Давление частного капитала: парадокс реформы энергетического сектора в России

Мы публикуем статью Эрики Вейнтал и Паулины Луонг из двухтомного российско-американского сборника "Страна после коммунизма: государственное управление в новой России», изданного Институтом права и публичной политики. Сборник представляет  представляет собой результаты двухлетней работы группы американских и российских экспертов, которая проводилась в рамках проекта «Эффективность осуществления государственного управления в России (период президентства Ельцина)» (Институт права и публичной политики, Нью-Йоркский университет, Центр Дэйвиса Гарвардского университета, Корпорация Карнеги в Нью-Йорке).

Эрика Вейнтал - доцент факультета политологии Тель-Авивского университета,  Паулина Луонг - доцент факультета политологии Йельского университета. Авторы проводят подробное исследование экономической и политической ситуации в путинской России, связанной с энергетическим сектором. Политологи используют не только официальную информацию, но и личные беседы и наблюдения. Они полагают, что пессимизм в отношении реформ не имеет оснований, а центральной проблемой являются неустроенные отношения бизнеса и власти. О "проклятии ресурсов", наследии нелегитимной приватизации и последних реформах - в статье "Давление частного капитала: парадокс реформы энергетического сектора в России".

Отвратительно управляемый, непрозрачный для акционеров и обладающий связями в высших политических сферах, Газпром остается препятствием на пути к интеграции свободной рыночной экономики России.

The Washington Post, 23 июня 2002 года

В России все перемены в законодательстве инициируются нефтяными компаниями.

Российский финансовый аналитик, пожелавший остаться анонимным1

Ученые и политики, за редким исключением, выражают пессимизм по поводу перспектив экономических реформ в России2. Многие также списывают стагнацию или отсутствие экономических реформ в России на издержки «инсайдерской приватизации» и козни тех самых «собственников первой волны», которые сопротивляются проведению дальнейших реформ с целью защитить собственные выгоды от первых реформ, имевшие место в начале 90-х годов3.

Эти опасения, судя по всему, были вполне оправданы большую часть 90-х годов, когда Борис Ельцин был Президентом страны. Во время правления Ельцина Россия шла по тому же пути, что и большинство других богатых ресурсами стран, которые оказались не в состоянии построить те жизненно важные институты власти, без которых невозможно было стимулировать долгосрочный экономический рост и укреплять потенциал страны. Представители экономической элиты полагались на личные связи и неформальные договоренности, для того чтобы сбить правительство с курса на рыночные реформы. Это привело к ужасным последствиям для всей российской экономики, которой не удавалось добиться увеличения инвестиций или экономического роста большую часть 90.х годов.

И все же экономические реформы в России с тех пор сменили курс. В частности, проведенные в последние несколько лет значительные реформы российского энергетического сектора и налоговой политики явились вызовом превалировавшим ранее взглядам. Энергетический сектор без сомнения является лидирующим в экономике страны, поскольку он дает примерно 20 % российского ВВП, 55 % экспортной выручки и 40 % налоговых доходов4. Он также пользовался самой дурной славой ввиду того, что нефтяные и газовые магнаты приватизировали собственность через чистый «захват активов» и последовавшие за ним «залоговые аукционы»5. К концу 1998 года нефтяная промышленность, однако, была полностью приватизирована, существенно дерегулирована и подверглась значительной внутренней реструктуризации. Хотя газовая отрасль оставалась практически под контролем государства и была значительно менее реформирована при администрации Ельцина, частные нефтяные компании совместно с минотарными акционерами и независимыми производителями газовой отрасли возглавили усилия по фундаментальной реструктуризации Газпрома и других естественных монополий энергетического сектора (то есть РАО ЕЭС и Транснефть) при Путине.

Совсем недавно российское правительство одобрило (1998–2000 годы) и ввело в действие (1999–2002 годы) новый Налоговый кодекс, который по многим параметрам превосходит западные стандарты не только тем, что он устанавливает более низкие, чем рекомендует ОЭСР, налоговые ставки, но и тем, что он намного проще и яснее своего предшественника. Новый Кодекс также заслужил хвалебные отзывы западных и российских финансовых и политических аналитиков за заложенный в нем положительный потенциал для экономики России в целом6. Более того, первоначальные результаты показали, что налоговые поступления возросли с момента вступления нового Кодекса в силу7.

Проведенные в последние несколько лет значительные реформы российского энергетического сектора и режима налогообложения явились вызовом превалировавшему ранее мнению, что Россия падет жертвой проклятия богатых ресурсами стран и не сможет построить институты власти,

без которых нельзя стимулировать экономический рост. В данной главе нами будет показано, что крайне противоречивая приватизация нефтяной отрасли в России местными магнатами скорее подстегнула, чем отсрочила проведение широкомасштабной институциональной реформы, в особенности в сфере управления и финансовой политики. В то время как большинство экспертов полагает, что либо Администрация Путина полностью контролирует проводимую политику, либо у руля стоят олигархи, мы считаем, что российское правительство вовлечено в долгосрочный процесс переговоров с ключевыми экономическими агентами на предмет формальных правил игры. Это вполне возможно, поскольку приватизация нефтяной отрасли привела к появлению экономических агентов, чье могущество сравнимо с мощью государства. Выражаясь конкретнее, мы полагаем, что приватизация привела к фрагментированности собственности и управления в нефтяной отрасли, что в свою очередь послужило стимулом к проведению не только более глубокой реформы управления в данной отрасли, но и к возникновению тенденции к фрагментизации собственности и началу реформы управления в газовой отрасли. Желание частных владельцев активов в нефтяной отрасли получить после кризиса 1998 года формальные гарантии еще больше ускорило проведение широкомасштабной финансовой реформы8. Данные причинно-следственные связи проиллюстрированы на рисунке 1.

Далее мы сделали вывод, что пессимизм относительно будущего России необоснован в свете имеющейся для России перспективы избежать «проклятия ресурсов», жертвой которого пали большинство столь же богатых полезными ископаемыми стран. Более того, мы считаем, что корни данного пессимизма кроются в неспособности воспринимать дискуссионную политику всерьез и рассматривать столкновения между лидерами страны и представителями общественности в намного более широком контексте процесса государственного строительства. Принимая во внимание коммунистическое прошлое России, большая часть процесса государственного строительства была без сомнения связана с определением характера отношений между бизнесом и государством.

Рисунок 1

Источник пессимизма 90-х годов: приватизация через «захват активов»9

Противоречивая приватизационная программа 90.х годов послужила основанием для пессимизма относительно перспектив экономических реформ в России в основном потому, что контроль над наиболее важными стратегическими ресурсами страны получили «свои люди». В Советском Союзе энергетический сектор являлся частью огромного конгломерата государственной собственности. В те времена государство фактически полностью контролировало добычу и переработку нефти и газа, а также напрямую забирало себе всю выручку от их экспорта. После распада Советского Союза в 1991 году контроль над энергетическим сектором перешел к новому российскому государству. Всего за несколько лет правительство Ельцина кардинально реструктурировала нефтяную отрасль, разрушив естественную монополию и передав права собственности из государственных в частные руки. Газовая отрасль, напротив, оставалась под контролем государства и сохраняла прежнюю монопольную структуру. В обоих случаях, однако, в рамках непрозрачного процесса приватизации российским правительством государственных активов, данные активы перешли в основном к близким к властям людям, соответственно к коммерческим банкирам и управляющим предприятиями в нефтяной и газовой отраслях. В результате многие предположили, что эти «собственники первой волны» в конце концов «получат все». Другими словами, они воспользуются своим привилегированным положением, для того чтобы воспрепятствовать проведению любых реальных реформ как изнутри энергетического сектора, так и с помощью внешних сил, которые могли бы благотворно сказаться на всей российской экономике.Вскоре после того как Россия запустила свою официальную программу приватизации больших государственных предприятий, в ноябре 1992 года вышел президентский Указ, объявлявший о прекращении советской нефтяной монополии и создании нескольких холдингов10. Данная первая стадия реформы энергетического сектора предусматривала раздел советской нефтяной монопольной отрасли по географическим регионам, в пределах которых региональные нефтедобывающие предприятия объединяли с нефтеперегонными заводами и дистрибьютерами, создавая вертикально интегрированные акционерные общества11. На первом этапе в 1993 году были созданы три вертикально интегрированные компании (ВИК): ЛУКОЙЛ, Сургутнефтегаз и ЮКОС12. В дальнейшем для управления данным процессом и осуществления контроля во время переходного периода за остававшимися в собственности государства предприятиями и акциями был образован крупный государственный нефтяной холдинг Роснефть13. С самого начала государство планировало сохранить определенный контроль за нефтяной отраслью путем сохранения за собой существенных пакетов акций в нефтяных холдингах (то есть по меньшей мере 38 % всех акций или 51 % акций с правом голоса) на трехлетний период14.

Как и при приватизации других государственных предприятий, проходившей во всех отраслях экономики, на первой стадии приватизации энергетического сектора акции могли приобрести только работники компаний и российские граждане. Однако на данном начальном этапе приватизационного процесса (так называемой ваучерной приватизации) большинство акций российских нефтяных компаний было скуплено по номинальной цене, а не через систему аукционов, горсткой частных лиц, многие из которых были тесно связаны с государством, то есть функционерами Коммунистической партии и директорами предприятий15. Таким образом, именно первая стадия приватизации российской нефтяной отрасли подвергается жесткой критике за то, каким образом «свои люди» смогли обрести контроль над государственными активами, львиную долю которых они и без того уже захватили с применением полулегальных мер16. Данный процесс отражал «спонтанную» или неофициальную приватизацию (также известную как «грабеж государства»), которая происходила во всех отраслях экономики17.Вскоре после этого, для снижения растущего бюджетного дефицита и обуздания инфляции российское правительство было вынуждено заимствовать средства у вновь образованных в начале 90.х годов коммерческих банков18. В рамках своей противоречивой программы «залоговых аукционов» в 1994–1995 годах правительство для получения займов от коммерческих банков внесло в качестве залога контрольные пакеты интегрированных нефтяных компаний. Таким образом, при невозврате правительством взятых займов данные акции непосредственно переходили в распоряжение банков, которые получили контроль над некоторыми крупнейшими и наиболее ценными российскими предприятиями. В их число входили крупнейший российский производитель никеля «Норильский никель» и самые привлекательные из вновь образованных вертикально интегрированных нефтяных компаний – Сиданко (Онэксимбанк), ЮКОС (банк «МЕНАТЕП») и Сибнефть (Национальная нефтяная компания Бориса Березовского при поддер-жке МЕНАТЕПА и банка «Столичный»)19. Критики программы «залоговых аукционов» утверждали20, что владельцы этих коммерческих банков, которые посредством крайне сомнительных методов делили между собой стратегические нефтяные ресурсы России и наносили тем самым ущерб развитию экономики страны, действовали подобно «бандитам с большой дороги»21.Хотя российское правительство рассчитывало провести приватизацию газовой отрасли параллельно с проходившей приватизацией нефтяной отрасли, к середине 90.х годов стало очевидно, что бывшая газовая монополия остается полностью в собственности государства и под его жестким контролем. В феврале 1993 года, вместо того чтобы быть распущенной, советская газовая монополия (то есть бывшее Министерство газовой промышленности) была просто преобразована в государственную холдинговую компанию Газпром, которая, подобно Роснефти, была призвана управлять предприятиями, занимавшимися добычей, транспортировкой и переработкой газа22. В отличие от нефтяной отрасли, где магистральные трубопроводы не принадлежали нефтяным компаниям, Газпром был полностью интегрирован и контролировал также и собственную сеть трубопроводов, что позволило ему усилить свои монопольные позиции на газовом рынке и поднять барьеры входа на газовый рынок23.

