Не нами положено, лежать ему вовек

На втором сроке президента Владимира Путина произошел качественный сбой в управлении страной. После кризиса с льготной реформой это обсуждают многие, хотя и с некоторой степенью институциональной наивности – либо как результат «сворачивания демократии», либо как следствие личных изъянов В.В.Путина.

Всем, однако, известно, что государство, как и другие сложные институты, не строится исключительно на личных качествах. Наивно интерпретировать нашу ситуацию и как произвольное «сворачивание демократических институтов» – это «сворачивание» и «разворачивание» имеет свою логику, о которой пойдет речь ниже.  

I. История неудачи

В своем отношении к Западу Советский Союз напоминал закрытую женскую школу, где, никогда не видя особ другого пола, одни ученицы говорили, что мужчины ужасны, а другие, что они – прекрасны. Но вот раскрылись двери школы, и за ее порогом девочки увидели мужика, который стоял и ковырял в носу. Он не оказался ни ужасным, ни прекрасным – внешний мир был более сложным.

В 80-е годы мы «купились» на прекрасный западный мир – о нем давно рассказывали люди, ездившие за границу и привозившие оттуда диковинки. Они говорили, что у них, в отличие от нас, все в порядке. И у нашего народа возникло дружное желание присвоить себе  чужой ум. Как первая простодушная реакция после 70 лет оболванивания – мысль вполне доброкачественная.

В результате с августа 1991 октября по октябрь 1993 год мы честно старались делать все по западным рецептам, – но уже тогда это не приводило к западным результатам. Вспомним малозначительный, но яркий эпизод – тот самый вице-президент, который на родине этой должности спокойно пребывал бы в кадровом резерве, в нашем политическом окружении быстро расправил крылья и возглавил нешуточную смуту против своего босса. Поэтому в дальнейшем от этой должности решили отказаться, а ее функцию передать премьер-министру, которому злоумышлять труднее.

А наступивший октябрь 1993 года и вовсе показал стране, что, если аккуратно следовать западным моделям, то можно получить настоящую гражданскую войну. Оказалось, что один заимствованный институт может стрелять прямой наводкой по другому заимствованному институту прямо в центре Москвы.

Извиняет это прискорбное во всех отношениях обстоятельство лишь тот факт, что стрельба велась по парламенту, доказавшему свою исключительную непригодность в России при всяком общественном строе и всяком правящем режиме.

События октября 1993 года как бы поделили историю новой демократической России на два периода: первый – честного копирования западной демократии (демшизы) - и последующий, когда за ширмой демократии шла совсем другая жизнь. Заметим, что и социалистическая история нашей страны делится на настоящий – сталинский командный социализм, и лицемерный брежневский, прикрывавший сталинскими формами обменные отношения «ты – мне, я – тебе».

После событий 1993 г. у властей возобладал прагматический подход к западной демократии: западные схемы стали гнуть под нужды текущего политического момента. Рынок строили с помощью подкупа депутатов – над этим работало подразделение министерства финансов. Страну спасали от коммунизма ценой нарушения выборной демократии. Решение актуальных государственных задач было важнее, чем сохранение в чистоте принципов западного государственного устройства.

Такая двуликая демократия просуществовала до Путина. Но все тайное становится явным, и скоро народ увидел, что самостоятельная Дума вредна. На последующих парламентских выборах 2000 и 2004 гг. народ «опустил» Думу, де-факто подчинив ее Президенту: побеждали партии, которые говорили, что будут следовать его указаниям. Проблема, которая раньше решалась подкупом, теперь вовсе перестала существовать.

Что же до независимой судебной системы, то она так и не родилась, что, как ни странно, всеми воспринимается как должное. При советской власти жаловались в райком партии. При демократии административная система и сильные мира сего подмяли суд под непрекращающиеся разговоры о строительстве правового государства. Но судебная система – тема отдельного разговора, который, надеемся, последует.

А вот институт Первого лица у нас настолько хорошо отработан, важен и уважаем в культуре, что, народ, не взирая на нелюбовь к Ельцину, утвердил предложенного им преемника, и даже поддержал концентрацию власти в его руках. В результате институт президентства подмял под себя все другие слабые государственные институты.

