В ночь после убийства премьер-министра Сербии на тротуаре перед домом правительства в Белграде появилась надпись: «Зоран, на кого ты нас покинул?» Конкретный ответ на этот вопрос стал окончательно известен в среду – на посту премьер-министра утвержден Зоран Живкович – но вряд ли это могло успокоить авторов граффити и осиротевших жителей Сербии, многие из которых уверены, что со смертью Джинджича закончился недолгий светлый период новейшей сербской истории.
Джинджич вовсе не являлся идеальным главой государства: он был безусловно талантливым политиком, но еще до югославской революции 2000 года успел заработать себе репутацию деятеля коррумпированного и не очень принципиального. В 2000 году внутри страны Джинджича уважали в основном за то, что его уважали за границей. На посту премьера он выжал из этого западного уважения максимум, не только заслужив таким образом благодарность значительного числа соотечественников, но и получив уникальный опыт управления страной, существование которой в очень высокой степени зависит от внешних партнеров. Часть ее фактически является международным протекторатом, бюджет в значительной мере состоит из зарубежной помощи, и даже недавние радикальные изменения в структуре самого государства были разработаны иностранными советниками. Обеспечение существования страны в таких немыслимых условиях – ноу-хау Джинджича. Тут дело вроде как и не в роли личности в истории, а все же – в ней. Потому что все остальные личности в сегодняшней Сербии играют несвойственные им роли и играют их плохо.
Возьмем, к примеру, Зорана Живковича. Последние два с небольшим года, вплоть до прекращения существования Югославии в феврале 2003-го, этот политик – бывший мэр Ниша, последовательный демократ, приятный, в общем, во всех отношениях, – служил министром внутренних дел Югославии. Его главное достижение – повторный прием страны в Интерпол после восьмилетнего перерыва. Его главный провал – неумение бороться со все нарастающей криминализацией экономики. Следуя нормальной западной логике, которую в своей стране действительно пытался насаждать Джинджич, – после убийства премьера бывший министр внутренних дел, коль скоро он не мог подать в отставку с поста министра (сама должность только что упразднена вместе с государством), должен был бы уйти с хоть с поста вице-президента Демократической партии, которую возглавлял Джинджич. Вместо этого он сделался его преемником на посту главы правительства. Показательно: после утверждения своей кандидатуры Живкович объявил, что подает в отставку с постов члена советов директоров крупной табачной компании и крупной национальной компании по импорту товаров. Потому что это, мол, конфликт интересов, который не может позволить себе премьер министр, – а министр внутренних дел, выходит, мог, как и мэр города Ниша, где и находится эта табачная компания.
Но какие были альтернативы кандидатуре Живковича? Внутри Демократической партии – а правительство Сербии формируется на партийной основе – никаких: следующим в очереди за Живковичем был бы совсем молодой и неопытный Цедомир Йованович. В самом правительстве не лучше: заместителем Джинджича был Жарко Корач, замечательный человек, но абсолютно неопытный политик. До 2000 года он занимался в основном наукой – психологией, а также возглавлял очень маргинальную социал-демократическую партию.
Список людей, неспособных служить премьер-министром Сербии, можно было бы продолжить: их столько же, сколько жителей страны. Причины такой ситуации вполне очевидны, и, наверное, их не стоило бы проговаривать, если бы не начинающаяся война в Ираке, где США собираются установить очередную демократию. Пример Сербии – одного из наиболее благополучных образцов подобного американского вмешательства – помогает представить себе, на что же может быть похоже установление демократии в Багдаде.
Весной 1999 года США бомбили территорию Сербии (включая Косово) и Черногории, чтобы заставить югославского президента Слободана Милошевича вывести федеральные войска из Косово. Второй заявленной целью было свержение самого Милошевича – но осуществленное как бы не силами американской армии, а руками самих югославов. Немедленным результатом бомбардировок явилась гуманитарная катастрофа в Косово, где югославские военные, полиция и бандиты устроили резню, а затем депортацию практически всех албанцев в соседние Македонию, Черногорию и Албанию. Однако после двух с половиной месяцев бомбардировок Милошевич войска все же вывел, в Косово вошли силы ООН, что позволило вернуться беженцам, а с ними – еще и неизвестному количеству граждан бедствующей Албании.