Во время первой фазы ваучерной приватизации энергетического сектора около 35 % акций Газпрома были разделены между его работниками и российскими гражданами, тогда как остальные были по дешевке проданы с аукциона населению областей и республик пропорционально стоимости активов Газпрома, находившихся на их территории24. Таким образом, только незначительная толика российских граждан могла участвовать в торгах за эти минотарные пакеты акций. Поскольку правительство Ельцина, парламентарии, региональными лидеры и представители энергетического сектора в целом единым фронтом выступали против любых форм прямых иностранных инвестиций, участие иностранного капитала было ограничено 9 %25. Более того, подобно первой стадии приватизации нефтяной отрасли, правительство оставило за собой контрольный пакет акций (то есть 40 %), но в отличие от «залоговых аукционов», которые имели место в нефтяной промышленности, правительство не предпринимало никаких попыток проведения дальнейших приватизационных аукционов для продажи своего контрольного пакета в Газпроме.

Главным результатом ваучерной приватизации в газовой промышленности была номинальная приватизация Газпрома как единого целого26. Другими словами, монопольная структура Газпрома и формальный контроль государства над газовой промышленностью оставались практически неизменными до конца 90.х годов. Тем не менее это не оградило государство от типичных для раннего периода массовой ваучерной приватизации обвинений в том, что оно позволило нужным людям украсть государственные активы и захватить ключевые позиции в Газпроме27. Самым вопиющим фактом было то, что Газпром оставался под жестким контролем его бывших топ.менеджеров во главе с Черномырдиным, даже когда последний занимал пост премьер.министра28. Во времена правления Ельцина менеджеры Газпрома пользовались своим влиянием, для того чтобы продолжать красть у государства путем продажи акций и передачи активов Газпрома членам Совета директоров и их родственникам29. В частности, против них выдвигались обвинения в нечестной игре, когда Стройтрансгаз получил контракт на прокладку трубопроводов в российских регионах, а Итере, торгующей газом иностранной компании, были осуществлены значительные поставки газа по ценам ниже рыночных30.

Объяснение процесса реформ: частные интересы и политическое давление

Таким образом, в глазах как ученых, так и политиков реформа нефтяной и газовой промышленности в 90.х годах представлялась ничем иным как захватом активов. В результате, превалировали пессимистичные настроения по поводу перспектив экономических реформ в России31. В частности, они считают провал экономических реформ в России следствием «инсайдерской приватизации», поскольку она создала класс «собственников первой волны», которые используют собственное привилегированное положение для препятствования дальнейшим реформам, которые могут поставить под угрозу их завоевания32.

Но несмотря на все ужасные огрехи «инсайдерской приватизации» и вопреки вызванному ею пессимизму, реальное положение вещей заключается в том, что приватизация энергетического сектора явилась стимулом к более значительным реформам не только в самой нефтяной отрасли, но и во всем энергетическом секторе и российской экономике. К концу 1998 го-да нефтяная отрасль была полностью приватизирована, существенно дерегулирована и подверглась значительной внутренней реструктуризации (см. таблицу 1). Более того, вопреки мрачным прогнозам, данным реформам не был дан обратный ход с приходом к власти Владимира Путина в марте 2000 года. Например, в сентябре 2000 года правительство продало свой 85.процентный пакет акций в ОНАКО33, сохранив за собой контрольный пакет акций только в двух компаниях: Славнефть и Роснефть (таблица 2). Таким образом, к 2002 году нефтяная отрасль состояла из примерно дюжины частных вертикально интегрированных нефтяных компаний, включая: Восточную нефтяную компанию, ЛУКОЙЛ, ОНАКО, Сибнефть, Сиданко, Сургутнефтегаз, ТНК, ЮКОС, Башнефть, Комитек и Татнефть34.

В газовой отрасли государство при Путине, напротив, неуклонно консолидировало акции и восстанавливало контроль над Газпромом. Оно возвращало его утраченные активы35, а также заменило главу компании Рема Вяхирева, который некогда являлся ответственным работником Министерства газовой промышленности, Алексеем Миллером36. По состоянию на 2002 год контролируемый государством пакет в Газпроме возрос до 51 % (таблицы 3 и 4) за счет установления эффективного контроля (в дополнение к акциям, принадлежащим государству) над хранящимися в компании собственными акциями, которые правительство Ельцина передало Вяхиреву, пока тот управлял Газпромом.

При этом весной 2001 года Администрация Путина выступила с новой инициативой по реструктуризации газовой промышленности37. Она заключалась в установлении более строгого финансового контроля для предотвращения дальнейшей утечки активов и осуществления практических шагов по демонополизации Газпрома, в число которых входило выделение из компании добывающего и трубопроводного подразделений, обеспечение доступа независимых производителей к трубопроводам, а также либерализация операций на фондовом рынке с акциями компании путем отмены «различий между акциями, находящимися во владении отечественных и зарубежных акционеров»38.

Кроме реформ в энергетическом секторе, российское правительство одобрило (1998–2000 годы) и ввело в действие (1999–2002 годы) новый Налоговый кодекс, который уже начал оказывать положительное влияние на динамику налоговых поступлений и в перспективе может способствовать долговременному экономическому росту39.Как объяснить этот очевидный парадокс российских экономических реформ? О каких далеко идущих реформах может идти речь, когда в наиболее важной отрасли доминируют собственники первой волны? Мы утверждаем, что основными вдохновителями данных реформ являются те самые экономические агенты, которые возникли в результате решительной приватизации нефтяной отрасли и частичной приватизации газовой отрасли, а именно российские нефтяные компании и минотарные акционеры Газпрома. Эти экономические агенты оказывают все возрастающее давление на российское правительство, подталкивая его не только к реформам в энергетическом секторе, но и к созданию институтов власти за пределами данного сектора, которые способствовали бы увеличению прозрачности и финансовой стабильности. Вероятно, наиболее поразительным выводом наших исследований является то, что, добившись пока наибольших успехов в реформировании нефтяной промышленности, российские нефтяные компании стоят во главе усилий не только по либерализации газовой отрасли, но и по прекращению монополии Транснефти на доступ к трубопроводам. Вместе с минотарными акционерами Газпрома они являются вдохновителями недавних попыток Администрации Путина по реформированию российских естественных монополий.

Структура собственности и перспективы реформ

Совершенно очевидно, что ключевое различие между нефтяной и газовой отраслями в России кроется в структуре собственности40, поскольку собственность и контроль над ней фрагментированы в первой отрасли и отличаются высокой концентрацией во второй. Суть нашей позиции в том, что именно данные различия в структуре собственности являются основной причиной проведения в нефтяной отрасли более глубоких реформ, чем в газовой промышленности, а также более активного влияния частных нефтяных компаний на степень и природу экономических реформ вообще и реформ в энергетическом секторе в частности.

Имеется ряд предпосылок к тому, чтобы концентрированная и фрагментированная структура собственности оказывали прямо противоположное влияние на институциональные изменения и процесс экономических реформ. Наиболее важной из них является то, что эти структуры собственности приводят к появлению двух типов ключевых экономических агентов, которые не только имеют различные взгляды на природу желаемых изменений в законодательных и финансовых институтах, но и готовы использовать разные способы достижения данных изменений. Концентрированная структура собственности и контроля над запасами полезных ископаемых ведет к концентрации выручки от их переработки и экспорта и «захвату власти» менеджерами или бюрократами, которые стремятся сохранить и упрочить свои исключительные полномочия над получением и расходованием данной выручки. Таким образом, у них нет серьезных стимулов поддерживать развитие формальных институтов власти, в особенности законодательных и финансовых институтов. Частная собственность, напротив, в большинстве случаев приводит к разделу выручки и появлению не связанных с государством экономических агентов, которые стремятся получить формальные гарантии (такие, как права собственности и стабильный налоговый режим), для того чтобы максимизировать прибыль и обезопасить свои инвестиции. В результате, у них имеется больше оснований лоббировать в правительстве развитие соответствующих законодательных и финансовых институтов.

Таким образом, в рамках этих двух подходов имеются существенные различия в природе взаимоотношений между государством и энергетическим сектором. Там, где собственность и контроль сконцентрированы в руках государства, нет ярко выраженного принципала41. Другими словами, собственники и те, кто отвечает за регулирование и налогообложение предприятий сырьевого сектора, фактически одни и те же люди. Например, в случае Газпрома, который формально приватизирован, по крайней мере частично, но тем не менее остается по сути естественной монополией и функционирует как государственная организация, сложно провести разделительную черту между менеджментом компании и правительством. На про-тяжении большей части 90.х годов, президент и совет директоров Газпрома не только контролировали свои собственные акции, но и распоряжались по доверенности акциями, принадлежащими государству. Они действовали как чиновники, которым государством поручено управлять принадлежащими стране энергетическими резервами, и даже больше того42: они открыто управляли компанией так, как будто являлись ее собственниками. Затем во главе Газпрома встал протеже Президента, а менеджеры Газпрома и представители правительства сформировали большинство в совете директоров. В результате, по мнению ряда экспертов, стало сложно определить, где «заканчивается Газпром и начинается российское государство»43.