В стране наблюдалось обычное во всем мире явление, когда сильные институты берут на себя функции слабых. Вот заграничный казус: в Италии очень сильные суды и слабая администрация – поэтому серьезные вопросы административного характера решаются через суды. А вот советский пример: высокотехнологическая оборонка подменяла низкокачественные отрасли производства товаров широкого потребления, когда власти желали произвести для народа что-то стоящее.

Нужно хорошо помнить, однако, что сильный институт  никогда не может полностью заменить собой слабый. Потому-то наш Президент и оказался голым: кроме обратной связи по чиновничьей вертикали и телемарафонов у него не оказалось средств общения со страной. Первый срок президент продержался, на втором сроке произошел качественный сбой.

II. Типы общения

Сейчас вся страна убеждается, что нам недостаточно парящего над ней Президента–Одиночки, и поэтому снова встает вопрос об институтах, которые обеспечили бы наше с ним более тесное общение. При этом опыты начала и конца ХХ века показали, что готовые ответы из чужих тетрадок не дают желаемых результатов, и задачу придется решать своим умом.

Что же мы хотим от нашего Президента и возглавляемых им властей?

1.

Наверное, самое главное – чтобы он был нашим президентом, Вспомните, как в начале правления и Ельцина, и Путина люди говорили: "Ельцин – наш президент!", "Путин – наш президент!".

Но этого мало… Нам хотелось бы, чтобы не только Президент, но и российские власти, и российские законы ощущались бы как свои – а это, согласитесь, чрезвычайно сложная и пока нереальная задача.

Чтобы такая сказка стала былью, нам нужна развитая этосная коммуникация – обсуждение того, что принято и не принято у нас.

2.

Нашей должна быть не только политика, но и первичная концептуализация членов нашего социума.  В прежние времена она осуществлялась семьей и церковью, а теперь еще и всеобщим школьным  обучением. Мама говорит своей дочке: «Ты вырастешь, выйдешь замуж, и у тебя будут прекрасные детки». Учитель говорит школьникам: «Вы родились в стране, которая имеет долгую и славную историю».

Иначе говоря, нужна педосная (как в педагогике) коммуникация – обучение человека азбучным истинам.

Заметим, что такая коммуникация отличается от обычного обучения – там сообщаются сведения, которые могут быть подвергнуты опытной или логической проверке.

3.

Пока мы говорили об основаниях государственного строя. Перейдем теперь к  текущим государственным делам.

Конечно, нужно, чтобы Президент не делал ошибок. Не начинал с бухты-барахты гражданскую войну, ни вкладывал казенное имущество страны в «Омутфинансгруп», не нарушал собственных законов.

Для этого в стране должна быть логосная коммуникация – обсуждение правильности государственных действий сведущими и авторитетными людьми.

4.

Сколько всего делает наша власть, чего народ не любит – счесть не перечесть. Сложнее найти другое, что было бы по-сердцу народу. Наши чувства не должны оставаться на скамеечках во дворе, а озвучиваться в национальном масштабе и приниматься во внимания властью. Это – пафосная коммуникация.

Вместе четыре типа общественной коммуникации: этос, пафос, логос, педос   – образуют полную систему, потребную для обсуждения и ведения государственных и общественных дел.

К нашему счастью, в русской политической культуре имеются четыре института, обслуживающие именно описанные выше коммуникации. Собор решает, что принято и не принято у нас, Вече – по нраву ли нам действие властей, Дума (боярская) – правильно или неправиль­но ведутся дела, ну а Школа преподает нашему человеку азбучные истины.

Заметим, что мы везде рассматриваем Собор, Вече, Думу, Школу как абстракт­ные институты, выполняю­щие перечисленные выше функции. Их конкретные исторические реализации могут различаться в зависимости от возможностей социальных коммуника­ций своего времени и иметь разные наименования.

