарте, и добиться присвоения ему грифа УМО. Кажется, из сравнительно молодых исследователей, добившихся значительной известности в России, только «школа Левады» (Гудков, Дубин) обошлась без обращения к этому средству.

Вывести «формулу успеха» для интернациональной периодики несколько сложнее, но, анализируя наиболее успешные публикации российских авторов, можно предложить что-то вроде следующего: нужно взять быстро растущую теорию среднего уровня (например, неоинституциональную экономику преступности) или субстантивную теорию, привлекающую широкое внимание (природа современной российской политической элиты) и предложить их оригинальное развитие, опираясь на эксклюзивные эмпирические данные. В отличие от предыдущего периода, когда любая информация о советском обществе была дефицитом, а проведение самостоятельных исследований на территории СССР – невозможным для западных ученых, сырые данные без теоретической интерпретации, тем более, представленные только в публикациях на русском, больше не обеспечивают интернационального признания тому, кто их может предложить. Не обеспечивают его и занятия высокой теорией или высокой методологией – по причинам, выходящим за пределы этой заметки, интернациональный рынок идей оказывался пока неприступным для российских теоретиков.

* * *

Примечания:

1. РИНЦ является открытым ресурсом (http://www.elibrary.ru), доступ к WoS есть у нескольких российских институтов (список см. на http://www.isiwebofknowledge.com/).

2. РИНЦ предусматривает соответствующую опцию, но, кажется, до ее активации у разработчиков еще не дошли руки. WS позволяет получить список наиболее цитируемых индивидов, однако для целей данной статьи эта функция оказалась бесполезной: вся информация об авторах вводится латиницей, и получить отдельный рейтинг для российских социологов невозможно, а извлекать соответствующую информацию из списка в десятки тысяч сокращенных фамилий и заголовков - весьма трудоемкое и чреватое ошибками занятие. Кроме того, WoS демонстрирует поразительную непоследовательность в предпочитаемых транслитерациях. Так, Юрий Левада закодирован как минимум четырьмя разными способами (Yu., Iu., J. и U. Levada), и ссылки на него оказались бы в рейтинге, автоматически составленном WoS, в четырех разных местах. В свете этого, ручной поиск по заранее составленному списку фамилий, видимо, был оптимальным способом оценить частоту цитирований того или иного автора. Тем не менее, вследствие многообразия транслитераций, нельзя ручаться за то, что все варианты написания того или иного имени были предусмотрены. Следующие ниже данные по цитированию в базах ISI, таким образом, должны рассматриваться как предварительные.

3. Список кандидатов в известные социологи, таким образом, был получен путем слияния нескольких других: (а) списка авторов самых цитируемых статей по социологии, указавшие российское научное учреждение в качестве места работы; (б) списка авторов и редакторов книг по социологии, выставленных на продажу на сайте OZON.ru; (в) академиков и член-корреспондентов РАН, указавшие социологию в качестве области своих интересов; (г) членов экспертных советов ВАК, УМО и РГНФ по социологии; (д) российских членов редколлегий крупнейших социологических журналов («Социологические исследования», «Социологический журнал», «Журнал социологии и социальной антропологии», «Социология: 4М», «Мир России»; (е) членов правлений профессиональных ассоциаций (РОС, РоСА, ССР, СПАС, СоПСо, Общество М.М.Ковалевского); (ж) социологов, удостоившихся персональной статьи в российской Википедии; (з) авторов статей и ученых, чаще всего упоминаемых в обобщающих публикациях по социологии (например, «Социология в России» 1998 года, под ред. В.А.Ядова); (д) докладчиков на пленарных заседаниях и членов Программных комитетов социологических Конгрессов. В выборку включались только ныне здравствующие ученые, являющиеся сотрудниками какой-либо из российских научных организаций.

4. Для сравнения, индекс цитирования Пьера Бурдье составляет 67, а Энтони Гидденса – 54. Всего на Бурдье сослалось 254 статьи, однако, большая их часть (74 %) оказалась в журналах, которые РИНЦ не считает социологическими. К несчастью, поиск по всей базе, без учета дисциплинарных делений, оказался бы запредельно трудоемким предприятием, поскольку потребовал бы ручной сортировки нескольких сотен обладателей одинаковых фамилий, многие из которых имеют идентичные инициалы. Все данные в этой заметке основаны на выборке из 9277 статей в изданиях, отнесенных составителями РИНЦа к категории социологических.

См. также статьи М. Соколова:

• Соцфак МГУ: Можно ли что-то сделать?
• Реформируем ли Соцфак МГУ? Институциональные барьеры на пути студенческой революции