Данная стертость грани между Газпромом и государством выгодна обеим сторонам. С одной стороны, газовая отрасль имеет возможность функционировать в условиях минимального внутреннего и внешнего надзора над осуществляемыми трансакциями. Если не считать неудавшейся попытки первого заместителя премьер.министра Бориса Немцова организовать аудит Газпрома44 в течение большей части 90.х годов российская Счетная палата ни разу не потребовала проведения официального аудита финансов Газпрома45. Следствием данного отсутствия надзора явилось ужасное управление инвестиционными фондами Газпрома и волюнтаристская передача активов компании, описанные в предыдущей главе, которые имели место в период правления Ельцина. Только в конце 1999 года в рамках усилий по восстановлению контроля над Газпромом Администрация Путина поручила российской Счетной палате провести «беспрецедентный» аудит Газпрома46.

Кроме того, эта неопределенность границы позволила Газпрому противостоять во времена как Ельцина, так и Путина давлению определенных кругов как внутри страны, так и из.за рубежа, которые требовали реструктуризации компании47. Менеджеры Газпрома блокировали проведение нежелательных для них реформ, либо используя свой контроль над советом директоров и откладывая момент начала реформ до бесконечности48, либо занимая ключевые посты в создаваемых с этой целью комиссиях49, либо настаивая на необходимости защиты интересов государства, которые заключались в обеспечении гарантированных объемов поставок газа на внутренний рынок50. Интегрированная структура Газпрома дает менеджерам компании возможность с минимальными издержками и усилиями наполнять собственные карманы, а также снижать налоговое бремя. Например, контроль над единственной системой трубопроводов по доставке природного газа отечественным и зарубежным потребителям предоставляет компании уникальную возможность отслеживать, какой объем газа в действительности продается на внешнем, а какой – на внутреннем рынках.

С другой стороны, эта неопределенность границы позволила российскому правительству – как при Ельцине, так и при Путине – использовать свое положение фактического «собственника» для исполнения своих финансовых и расходных обязательств51. На Газпром накладывают ограничения по росту тарифов и заставляют его осуществлять поставки неплатежеспособным отечественным потребителям, что составляет львиную долю скрытого налогового бремени компании. Хотя представители Газпрома активно сопротивляются всем прочим реформам и лоббируют введение законодательных барьеров на вход в отрасль (то есть протекционизм), либерализация цен не вызывает у них негативной реакции; в данном случае уже правительственные чиновники выступают в роли наиболее яростных оппонентов. В результате Газпром вынужден продавать большую часть добываемого газа (70 %) на внутреннем рынке примерно за 15 % от той цены, которую им удалось бы получить на мировом рынке. Если добавить сюда высокий уровень задолженности в России как среди корпоративных, так и среди частных клиентов, то нет ничего удивительного в том, что Газпром терпит убытки52. Тем не менее правительство отказалось снизить бремя официальных налогов, еще больше укрепив позиции компании в качестве крупнейшего налогоплательщика53. Администрация Ельцина периодически грозила расчленить монополию и конфисковать ее активы, для того чтобы заставить Газпром заплатить положенные налоги, при этом не принимая в расчет огромные долги субсидируемых государством организаций54. Этого едва не случилось в середине 1998 года, когда Борис Немцов отказывался возобновить контракт главы Газпрома Вяхирева, если тот не согласится на условия правительства по уплате налогов. Официальное налоговое бремя Газпрома увеличилось в реальном выражении после финансового кризиса августа 1998 года и принятия нового Налогового кодекса в 2000–2001 году, который связал экспортные тарифы непосредственно с ценами на нефть и ввел новый налог на добычу полезных ископаемых с единой ставкой, также привязанной к ценам на нефть. При этом скрытое налоговое бремя компании тоже постоянно растет за счет внебюджетных фондов. При Путине правительство часто использовало средства Газпрома для финансирования избирательных компаний и других важных для него проектов, таких, как установление контроля над НТВ и выкуп пакетов акций Гусинского в других российских информационных компаниях55.Нельзя не отметить, однако, что, по мнению многих экспертов, в долгосрочном периоде издержки данного стирания границы перевешивают краткосрочные выгоды для каждой стороны. В общем и целом, оно привело к заключению неформального соглашения, в рамках которого менеджеры Газпрома соглашались нести повышенное налоговое бремя в обмен на возможность наполнять собственные карманы, а правительство согласилось на меньшую прозрачность и подотчетность компании в обмен за практически неограниченный доступ к ее финансовым активам. Результатом выполнения данного соглашения явились чистые убытки как для самого Газпрома, так и для российской экономики в целом.

Издержки для Газпрома, в основном, заключаются в подрыве финансового состояния компании, а также ее репутации за рубежом. Менеджеры Газпрома имеют не только больше возможностей обворовывать компанию, но и больше стимулов поступать подобным образом, поскольку de facto они являются государственными служащими и не получают компенсацию за успешно выполненную работу56. Таким образом, единственным способом получения прямой выгоды для них является воровство. На практике данное отсутствие связи между получаемым вознаграждением и прибыльностью компании (и вытекающее из этого стремление к воровству) только усугубил новый контракт, подписанный в 1998 году, который еще больше снизил для высшего менеджмента срок пребывания на посту, уменьшив тем самым для них гарантии занятости57. Более того, «многолетний вывод активов и отсутствие» привели к занижению капитализации Газпрома. По состоянию на лето 2002 года, «несмотря на размер и значимость Газпрома, его рыночная капитализация столь мала, что является позором для страны. [Его]… рыночная стоимость… меньше, чем у таких менее крупных компаний, как AT&T Wireless или Fox Entertainment»58. Отсутствие внешнего надзора также привело к серьезным финансовым проблемам, в том числе в сфере бухгалтерской отчетности. Газпром произвел значительные заимствования на международном рынке для финансирования новых проектов59, которые внесли свою лепту в разразившийся в 2002 году серьезный финансовый кризис60. В добавление ко всему Газпром оказался в эпицентре бухгалтерского скандала, сравнимого по масштабам со скандалом вокруг Enron в США, который по всей видимости отпугнет и без того нерешительных инвесторов, тем самым еще больше снизив рыночную капитализацию компании. В частности, минотарные акционеры полагают, что акции Газпрома недооценены вследствие погрешностей, допущенных при аудите бухгалтерской отчетности компании, проведенном Pricewaterhouse Coopers, специалисты которого намерено «проглядели» вышеупомянутую сомнительную передачу активов61.

В результате экономика России несет колоссальные убытки. Нетрудно представить, что финансовые проблемы Газпрома и его подмоченная репутация приводят к прямым бюджетным потерям для российского правительства. Например, в прошлом правительство не раз получало куда меньше желаемой суммы, когда оно пыталось залатать дыры в бюджете путем продажи акций Газпрома. И даже если Администрации Путина удастся в самом ближайшем будущем вновь обрести полный контроль над Газпромом и возвратить утраченные активы, правительству достанутся в наследство долги компании, и ему придется потратить немало времени и усилий для восстановления ее замаранной коррупцией репутации.Таким образом, концентрированная структура собственности и контроля, по всей видимости, способствует укреплению взаимоотношений между государством и бюрократами (или менеджерами), и поэтому ни у одной из сторон нет стимулов к развитию институтов, которые разрабатывали бы процедуры внешнего и внутреннего контроля за деятельностью компании, увеличивали бы ее прозрачность и накладывали бы жесткие бюджетные ограничения. Поскольку обе стороны имеют прямой доступ к денежным потокам энергетического сектора, они предпочитают заключать неформальные соглашения на предмет распределения и использования полученной выручки и обладать большей степенью контроля над ней. Фрагментированная структура собственности и контроля, напротив, создает стимулы для обеих заинтересованных сторон, то есть правительства и частных собственников, поддерживать вышеупомянутые институты. Более того, поскольку влияние обеих сторон относительно равнозначно, проводимая политика и создаваемые институты часто являются результатом открытых переговоров между двумя данными группами экономических агентов.

При фрагментированной структуре собственности и контроля существует четкая граница между теми, кто уполномочен выступать в роли собственников, и теми, кто уполномочен осуществлять проверки и собирать налоги. Обе группы экономических агентов обладают законным правом на доходы от переработки и экспорта сырьевых ресурсов, и все же природа и следовательно средства реализации данного права у них различны. Частные собственники обладают прямыми правами на данные доходы и тем самым наиболее заинтересованы в максимизации этих прибылей и безопасности своих инвестиций. Поэтому они более заинтересованы в том, чтобы добиваться получения от правительства институциональных гарантий, самыми важными из которых являются права собственности и стабильный налоговый режим, а также пропагандировать свободную конкуренцию. Обладая лишь косвенными правами на доходы от переработки и экспорта сырьевых ресурсов, правительственные чиновники тоже заинтересованы в создании надежных институтов как для взимания налогов с частных собственников, так и для борьбы с нечистоплотной конкуренцией.

Существование четкой границы стимулирует поддержку развития институтов обеими сторонами различными способами. Во.первых, в отличие от бюрократов и менеджеров, частные лица стремятся к получению формальных гарантий, поскольку сокрытие прибылей обходится им дороже, а воровство – менее рационально. Для российских нефтяных компаний, например, сокрытие доходов сопряжено с более высокими трансакционными издержками, чем для Газпрома. Большую часть 90.х годов они применяли ряд легальных и полулегальных схем для занижения своих прибылей в отчетности, но в конечном итоге данные схемы обошлись слишком дорого – не только потому, что им пришлось тратить время и ресурсы на непродуктивные виды деятельности, но также потому, что это привело к снижению их рыночной капитализации62. Таким образом, для частных лиц нередко проще вступить в переговоры и заплатить фиксированную налоговую ставку, даже если совокупное налоговое бремя окажется в итоге несколько выше. Как становится ясно из приведенных ниже объяснений, данные соображения вылились в поддержку российскими нефтяными компаниями недавно принятого нового Налогового кодекса. Кроме того, поскольку частные собст-венники могут рассчитывать на получение доходов от деятельности своей компании как в краткосрочном, так и в долгосрочном периоде у них имеется больше стимулов стремиться к повышению прибыли, а не просто к извлечению ренты. Следовательно, они поддерживают такие институты как права собственности, внутренние регулирующие механизмы и стабильный налоговый режим, которые делают возможным получение прибыли, например через снижение фискальной неопределенности, и, как следствие, стимулирования долгосрочных инвестиций. В то же самое время, трансакционные издержки властей по сбору налогов резко возрастают, когда они вынуждены либо накладывать арест на доходы компании, либо вести постоянные переговоры по поводу величины налоговых отчислений, как это происходило с нефтяными компаниями в период правления Ельцина. Таким образом, правительству проще пытаться снизить данные издержки посредством формальных соглашений, чем практиковать «квазидобровольное подчинение»63.Во.вторых, как частные собственники, так и государственные чиновники сталкиваются с информационной асимметрией и заинтересованы в создании контролирующих механизмов. Тот факт, что частные собственники сильнее всего озабочены получением прибыли, также предполагает их большую заинтересованность в создании эффективных механизмов внутреннего надзора за управленческими решениями и поведением своих сотрудников. Они не стали бы смотреть сквозь пальцы, например, на незаконные сделки по выводу активов компании, характерные для Газпрома. Благодаря более длинным цепочкам инстанций, подобная деятельность потребовала бы наличия формальных институтов64. Акционеры являют собой еще одно независимое препятствие на пути принятия плохих управленческих решений вообще и коррупции в частности. Поскольку обеим сторонам не хватает информации о поведении друг друга, существует также потребность в формировании механизмов внешнего надзора. Поскольку государство получает монопольную ренту косвенным путем через обложение прибылей налогами, правительство требует проведения независимых аудиторских проверок экономической деятельности компании, для того чтобы убедиться в том, что оно получает причитающуюся ему долю. Например, в отличие от Газпрома, где не проводилось аудита в течение всех 90.х годов, в российских нефтяных компаниях с середины 90.х проводятся ежегодные аудиторские проверки.