III. Земский Собор: «Cобор и черта поборет!»

С 1917 года, когда была свергнута избранная всей русской землей в 1613 г. династия Романовых, ни сама российская власть, ни ее решения не одобрялись страной консенсуально. Вся послереволюционная политика, вплоть до сегодняшнего дня является открытым насилием одних групп над другими. У нас, по словам Виталия Третьякова не прекращается холодная и горячая гражданская война.

Можно перечислить и множество современных государственных дел, которые не решаются из-за отсутствия общенационального консенсуса.

Общенациональный консенсус вырабатывает Собор, объединяя страну единомыслием. Напомним, что Собор решает, что принято и не принято в нашей стране.

Технически Собор может осуществляться по-разному. Вот так мы, например, предлагали использовать Собор для решения тупиковой проблемы легитимизации результатов приватизации. Первое лицо государства призывает к общенародной дискуссии по спорным вопросам приватизации, налогообложения, долгов. За ней следует аналог I Съезда народных депутатов CCCP, где важнейшие точки зрения будут озвучены на всю страну, и она узнает их ярких и авторитетных выразителей. (Это, кстати, аналог Вече, о котором пойдет речь ниже.) Затем эти авторитетные люди должны сойтись для достижения единодушного решения, и не расходиться, пока оно не будет достигнуто. Если же собрание потерпит неудачу, то решение может и должно быть принято авторитарно Первым лицом государства. Наконец, в любом случае, для вящей убедительности решение должно быть одобрено подавляющим большинством голосов на всенародном референдуме.

Необходимо отметить, что лежащая в основе Собора этосная коммуникация «что принято и не принято у нас» чрезвычайно чувствительна к фальши: поэтому властям крайне опасно манипулировать Собором, пытаясь обмануть страну. В лучшем случае можно получить нулевой эффект – неутверждение предложенных основ, а в худшем – гражданскую войну.

Собор созидает основы государства. О его важнейшем значении говорит пословица в начале этого раздела!

Для Собора необходимо культурное единство участников. Поэтому Собор может собирать только Земля. Слово это устаревшее, в нужном нам значении сохранилось в современном русском языке в выражении вся земля поднялась на борьбу с врагом. Попытаемся дать ему точное определение: союз  людей, объединенных местными святынями и преданиями; || страна, управляемая этим союзом, населенная этими людьми, в которой находятся эти святыни. Русское понятие Земля близко к западному понятию Nation: people whose common identity creates a psychological bond and a political community. (Encyclopedia Britannica Online)

Как же быть тогда нашей стране, состоящей из разнокультурных земель? Ответ таков – Россия должна стать Империей: Союзом Русской Земли и других Земель, находящихся под общим управлением. Соборы можно проводить во всей Русской Земле и во входящих в нее русских землях, а также в нерусских землях, которые захотят воспользоваться этим государственным механизмом. А между Русской Землей и инокультурными Землями в Империи надо добиваться не единомыслия, а согласования интересов.

IV. Народное вече: «Cлушай, дубрава, что лес говорит!»

Современное Вече появилось у нас во времена Перестройки, причем сразу во многих обличьях. Это массовые, 100-200 тысячные демонстрации в столице, после которых политическая обстановка в стране заметно менялась. Это референдумы, выявившие массы людей, солидарных  по какому-либо вопросу. Это СМИ и особенно телевидение, и потому за контроль над ними разгорелась нешуточная борьба. Наконец, настоящим Вече был I Съезд народных депутатов СССР.

Напомним: Вече выражает, что по нраву народу.

Интересно, что к Вече у нас тяготеют представительные органы власти, хотя им навязывают по западному образцу чуждые логосные законодательные функции, в исполнении  которых они выглядят смешно, особенно в сравнении с искушенной бюрократией. Если бы «опущенная» ныне Государственная Дума не отвечала за законы, она могла бы играть действительно выдающуюся роль общенациональ­ной трибуны-митинга. Все выступления депутатов обязательно должны были бы транслироваться по телевидению. В них народ узнавал бы свою жизнь и свое отношение к государству. Тогда и Первому лицу легче было бы эмоционально солидаризоваться с мнением народа. Вече способствовало бы и развитию русской общенародной политической речи, проблески которой сейчас можно слышать во дворах и пивнушках, и от талантливых Жириновского и Черномырдина.

