Издательства «КоЛибри» и «Азбука-Аттикус» представляют книгу Андрея Вознесенского «Несимметричное время. Стихотворения. Проза. Фотографии. Документы».
Андрея Вознесенского называют поэтом-шестидесятником, но он поэт ХХ века, переходящего в век ХХI. Он настоящий поэт-пророк: уже в 70-е он писал про цифровизацию нашего мира и искал в русском языке место всем новым словам и понятиям. Вознесенский, которого переводили на многие языки мира, в 60–70-е годы представлял русскую поэзию во многих странах, от Канады до Австралии. Автор рок-оперы «Юнона и Авось», автор текстов многих хитов, свидетель жизни ХХ века, он очень активно сопереживал людям и событиям, и оттого его проза и его стихотворения полны соучастия, сотрудничества, приятия мира прошлого, мира нынешнего и мира будущего.
Книга «Несимметричное время» — хроника как жизни Андрея Вознесенского, так и жизни всего ХХ века в стихотворениях и фотографиях, в прозе и документах, многие из которых публикуются впервые.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
В 1976 вышел сборник «Витражных дел мастер». В нем было напечатано стихотворение «Авось». Предваряло его краткое описание и цитаты из писем Николая Резанова: «Теперь надеюсь, что "Авось" наш в Мае на воду спущен будет...» С этой историей Вознесенский столкнулся в Канаде, и она его заинтересовала. Монографию о Н. П. Резанове Вознесенскому подарил ванкуверский профессор Майкл Коэн.
…Поэму «Авось» я написал в Ванкувере. Безусловно, в ванкуверские бухты заводил свои паруса Резанов и вглядывался в утренние холмы, так схожие с любезными его сердцу холмами сан-францисскими, где герой наш, «ежедневно куртизируя Гишпанскую красавицу, приметил предприимчивый характер ея», о чем откровенно оставил запись от 17 июня 1806 года.
Сдав билет на самолет, сломав сетку выступлений, под утро, когда затихают хиппи и пихты, глотал я лестные страницы о Резанове толстенного тома Дж. Ленсена, следя судьбу нашего отважного соотечественника.
Действительный камергер, создатель японского словаря, мечтательный коллега и знакомец Державина и Дмитриева, одержимый бешеной идеей, измученный бурями, добрался он до Калифорнии. Команда голодала. «Люди оцынжали и начали слягать. В полнолуние освежались мы найденными ракушками, а в другое время били орлов, ворон, словом, ели что попало...»
Был апрель. В Сан-Франциско, надев парадный мундир, Резанов пленил Кончу Аргуэльо, прелестную дочь коменданта города.
Повторяю, был апрель. Они обручились. Внезапная гибель Резанова помешала свадьбе. Конча постриглась в монахини. Так появилась первая монахиня в Калифорнии. За океаном вышло несколько восхищенных монографий о Резанове. У Брета Гарта есть баллада о нем. Дописывал поэму в Москве.
В нашем ЦГИА хранится рукописный отчет Резанова, частью опубликованный у Тихменева (СПб. 1863). Женственный, барочный почерк рисуют нам ум и сердце впечатлительное. Какова личность, словесный жест! «Наконец являюсь я. Губернатор принимает меня с вежливостью, и я тотчас занял его предметом моим». Слог каков! «...и наконец погаснет дух к важному и величественному, словом, мы уподобимся обитому огниву, об который до устали рук стуча, насилу искры добьешься, да и то пустой, которою не зажжешь ничего, но когда был в нем огонь, тогда не пользовались».
Как аввакумовски костит он приобретателей: «Ежели таким бобролюбцам исчислить, что стоят бобры, то есть сколько за них людей перерезано и погибло, то может быть пониже бобровыя шапки нахлобучат!»
Резанов был главой того первого кругосветного путешествия россиян, которое почему-то часто называют путешествием Крузенштерна. Крузенштерн и Лисянский были под началом у Резанова и ревновали к нему. Они не ладили. В Сан-Франциско наш герой приплыл, уже освободившись от их общества, имея под началом Хвостова и Давыдова. Матросы на парусниках были крепостными. Жалованье, выплачиваемое им, выкупало их из неволи. Таким образом, их путь по океану был буквальным путем к свободе.
В поэму забрели два флотских офицера. Имена их слегка измененные. Автор не столь снедаем самомнением и легкомыслием, чтобы изображать лиц реальных по скудным сведениям о них и оскорблять их приблизительностью. Образы их, как и имена, лишь капризное эхо судеб известных. Да и трагедия евангелической женщины, затоптанной высшей догмой, — недоказуема, хотя и несомненна. Ибо не права идея, поправшая живую жизнь и чувство.
Смерть настигла Резанова в Красноярске 1 марта 1807 года. Кончита не верила доходившим до нее сведениям о смерти жениха. В 1842 году известный английский путешественник, бывший директор Гудзоновой компании сэр Джордж Симпсон, прибыв в Сан-Франциско, сообщил ей точные подробности гибели нашего героя. Кончита ждала Резанова тридцать пять лет. Поверив в его смерть, она дала обет молчания, а через несколько лет приняла великий постриг в доминиканском монастыре в Монтрее.
В 1978 году композитор Алексей Рыбников и режиссер Марк Захаров задумали постановку, основанную на православных песнопениях. Они предложили Вознесенскому написать либретто, но у поэта было свое предложение. Так родилась рок-опера «Юнона и Авось». Какие-то стихи были написаны специально, что-то взято из раннего, как самая, наверное, знаменитая песня «Ты меня на рассвете разбудишь». Как рассказывал Рыбников, идея всем понравилась, но мало кто верил в успех — кому нужна история какого-то русского графа?
* * *
Конечно, оперу не могли разрешить. Виной были политические параллели, Америка, Россия, христианские мотивы, секс, рок и прочая чушь. Да еще Казанская Богоматерь пела при помощи ультразвука! Не помогла помощь Щедрина, Солоухина и других авторитетов. Может быть, нашими союзниками были дети из высших сфер? Помню, как нас окончательно запретили на Московском управлении культуры. Все резервы помощи были исчерпаны. Мы вышли на Кузнецкий подавленными.
— Андрей, у меня на примете есть еще кое-кто, который может помочь, — сказал неуверенно Захаров. — Поехали!
Такси затормозило у Елоховского собора. «Зайдем», — предложил Марк. Мы поставили свечки у иконы нашей героини — Казанской Божьей Матери. Я купил три образка нашей Матери-Заступницы. И отвез их Караченцову и Шаниной. Наутро оперу разрешили.
Может быть, Марк ночью и звонил кому-то. Но, как писал поэт: «Какое здесь раздолье вере!»
Смысл оперы сам меняется со временем. Вначале зрителям виделись сталинские лагеря, афганские гробы, летящие по небу, невыездные, стремящиеся в Америку, запретные секс и любовь. А теперь Караченцов играет нового русского, вылезающего на заокеанский берег. Будучи в Париже, я рассказал Пьеру Кардену об опере, прокрутил пленку — тот был покорен. Театр был невыездной тогда. Не только подпольные рокеры, но и большинство лидеров труппы — хотя бы «растленный» Абдулов. Но Карден обратился прямо к Андропову, и всех сразу выпустили. Может быть, опять это было заступничество Богоматери.