По мере проведения более четкой границы между двумя группами экономических агентов, они также должны разработать более формализованные методы оказания влияния друг на друга. Для частных собственников ограничение прямых контактов с членами правительства часто находит свое выражение в развитии технологий профессионального лоббирования, а так-же в поддержке институтов (таких, как парламентские и политические партии), через которые осуществляется лоббирование. Многие эксперты сходятся, например, во мнении, что российские нефтяные компании с течением времени так отшлифовали процедуры лоббирования, что, как заметил один из экспертов, они постепенно «стали напоминать Конгресс США»65. В то время как в 90.х годах дача взяток депутатам была повсеместной практикой, начиная с парламентских выборов 1999 года в норму вошла поддержка кандидатов (нередко бывших сотрудников) на выборах по одномандатным округам, а также организация регулярных встреч с депутатами для обсуждения насущных проблем законодательства. Глава ЮКОСа Михаил Ходорковский пошел еще дальше, финансируя несколько оппозиционных политических партий (Союз Правых Сил или СПС и «Яблоко») на парламентских выборах в декабре 2003 года, что бросало вызов доминированию сторонников Путина в новом парламенте66.

В то же самое время, однако, российские нефтяные компании не предпринимали попыток к объединению усилий и ресурсов в сфере лоббирования. Таким образом, вопреки доминирующему в литературе об естественных монополиях и «проклятии ресурсов» мнению, что сговор и «захват власти» неизбежны в отраслях промышленности с небольшим количеством крупных фирм67, это происходит далеко не всегда в том случае, если данные фирмы принадлежат частным лицам. Являясь прямыми конкурентами и, возможно, непримиримыми соперниками, частные собственники, несмотря на общность интересов, едва ли пойдут на прямой сговор с целью усиления собственного влияния. Пытаясь объединить усилия в оказании давления на правительство с целью добиться от него нужной политики, даже небольшое число экономических агентов сталкивается с серьезной проблемой организации коллективных акций68. Таким образом, мы не только не наблюдаем признаков сговора среди данных частных экономических агентов, но и не предполагали его обнаружить69.

Того, что фрагментированные собственность и контроль приводят к появлению двух различных групп экономических агентов – частных собственников и государственных чиновников, которые заинтересованы в развитии финансовых и законодательных институтов, однако, недостаточно для реального возникновения данных институтов. Не менее важным фактором является соблюдение относительного баланса сил для этих экономических агентов в том, что касается их потенциального влияния на решения в области политики и экономики. Например, ввиду того, что нефтяная отрасль вносит существенный, хотя и не решающий вклад в формирование доходной части государственного бюджета, ее финансовая устойчивость и политическая лояльность являются предметом пристального внимания со стороны правительства. В то же самое время российские нефтяные компании должны принимать в расчет при своих действиях возможность того, что руководство страны может аннулировать права собственности, несмотря на высокие политические и экономические издержки такой национализации. Как будет показано ниже, частные нефтяные компании вместе с минотарными акционерами и независимыми производителями газовой отрасли являются основной движущей силой как предыдущих законодательных реформ нефтяной отрасли при Ельцине, так попыток реструктуризации Газпрома и других естественных монополий (таких, как РАО ЕЭС и Транснефть) при Путине. Они также стоят за проведением целого ряда внутренних реформ в нефтяном секторе, в том числе в сфере улучшения прозрачности и корпоративного управления. Новые частные собственники стимулировали проведение реформ за пределами энергетического сектора через принятие нового налогового кодекса, который явился результатом переговоров и компромиссов между правительством России и российскими нефтяными компаниями.

Частные собственники, внутренняя реструктуризация и законодательная реформа

Первая стадия реформ нефтяной отрасли заключалась в основном в ее разделе путем приватизации. С тех пор, однако, данная отрасль подверглась значительной внутренней реструктуризации. Угроза банкротства заставила российские нефтяные компании провести внутренние реформы, которые заключались в улучшении корпоративного управления и перестановках в высшем руководстве. В отличие от Газпрома, который может функционировать в условиях слабых бюджетных ограничений, российские нефтяные компании были вынуждены работать в условиях крайне жестких бюджетных

ограничений. В действительности финансовый кризис 1998 года показал, как близки к банкротству были многие из российских нефтяных компаний (такие, как ЮКОС, Сибнефть и ТНК) из.за непрозрачных методов ведения бизнеса в начале 90.х. В результате Сибнефть была вынуждена на несколько месяцев прекратить все операции, а другим компаниям пришлось резко снизить свою активность и срезать расходы70. Угроза банкротства и связанное с нею желание поднять свою прибыльность заставило российские нефтяные компании создать механизмы внутреннего контроля через улучшение корпоративного управления и внедрение новых процедур бухгалтерской отчетности по международным правилам (то есть стандарты GAAP). Поскольку менеджеры при частной форме собственности получают вознаграждение по итогам работы, российские нефтяные компании произвели дальнейшую реструктуризацию внутренней структуры управления, наняв зарубежных менеджеров. К 2001 году около 25 % менеджеров высшего звена в ЮКОСе были иностранцами. Такая перемена в стратегии компании дала ясно понять как акционерам, так и потенциальным стратегическим партнерам, что российские нефтяные компании озабочены повышением прибыли и эффективности работы в условиях жестких бюджетных ограничений.

В отличие от газовой отрасли, нефтяная промышленность была также существенно дерегулирована. Например, контроль за ценами был снят в середине 90.х годов, а контроль за экспортом и требования по поставкам на внутренний рынок – в конце 90.х. Поскольку российские нефтяные компании выступают в роли главного объекта дерегулирования, было бы логично предположить, что они являются основными вдохновителями этих реформ. Тем не менее в выигрыше оказалась вся российская экономика. Конкуренция на внутреннем рынке и повышение эффективности производства, например, привели к снижению цен на газ для производителей без отягощающих издержек в виде субсидий. Рост объемов производства и внутренних инвестиций также повысили привлекательность России для зарубежных инвесторов в разных отраслях и шансы на то, что Россия станет реальной альтернативой ОПЕК.

Как только реформы стали приносить первые результаты, частные неф-тяные компании стали готовить почву для следующей, возможно еще более важной стадии реформы управления энергетического сектора – расчленению государственной трубопроводной монополии Транснефть. Основным камнем преткновения в борьбе российских нефтяных компаний и Транснефти является способность последней перекрыть доступ к трубопроводам. Контроль Транснефти над трубопроводами, который подразумевает регулирование объемов экспорта и сбор платежей за транзит, приводит к ограничению объемов перекачки нефти и затовариванию низкорентабельного внутреннего рынка71. Нефтяные компании пытаются обойти данную проблему путем строительства частных трубопроводов, что вызывает резкое противодействие Транснефти, поскольку это ставит под угрозу ее монопольное положение. В некоторых случаях она даже предлагает построить свой собственный трубопровод. Например, когда правительство одобрило планы ЮКОСа по строительству восточносибирского трубопровода в Китай, Транснефть предложила построить свой трубопровод, который обслуживал бы Японию и другие дальневосточные страны72. Транснефть также всячески противится планам нефтяных компаний по транспортировке нефти через латвийский порт Вентспилс73.

Хотя данной битве пока не видно конца, очевидно, что правительство еще не приняло чью.либо сторону74. Оно пытается умиротворить нефтяные компании, не теряя при этом полностью контроля над экспортом нефти75. Например, правительство под руководством премьер.министра Касьянова в ноябре 2000 года создало новую комиссию по вопросам экспортных трубопроводов и поставок на внутренний рынок с целью аннулирования преференций для ряда нефтяных компаний и формулирования новых правил игры76. Более того, правительство не возражает против существования таких ныне действующих частных трубопроводов, как Варандей, который контролируется ЛУКОЙЛом77.

Аналогичным образом, все попытки реформирования газовой отрасли явно являются результатом усилий недавно созданных частных экономических агентов. Наиболее значительными из них являются отечественные нефтяные компании, которые активно пытаются убедить правительство провести в газовой отрасли реформы того же масштаба, что были осуществлены в нефтяной отрасли. В число наиболее важных из них входят либерализация цен на газ и доступа к трубопроводам Газпрома, а также повышение прозрачности процедуры предоставления данного доступа78. Их заинтересованность в данных реформах напрямую связана с собст-венными финансовыми выгодами; в настоящее время монопольная структура Газпрома не дает нефтяным компаниям возможности выбора средств транспортировки производимого ими в настоящее время газа, а также газа, который они собираются добывать на недавно приобретенных месторождениях и вырабатывать на новых нефтеперегонных заводах79. Низкие тарифы на газ препятствуют привлечению инвестиций в разработку месторождений газа, которые в них явно нуждаются. Тот факт, что нефтяные компании уже «предприняли шаги для того, чтобы стать серьезными игроками в либерализованной и реструктурированной газовой отрасли… [приобретая]… заводы по переработке газа и… акции Газпрома на вторичном рынке»80, является еще одним свидетельством их уверенности в том, что данные реформы будут проведены.

