Владимир Ровдо: Перспективы "бархатной революции" в Беларуси

Победа грузинской демократической оппозиции в конце ноября 2003 года, фактическое повторение в Грузии так называемого "сербского сценария" преодоления автократии 2000 года, побуждает многих исследователей ставить вопрос: не являются ли эти события свидетельством новой приливной волны демократизации в посткоммунистическом мире? И если это действительно так, то на какие еще страны бывшего СССР данный процесс может распространиться? В связи с заседанием Совета министров Союзного государства Белоруссии и России, "Полит.ру" публикует исследование Владимира Ровдо, исполнительного директора Информационно-аналитического центра неправительственных организаций при Международном общественном "Объединении белорусов мира "Бацькаўшчына". Автор размышляет о расстановке политических сил и перспективе революционных изменений в Белоруссии. Статья была опубликована в журнале "Неприкосновенный запас" (2004. №33).

Среди наиболее вероятных претендентов на "бархатную революцию" в ближайшем будущем называют Молдову, где оппозиция смогла консолидироваться и провалить выгодный России вариант урегулирования приднестровской проблемы, и Украину, где в этом году должны состояться президентские выборы. Известно, что вероятность переизбрания Леонида Кучмы на третий срок весьма мала, несмотря на все усилия главы украинского государства найти для этого конституционные лазейки.

Значительно более сложной и запутанной является в этом плане ситуация в Беларуси. В нашей стране в конце этого года также состоятся выборы, правда, не президентские, а парламентские, но шансов на то, что демократическая оппозиция сможет в ходе их хотя бы укрепить свои позиции, не говоря уже об осмысленном использовании здесь "сербско-грузинского сценария", нет никаких. Вместе с тем, специфика авторитарного политического режима в Беларуси, его охранительная направленность, а также ярко выраженное превосходство консерваторов над реформаторами в структурах власти оставляют очень мало возможностей для применения здесь иных форм перехода к демократии, кроме тех, которые были реализованы недавно в Сербии и Грузии.

Другими словами, если в нашей стране в обозримой перспективе и будет предпринята попытка замены режима личной власти Лукашенко на демократию, она с неизбежностью должна будет повторить многие ключевые аспекты модели "бархатной политической революции", или, точнее, "замещения" ("replacement"), как назвал этот феномен американский политолог Сэмюэл Хантингтон[1]. Поэтому сравнительный анализ мирных политических революций в Сербии и Грузии и изучение опыта демократических движений в этих странах представляются весьма актуальной научной и прикладной политической задачей.

Структурные предпосылки демократизации в Беларуси

Прежде всего следует ответить на принципиально важный вопрос: существуют ли объективные возможности перехода к демократии Беларуси, страны, которую многие журналисты и аналитики окрестили "черной дырой" Европы и "последней диктатурой" на континенте? Насколько зрелыми являются структурные предпосылки демократизации в нашей стране, насколько она по этим параметрам отличается от других посткоммунистических государств, например от Сербии и Грузии?

Под структурными предпосылками принято понимать степень модернизированности общества: уровень экономического развития, преобладание индустриального сектора над аграрным, степень урбанизации населения, развитие образования, другими словами, те объективные условия, которые непосредственно не приводят к демократии, но делают ее возможной[2]. Интегральным показателем зрелости структурных предпосылок для перехода к демократии является ВВП на душу населения. Хантингтон считает, что наиболее благоприятными для вступления в фазу демократических преобразований являются условия в государствах со средним уровнем ВВП на душу населения (от $300-$500 до $500-$1000). В странах, находящихся ниже этого уровня, демократизация маловероятна, превышающие же данный уровень государства обычно уже являются демократическими [3].

Конечно, от размера доходов зависит не все. Чрезвычайно важным является наличие разнообразной, сложной и зависимой от внешних связей экономики, которую трудно контролировать авторитарными методами, а также современной социальной структуры. Она предоставляет возможности для идентификации людей не с конкретными группами, такими, как семья, клан, деревня, а с более сложными и неперсонифицированными, такими, как класс и нация.

По этим параметрам Беларусь относится к числу наиболее развитых стран СНГ. В 2002 году показатели валового внутреннего продукта на душу населения здесь, по данным Всемирного банка, составили $1360[4]. Это означает, что Республика Беларусь немного превысила планку уровня экономического развития, открывающего путь демократической трансформации. Белорусская экономика носит открытый (она существенно зависит от экспорта и импорта), но не рыночной характер, что значительно снижает показатели ее эффективности, а в обозримой перспективе грозит обернуться серьезным отставанием от соседних стран. Многие из них уже провели структурную перестройку народного хозяйства и вступают в стадию постиндустриальной модернизации.

Белорусское общество является урбанизированным и достаточно образованным. Более 70% населения живет в городах, а около 11% жителей имеют дипломы о высшем образовании. По данным статистики ООН, Беларусь занимает первое место среди стран СНГ и 53-е в мире по "охвату населения образованием, развитию высшего образования и доступности здравоохранения"[5]. Согласно американскому политическому философу Фрэнсису Фукуяме, "общества среднего класса порождаются всеобщим образованием. Связь между образованием и либеральной демократией часто отмечалась и считается крайне важной"[6].

Таким образом, по перечисленным выше структурным параметрам, за исключением степени развития рыночных отношений, Беларусь опережает и Сербию, которая оказалась в чрезвычайно тяжелом положении из-за постоянных войн и этнических конфликтов в 1990-е годы, и, конечно же, Грузию. По оценкам американских экспертов, за 11 лет нахождения Шеварднадзе у власти это государство превратилось из одной из самых богатых советских республик в одну из наиболее нищих стран региона. 20% грузинского населения, среди них высокообразованные специалисты, оказались вынужденными искать лучшей доли за рубежом. Грузия относится к числу наиболее коррумпированных стран в мире, занимая 124-е место из 133 в международном индексе коррупции за 2003 год[7].

Еще один очень важный объективный показатель, по которому Беларусь опережает и Грузию, и Сербию, и ряд других посткоммунистических стран, - это "слабая выраженность или полное отсутствие межкультурных конфликтов". Роберт Даль считает, что "тенденция к появлению и сохранению демократических политических институтов в большей степени присуща тем странам, которые в культурном отношении достаточно однородны. И, напротив, в странах, где существуют резкие различия и даже противоборство субкультур, появление таких институтов маловероятно"[8]. Согласно последней переписи населения, которая проводилась в 1999 году, Республика Беларусь - это фактически мононациональное государство, 79% жителей которого назвали себя белорусами. Отсутствие в Беларуси серьезных этнических и религиозных конфликтов также является чрезвычайно важной политико-культурной предпосылкой демократии.

Предпосылки демократизации и национализм

Закономерно возникает вопрос: если мы такие развитые, то почему не живем при демократии? Почему переход к народовластию (пусть и нестабильному и гибридному) совершают страны, которые существенно отстают от Беларуси в плане модернизированности, а образованный народ европейского индустриально развитого государства живет под гнетом "колхозного бонапартизма"? Почему, наконец, имея неплохие структурные показатели, белорусы так и не воплотили их в предпосылки, делающие возможной не только нестабильную, но и консолидированную демократию? К ним, согласно Хуану Линцу и Альфреду Степану, относятся такие факторы, как "гражданское общество, политическое общество, правовая культура, функциональная бюрократия (в веберовском значении этого слова), экономическое общество"[9].