Позиции Милошевича в самой Сербии в результате бомбардировок поначалу только укрепились. Вопреки американским ожиданиям, сербы вовсе не вышли на площадь требовать смены президента: они своего президента после свалившихся на страну бедствий поддерживали и готовы были терпеть лишения ради восстановления страны, в которой, в частности, были разрушены практически все мосты. Надо сказать, что к лишениям сербы привыкли: против Югославии к тому времени уже примерно шесть лет почти без перерыва действовали международные экономические санкции. Вкупе с пятью войнами, в которых страна участвовала с 1991 года, это означало, что люди беднели, инфраструктура рушилась, а бандиты наживались. Самыми богатыми и влиятельными становились контрабандисты – а в богатой на границы Черногории в отсутствие туризма вся экономика основывалась на контрабанде.
Спустя год с небольшим после натовских бомбардировок Милошевич допустил непростительную политическую ошибку: назначил досрочные президентские выборы, явно не отдавая себе отчет в том, что выиграть без подтасовок не сможет. Оппозиция же, наоборот, при значительной финансовой и организационной помощи Запада, сделала невозможное – создала коалицию из самых разных партий и выиграла выборы, а затем еще и отстояла их результаты. Революция в октябре 2000 года вышла не то что бархатной, а стала почти конституционной сменой власти.
Но тут начались проблемы: унаследованное от распавшейся Югославии федеративное устройство означало, что «революционерам» нужно было сформировать сразу два действующих правительства – югославское и сербское. А кадров не хватало и на одно: все 18 партий в оппозиционной коалиции были партиями одного, иногда двух политиков. Кроме них была еще горстка экономистов-реформаторов, сразу получивших ключевые посты. Больше не было никого. Из Югославии уже больше десяти лет уезжали все, кто был на что-то способен. Надо отметить, что речь идет о стране, во-первых, расположенной в центре Европы – то есть уехать оттуда на Запад просто и технически, и психологически, – а во-вторых, о стране довольно маленькой. Это не Россия, откуда годами могут утекать мозги без очевидного ущерба для страны: все население Сербии – 10 миллионов.
Если не считать совсем маленькой группы «революционеров», из предприимчивых, способных на что-то людей, после десяти лет войн и санкций в Югославии оставались только те, кому это выгодно: бандиты. Именно они и определяют лицо сербской экономики. В магазинах продаются ввезенные криминальными структурами продукты с просроченной датой реализации или вообще не пригодные к употреблению – в частности, согласно некоторым источникам, мясо, зараженное вирусом коровьего бешенства. По улицам ездят угнанные автомобили: по данным Интерпола, их в Сербии около 100 000. И везде, абсолютно везде, продаются контрабандные сигареты и наркотики – разнообразные и дешевые.
Сербские и югославские власти, в частности Живкович, во всех бедах винят Косово, где действительно существует двоевластие – порядок на свой лад наводят и международные организации, и кое-какие органы местного самоуправления. Получается это у тех, и у других из рук вон плохо. Сербская полиция вмешаться не может, хотя по закону край подпадает под ее юрисдикцию. Впрочем, если бы она и вмешалась, вряд ли ситуация изменилась бы коренным образом – разве что лишила бы сербскую полицию возможности валить вину на другого.
Разумеется, все это – и безнадежно запутанный статус Косово, и мафия, и даже оружие, которым она обладает, – наследие эпохи Милошевича. И похоже, что у новых политиков нет инструментов для борьбы с этим наследием – точнее, эти инструменты приходится одалживать у той же эпохи. Сразу после убийства Джинджича ввели чрезвычайное положение. Тут же начались и аресты – по принципу «всех, кого можно», а не кого нужно: арестовано уже 750 человек. На следующий день после убийства милый западник Жарко Корач в прямом радиоэфире призвал журналистов не брать интервью у адвокатов арестованных – «потому что они (арестованные) им платят». Начались чистки. Арестован заместитель прокурора. Парламент требует увольнения или насильственного «вывода» на пенсию судей, недостаточно рьяно борющихся с преступностью, то есть выносящих чересчур мягкие приговоры. Закрыты уже три издания, якобы за то, что они публиковали сведения, наносящие вред следствию. Говорят, что на самом деле издания наказывают за то, что публикации там оплачивает Земунская группировка, та самая, которую винят в убийстве премьера. Но все понимают: чтобы публиковать сведения, которые могут помешать следствию, надо иметь к этому самому следствию доступ. Видимо, все так и есть: и мафия платит, и доступ есть. И как с этим бороться, не знает никто – ни Живкович, ни Корач, ни международные организации.
Неперспективное это дело – свергать диктаторов.