Да и избирать такое Вече станет намного легче. Не надо будет ломать голову над похожими как две капли воды объективками одномандатников, или списками партийных функционеров – и все ради того, чтобы будто бы избрать законодателей, представляющих наши интересы! Вместо этого мы выберем тех, кто нам по-душе, кто верно говорит о наших бедах и надеждах.

В позитивном плане пафосная коммуникация позволяет воодушевить народ на большие дела, например – на долгожданное экономическое и демографическое чудо. В негативном – показывать растущее народное недовольство, которое не искоренить таблицами и графиками. Без Вече государству грозят серьезные неприятности. В народе, что в туче: в грозу все наружу выйдет! – предупреждает нас русская пословица.

Вече – грозное оружие, о чем предупреждает пословица в заголовке этого раздела. Ведь народ – огромный лес, и поэтому дубрава – сильные люди – пасуют перед ним. Но Вече не только грозный, но и опасный институт. Оно относительно легко поддается манипулированию, и потому должно быть поставлено в рамки более легитимным Собором, более разумной Думой, лучше знающей устои страны Школой.

V. Боярская дума: «Без правды боярской царь бога прогневит!»

Мало удостовериться, что государственные действия приняты в обществе, и что они по душе народу – распоряжения властей не должны противоречить законам, а сами законы должны быть разумны, хорошо прописаны и не противоречить друг другу.

Думой мы называем институт логосной коммуникации, обеспечивающий обсуждение правильности ведения государственных дел сведущими и авторитетными людьми. В названии подчеркивается его функция – дума, то есть рассуждение о правильности государственных дел.

Обращение к русскому языку дает нам и представление о правильном устроении этого института. Чья должна быть это Дума? Посмотрим на прилагательные, которые обычно употребляют с упомянутыми институтами коммуникаций: Земский Собор, Народное Вече, Боярская Дума. Не может быть Собора без Земли, Вече без Народа, Думы без Бояр! А вот Государственная Дума есть насилие не только над русской политической культурой, но и над русским языком, – государство, как и другие неодушевленные существительные, думать не может.

Какие же такие Бояре, если разбираться функционально, не заглядывая в исторические книги? Во-первых, они сведущи в государственных делах – иначе зачем нам их дума. Во-вторых, они авторитетны и для Царя, и для людей. Иначе их мнение не представляет мнения страны. В-третьих, у них независимое положение в обществе: важно, чтобы этих людей нельзя было бы "прогнуть". И, наконец, среди них должны быть очень влиятельные люди, без которых все равно невозможно решение важнейших вопросов. Поэтому, хотя боярская Дума и назначается Царем, она отнюдь не состоит из царских прихлебателей! Более того, у этих, сильных, независимых людей есть своя Правда и без нее, согласно русской пословице, Царь не просто совершает ошибки, а гневит Бога! 

В русской традиции Дума не изобретает новые законы, а только развязывает поступающие  «снизу» судебные и административные казусы, являясь одновременно и законодательной властью, и Верховным Судом (как House of Lords в Великобритании). А правом законодательной инициативы обладает Царь: Царь постановил, и Бояре приговорили.

В том, что Дума назначаемая, а не избираемая, никакого антидемократического криминала нет: вспомните, что во всякой современной демократии третья власть – Верховный Суд – есть назначаемый орган, и это не мешает его демократическому функционированию.

Сейчас  у нас представительской законодательной деятельностью у нас занимается Государственная Дума, но как мы знаем, очень не эффективно. Трудно представить себе человека в нашей стране, который скажет: мой депутат одобрил этот налог, и поэтому я буду его платить, мой депутат одобрил этот закон, и поэтому я буду его исполнять. А если она не обеспечивает такой коммуникации с людьми, то зачем она нужна?

Есть интересный пример современного института, который в какой-то момент взял на себя часть функций Боярской Думы – это Госсовет. Создан он был случайно, чтобы чем-то занять губернаторов, выставленных вон из Совета Федерации. Впоследствии родилась идея выносить инициативные предложения на Госсовет, и это процедура оказалась очень эффективной.