По-моему, ответы на эти вопросы следует искать в плоскости культуры. Крайне низкий уровень национального самосознания белорусов отличает их не только от сербов и грузин, но и от всех других народов, по крайней мере европейских. А без развитого чувства национальной идентичности очень сложно, если вообще возможно, артикулировать интересы гражданского общества, найти некий консолидирующий его разнородные части духовный стержень. Как отмечает по этому поводу польский социолог Ядвига Станишкис, "драмой народов, которые были вынуждены жить в советской империи, является то, что национализм здесь выступает не только неизбежным (из-за отсутствия других основ для гражданского общества), но и, в некотором смысле, необходимым, как первый шаг в борьбе общества за свою автономию в его взаимоотношениях с государством"[10].

Национальная идея позволяет политическому обществу достичь нормативного и ценностного консенсуса, избежать конфронтации и борьбы не на жизнь, а на смерть между партиями и движениями: ведь одна и та же национальная идентичность присуща и правым и левым, и радикалам и умеренным. Израильская исследовательница Яэль Тамир подчеркивает, что "национальные связи не обрываются даже в случае крайних разногласий по нормативным вопросам. Поскольку корни единства в национальных сообществах выходят за рамки нормативной сферы, они могут давать пристанище идейному разнообразию и в этом смысле оказываются более плюралистическими, чем те группы, которые поддерживают единство при помощи общих ценностей"[11]. Политический и идейный плюрализм в сообществах, объединенных национальной идентичностью, облегчает процесс демократического строительства, делает его более прочным и стабильным.

Есть серьезные основания согласиться и с грузинским политическим философом Гией Нодиа в том, что национализм является необходимым условием любой подлинной демократизации. "Демократия всегда возникала в определенных сообществах; нигде не было того, чтобы свободные, ничем не связанные и расчетливые индивиды спонтанно собирались вместе для того, чтобы заключить общественный договор ex nihilo. Хотим мы этого или нет, национализм - это та историческая сила, которая создает политические сообщества для демократического правления. "Нация" - это синоним словосочетания "Мы - народ""[12]. Воплощение в жизнь важнейшего демократического принципа - народного суверенитета немыслимо без ответа на вопросы: что представляет собой народ и на какую территорию распространяется его суверенная власть, а это - проблематика национализма.

Конечно, лишь национализм в определенной форме содействует демократизации. Такой национализм принято называть гражданским, а его важнейшими отличительными особенностями являются: предоставление гражданских прав всем жителям государства, независимо от их этнического происхождения, свободная национальная идентификация, признание права граждан на выбор языка и культуры. Национальная принадлежность в таких условиях является делом сознательного выбора индивида, сознательных усилий представителя национального сообщества, которые могут исходить только от свободного человека, имеющего право выбора.

В отличие от гражданского, этнический национализм нетерпим по отношению к правам человека и национальных меньшинств и поэтому с трудом совместим с современной демократией. Он исходит из того, что идентичность индивидов целиком зависит от их существующей объективно этнокультурной принадлежности, а их личная воля будет действительно свободной лишь растворившись в "общей воле" (термин Руссо). Сохранение себя в национальных границах требует от личности не некоего сознательного выбора или творческих усилий, но, скорее, лояльности, преданности и готовности к самопожертвованию.

Национальное движение, в силу этого, сделало акцент на отличительных чертах и преимуществах своей культуры, а в политическом смысле стало не столько освободительным, сколько этатистским, направленным на объединение всех представителей соответствующего этноса под крышей сильного и не обязательно демократического государства.

Ситуация, сложившаяся в начале 1990-х годов в Беларуси, делала возможным эволюцию нашей страны по французскому, а не немецкому пути национального строительства. Главным его фактором выступило независимое государство, границы которого в основном совпадали с границами белорусского этноса. Закон о гражданстве Республики Беларусь предоставлял равные права всем жителям, которые на момент провозглашения суверенитета постоянно проживали на территории государства. В нашей стране отсутствовали сколь-либо влиятельные политические силы, которые выступали бы за ущемление прав национальных меньшинств. Они существовали лишь в воображении некоторых политиков, которые для завоевания и удержания власти, подобно Лукашенко, спекулировали на страхе советских обывателей перед последствиями "белорусского этнического национализма". Последний был невозможен в Беларуси, прежде всего, из-за недостаточного развития такого феномена, который Геллнер называл "волей к принадлежности": национального мифа, создаваемого и укореняемого в массовом сознании интеллигенцией[13].

Другими словами, именно гражданская национальная идея, открывающая путь к демократической трансформации общества, была и остается вполне реальной альтернативой для Беларуси. Поэтому национализм осознавался и осознается как угроза белорусским авторитаризмом, который, в отличие от целого ряда других аналогичных политических режимов, стремится к консервации доставшегося в наследство со времен СССР низкого уровня национального самосознания (воли к принадлежности) народа и расширенному воспроизводству своей главной социальной опоры - денационализированных и советизированных членов общества. Под ними мы понимаем не некие особые социальные группы, но носителей советской культуры в разных общественных стратах. Наверное, важнейшим ее атрибутом, помимо манкуртизма[14], является формирование детских чувств у адресатов - преобладание в сознании взрослых людей чувства полной беспомощности и абсолютной зависимости от государства, а также недоверия и страха по отношению к "другим".

"Белорусский эксперимент", поставленный в эпоху правления Лукашенко, позволяет утверждать, что в обществе должен существовать определенный минимальный уровень гражданского национализма (подобный минимуму экономического развития), без наличия которого очень трудно рассчитывать на успех в деле демократического строительства, особенно на его ранних этапах. Этого можно достичь через целенаправленные усилия гражданского общества, устанавливающего свой контроль над государством и включающего институты социализации для развития культуры титульной нации и культур национальных меньшинств (французский и потенциальный белорусский варианты перехода к демократии).

Другой возможностью является тяжелый и болезненный путь эволюции политических элит от этнокультурного к гражданскому национализму (немецкий и сербско-грузинский варианты строительства демократических институтов).

Данный вывод согласуется с точкой зрения Фрэнсиса Фукуямы, который, несмотря на отстаивание им идеи превосходства универсальной либеральной демократии над партикулярным национализмом, считает, что национализм и либерализм совместимы друг с другом. История знает множество примеров их тесного сотрудничества. "С другой стороны, - подчеркивает философ, - демократия вряд ли возникнет в стране, где национализм или этноцентризм составляющих ее групп настолько велик, что у них нет общего ощущения нации или признания прав друг друга. Поэтому сильное чувство национального единства необходимо должно существовать до появления стабильной демократии, как это было в таких странах, как Великобритания, Соединенные Штаты, Франция, Италия и Германия. Отсутствие такого чувства в Советском Союзе послужило одной из причин, почему стабильная демократия не могла там возникнуть до распада страны на меньшие национальные единицы"[15].

