Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу австралийского историка Марка Эделе «Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве 1941–1991» (перевод Е. Иванушкиной).
Среди трагических последствий войны с нацистской Германией — колоссальных человеческих жертв и разрушений — Советскому Союзу пришлось столкнуться с проблемой помощи миллионам травмированных и искалеченных людей, вернувшихся с фронта к гражданской жизни. Книга Марка Эделе прослеживает историю ветеранов Великой Отечественной войны с первых послевоенных лет и до распада СССР в 1991 году. Историк показывает, как в рамках советского режима зарождалось и развивалось народное движение бывших фронтовиков, целью которого было добиться признания их заслуг перед страной и прав на различные привилегии. Для этого им приходилось преодолевать известное сопротивление со стороны государства, которое не спешило признавать их отдельной социальной группой, подозревало в политической нелояльности и не желало нести расходы за предоставление ветеранам особого статуса. Автор ставит перед собой задачу продемонстрировать, как в 1978 году, вопреки сопротивлению официальных институтов и укрепляющемуся культу войны, бывшим фронтовикам всё же удалось добиться желаемого.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Борьба за организацию
В конце лета 1946 года журналист В. Барыкин, работавший в «Совинформбюро», направил письмо Андрею Жданову — человеку, отвечавшему в партии за послевоенную культурную политику1. Автор послания выбрал для себя позицию не просителя, но гражданина, добровольно решившего помочь товарищам из ЦК полезным советом2. Главным предметом его заботы оказались пути и методы, посредством которых можно было повысить эффективность пропагандистской работы как внутри страны, так и за рубежом. Одной из главных его идей заявлялось создание организации ветеранов, подобной тем, которые существовали за границей: «Хорошо известно, что ветеранские организации существуют в Америке, Франции и других странах. Они организуют миллионы людей. 22 августа ТАСС сообщило в телеграмме из Нью-Йорка: "Пресса сообщает, что в результате недавнего успешного мятежа ветеранов войны против коррумпированного правительства города Афины (штат Теннесси) ветераны войны обсуждают в настоящее время идею создания политической организации ветеранов штата; они также обсуждают реформы избирательной системы и системы управления. Эта организация может стать третьей национальной партией США"».
Барыкин не без наивности предположил, что американская история, в которой ветераны взялись за «перевоспитание» истеблишмента, сможет убедить товарищей из ЦК в том, что советская организация ветеранов — недурной проект. Он видел в демобилизованных солдатах прогрессивную силу, естественным образом связанную с партией-государством и способную продвигать интересы Советского Союза на международной арене. В его письме, по сути, формулировалась программа советского ветеранского движения в том виде, в каком оно появилось на свет десять лет спустя: «Мы можем и должны использовать организации ветеранов войны в своей международной пропаганде для борьбы с поджигателями новой войны, разоблачения реакционеров, выступающих против СССР, против новой демократии. Что нужно для этого сделать? Надо создать международную организацию / объединение ветеранов войны. Инициаторами создания такой международной организации должны выступить советские ветераны войны. Для этого в СССР должно быть создано общество / объединение / организация ветеранов Отечественной войны. Лозунгом, разработанным для организации, должно быть "За мир во всем мире"»3.
Не откладывая дело в долгий ящик, Барыкин набросал устав будущей организации. По его мнению, ее целью надлежало сделать борьбу с поджигателями войны, фашистами, реакционерами и другими врагами демократии. Это прописывалось в статье 1. Однако статьи 2 и 3 превращали организацию в нечто большее, чем просто рупор международной пропаганды. Внешнюю агитационную деятельность ей предлагалось сочетать с лоббированием ветеранских интересов в самом Советском Союзе: помогать бывшим фронтовикам в решении бытовых и материальных проблем, организовывать дома инвалидов и другие социальные учреждения, контролировать соблюдение советского законодательства о трудоустройстве и соцобеспечении инвалидов и ветеранов войны. Ветеранской организации предстояло также учреждать клубы бывших бойцов и вести в их рядах культурно-просветительскую работу, направленную на преодоление «нездоровых явлений» типа спекуляции, пьянства или хулиганства. Объединение, по замыслу Барыкина, должно было обзавестись собственной ежедневной газетой «Ветеран Отечественной войны», которая разоблачала бы внешних и внутренних недругов, включая нерадивых «чиновников и бюрократов», нарушающих законодательство о социальном обеспечении ветеранов4.
В своем письме партийному начальству Барыкин сформулировал широко распространенную после войны идею: проект сильного и организованного движения, обеспечивающего благополучие защитников родины. Как выразился в 1953 году один из них в переписке со знаменитым героем-полководцем и новым заместителем министра обороны Георгием Жуковым, ветеранам такая организация требовалась «как воздух»5.
Согласно продуманному плану, который представил Барыкин, новое движение смогло бы легитимизировать участие ветеранов во внутренней политике, оказывая политическому руководству важную услугу — а именно разворачивая пропагандистскую работу за рубежом. Подобно многим своим единомышленникам, автор инициативы предполагал, что замысел создания подобной организации будет благосклонно воспринят в ЦК — в дальнейшем, однако, выяснилось, что эта гипотеза оказалась ложной. Впрочем, со временем сопротивление удалось преодолеть: в стране появилось и набрало силу организованное ветеранское движение, которое стало прочной опорой позднесоветского порядка. Каким же образом группе, которой официально не полагалось существовать, удалось обрести институциональный статус в советском государстве? Почему, как и в каком объеме ветераны все-таки обзавелись собственной организацией, о которой многие из них мечтали после завершения сражений?