VI. Начальная школа: «Что посеешь, то и пожнешь»

Раньше, в традиционном обществе навязывание человеку азбучных истин осуществляли семья, община и Церковь. В современном государстве к ним добавляется Школа, создающую искусственную культурную однородность, необходимую для функционирования современного капиталистического национального государства. Школа также учит общеполезным знаниям и умениям.

Школа – это в первую очередь, конечно, сама школьная система, но не только. Для преподавания азбучных истин нужны их источники. Ими служат общенациональные эталонные институты. Это общенациональные святыни (как Кремль), музеи (как Третьяковская галерея), театры (Большой, Мариинский, Малый), образовательные учреждения (МГУ, Консерватория и некоторые др.), исследовательские институты (Институт Русского языка). Многие из них прежде назывались Императорскими. Теперь их следовало было бы называть президентскими, и возложить на Президента России личную ответственность за их состояние.

Следует подчеркнуть, что наличие эталонных институтов не ограничивает, а, наоборот расширяет реальную свободу творчества. Уверенность нации в сохранности ее основ увеличивает ее терпимость к культурным экспериментам.

Особый класс эталонных институтов составляют конфессиональные учреждения, особенно в отношении соответствующих религиозных общностей.

Эталонные институты – необходимый функциональный элемент всякой современной демократии. В США главным эталонным институтом является Смитсониан – самый большой музейно-исследовательский комплекс в мире. Расположенный в центре Вашингтона по обе стороны Национального проспекта между Конгрессом США и монументом первому президенту, он возглавляется действующими Вице-президентом США и Председателем Верховного Суда США. Его ежегодные расходы составляют около 700 млн. долл., поступающих из разных источников.

Наша школьная система – мощный высококачественный институт. Однако сейчас она недовыполняет свои общественные задачи,  поскольку не сообщает населению азбучных истин в области государственного и общественного устройства. Но это не ее вина. В этой области страна не имеет достаточно плодотворных эталонных институтов, питающих школу. Поэтому в головах современных российских людей царит ералаш, который делает бесконечно сложным любое общенародное обсуждение.

VII. Постскриптум

Что мы теряем, отказываясь от общепринятой, всем знакомой и милой сердцам всех русских западников последних двух-трех веков политической системы?  Ничего не теряем, потому что за 14 лет свободного употребления мы уже от нее отказались. Причем не по идеологическим, а по ежедневным практическим соображениям, – из-за ее неэффективности и неорганичности она превратилась из надежды в посмешище. Не случайно на большей части страны слово «демократ» стало ругательным.

А что мы можем приобрести, используя собственные автохтонные способы коммуникации между властью и населением? Прозрачность политической системы. И это может дать нам ответственность властей и вовлеченность населения в управление страной. Если в западной системе «без поллитры не разберешься», и она удобна лишь веселым и находчивым, то наша система должна быть понятна каждому русскому, как сказки Пушкина или как произведения русской классической литературы.

Но… на стороне западной системы стоит многовековая мыслительная работа, огромный опыт удачного и неудачного внедрения во многих странах мира. Наша система является политическим экспериментом, хотя при внимательном сопоставлении – не очень радикальными. Тем не менее, чтобы не попасть впросак, мы должные проверить ее по всем аналитическим критериям, прилагаемой к западной системе. В частности «сдержки и противовесы» нашей системы должны быть ничем не хуже знаменитых американских «checks & balances». Это – важная аналитическая работа, и лучше заниматься ей сейчас, чем когда наши институты под любыми названиями будут вводиться явочным порядком.

В следующей публикации постараемся дать ответы о русской системе сдержек и противовесов, а заодно объяснить, что, собственно, вынуждает нас «идти  своим путем». Пока адресуем читателей к опубликованной ранее статье «О нормах современной российской государственности».

И последнее: в этой серии публикаций мы сознательно описали самый общий вид русских каналов общественной коммуникации. Не только нам, но и всей стране предстоит напряженно думать о том, какие конкретные институты обеспечат их функционирование.