Беларусь, с одной стороны, и Грузия и Сербия, с другой, совершенно по-разному подходят к решению этой фундаментальной для судеб демократии проблемы. Особенно интересно сравнить позиции по этому вопросу двух соратников по борьбе с "империализмом" и "либеральным терроризмом" - Милошевича и Лукашенко: они диаметрально противоположны. Если первый предавал анафеме титовскую ("интернационалистскую") Югославию, рассматривая ее как "тюрьму для сербов"; то второй называет времена БССР лучшим периодом в истории белорусского народа[16]. Если Милошевич в угоду великосербской идее мог идти на раскол собственного народа на "подлинных сербов", которые с оружием в руках сражались за национальные интересы в Боснии и Косово, и так называемых денационализированных "srbjanci", то для второго раскольниками становились белорусы, которые осмеливались думать о возрождении национальной истории и языка [17]. Они тем самым "вбивали клин" между братскими белорусским и русским народами.

Из подобных противоположных позиций следовали и противоположные идейные и политические выходы. Сербские элиты, поскольку фундаментом их подхода был этнический национализм, нашли в себе силы отказаться от него, как несовместимого с либерализмом и демократией духовного феномена, перейти на позиции умеренного гражданского национализма, став на точку зрения Воислава Коштуницы, который на одном из предвыборных митингов в 2000 году заявил, "что можно быть националистом и не презирать при этом другие народы". Те же, кто такую эволюцию не проделал, оказались в положении политических маргиналов, подобных Воиславу Шешелю. Похожую эволюцию осуществляет в настоящее время Михаил Саакашвили в Грузии.

В Беларуси политические элиты попали в иную ситуацию. Они поневоле стали продолжателями позднесоветских традиций. Этот духовный проект изначально представлял собой искусственную солянку, собранную из лозунгов интернационализма, социальных идей и радикального мессианства для утилитарных целей коммунистических вождей. После краха Советского Союза в большинстве стран посткоммунистического мира с ним довольно легко расстались. В Беларуси этого не произошло потому, что заменить советскую традицию поначалу было нечем из-за слабости национальной идентичности белорусов. А затем новый белорусский лидер вошел во вкус и осознал, что при определенной модернизации и доработке "советизм" в его белорусском варианте вполне сгодится и для утилитарных целей президента.

И все же в данном случае Александр Лукашенко допустил серьезную ошибку, которая может стать для него роковой. Во-первых, как уже отмечалось выше, советские традиции ушли в небытие в подавляющем большинстве стран, где они когда-то были в ходу. Во-вторых, повысить легитимность власти президента внутри страны, которая тесно связана с быстро меняющимся миром, с помощью пусть и модернизированной, но все равно исторической ветоши представляется все менее и менее возможным. В-третьих, от "белорусского советизма" нет пути отступления к цивилизованному гражданскому национализму, совместимому с демократией. Другими словами, эта позиция обрекает политика, ее занимающего, на перманентную маргинальность.

Считать, что с помощью обновленного советского традиционализма можно выразить истинную белорусскую идентичность, значит быть слишком невысокого мнения о своем народе, думая, что белорусы - это и есть "homo sovieticus", сохранившийся у нас в чистом виде. Безусловно, в традициях белорусского народа есть некоторые черты, на которых спекулирует Лукашенко, но вряд ли белорусы при всей их "умеренности" и "толерантности" с энтузиазмом бросятся защищать "силы патриотической направленности со всего нашего Отечества" от "неолиберального террора" во имя реализации великой миссии Беларуси, как нового "духовного лидера восточно-европейской цивилизации", как гласит лукашенковская государственная идеология[18]. Это - явный перебор. Концепция советской идентичности, которая якобы тождественна белорусской национальной идентичности, вряд ли поддается какой-либо рациональной коррекции. Она доказала свою дисфункциональность и нуждается в полной замене.

"Слабости сильной власти" в Беларуси
и возможные формы перехода к демократии

Тупиковая ситуация, в которой оказалась элита власти в Беларуси, проявляется в том, что сделанный ею выбор в пользу реставрации и развития советских ценностей на белорусской почве может быть отменен только с устранением этой элиты. Сама она не способна к отказу от данного выбора и переходу к иной парадигме развития для Беларуси. Это объясняется не только происхождением правящей элиты. Лукашенко и его окружение - это аутсайдеры бывшей советской системы, выходцы из наиболее советизированной и пророссийски настроенной Восточной Беларуси.

Cоциальная база поддержки правящего режима состоит из наименее образованных граждан, жителей сельских районов и небольших городов, людей пожилого возраста, то есть всех тех, кто опасается перемен и хотел бы сохранить более привычный им старый порядок. И, наоборот, наименьшую поддержку Лукашенко получает от людей с высшим и средним специальным образованием, жителей столицы и больших городов, людей молодого и среднего возраста.

Такой социальный портрет приверженцев и противников рыночно-демократических преобразований является общим для целого ряда посткоммунистических государств, а не специфически белорусским явлением. Однако то обстоятельство, что данные группы населения составляют основной оплот режима, означает, что сам этот режим обращен в прошлое. Неизбежное участие Беларуси в процессах постиндустриальной модернизации подрывает основы диктатуры в нашей стране, потому что ежедневно и ежечасно воспроизводит именно те социальные группы, которые заинтересованы в развитии рыночной экономики, политической демократии, интеграции Беларуси в сообщество цивилизованных европейских народов. В долгосрочной перспективе консервативный персоналистский режим в Беларуси обречен.

Ярко выраженная особенность нашей страны заключается в том, что ее лидер в своем политическом курсе ориентирован на отчетливый социальный популизм. Японский исследователь Кимитака Мацузато совершенно справедливо назвал Беларусь "островом популизма в океане клановой политики"[19]. Популизм одновременно создает и преимущества и проблемы для Лукашенко. Он позволяет руководителю иметь значительную внутреннюю легитимность, концентрировать в своих руках все нити власти, жестко контролировать бюрократию, отдавая неугодных руководителей "на растерзание" толпы. Оборотной и неудобной стороной популизма является то, что эта политика загоняет руководителя государства в довольно жесткие рамки, делая невозможным для него выбор непопулярных, но жизненно необходимых решений, например для оздоровления экономики. Любой популизм имеет ограниченные резервы, с течением времени они истощаются. Это неизбежно отражается на популярности и политических перспективах бывшего народного любимца.

Ответ на вопрос, как осуществляется демократизация, зависит от детального анализа трех групп cоотношений сил: между властью и оппозицией в обществе, между реформаторами и консерваторами в правительстве, между умеренными и экстремистскими группами в оппозиции. Эти виды отношений, так или иначе, проявляют себя во всех переходных странах.

Совокупность уже рассмотренных факторов (происхождение элиты власти, социальная база ее поддержки и стратегия социального популизма) почти целиком исключает такую возможность, как радикальное изменение направленности политического курса Беларуси сверху самим президентом, переход Лукашенко к политике экономических и политических реформ, постепенная демократизация политического режима. Эта модель перехода к демократии в научной литературе называется "трансформацией" или "реформами сверху"[20].