Призывы к либерализации газовой отрасли также исходят от частных собственников в самой отрасли, в частности независимых производителей и минотарных акционеров. Подобно российским нефтяным компаниям, независимые производители газа хотят добиться не только облегчения доступа к трубопроводам Газпрома, но и разработки набора правил процедур, которые гарантировали бы прозрачность правил предоставления данного доступа81. Эти частные экономические агенты никогда не были достаточно велики и многочисленны, но они постепенно начинают играть все более важную роль. На самом деле «в последние два года… в их ряды влились компании ранга ЛУКОЙЛа, ЮКОСа и других нефтяных гигантов, прокладывавших себе путь на российский регулируемый газовый рынок»82. Встревоженные крайне низкой стоимостью акций и рыночной капитализацией Газпрома, продаваемыми ниже рыночной цены активами83 и низкими дивидендами84, минотарные акционеры также настаивали на большей прозрачности компании и назначении более ответственного и квалифицированного менеджмента85. Для решения данных проблем предлагались такие меры, как увеличение числа директоров с 11 до 15, выделение независимым директорам по меньшей мере четырех мест в совете директоров Газпрома и либерализация фондового рынка. Более того, минотарные акционеры Газпрома, включая бывшего заместителя премьер.министра Бориса Федорова и главу компании Hermitage Capital Уильяма Браудера, являются активными сторонниками идеи проведения внешнего аудита Газпрома для выявления случаев вывода активов и сомнительных инвестиционных решений.

Частные собственники и фискальная реформа

Частные нефтяные компании также являлись одной из основных движущих сил всеобъемлющей фискальной реформы в России. Между 1998 и 2002 го-дами российское правительство приняло (1998–2000 годы) и ввело в действие (1999–2002 годы) новый Налоговый кодекс, который по многим параметрам превосходит западные стандарты не только тем, что он устанавливает более низкие, чем рекомендует ОЭСР, налоговые ставки, но и тем, что он намного проще и яснее своего предшественника86. Например, он вводит единую 13.процентную ставку личного подоходного налога, ограничивает выплаты компаний в фонд социального страхования, снижает ставку налога на прибыль (также известного как налог на прибыль корпораций) с 35 % до 24 %, убирает налог с оборота (с 2003 года), увязывает экспортные тарифы с ценами на нефть и вводит новые процедуры ведения бухгалтерской отчетности, которые отвечают стандартам IAS (International Accounting Standards)87. Кроме того, в январе 2002 года был введен новый налог на добычу полезных ископаемых (глава 26 часть II Налогового кодекса) с единой ставкой, привязанной к стоимости нефти.

Новый Налоговый кодекс также заслужил хвалебные отзывы западных и российских финансовых и политических аналитиков за заложенный в нем положительный потенциал для экономики России в целом88. Возросшие с мо-мента вступления нового Кодекса в силу налоговые поступления поддержали их оптимизм89. 70.процентное увеличение поступлений от одного лишь подоходного налога явилось прямым следствием отказа от дорогостоящих схем ухода от налогов после введения единой ставки личного подоходного на-лога90. Более того, установив фиксированные налоговые ставки и уменьшив необходимость использования силовых методов правительством для сбора нужной суммы налогов, новый Налоговый кодекс заложил потенциал для закрепления прав собственности для российских нефтяных компаний, увеличив тем самым их инвестиции в российскую экономику и желание при-влекать иностранных партнеров для расширения операций за рубежом.Новый Налоговый кодекс России явился значительным прорывом по двум причинам. Во.первых, он ознаменовал собой решительный отход от бытовавшей ранее практики. Большую часть 90.х годов налоговая политика в России представляла собой бесконечную череду неформальных переговоров, в ходе которых представители деловой элиты, владевшие промышленными предприятиями страны, вместе с региональными лидерами обговаривали с правительством страны размер собственного налогового бремени91. Таким образом, официальные налоговые ставки для отраслей промышленности, а также разделение доходов по регионам, что существовали на бумаге, практически никогда не соблюдались на практике. В результате, процент собираемости налогов был угрожающе низким92. В итоге правительство собирало только около половины планируемых налоговых поступлений, а российские нефтяные компании оставляли у себя большую часть прибыли. Например, при официальной налоговой ставке для нефтяных компаний в 53 % от их доходов, российскому правительству удалось собирать лишь около 33–35 %93.

Во.вторых, он явился ответом на превалировавший пессимизм по поводу перспектив экономических реформ в России как сильного лидера в самой стране, так и серьезного давления из.за рубежа. Многие объясняли провал рыночных реформ в России в 90.х годах слабостью как Президента

Бориса Ельцина, так и центральных институтов власти по сравнению с могущественными деловыми кругами94. Поэтому нет ничего удивительного в том, что надежды России на установление политического режима, способного провести рыночные реформы, были связаны со вновь избранным Президентом, выглядевшим более тоталитарным лидером, Владимиром Путиным, который сменил Ельцина в марте 2000 года95. Обладая после выборов 1999 года поддержкой народа и имея дело с менее поляризованной, а значит более сговорчивой Думой, Путин, судя по всему, был готов решительно изменить политический климат в России и в одиночку протолкнуть свою экономическую программу96. То, что Путин ранее занимал пост главы сил по обеспечению внутренней безопасности Советского Союза (то есть КГБ), укрепило людей во мнении, что он должен быть сильным лидером, способным использовать силовые методы, для того чтобы навязать свою волю.

Однако новый российский Налоговый кодекс не был результатом волеизъявления сильного центрального лидера, поддерживаемого международными организациями, или результатом навязывания могущественными деловыми кругами своей воли государству. Он скорее явился итогом взаимовыгодного диалога между двумя могущественными экономическими агентами – центральным правительством и российскими нефтяными компаниями97. Шок от августовского финансового кризиса дал импульс к созданию необходимых институтов и изменению экономической политики через принятие нового Налогового кодекса, поскольку обе группы экономических агентов осознали необходимость сотрудничества и наличия формальных гарантий. Они ощущали себя одинаково уязвимыми перед последствиями кризиса и понимали, что восстановить экономику можно только совместными усилиями. Однако одного единства взглядов было недостаточно для изменения институциональной или экономической политики. Новый Налоговый кодекс требовал, чтобы обе группы экономических агентов обладали общим знанием, полной информацией98, что было достигнуто посредством ряда дополнительных стратегических шагов.

Последствия для российского государства

Итак, мы полагаем, что частные экономические агенты в энергетическом секторе повлияли как на характер экономических реформ в данном секторе, так и на структуру взаимоотношений между государством и бизнесом в России. Вопреки наиболее пессимистическим взглядам на экономические реформы в России, собственники первой волны инсайдерской приватизации энергетического сектора в России не только не препятствовали проведению дальнейших реформ в данном секторе, но и подтолкнули государство к более обширным институциональным реформам как в энергетическом секторе, так и во всей российской экономике. Именно потому, что приватизация привела к появлению экономически мощных негосударственных агентов, которые желали получить от государства формальные гарантии (такие, как права собственности и стабильный налоговый режим) в обмен на налоговые отчисления, у обеих сторон имелись веские стимулы к ведению открытых переговоров о правилах игры, в частности о развитии законодательных и фискальных институтов.

Данный подход резко противоречит двум противоположным точкам зрения, которые доминируют при попытках объяснить процесс экономических реформ в России. Сторонники первой из них полагают, что реформы происходят благодаря видению Путина и его неоспоримому лидерству, в то время как их противники убеждены в том, что заботящиеся о собственной выгоде олигархи препятствуют проведению дальнейших реформ, захватив контроль над процессом принятия решений.

Таким образом, согласно первой теории Путин стоит во главе усилий по реструктуризации Газпрома и возврата беззастенчиво украденных во времена Ельцина активов компании99. Ее сторонники, например, считают, что замена Вяхирева своим близким соратником Алексеем Миллером отчетливо демонстрирует желание Путина восстановить контроль государства над управлением Газпромом100, а последующее решение совета директоров выкупить Пургаз у Итеры свидетельствует о намерении правительства возвратить украденные активы101.

Подобные попытки реформирования Газпрома, однако, не привели к его разделу. Напротив, они укрепили права собственности и контроль со стороны государства за компанией. На деле Миллер является de facto ставленником Президента и обязан своим назначением Администрации Путина. После своего назначения Миллер высказался в поддержку по-зиции правительства о необходимости сохранения Газпрома как единого целого102. Таким образом, те ограниченные реформы, которые удалось провести в газовой отрасли, были либо выгодны Газпрому, либо явились результатом давления со стороны частных экономических агентов. Например, введение новой онлайновой системы электронных торгов природным газом (Межрегионгаз), которая призвана либерализовать внутренний рынок газа, было очевидно на руку Газпрому, поскольку она позволяет ему снизить продажи на внутреннем рынке и сконцентрироваться на экспорте газа103. Решение правительства об увеличении прозрачности компании, в особенности в части правительственного решения об аудите отношений Газпрома с Итерой, было явно обусловлено давлением со стороны минотарных акционеров104. Иными словами, правительство Путина не является единственным вдохновителем реформы Газпрома, оно скорее вынуждено проводить реформы в газовой отрасли под давлением со стороны частных экономических агентов.

Согласно противоположной точке зрения, ведущие нефтяные компании участвуют в сговоре с целью блокировать любые реформы, которые не приносят им непосредственной выгоды. Следуя данной логике, в выигрыше от либерализации в сфере добычи и транспортировки газа, а также законодательной и фискальной реформы оказалась только узкая группа экономических агентов, которые нажились на инсайдерской приватизации начала 90.х годов.

И все же данный подход не дает адекватного объяснения тому, зачем нефтяным компаниям улучшать корпоративное управление и поддерживать фискальные реформы, которые заставляют их полностью отчитываться обо всех прибылях, внедрять международные методы бухгалтерского учета и соглашаться на увеличение налогового бремени. Кроме того, он не объясняет, почему нефтяные компании придерживаются различных подходов в отношениях с правительством и друг с другом, причем некоторые при этом вступают с правительством в открытый конфликт. Например, если нефтяные компании могли бы с легкостью влиять на политику государства, то какой смысл им было бы инвестировать в лоббирование, включая формальную поддержку оппозиционных партий. Если российские нефтяные компании вступили бы в сговор друг с другом с целью достижения общих экономических выгод, следовало бы ожидать от них попыток чистого извлечения ренты, а не стимулирования конкуренции путем либерализации газового рынка и доступа к экспортным трубопроводам. Поддержка фискальных и законодательных реформ нефтяными компаниями свидетельствует о том, что они стремятся унифицировать правила игры, а не добиться привилегий с целью достижения общих для них всех особых целей.

Корни данного пессимизма по поводу экономических реформ в России кроются в неспособности сторонников двух вышеописанных подходов рассматривать отдельные кажущиеся важными события в намного более широком контексте. Начало приватизации при Ельцине, стычки Путина с наиболее одиозными олигархами, а также всеобъемлющие фискальные и законодательные реформы конца 90.х и начала 2000.х годов следует рассматривать в более широком контексте строительства российского государства. Принимая во внимание коммунистическое прошлое России, большая часть процесса государственного строительства была посвящена определению характера взаимоотношений между государством и деловыми кругами. Таким образом, появление частных собственников и то, как они влияют на проведение институциональных реформ, оказывает непосредственное влияние на процесс государственного строительства в России и в других богатых ресурсами странах.

В результате процесс дерегулирования энергетического сектора заключается не только в осознании того, в какие сферы экономики не стоит вмешиваться, но и в понимании того, как осуществляется регулирование экономической деятельности. Это также осознание того факта, что создание рыночной экономики заключается не только в создании частных экономических агентов, но и государства, которое хочет и может регулировать экономическую деятельность. В связи с вышесказанным даже атаку Администрации Путина на ЮКОС, приведшую к аресту главы компании Ходорковского, следует рассматривать как просто очередной эпизод в процессе развития отношений между государством и деловыми кругами. Для российского правительства это вопрос определения роли государства в экономике и предпринимателей в политике. Для частных предпринимателей это еще одно свидетельство того, что они должны быть готовы дорого заплатить за то, чтобы стимулировать проведение не только экономических, но и политических реформ, необходимых для закрепления завоеванных ими экономических позиций.

Позитивное влияние частных экономических агентов на процесс реформ в России также предполагает, что приватизация предприятий местными предпринимателями может позволить богатым полезными ископаемыми государствам избежать «проклятия ресурсов». В частности, тот факт, что России удалось принять жизнеспособный Налоговый кодекс, бросает вызов превалирующему в существующей литературе мнению, что имеется непосредственная связь между наделенностью природными ресурсами и рядом негативных экономических и политических явлений, в том числе развалом экономики, а также слабостью и авторитарностью государственной власти, поскольку лидеры богатых полезными ископаемыми государств либо слишком близоруки, либо излишне боязливы, для того чтобы разработать работоспособную налоговую систему106.

Различия в результатах реформ в нефтяной и газовой отраслях России являются наглядным свидетельством справедливости данного предположения. Значительные реформы в нефтяной отрасли и принятие нового российского Налогового кодекса явилось следствием наличия частных экономических агентов, способных бросить вызов государству. Претендуя косвенным образом на долю прибылей нефтяной отрасли, государство не только рассматривает данную отрасль в качестве источника налоговых доходов, но также заинтересовано инвестировать в создание институтов, которые улучшили бы его способности в сфере сбора данных налогов. Газовая же отрасль, напротив, избежала проведения значительных реформ именно потому, что она остается в собственности и под управлением государства. Более того, те реформы, которые все же удалось провести, явились следствием давления со стороны частных экономических агентов как нефтяной, так и газовой отраслей.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Личные контакты авторов статьи. Москва, сентябрь 2001 года.

2 Shleifer A., Treisman D. Without a Map: Political Tactics and Economic Reform in Russia. Cambridge, MA: MIT Press, 2000. Заслуживают внимания за их сбалансированную оценку процесса экономических реформ в России.

3 См.: Alexeev M. The Effect of Privatization and the Distribution of Wealth in Russia // Economics of Transition. Vol. 7. No. 2. 1999. July. P. 449–465; Black B., Kraakman R., Tarassova A. Russian Privatization and Corporate Governance: What Went Wrong? // Stanford Law Review. Vol. 52. 2000. P. 1731–1808; Hellman J. Winners Take All: The Politics of Partial Reform in Post.Communist Transitions // World Politics. Vol. 50. No. 2. 1998. January. P. 203–234; Sonin K. Inequality, Property Rights, and Economic Growth in Transition Economies: Theory and Russian Evidence // CEPR Discussion Paper 2300. 1999.

4. Дополнительные данные можно найти на сайте: http://www.eia.doe.gov/emeu/cabs/russia.html.

5 Johnson J. Russia’s Emerging Financial.Industrial Groups // Post.Soviet Affairs. Vol. 13. No. 4. 1997. October–December. P. 333–365; McFaul M. State Power, Institutional Change, and the Politics of Russian Privatization // World Politics. Vol. 47. 1995. January. P. 210–243.

6 Личные контакты авторов с западными и российскими финансовыми аналитиками, Москва, сентябрь 2001 года и июнь–июль 2002 года.

7 См.: Правда. 2001. 18 октября; Коммерсантъ. 2001. 19 октября; The Russia Journal. 2002. 18 July.

8 Jones Luong P., Weinthal E. Contra Coercion: Russian Tax Reform, Exogenous Shocks, and Negotiated Institutional Change // American Political Science Review. 2004. Vol. 98. No. 1.

9 Данная глава взята из: Jones Luong P. The Use and Abuse of Russia’s Energy Resources: Implications for State Societal Relations // In Building the Russian State: Institutional Crisis and the Quest for Democratic Governance / Ed. by V. Sperling. Boulder, CO: Westview, 2000.

10 Privatization and the Globalization of Energy Markets // Department of Energy. Energy Information Administration. 1996; Moe A., Kryukov V. Observations on the Reorganization of the Russian Oil Industry // Post.Soviet Geography. Vol. 35. No. 2. 1994. P. 89–101.

11 Privatization and the Globalization of Energy Markets; Sagers M. J., Kryukov V. A., Shmat V. V. Resource Rent from the Oil and Gas Sector and the Russian Economy // Post.Soviet Geography. Vol. 36. No. 7. 1995. P. 389–425.

12 В 1994 году еще семь ВИК отпочковались от Роснефти. В их число входили Славнефть, СИДАНКО, ВНК и ОНАКО. В августе–сентябре 1995 года число предприятий, входящих в Роснефть, сократилось еще больше с формированием двух новых ВИК – ТНК и Сибнефти. По завершении первой фазы приватизации 30 июня 1994 года, наряду с государственной Роснефтью работали девять вертикально интегрированных нефтяных компаний (RPI. 1994. July–August. 16–17).

13 Тем не менее 24 августа 1995 года Ельцин подписал президентский Указ № 872, который положил конец планам Роснефти стать ведущим игроком в российской нефтяной отрасли, несмотря на все усилия премьер.министра Черномырдина, лоббирующего интересы Роснефти (RPI. October 1995. 11). См.: Locatelli C. The Reorganization of the Russian Hydrocarbons Industry // Energy Policy. Vol. 23. No. 9. 1995. P. 809–819; Sagers M. J. Developments in Russian Crude Oil Production in 2000 // Post.Soviet Geography. Vol. 42. No. 3. 2001. P. 153–201.

14 The Political Economy of Russian Oil / Ed. by D. Lane. Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 1999; Privatization and the Globalization of Energy Markets; Locatelli C. The Reorganization of the Russian Hydrocarbons Industry. P. 809–819.

15 См.: Dienes L. Corporate Russia: Privatization and Prospects in the Oil and Gas Sector / The Henry M. Jackson School of International Studies, The University of Washington: The Donald W. Treadgold Papers. No. 5. 1996. P. 13.

16 The Political Economy of Russian Oil.

17 Solnick S. L. Stealing the State: Control and Collapse in Soviet Institutions. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1998.

18 Решение правительства основывалось не только на суровой необходимости снижения бюджетного дефицита, но и имевшихся в 1995 году страхах, что к власти вновь придут коммунисты и повернут вспять процесс приватизации. В действительности Чубайс заявил, что «он предпочел бы продать все подчистую даже за гроши прежде, чем коммунисты вернутся к власти» (RPI. November 1995. 13).

19 Подробнее см.: Coulloudon V. Privatization in Russia: Catalyst for the New Elite // The Fletcher Forum of International Affairs. Vol. 22. No. 2. 1998. Summer/Fall. P. 43–56; Johnson J. Russia’s Emerging Financial.Industrial Groups.

20 Dienes L. Corporate Russia: Privatization and Prospects in the Oil and Gas Sector.

21 Как ни странно, многие из этих компаний чаще всего действовали в полном соответствии с российскими законами (см.: Black B., Kraakman R., Tarassova A. Russian Privatization and Corporate Governance: What Went Wrong?).

22 Locatelli C. The Reorganization of the Russian Hydrocarbons Industry. P. 809–819; Privatization and the Globalization of Energy Markets.

23 Газпром владеет крупнейшей в мире сетью газопроводов общей протяженностью в 155 тыс. км (Johnson’s Russia List. 02.17.2003).

24 Газпром приобрел 10 % собственных акций. См.: Sagers M. J. The Russian Natural Gas Industry in the Mid.1990s // Post.Soviet Geography. Vol. 36. No. 9. 1995. P. 521–564; Gorbachev A. Gazprom: Mid.Term Prospects // New Energy. 2003. 10 April.

25 Позднее в ноябре 1998 года Ельцин издал Указ, поднимавший лимит до 14 %, см.: Russia OKs Partial Gas Co. Sale // The Associated Press. 1998. 2 November. Указ 1999 года ограничивал долю иностранного капитала 20 процентами, но в настоящее время она составляет лишь 11,5 % – на 2 % выше, чем в 1996 году (New Energy Group. 04.10.2003). См.: Jones Luong P., Weinthal E. Prelude to the Re-source Curse: Explaining Energy Development Strategies in the Soviet Successor States and Beyond // Comparative Political Studies. Vol. 34. No. 4. 2001. P. 367–399.26 Sagers M. J. The Russian Natural Gas Industry in the Mid.1990s. P. 521–564.

27 Dienes L. Corporate Russia: Privatization and Prospects in the Oil and Gas Sector.

28 Doubt Voiced about Russian Privatization Move // Oil and Gas Journal. Vol. 90.

No. 46. 1992. 16 November. 1.

29 Business Week Online. 2000. 20 November.

30 В число акционеров Стройнефтегаза входили члены семей как Черномырдина, так и Вяхирева (подробнее см.: Business Week Online. 2000. 20 November; 2002. 18 February). См. также: Johnson’s Russia List. 2002. 22 March.