Трансформация Беларуси сверху невозможна еще и потому, что из требуемых для нее условий (власть должна быть сильнее оппозиции, реформаторы должны доминировать в структурах власти, а умеренные оппозиционеры преобладать над радикальными) в нашей стране отсутствует ключевое: значительный реформаторский потенциал самой власти, который для успешной демократизации должен постоянно расти за счет освобождения правительства от политиков-ретроградов и постепенной замены их умеренными выходцами из оппозиции. Лукашенко осуществляет прямо противоположный процесс. Он может избавляться от любого мало-мальски реформаторски мыслящего члена правительства или представителя вертикали на местах в силу того, что в нашей стране чрезвычайно низкой является степень автономии чиновников любого уровня. В отличие от Грузии при Шеварднадзе, в Беларуси при Лукашенко нет "медвежьих углов" и "феодальных вотчин". Всюду простирается длань президента и его "опричников".

Смешанная форма представляет собой согласованный между властью и оппозицией вариант перехода к демократии. Она требует баланса сил между сторонниками и противниками режима, преобладания в обществе умеренных, способных к компромиссам политиков. В Беларуси отсутствуют и паритет сил власти и оппозиции, побуждающий стороны к началу переговорного процесса, и "договороспособность" правительства. Поэтому данная форма, пока власть находится в руках Лукашенко, а оппозиция является слабой и расколотой, наименее вероятна. Но она может быть востребована в случае смены существующей власти в результате номенклатурного переворота и смены формы авторитаризма. Новая власть может сесть за стол переговоров с демократической оппозицией, если та будет представлять собой реальную политическую силу, способную влиять на общество и сдерживать правительство.

"Бархатные" политические революции, которые мы рассматривали в начале статьи, являются одним из вариантов такой достаточно распространенной в современном мире формы демократизации, как "замещение". Оно представляет собой быстрый процесс перехода власти из рук диктаторских сил в руки демократов и предполагает, что оппозиция существенно превосходит власть в момент политического кризиса, когда та теряет общественное доверие и становится нелегитимной, что консерваторы в правительстве доминируют над реформаторами, а умеренные оппозиционеры, выступающие единым фронтом с радикалами на этапе смены власти, окажутся сильнее их на этапе консолидации демократии.

В настоящее время в Беларуси присутствует только один фактор, содействующий замещению: консерваторы полностью контролируют структуры власти. Последняя преобладает над очень слабой оппозицией, в которой нет единства, хотя умеренные демократы и преобладают над радикальными противниками народовластия. Тем не менее именно замещение, несмотря на всю кажущуюся фантастичность такого сценария, на мой взгляд, является наиболее вероятной формой преодоления режима личной власти в Беларуси. Это можно объяснить несколькими причинами.

Как свидетельствует политическая статистика, режимы, подобные лукашенковскому, обычно преодолеваются именно через замещение. Поскольку они не склонны к проведению реформаторской политики и обсуждению за столом переговоров вместе со своими оппонентами сценария реформ, у общества на каком-то этапе просто не остается выбора, кроме как совершать "бархатную революцию".

Согласно Хантингтону, в ходе третьей глобальной волны демократизации (середина 70-х - начало 90-х годов ХХ века) семь диктатур были преодолены через замещение (Португалия, Греция, Аргентина, Филиппины, ГДР, Чехословакия, Румыния)[21]. В конце 1990-х - начале 2000-х годов к этому перечню добавились Словакия, Хорватия, Сербия, Грузия. Наиболее часто замещению подвергаются режимы личной власти (7 случаев), на втором месте находятся однопартийные диктатуры (2 случая) и, наконец, военные режимы (2 случая).

В условиях любого персоналистского режима изменение баланса сил - это скрытый от глаз наблюдателей процесс. В белорусском обществе, по данным Независимого института социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ), за 2002 год прожективный электоральный рейтинг Лукашенко снизился в два раза. В течение первой половины прошлого года рейтинг президента находился на отметке 25-27%. Однако осенью он снова подрос до 32%[22]. Учитывая неизбежность сокращения многих социальных программ в современной Беларуси в связи с убыванием резервов социал-популизма (ограничением помощи со стороны России, ростом цен на энергоресурсы, ростом коммунальных платежей), антипрезидентские настроения в общественном сознании будут только нарастать.

Самой большой проблемой противников режима личной власти в Беларуси является то, что они до сих пор не смогли сформулировать и предложить обществу популярную программную и персональную альтернативу Лукашенко. Поэтому снижение поддержки президенту не сопровождается ростом популярности его оппонентов. Согласно опросу НИСЭПИ в сентябре 2003 года, 56% респондентов заявили, что на следующих президентских выборах они готовы проголосовать за политика, который мог бы успешно конкурировать с Лукашенко (только 24% ответили, что поддержат действующего президента, а 19% затруднились ответить на этот вопрос). Вместе с тем, 83% респондентов заявили, что не знают человека, способного успешно конкурировать с Лукашенко. Оппозиционным политическим партиям доверяет только 18% опрошенных. Все это свидетельствует о том, что "ожидание альтернативы становится доминирующей политической установкой белорусов"[23].

Если сравнить эту ситуацию с той, что существовала в Сербии 2000 года и Грузии 2003 года, то следует сказать, что наша страна медленно, но верно приближается к "сербской модели", но далека еще от "грузинской". В Грузии, как известно, режим Шеварднадзе не пользовался сколь-либо значительной поддержкой в обществе (люди устали от почти тридцатилетнего правления "Шеви"), что облегчило его оппонентам решение задачи мобилизации почти всего протестного электората.

В Сербии за год до выборов 2000 года 55% респондентов не хотели видеть во власти представителей правящей коалиции (24% ее поддерживали), сторонники всей демократической оппозиции получали примерно 40% поддержки (26% составляли ее противники)[24]. В персональном плане рейтинг Милошевича был почти равен тогдашнему рейтингу наиболее популярного политика из лагеря оппозиции, тогда им был Зоран Джинджич. Что же касается рейтинга будущего победителя президентских выборов - Воислава Коштуницы, то его электорат в то время не превышал 5%[25]. В Беларуси в настоящее время наиболее популярный оппозиционный политик - генерал Валерий Фролов из депутатской группы "Республика" - имеет рейтинг 18% и в ситуации жесткого выбора уступает Лукашенко в два раза. Правда, до президентских выборов осталось еще два с половиной года.

Эти цифры свидетельствуют о том, что режим Лукашенко догнал режим Милошевича по степени непопулярности, но белорусская оппозиция все еще уступает сербской по уровню своей общественной поддержки. Если оставить в стороне рассуждения о крайне тяжелых условиях, в которых приходится действовать противникам Лукашенко (по степени жесткости югославский режим в последний период его существования мало чем отличался от белорусского), тогда важнейшими причинами, объясняющими нынешнее неблестящее положение белорусской оппозиции, на мой взгляд, являются следующие.

Субъективный фактор вероятной "бархатной революции" в Беларуси

Во второй половине 1990-х годов - начале 2000-х мы стали свидетелями довольно странного явления. С одной стороны, политический режим с каждым годом становился все более и более жестким, ориентированным не на модернизацию, а на консервацию сложившихся общественных отношений. Такие режимы обычно не нуждаются в партийной системе, потому что заинтересованы в демобилизации политического участия и деполитизации общественного сознания с помощью репрессий, контроля над СМИ, массовых развлекательных мероприятий, "чарки и шкварки" и тому подобного. В Беларуси, например, в отличие от дореволюционных Сербии и Грузии, нет партии власти.

С другой стороны, на оппозиционном фланге шел бурный процесс партийного строительства и размежевания. Он привел к тому, что на сегодняшний день у нас действует две национал-демократические партии, две либеральные (одна из которых по большому счету не является ни либеральной, ни оппозиционной), четыре социал-демократические, две женские, две экологические, две коммунистические (одна из них находится в оппозиции к Лукашенко, а вторая - пропрезидентская). Политические партии демократической ориентации, которые вышли из массового национал-демократического движения БНФ "Адраджэньне" в первой половине 1990-х годов, оказались в новой ситуации. Они создавались как институты демократии, современные партии парламентского типа, организации, которые используют классические европейские идеологии, структуры, которые могли бы при изменении избирательного законодательства и введении элементов пропорциональной системы рассчитывать на заметное представительство в парламенте. Но Лукашенко лишил их той политической среды, к деятельности в которой они готовились. Нужно было разрабатывать новую стратегию борьбы, что, к сожалению, так и не было сделано.

Белорусские партии являются наряду с неправительственными организациями элементами весьма узкого и элитарного гражданского общества, но они не смогли пока что сформировать политическое общество, которое в Беларуси существует в потенциальной, но не актуальной форме. Политические партии были вытеснены правительством Лукашенко в сектор НПО, который, как известно, не ведет борьбу за власть, но лишь оказывает на нее влияние. Для многих партий правозащитная деятельность, популяризация белорусской культуры, гражданское образование стали чуть ли не более важным занятием, чем реальное соперничество с авторитарным режимом за власть.

Это среди прочих причин повлияло на замыкание партий на самих себя, на отрыв их от белорусских граждан, создание самодостаточного "параллельного общества" со своей символикой, своими праздниками, своим языком, своими газетами и журналами, своим парламентом, которым в конце 1990-х годов стала часть депутатского корпуса Верховного Совета XIII созыва, отказавшаяся пойти в отставку в 1996 году после незаконного конституционного референдума, своим теневым кабинетом министров и так далее. Кульминацией данного процесса стали так называемые "виртуальные президентские выборы", которые оппозиция провела в 1999 году, когда истек срок полномочий Лукашенко в соответствии с Конституцией 1994 года. Наиболее печальным фактом в той истории было то, что оппозиционный центризбирком пошел на сознательное завышение явки, которая, по его данным, составила 54%. На самом деле в "виртуальных выборах" принимало участие не более 5% избирателей.

В этом же ряду находятся и две кампании бойкота: местных выборов 1999 года и парламентских выборов 2000 года. Можно согласиться с основными доводами организаторов этих кампаний, а они стремились благодаря бойкоту добиться делегитимации режима Лукашенко и его представительных органов власти, но на деле эти цели не были достигнуты. Себя же оппозиция оградила от крайне необходимых ей контактов с избирателями и практического обучения команд перед главным соревнованием политического сезона - президентскими выборами 2001 года. В этой связи уместно напомнить, что сербские демократы сумели использовать местные выборы 1997 года для укрепления своих позиций в Белграде и ряде других городов страны и мобилизации сторонников на многотысячные массовые акции. Спустя год после кампании, отстоявшей победу демократических сил на выборах, в Белграде появилась и знаменитая организация "Отпор".

Еще одной проблемой белорусской оппозиции является ее неумение использовать разнообразные тактические элементы из арсенала политической борьбы. Опыт Сербии, Хорватии, Словакии, а теперь и Грузии свидетельствует, что наибольшие плоды приносит сочетание электоральных методов с ненасильственными массовыми акциями избирательной и мобилизационной кампаний. Только такое сочетание в состоянии превратить выборы, которые организует авторитарный режим, в "ошеломляющие" для него, то есть приводящие власть или к поражению, или к существенному ослаблению ее позиций

[26].

В Беларуси после конституционного переворота 1996 года оппозиция избрала основной формой борьбы массовые акции, которые жестоко подавлялись режимом. До 2001 года они фактически не сопровождались электоральными формами политического участия. Перед президентскими выборами уличные акции резко пошли на убыль. Энергия их участников была растрачена в предшествующий период, а сами акции просто надоели людям, потому что не ставили перед собой конкретных целей, а представляли скорее демонстрацию присутствия оппозиции в обществе в привязке к памятным датам: Дню Конституции, Дню провозглашения Белорусской Народной Республики в 1918 году, очередной годовщине аварии на Чернобыльской АЭС, Дню Независимости, Дню белорусской военной славы, Дню поминовения усопших "Дзяды" и так далее.

После поражения на президентских выборах 2001 года акценты были переставлены кардинальным образом. Теперь главной задачей демократических сил стало участие в выборах при негласном отказе от массовых акций. После 2001 года можно вспомнить только одно действительно массовое шествие в Минске, да и то его никто не организовывал. Это участие в похоронах народного писателя Беларуси Василя Быкова 25 июня 2003 года. Тем самым оппозиция совершила очередную ошибку, потому что с помощью только избирательных технологий режим Лукашенко победить невозможно. Беларуси необходимы свои аналоги ненасильственных кампаний "Готов Jе" и "Kmara". Только таким образом можно "продемонстрировать" перевес сил в пользу оппозиции деполитизированным обывателям, сорвать фальсификации итогов голосования руководством избирательных комиссий, повлиять на чиновников, предотвратить применение силы против мирных демонстрантов.

В этом смысле наиболее поучителен опыт Грузии. За полтора года оппозиционные силы этой страны создали единую массовую организацию "Национальное движение", численность которой быстро достигла 20 000. Михаил Саакашвили (лидер организации, а ныне президент Грузии) и Зураб Жвания (бывший спикер парламента) договорились с сербскими демократами об организации тренингов по политическим технологиям для 1500 членов движения. В апреле 2003 года возникла молодежная группа "Kmara" ("Хватит"), которая успешно применила на грузинской почве многие идеи кампании сопротивления сербского "Отпора". За три недели политической борьбы в ноябре прошлого года, благодаря колоссальным организационным усилиям, дисциплине и тому, что "каждый участник событий знал, что он должен делать", ненасильственная "Революция роз" в Грузии одержала победу[27].