31 См.: Reddaway P., Glinski D. The Tragedy of Russia’s Reforms: Market Bolshevism Against Democracy. Washington: U.S. Institute of Peace Press, 2001.

32 См.: Alexeev M. The Effect of Privatization and the Distribution of Wealth in Russia; Black B., Kraakman R., Tarassova A. Russian Privatization and Corporate Governance: What Went Wrong?; Hellman J. Winners Take All: The Politics of Partial Reform in Post.Communist Transitions; Sonin K. Inequality, Property Rights, and Economic Growth in Transition Economies: Theory and Russian Evidence.

33 RFE/RL. 2000. 20 September.

34 С тех пор произошла дальнейшая консолидация данных компаний. Например, МЕНАТЕП приобрел контрольный пакет акций Восточной нефтяной компании (ВНК), что привело к слиянию ВНК и ЮКОСа, когда государство в 1997 году продала принадлежащие ему акции ВНК. ЛУКОЙЛ также осуществил покупку Комитека в 1999 году, приобретя 85 % акций компании у ее основных акционеров.

35 Например, Газпром выкупил Пургаз обратно у Итеры (NewsBase. 03.01.2002).

36 Cм.: The Moscow Times. 2001. 1 June; The Russia Journal. 2001. 1 June.

37 UFG Report. 2002. 30 May; Moors K. F. Government Maps Plan to Restructure Gazprom End its Gas Market Monopoly. RPI. February 2001. P. 57–60.; Aris B. More Details on Gazprom Reform Plan // Alexander’s Oil and Gas Connections. Vol. 7. No. 15. 2001. 17 July.

38 Иностранцы могут купить только небольшое количество «ограниченных в правах» акций по существенно более высоким ценам, чем для российских граждан. См.: The Moscow Times. 2003. 19 June.

39 Jones Luong P., Weinthal E. Contra Coercion: Russian Tax Reform, Exogenous Shocks, and Negotiated Institutional Change.

40 Говоря о «собственности», мы имели в виду не сами запасы полезных ископаемых, которые, насколько нам известно, во всех богатых природными ресурсами странах принадлежат государству, а то, кому принадлежат права на их добычу и перерабатывающие мощности.

41 См.: Aharoni Y. State.Owned Enterprise: an Agent without a Principal // Jones L. P.

Public Enterprise in Less.Developed Countries. Cambridge and New York: Cambridge University Press, 1982.

42 Соглашение 1993 года позволило главе Газпрома Вяхиреву управлять по доверенности 35 процентами из 40 процентного государственного пакета. Данное соглашение было столь негласным и хранилось в настолько секретном месте, что даже первому заместителю премьер.министра Немцову не удалось получить его копию для ознакомления. См.: Rutland P. Battle Rages over Russia’s Natural Monopolies // Transition Newsletter. The World Bank. May–June 1997.

43 Rutland P. Lost Opportunities: Energy and Politics in Russia // NBR Analysis. Vol. 8. No. 5. 1997.

44 Jamestown Foundation. 1997. 14 April.

45 Администрация Путина пыталась реанимировать казавшуюся неэффективной Счетную палату, подчинив ее напрямую Президенту, а не Государственной Думе. Cм.: Heath M. Putin to Increase Grip on ‘New’ Audit Chamber // The Russia Journal. 2001. 29 June.

46 RFE/RL. 1999. 1 November.

47 Например, МВФ в течение многих лет убеждает российское правительство

расчленить Газпром (см.: RFE/RL. 1998. 12 June; RPI. 1997. 8 May; RPI. 1998. August).

48 Cм.: Johnson’s Russia List. 2003. 17 February.

49 Cм.: Carnegie Meeting Report. Vol. 3. No. 12. 2001. 18 April.

50 Cм.: Johnson’s Russia List. 2003. 17 February; RFE/RL.

51 Политические интересы российского правительства часто вступают в противоречие с экономическими интересами Газпрома, поскольку российское правительство нередко использует Газпром как инструмент внешней политики, то есть как средство давления на страны ближнего зарубежья – СНГ, для которых Газпром выступает в роли поставщика дешевого газа (Украина, Беларусь) или владельца единственного доступного трубопровода (Туркменистан).

52 Cм.: Observer. 09/02/2003.

53 Cм.: Johnson’s Russia List. 2003. 17 February; Agafonov A. Restructuring of Gazprom: Political Rationale Prevails // New Energy Group Online. 24 April (http://www.newenergyanalytics.com/reports/index.phtml?234. 2003).

54 Cм.: Monitor. Vol. 7. Issue 159. 2001. 31 August; RFE/RL. 1998. 18 June.

55 Cм.: RFE/RL. 2000. 23 June; Правда. 2002. 11 июля.

56 Другими словами, они не имели права на бонусы (или долю прибыли). Что касается теории «претендентов на бонус», см.: Alchian A. A., Demsetz H. Production, Information Costs, and Economic Organization // American Economic Review. LXII. 1972. December.

57 Весной 1998 года Ельцин заставил Вяхирева подписать новый контракт, в котором была указана дата его окончания (31 мая 2001 года) и не предусмотрены фондовые опционы (подробнее см.: UFG. 2002. 30 May).

58 The Washington Post. 2002. 23 June.

59 Special Report FBIS.SOC.98.112. 1998. 22 April.

60 Хотя существует соблазн списать этот кризис на падение цен на газ, многие эксперты считают, что им одним его не объяснить, см.: RFE Business Watch Report. 2002. 3 December.

61 Cм.: Business Week Online. 2002. 18 February; Johnson’s Russia List. 2002. 22 March.

62 Подробнее см.: Jones Luong P., Weinthal E. Contra Coercion: Russian Tax Reform, Exogenous Shocks, and Negotiated Institutional Change.

63 Levi M. Of Rule and Revenue. Berkeley: University of California Press, 1988.

64 Cм.: Stiglitz J. E. Whither Reform? Ten Years of the Transition // Keynote Address, World Bank Annual Bank Conference on Development Economics. 1999.

65 Личные контакты авторов с Борисом Макаренко, заместителем генерального директора Центра политических технологий, Москва, 19 сентября 2001 года.

66 RFE/RL. 2003. 27 August.

67 См.: Shafer D. M. Winners and Losers: How Sectors Shape the Developmental Prospects of States. Ithaca and London: Cornell University Press, 1994.

68 Olson M. The Rise and Decline of Nations: Economic Growth, Stagflation, and Social Rigidities. New Haven: Yale University Press, 1982.

69 Согласно Олсон сговор достаточно редко происходит в условиях динамичной ситуации, какая наблюдается в России, поскольку он более типичен для стабильных сообществ с неизменными правилами игры (Olson M. The Rise and Decline of Nations: Economic Growth, Stagflation, and Social Rigidities).

70 RPI. 1998. 17 October.

71 RFE/RL. 2003. 29 January.

72 RFE/RL. 2003. 31 January; The Russia Journal. 2002. 16 December.

73 RFE/RL. 2003. 29 January.

74 The Russia Journal. 2003. 7 February.

75 RFE/RL. 2003. 31 January.

76 RPI. 2001. 5 January.

77 Lavelle P. Transneft’s crude control of the taps // The Russia Journal. 2003. 7 February.

78 Личные контакты авторов со Стивеном O’Салливаном, Объединенная финансовая группа, Москва, июль 2002 года; см. также: The Moscow Times. 2002.

28 June.

79 Личные контакты авторов с представителями российских нефтяных компаний, Москва, сентябрь 2001 года и июнь–июль 2002 года; см. также: The Moscow Times. 2003. 17 February.

80 UFG Report. 2002. 30 May.

81 Личные контакты авторов со Стивеном O’Салливаном, Объединенная финансовая группа, Москва, июль 2002 года; см. также: The Moscow Times. 2002. 28 June.

82 The Moscow Times. 2002. 28 June. P. 2.

83 Минотарные акционеры, например, выразили озабоченность тем, что акции Газпрома были проданы Рургазу по заниженной цене в мае 2003 года (Ведомости. 2003. 6 июня).

84 Компания Hermitage Capital также жаловалась, что «выплачиваемые газовым монополистом дивиденды составляют лишь 9 % чистой прибыли компании, тогда как ЮКОС и ЛУКОЙЛ выплачивают в виде дивидендов более 20 % своей чистой прибыли» (см.: http://hermitagefund.com. 2003. 22 May; Газета. 2003. 21 мая).

85 См.: Focus on Gazprom. 2003. 16 June; Shareholders turn screws on Gazprom. 2003. 13 June; The Moscow Times. 2003. 19 June.

86 Налоговый кодекс состоит из двух частей. Часть I была принята в июле 1998 года и вступила в силу с января 1999 года; она содержит административные и процедурные положения, касающиеся в том числе введения новых налогов и защиты прав налогоплательщиков. Часть II была принята в августе 2000 года, изменена в ноябре.декабре 2001 года и вступила в силу в 2001 и 2002 годах; она включает в себя описания различных налогов, в том числе НДС, налога на прибыль корпораций, личного подоходного налога и социального налога. Для более подробного обзора см.: OECD. 2001. P. 15–144.

87 Необходимо отметить тот факт, что, например, данный 13.процентный единый налог был даже ниже, чем предложенный Стивом Форбсом 17.процентный налог, а ставка налога на прибыли была ниже ставки стран ОЭСР. В дополнении к данным изменениям был введен новый налог на добычу полезных ископаемых (глава 26, часть II Налогового кодекса) с единой ставкой, привязанной к стоимости нефти.

88 Личные контакты авторов с западными и российскими финансовыми аналитиками, Москва, сентябрь 2001 года и июнь–июль 2002 года; см. также: Andersen A. Doing business in Russia. 2002 (http://www.arthurandersen.ru); Rabushka A. The Flat Tax at Work in Russia // The Russian Economy. Hoover Institution, Stanford University, 2002. 21 February (http://www.russiaeconomy.org/comments/022102.html).

89 Герман Греф, министр экономического развития и торговли, также с гордостью заявлял, что «сбор налогов в первом полугодии [2001 года] превысил ожидаемый уровень» (См.: RFE/RL. 2001. 2 August; Правда. 2001. 18 октября; Коммерсантъ. 2001. 19 октября; The Russia Journal. 2002. 18 July.

90 Aslund A. Russia // Foreign Policy. 2001. July/August, 20–25. P. 22.

91 Для более подробного обсуждения см.: Easter G. The Russian Tax Police // Post-Soviet Affairs. Vol. 18. No. 4. October–December 2002. P. 332–362; Jones Luong P., Weinthal E. Contra Coercion: Russian Tax Reform, Exogenous Shocks, and Negotiated Institutional Change.