В Беларуси также есть демократические организации, хорошо знакомые и с сербским и со словацким опытом (в 1998 году неправительственные организации Словакии провели успешную мобилизационную кампанию "OK"98"), у нас есть и собственный позитивный и негативный опыт участия в ненасильственных массовых акциях, существуют молодежные организации "Молодой фронт" и "Зубр", которые не один год ведут упорные "уличные бои" с авторитарным режимом. Единственное, чего нет пока в Беларуси и что, несомненно, присутствовало в Грузии и в Сербии, - это координация усилий организаторов акций, встроенность кампании ненасильственного сопротивления в общую стратегию оппозиции. Дефицит данных факторов и стал одной из главных причин поражения белорусских демократов на президентских выборах 2001 года.

В Беларуси остро ощущается отсутствие системной совместной деятельности белорусских оппозиционных политиков и независимых аналитиков. В нашей стране так и не возникло аналогов таких влиятельных центров, как "G-17" в бывшей Югославии или Институт свободы в Грузии, которые планомерно и целенаправленно работали с оппозиционными организациями, оставаясь при этом независимыми от них и свободными для любой конструктивной критики.

Несмотря на низкий рейтинг оппозиционных политических партий, пока еще существует шанс улучшить имидж белорусской оппозиции в целом. Консолидация оппозиции и выдвижение ею привлекательной альтернативы - это задача, зависящая от знаний и воли, то есть относящаяся к сфере субъективного, а не объективного. Она побуждает демократов к активности, а не к выжиданию и приспособлению к условиям, которые задает авторитарная власть.

Справедливости ради следует сказать, что за последний период оппозиционными политическими партиями проделана значительная работа, которая позволяет говорить о шансах демократических сил на успех в будущем со сдержанным оптимизмом. Прежде всего, начиная с 2001 года возобновилась работа оппозиции с реальным белорусским обществом. Большинству политиков демократической ориентации удалось преодолеть очень опасный синдром виртуализации оппозиционной деятельности, существования в узком кругу соратников и единомышленников, который не имеет ничего общего с большим миром реальной политики.

Демократическим партиям удалось не допустить раскола по культурным параметрам на белорусскоязычные и русскоязычные организации, что, наверное, стало бы последним похоронным аккордом для оппозиции в целом. Правда, главная заслуга в этом принадлежит не самим демократическим партиям и организациям, а Лукашенко. Нетерпимость президента к любому инакомыслию и ориентация властей на устранение всех оппонентов сплачивают даже непримиримых противников.

Наконец, после очередного поражения, на сей раз на местных выборах 2003 года, в которых оппозиционные партии участвовали независимо друг от друга и получили вместе порядка 0,7% процентов (174 депутатских места из 24 000), начался долгожданный процесс коалиционного строительства. Летом прошлого года возникло объединение пяти политических партий (Объединенная гражданская партия, партия Белорусский народный фронт, Белорусская социал-демократическая грамада, Партия труда и Партия коммунистов белорусская), которые подписали соглашение с депутатской группой "Республика" и некоторыми минскими и региональными неправительственными организациями для координации усилий по подготовке к парламентским выборам. Сейчас оно известно под названием "Народная коалиция "5+"". Осенью с инициативой сформировать Европейскую коалицию "За свободную Беларусь" выступили Белорусская социал-демократическая партия - народная грамада, Женская партия "Надзея" и 22 неправительственные организации и движения, в числе которых оказалась и хорошо известная гражданская инициатива "Хартия-97". В январе 2004 года сформировался и третий центр притяжения - объединение "Молодая Беларусь", которое открыто для молодых кандидатов в депутаты парламента от разных демократических партий и организаций. Основу этой коалиции составил "разведшийся" с БНФ "Молодой фронт".

Процесс объединения и координации усилий со стороны белорусской оппозиции можно только приветствовать. Однако он будет иметь успех только в том случае, если достигнет логического завершения. Три центра притяжения оппозиционных сил для нашей страны - это слишком много. Опыт последних парламентских выборов в России должен стать уроком для белорусских демократов. Если они хотят добиться политического успеха, нужно немедленно наладить диалог между "Пятеркой +", Европейской и Молодежной коалициями для формирования единого антидиктаторского движения.

В оппозиционной прессе можно встретить рассуждения о том, что слишком разные политические силы объединились в "Пятерку", что это плохо, что мировой опыт свидетельствует, что не бывает устойчивых коалиций, в которые входят либералы, с одной стороны, и коммунисты - с другой. С такой точкой зрения невозможно согласиться. Данные сравнительного анализа перехода к демократии таких разных стран, как Португалия, Филиппины, Чили, Южная Корея, Южная Африка, Болгария и Югославия, свидетельствуют, что демократические силы добивались успеха только там, где им удавалось сформировать максимально широкие "зонтичные структуры", а их политические лидеры не забывали слова выдающегося американского политолога Габриэля Алмонда о том, что "великие лидеры - это великие строители коалиций". Это важно для того, чтобы иметь возможность работать с разнородными социальными группами, мобилизуя их на общую борьбу с режимом.

Как это ни кажется парадоксальным, единая коалиция демократических сил в Беларуси (если такая возникнет), несмотря на то что она создается перед парламентскими выборами и для участия в них, добьется успеха только в том случае, если будет рассматривать выборы и избирательную кампанию как этап другой, более значимой кампании замещения диктатуры личной власти в нашей стране. Добиться успеха, ориентируясь только на электоральную борьбу, электоральные технологии, в авторитарной Беларуси невозможно. Если даже в значительно дальше продвинувшейся по пути реформирования экономики и политической системы России власть смогла, задействовав административный ресурс, не допустить в Думу правую оппозицию и в два раза сократить представительство левой, то что говорить о Беларуси? Здесь чиновниками давно уже отработаны технологии, как достичь запланированных президентом показателей во время любых избирательных кампаний.

Другими словами, для будущей единой коалиции демократических сил участие в предстоящих парламентских выборах должно рассматриваться не как цель, а как средство для достижения другой, более важной цели, как один из этапов на пути к окончательной победе. Оппозиции следует участвовать в выборах, даже самых недемократических, потому что это один из очень важных каналов политической коммуникации с населением. Они позволяют сформировать команду кандидатов, выработать альтернативу политическому курсу президента, популярно изложить свою программу и довести ее до избирателей, завоевать доверие со стороны рядовых граждан, отработать механизмы мобилизации сторонников, определить круг лиц, которые могут стать потенциальными претендентами на пост единого кандидата от демократических сил на очередных или внеочередных президентских выборах.

Но эта стратегия принесет успех только тогда, когда удастся избирательную борьбу дополнить методами мобилизации демократически настроенных граждан, продуманной стратегией реализации ненасильственных массовых действий, акциями по "защите победы". Ни одной оппозиционной партии или коалиции в современной Беларуси самостоятельно это сделать не под силу.

Таким образом, оценивая перспективы "бархатной" политической революции в Беларуси, можно сделать вывод о том, что, несмотря на наличие целого ряда благоприятных факторов внутреннего и внешнего характера (к последним следует отнести усиливающуюся с каждым днем международную изоляцию режима), рассчитывать на скорое повторение "сербско-грузинского" сценария в нашей стране не приходится. Если сравнивать объективные условия, существующие в Беларуси для реализации сценария "бархатной революции", с субъективными факторами, мы вынуждены констатировать наличие серьезного разрыва. Объективные условия созрели, многие - перезрели, но готовность конкретных сил к политической борьбе, реализации осмысленной стратегии преодоления авторитаризма оставляют желать лучшего. Без преодоления этого разрыва за то время, которое осталось до президентских выборов 2006 года, рассчитывать на замену авторитарного режима в Беларуси на демократический в обозримой перспективе не приходится.

Справки

В "НАРОДНУЮ КОАЛИЦИЮ "ПЯТЕРКА+"" входят:

Объединенная гражданская партия (ОГП).

Возникла на учредительном съезде в октябре 1995 года, на котором произошло объединение двух политических организаций: Объединенной демократической партии Беларуси (во главе с Александром Добровольским) и Гражданской партии (во главе с Василием Шлындиковым). В настоящее время лидером партии является Анатолий Лебедько.

Партия отстаивает либеральные принципы: неотчуждаемость прав человека; право на частную собственность как гарантию личных свобод; свободное и конкурентное предпринимательство; демократическое устройство политической системы; надэтнический характер белорусского государства, которое должно "равно служить всем своим гражданам, независимо от национальности, вероисповедания и убеждений". Одновременно партия исповедует такие консервативные идеи, как "непреходящее значение семьи, бережное отношение к лучшим традициям". Поэтому некоторые представители руководства ОГП считают свою организацию либерально-консервативной.

Наибольшего успеха партия добилась на довыборах в Верховный Совет XIII созыва (1995 -1996) в конце 1995 года, когда провела в парламент 9 своих представителей. В Верховном Совете к ним присоединились другие депутаты, что позволило сформировать либеральную фракцию "Гражданское действие" из 18 депутатов. По данным на конец 2003 года, рейтинг ОГП составлял 4,2%. В Палате представителей нынешнего созыва есть 2 депутата, которые шли на выборы как представители ОГП, но вынуждены были приостановить свое членство в ней, так как партия в 2000 году поддержала стратегию бойкота парламентских выборов.

Партия Белорусского народного фронта (БНФ).

В нынешнем виде была создана в декабре 1999 года на учредительном съезде. Эта партия возникла после раскола крупнейшей оппозиционной организации страны - Белорусского народного фронта - на VI съезде летом 1999 года на сторонников основателя партии и движения Зенона Позняка, который с 1996 года находится в эмиграции, и приверженцев политика-прагматика "новой волны" Винцука Вечёрко. Последний является лидером обновленной партии БНФ. Зенон Позняк возглавил новую политическую организацию "Консервативно-христианская партия БНФ" (КХП-БНФ).

Партия БНФ придерживается национально-демократических взглядов и убеждений. В новой программе Фронта, принятой в конце 2002 года, указывается, что "главными ценностями для партии являются свобода личности и ее достоинство". Либеральные идеи БНФ пытается совместить с национальными: верностью "культурным традициям белорусского народа, исторической памяти, белорусскому языку". Партия выступает за демократическое переустройство Беларуси, подчинение политики моральным нормам, вступление Беларуси в ЕС и НАТО. Партия БНФ выступает за смену формы правления: введение в Беларуси парламентской республики.

Нынешняя партия БНФ заявляет о себе как о правопреемнице массового народного движения "БНФ-Адраджэньне", созданного на учредительном съезде в Вильнюсе в 1989 году. Это была первая некоммунистическая организация постсоветской эпохи, которая в 1993 году стала одновременно и партией. В Верховном Совете XII созыва (1990-1995 годы) существовала фракция "Оппозиция БНФ", которая в разные периоды насчитывала до 40 депутатов. Пик популярности Фронта приходится на 1992 год, когда движение собрало около полумиллиона подписей за роспуск Верховного Совета и проведение досрочных выборов. Фронт выступал главной силой, организовывавшей многотысячные массовые акции протеста против диктатуры Лукашенко во второй половине 1990-х годов. После раскола 1999 года рейтинг БНФ резко пошел на спад. По данным на конец 2003 года, партию БНФ поддерживает только 2,5% респондентов (рейтинг КХП-БНФ и того ниже - 1,8%).

Белорусская социал-демократическая грамада (БСДГ).

Партия была создана в феврале 1998 года на учредительном съезде представителями БСДГ, которые отказались вступить в объединение двух социал-демократических организаций (Партии народного согласия и Белорусской социал-демократической грамады) в 1996 году, и представителями небольшой Национал-демократической партии. Лидером партии является Станислав Шушкевич - бывший спикер Верховного Совета XII созыва (1991-1994).

Программа партии, принятая на съезде в 1999, году говорит о том, что партия разделяет идеи международной социал-демократии и стремится построить в Беларуси "свободное, демократическое и солидарное общество [...] БСДГ отстаивает права и свободы человека, защищает интересы каждого трудящегося, стоит на позициях ненасильственного разрешения общественных проблем, возрождения национального самосознания, борется за независимость белорусского государства". В экономической сфере она выступает за развитие многоукладной экономики.

Партия считает себя законной правопреемницей Белорусской социал-демократической грамады, созданной в марте 1991 года Михасем Ткачевым и существовавшей до объединения с ПНС в 1996 году. В Верховном Совете XII созыва (1990-1995 годы) существовала фракция грамады из 15 депутатов. Сейчас партия не имеет былого влияния. По данным социологических опросов НИСЭПИ, БСДГ поддерживает не более 3,3% респондентов.

Белорусская партия труда (БПТ). Партия была создана на учредительном конгрессе в ноябре 1993 года. Во главе организации стоит профсоюзный активист Александр Бухвостов. Партия разделяет основные идеи социал-демократического и лейбористского движения. В программе, принятой на съезде в 1996 году, говорится, что эта политическая организация выступает за многоукладную экономику, защиту прав трудящихся, рациональное природопользование, демократическую политическую систему. Партия ориентирована на сотрудничество с профсоюзами, кооперативами, структурами самоуправления. БПТ выступает за более тесное сотрудничество Беларуси с Россией, Украиной, Казахстаном, другими странами СНГ. Партия не отметилась какими-либо серьезными достижениями в политической области. Рейтинг ее поддержки, по данным НИСЭПИ, составляет 2,1%.

Партия коммунистов белорусская (ПКБ).

Партия была основана на учредительном съезде в декабре 1991 года. Учредителями ее выступили некоторые члены КПБ, запрещенной в Беларуси после августовского путча. ПКБ зарегистрирована в мае 1992 года. В настоящее время руководителем партии является Сергей Калякин.

Партия проделала серьезную эволюцию. В программе 1999 года говорится, что в политической области ПКБ выступает против президентской республики, за восстановление власти Советов, упрочение правовых основ государственной независимости, хотя конечной целью своей борьбы видит восстановление СССР. В социально-экономической области партия признает многоукладную экономику и частную собственность на переходный период. Она считает политический режим Лукашенко диктатурой нарождающейся буржуазии.