92 Согласно данным МВФ по состоянию даже на 1 января 2000 года доля невыплаченных налогов на консолидированном уровне (федеральные и местные органы власти) составила 8,3 % ВВП (Российская Федерация: Избранные вопросы / Отчет МВФ 00/150. 15 ноября 2000 года. 69, 71). См. также: Gustafson T. Capitalism Russian.Style. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1999. Сh. 9; Shleifer A., Treisman D. Without a Map: Political Tactics and Economic Reform in Russia. Сh. 6.

93 Личные контакты авторов с Виталием Ермаковым, аналитиком Кэмбриджской ассоциации энергетических исследований (Cambridge Energy Research Associates (CERA)), Москва, июнь 2002 года, и с Дворковичем, см. выше.

94 См.: McFaul M. State Power, Institutional Change, and the Politics of Russian Privatization; Hellman J. Winners Take All: The Politics of Partial Reform in Post.Communist Transitions; Robert C., Sherlock T. Bringing the Russian State Back In: Explanations of the Derailed Transition to Market Economy // Comparative Politics. Vol. 31. No. 4. 1999. July. P. 477–498; Reddaway P., Glinski D. The Tragedy of Russia’s Reforms: Market Bolshevism Against Democracy.

95 Путин был назначен премьер.министром в августе 1999 года, а затем избран президентом в марте 2000 года 52,94 % голосов (RFE/RL. Russian Election Report, 13). Избранная в декабре 1999 года Дума состояла в основном из его сторонников, которые образовали первую стабильную политическую коалицию в истории российского парламента (блок «Единство»). Подробнее см.: Colton T. J., McFaul M. Reinventing Russia’s Party of Power: ‘Unity’ and the 1999 Duma Election // Post-Soviet Affairs. Vol. 16. No. 3. 2000. July–September. P. 201–225; Smyth R. Building State Capacity from the Inside Out: Parties of Power and the Success of the President’s Reform Agenda in Russia // Politics and Society. Vol. 30. No. 4. 2002. December. P. 555–578. См. также: Nicholson M. Putin’s Russia: Slowing the Pendulum without Stopping the Clock // International Affairs. Vol. 77. No. 4. 2001. October. P. 867–884; Shevtsova L. Putin’s Russia. Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2003.

96 См.: Remington T. The Russian Parliament: Institutional Evolution in a Transitional Regime, 1989–1999. New Haven: Yale University Press, 2001.

97 Подробнее см.: Jones Luong P., Weinthal E. Contra Coercion: Russian Tax Reform, Exogenous Shocks, and Negotiated Institutional Change.

98 Под полной информацией (common knowledge) подразумевают понимание всеми игроками правил игры и величины возможных выигрышей. Во многих рассматриваемых в теории игр ситуациях либо предполагается наличие единства информации, либо его можно достичь без прямых переговоров. См.: Werlang S. R. C. Common Knowledge // Game theory / Ed. by J. Eatwell, M. Milgrave, P. Newman. New York and London: W. W. Norton, 1989.

99 Cм.: The Moscow Times. 2001. 1 June; The Russia Journal. 2001. 1 June; Business Week Online. 2000. 20 November.

100 Кроме того, правительство заставило уйти в отставку Петра Родионова, первого заместителя главы Газпрома по экономике и финансам, что рассматривалось как усиление позиций Миллера (то есть правительства) в компании (Aris B. Gazprom reform on the way // Alexander’s Gas and Oil Connections. 2002. 23 January).

101 Aris B. Gazprom reform on the way.

102 Ведомости. 2001. 30 августа.

103 Раньше весь газ, произведенный Газпромом, продавался в России по ценам, устанавливаемым Федеральной энергетической комиссией. Независимым производителям позволяли продавать газ только в рамках прямых контрактов, заключенных с потребителями (Glazkov S. Mezhregiongaz Launches Electronic Exchange for Trading in Natural Gas at Market Prices: Gazprom Benefits Still // Russian Petroleum Investor. January 2003. P. 54–59).

104 К этому относится решение правительства о выкупе Пургаза, которое явилось не просто попыткой возврата украденных активов, но ответом на стремление минотарных акционеров узнать, куда пропали активы Газпрома (Aris B. Gazprom reform on the way). См. также: Lambroschini S. Russia: Gazprom’s Relations with Itera to be Audited. RFE/RL. 2001. 29 January.

105 См.: The Russia Journal. 2003. 7 February.

106 См.: Karl T. L. The Paradox of Plenty: Oil Booms and Petro-States. Berkeley: University of California Press, 1997.

Литература

Aharoni Y. State.Owned Enterprise: an Agent without a Principal // Jones L. P.

Public Enterprise in Less.Developed Countries. Cambridge and New York: Cambridge University Press, 1982.

Alchian A. A., Demsetz H. Production, Information Costs, and Economic Organization // American Economic Review. LXII. 1972. December.

Alexeev M. The Effect of Privatization and the Distribution of Wealth in Russia // Economics of Transition. Vol. 7. No. 2. 1999. July.

Aris B. More Details on Gazprom Reform Plan // Alexander’s Oil and Gas Connections. Vol. 7. No. 15. 2001. 17 July.

Black B., Kraakman R., Tarassova A. Russian Privatization and Corporate Governance: What Went Wrong? // Stanford Law Review. Vol. 52. 2000.

Gazprom: Russia’s Enron? // Business Week Online. 2002. February 18.

Carnegie Meeting Report. Vol. 3. No. 12. 2001. April 18.

Coulloudon V. Privatization in Russia: Catalyst for the New Elite // The Fletcher Forum of International Affairs. Vol. 22. No. 2. 1998. Summer/Fall. Privatization and the Globalization of Energy Markets // Department of Energy. Energy Information Administration. 1996.

Dienes L. Corporate Russia: Privatization and Prospects in the Oil and Gas Sector / The Henry M. Jackson School of International Studies, The University of Washington: The Donald W. Treadgold Papers. No. 5. 1996.

Goldman M. I. Lost Opportunity: Why Economic Reforms in Russia have not Worked. New York: Norton, 1994.

Gorbachev A. Gazprom: Mid.Term Prospects // New Energy. 2003. April 10.

Gustafson T. Capitalism Russian.Style. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1999.

Heath M. Putin to Increase Grip on ‘New’ Audit Chamber // The Russia Journal. 2001. 29 June.

Hellman J. Winners Take All: The Politics of Partial Reform in Post.Communist Transitions // World Politics. Vol. 50. No. 2. 1998. January.

Johnson J. Russia’s Emerging Financial.Industrial Groups // Post.Soviet Affairs. Vol. 13. No. 4. 1997. October–December.

Jones Luong P. The Use and Abuse of Russia’s Energy Resources: Implications for State Societal Relations // In Building the Russian State: Institutional

Crisis and the Quest for Democratic Governance / Ed. by V. Sperling. Boulder, CO: Westview, 2000.

Jones Luong P., Weinthal E. Prelude to the Resource Curse: Explaining Energy Development Strategies in the Soviet Successor States and Beyond // Comparative Political Studies. Vol. 34. No. 4. 2001.

Jones Luong P., Weinthal E. Contra Coercion: Russian Tax Reform, Exogenous Shocks, and Negotiated Institutional Change // American Political Science Review. 2004. Vol. 98. No. 1.

Khartukov E., Starostina E. Russia’s Oil Privatization is More Greed than Fear // Oil and Gas Journal. 2000. July 3.

Khartukov E. Russia’s Oil Majors: Engine for Radical Change // Oil and Gas Journal. 2002. May 27.

Lambroschini S. Russia: Gazprom’s Relations with Itera to be Audited // Radio Free Europe, Radio Liberty. 2001. 29 January.

Lane D., ed. The Political Economy of Russian Oil. Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 1999.

Levi M. Of Rule and Revenue. Berkeley: University of California Press, 1988.

Locatelli C. The Reorganization of the Russian Hydrocarbons Industry // Energy Policy. Vol. 23. No. 9. 1995.

McFaul M. State Power, Institutional Change, and the Politics of Russian Privatization // World Politics. Vol. 47. 1995. January.

Moe A., Kryukov V. Observations on the Reorganization of the Russian Oil Industry // Post.Soviet Geography. Vol. 35. No. 2. 1994.

Moors K. F. Government Maps Plan to Restructure Gazprom End its Gas Market Monopoly. RPI. February 2001.

Nicholson M. Putin’s Russia: Slowing the Pendulum without Stopping the Clock // International Affairs. Vol. 77. No. 4. 2001. October.

Olson M. The Rise and Decline of Nations: Economic Growth, Stagflation, and Social Rigidities. New Haven: Yale University Press, 1982.

Reddaway P., Glinski D. The Tragedy of Russia’s Reforms: Market Bolshevism Against Democracy. Washington: U.S. Institute of Peace Press, 2001.

Remington T. The Russian Parliament: Institutional Evolution in a Transitional Regime, 1989–1999. New Haven: Yale University Press, 2001.

Rutland P. Lost Opportunities: Energy and Politics in Russia // NBR Analysis. Vol. 8. No. 5. 1997.

Rutland P. Battle Rages over Russia’s Natural Monopolies // Transition News-letter. 1997. The World Bank. May–June 1997.

Sagers M. J. The Russian Natural Gas Industry in the Mid.1990s // Post-Soviet Geography. Vol. 36. No. 9. 1995.

Sagers M. J. Developments in Russian Crude Oil Production in 2000 // Post-Soviet Geography. Vol. 42. No. 3. 2001.

Sagers M. J., Kryukov V. A., Shmat V. V. Resource Rent from the Oil and Gas Sector and the Russian Economy // Post.Soviet Geography. Vol. 36. No. 7. 1995.

Shleifer A., Treisman D. Without a Map: Political Tactics and Economic Reform in Russia. Cambridge, MA: MIT Press, 2000.

Shevtsova L. Putin’s Russia. Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2003.

Solnick S. L. Stealing the State: Control and Collapse in Soviet Institutions.

Cambridge, MA: Harvard University Press, 1998.

Sonin K. Inequality, Property Rights, and Economic Growth in Transition Economies: Theory and Russian Evidence // CEPR Discussion Paper 2300. 1999.

Stiglitz J. E. Whither Reform? Ten Years of the Transition // Keynote Address, World Bank Annual Bank Conference on Development Economics. 1999.

Перевод с английского С. Славгородского.