В 1993 году в ее ряды влилась вновь разрешенная КПБ. В 1994 году, несмотря на решение съезда, направленное против введения в Беларуси поста президента, коммунисты выдвинули своего кандидата на выборах - Василия Новикова, который занял последнее место, набрав 4% голосов. Зато коммунисты успешно выступили на парламентских выборах 1995 года, сформировав в Верховном Совете XIII созыва фракцию из 45 депутатов. В 1996 году руководство ПКБ осудило так называемый конституционный референдум и президентский вариант Конституции. Многие депутаты-коммунисты поставили свои подписи под требованием объявить импичмент Лукашенко. В партии произошел раскол на противников и сторонников действующего президента. Последние восстановили в ноябре 1996 года Коммунистическую партию Беларуси (КПБ) во главе с Виктором Чикиным (сейчас лидером является Валерий Захарченко).

После раскола у ПКБ наметились серьезные трудности. Она не провела ни одного депутата в парламент в 2000 году, кандидат в президенты от коммунистов-реформаторов не смог собрать необходимого количества подписей для выдвижения своей кандидатуры во время президентских выборов в 2001 году. Зато ПКБ выступила лучше других оппозиционных партий на местных выборах 2003 года. Рейтинг поддержки партии, по данным НИСЭПИ, составляет 5,2%.

В "ЕВРОПЕЙСКУЮ КОАЛИЦИЮ "ЗА СВОБОДНУЮ БЕЛАРУСЬ"" входят:

Белорусская социал-демократическая партия (Народная грамада) (БСДП НГ).

Партия была учреждена в июне 1996 года на объединительном съезде двух политических организаций социал-демократического толка: Белорусской социал-демократической грамады и Партии народного согласия. Лидером партии является Николай Статкевич.

Партия заявляет о своей приверженности идеалам "демократического социализма". БСДП (НГ) выступает за приоритет прав и свобод человека, демократию, независимость Беларуси, многоукладную социальную и экологическую рыночную экономику, европейскую интеграцию, возрождение национального самосознания белорусского народа, развитие белорусской культуры и языка как "одного из государствообразующих факторов", развитие культур и языков всех национальных групп, проживающих в государстве.

В Верховном Совете XIII созыва (1995-1996) партия опиралась на фракцию, которая насчитывала от 15 до 19 депутатов во главе с Леонидом Сечко. Вскоре, однако, возник конфликт в руководстве новой партии по вопросу об отношении к конституционному референдуму. Статкевич резко осудил эту инициативу президента; Сечко и некоторые другие депутаты ее поддержали. Это привело к исключению бывшего лидера фракции из рядов партии и созданию в 1997 году Социал-демократической партии народного согласия СДП (НС).

БСДП (НГ) - это единственная из демократических партий, которая участвовала в выборах в Палату представителей 2000 года. Этот шаг спровоцировал раскол в Коордиционной раде демократических сил (КРДС) - объединении ряда демократических партий и организаций, - из которой вышли 2 партии: БСДП (НГ) и БПТ. Вместе с коммунистами Калякина они в 2001 году сформировали свое объединение - Конфедерацию за социальные перемены. После президентских выборов позиции БСДП (НГ), как и ряда других политических партий, не укрепились. Из организации ушли многие политики. По данным НИСЭПИ, осенью 2003 года о поддержке партии заявляли 1,6% респондентов.

Белорусская партия женщин "Надзея".

Партия была создана в 1994 году как одна из организаций социал-демократической ориентации. Преимуществами партии долго оставались тесная связь с профсоюзами и четкая электоральная ниша, которые партия не смогла в полной мере реализовать в условиях авторитаризма. В настоящее время (после раскола на съезде 2002 года) лидером партии является Валентина Матусевич.

В программе, принятой в 1996 году и дополненной в 1999 году, говорится, что эта политическая организация выступает за демократию, установление подлинного равенства между мужчинами и женщинами, социально-ориентированную рыночную экономику, государственные программы поддержки материнства и детства, защиту семьи, сотрудничество Беларуси и с Европой, и со странами СНГ.

Наибольшую политическую известность партия приобрела в связи с президентской избирательной кампанией 2001 года. Тогдашний лидер партии Валентина Полевикова возглавляла штаб единого кандидата демократических сил Владимира Гончарика. После выборов, летом 2002 года, была предпринята попытка объединения трех политических групп левоцентристской ориентации: фракции Алексея Короля, вышедшей из БСДП (НГ), группы Олега Трусова из БСДГ и партии "Надзея" - в единую организацию под названием "Объединенная социал-демократическая партия Беларуси" (ОСДПБ) под председательством Полевиковой. Однако большинство региональных структур "Надзеи" не поддержали этой инициативы своего лидера и заменили ее на посту председателя партии. Минюст же отказал в регистрации новому объединению.

По данным НИСЭПИ, рейтинг "Надзеи" является самым высоким среди оппозиционных партий, он составляет 7,5%. Однако это, видимо, не результат политики партии, а дань уважения удачному названию и как следствие - занятие электоральной ниши.

[1] Huntington S. The Third Wave. Democratization in the Late Twentieth Century. Norman; London: University of Oklahoma Press, 1991. P. 142-149. вернуться

[2] См.: Wiarda H. Concepts and Models in Comparative Politics: Political Development Reconsidered and Its Alternatives // Comparative Political Dynamics. Global Research Perspectives / Ed. by D. Rustow and K. Erickson. N.Y.: Harper Collins Publishers, 1991. P. 32-53. вернуться

[3] Huntington S. Op. cit. P. 61. вернуться

[4] Belarus at a glance // www.worldbank.org/data/countrydata/aag/blr_aag.pdf. вернуться

[5] Белорусский рынок. 4 августа 2003. № 30 (563). вернуться

[6] Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: АСТ, 2004. С. 188. вернуться

[7] Shelley L. I., Scott E. R. Georgia's 'Revolution of Roses' Can Be Transplanted // Washington Post. November 30, 2003. P. 5. вернуться

[8] Даль Р. О демократии. М.: Аспект-Пресс, 2000. С. 143. вернуться

[9] Linz J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation. Southern Europe, South America and Post-Communist Europe. Baltimore; London: The Johns Hopkins University Press, 1996. P. 7. вернуться

[10] Staniszkis J. Main Paradoxes of the Democratic Change in Eastern Europe // Constructing Capitalism. / Ed. by K. Poznanski. Boulder, San-Francisco; Oxford: Westview Press, 1992. P. 188. В данной статье термин "национализм" используется в значении "теории политической легитимности, которая требует, чтобы этнические границы не разрезались политическими и, в особенности, чтобы этнические границы внутри государства [...] не отделяли носителей власти от остальных". См.: Gellner E. Nations and Nationalism. New Perspectives on the Past. Oxford & Cambridge: Basil Blackwell, 1983. P. 1. вернуться

[11] Tamir Y. Liberal Nationalism. Princeton: Princeton University Press, 1993. P. 90. вернуться

[12] Nodia G. Nationalism and Democracy // Nationalism, Ethnic Conflict, and Democracy. / Ed. by L. Diamond and M. Plattner. Baltimore & London: The Johns Hopkins University Press, 1994. P. 7. вернуться