На эволюцию ветеранского движения влияли не только давление снизу и воздействие сверху. Для его возникновения требовались изменения в государственной политике, которые смогли бы обеспечить актуализацию, легализацию и формализацию ранее сложившихся массовых чаяний, социальных отношений и организационных форм — которые, в свою очередь, влияли на то, как ветераны думали, чувствовали и действовали. Таким образом, в истории ветеранского движения целесообразнее всего видеть комбинацию социально-психологического давления снизу, сохранявшегося на протяжении всего советского периода, и тактического противодействия, оказываемого политическим руководством. Тот факт, что советское ветеранское движение не являлось примитивной искусственной креатурой государства, но имело глубочайшие эмоциональные, психологические, социальные корни, помогает объяснить, почему ему удалось пережить распад СССР и сохранить политическое влияние после 1991 года.
Барыкин, кажется, совсем не догадывался о том, что у советской власти есть давнее предубеждение против любой формы самоорганизации ветеранов в СССР. Игнорируя пожелания фронтовиков, сражавшихся в Великой Отечественной войне, политическое руководство придерживалось курса, ранее выработанного в отношении Первой мировой войны и Гражданской войны. После Февральской революции 1917 года по всей России начали возникать различные организации инвалидов-ветеранов, которые в июне того же года объединились во Всероссийский союз увечных воинов6. После большевистской революции делегации этого объединения несколько месяцев осаждали недавно созданный Комиссариат социального обеспечения РСФСР7. В ответ большевистское руководство, недовольное тем, что его чиновникам постоянно докучают, в августе 1919 года объявило союз «ненужным», а после завершения Гражданской войны вообще упразднило его. Тогда же не оправдалось и стремление некоторых большевиков, получивших увечья в боях с «белыми» армиями, обзавестись хотя бы собственными партийными ячейками: 7 июля 1919 года создание особых отделений для инвалидов-партийцев было объявлено Центральным комитетом большевистской партии нецелесообразным. Позже, в 1920-х годах, политическое руководство пресекло попытки учредить общесоюзную ветеранскую организацию8. Лишь нескольким локальным обществам бывших солдат удалось уцелеть в последующие годы, причем им, разумеется, было далеко до общенационального движения ветеранов9. Для межвоенного периода советские гонения на ветеранские организации казались уникальным явлением: во всех других воевавших странах тогда появились массовые движения ветеранов10.
Упорное нежелание партийного руководства уступить требованиям о создании ветеранской организации обусловливалось идеологическими, политическими и экономическими причинами. В идеологическом плане ветеранов вообще словно не было: «объективно» такой социальной группы, объединенной общими интересами, просто не имелось в наличии. Они не являлись общественным классом в ортодоксальном марксистском смысле; следовательно, их нельзя было рассматривать ни как «класс в себе», ни как «класс для себя». По этой причине им не требовалась и собственная организация, ибо невозможно представлять интересы, которых нет. Все эти люди являлись не более чем советскими гражданами, некогда служившими в армии. С политической точки зрения ветеранам нельзя было позволить организовываться, потому что это бросило бы вызов монополии большевистской партии и, таким образом, стало бы «контрреволюционным» актом. В «Стране Советов» никакие очаги политической активности, не зависящие от партии-государства, не допускались. Наконец, в экономическом отношении главное предназначение такого движения могло заключаться лишь в том, чтобы добиваться для ветеранов особых социальных привилегий — а Советский Союз долгое время не мог позволить себе ничего подобного11.
Нападение Германии на Советский Союз в 1941 году и последовавшая за этим борьба не на жизнь, а на смерть лишь на время скорректировали эту линию. По мере того, как хлынувший во внутренние районы страны маленький ручеек бойцов, получивших на фронте увечья, превращался в бурный поток, неразвитые и недоукомплектованные структуры социального обеспечения все очевиднее не справлялись с их реинтеграцией в гражданскую жизнь. Местные власти пытались ослабить давление, время от времени созывая собрания инвалидов, которые к 1943 году проводились по всей территории СССР. Чуть позже в некоторых регионах страны начали появляться «комитеты содействия» и «группы по работе с инвалидами». Чаще всего эти организации не столько представляли интересы ветеранов, сколько следили за их активностью. Иногда, впрочем, им удавалось превращаться в подлинные структуры лоббирования ветеранских интересов и социальной поддержки инвалидов войны на местах12.
Спонтанное появление подобных организаций и очевидная популярность идеи ветеранских объединений не изменили, однако, генеральную линию. Партийное руководство, замечая хотя бы малейшие признаки тяготения бывших солдат к самоорганизации, всякий раз реагировало мгновенно. После того как летом 1944 года уполномоченный Комиссии партийного контроля в Казахстане поддержал желание местных фронтовиков учредить «Союз инвалидов Отечественной войны», его недвусмысленно и резко осадили сверху: позиция чиновника была объявлена «абсолютно неверной», а самому товарищу Чубарову «была разъяснена ее ошибочность»13. Через несколько месяцев, 9 сентября 1944 года, в газетах появилась крошечная заметка из 34 слов, в которой сообщалось о создании комитетов офицеров — инвалидов войны в нескольких районах Москвы14. Из реакции на это довольно невинное событие можно заключить, до какой степени политическое руководство было обеспокоено перспективой появления любой, пусть даже полунезависимой, ветеранской организации. Аппарат ЦК незамедлительно принял этот вопрос к рассмотрению и — после консультаций с ближайшим окружением Сталина в лице Маленкова — отметил, что, во-первых, учреждение таких комитетов было инициативой сугубо Московского военного совета, что, во-вторых, эта инициатива не согласовывалась с вышестоящими инстанциями, и что, в-третьих, публикация сообщения ТАСС, упоминавшего об этих группах, была ошибкой. 15 сентября 1944 года секретариат ЦК объявил обнародованную информацию недостоверной и предупредил местные партийные органы о «нецелесообразности» создания подобных комитетов15. Это был далеко не последний случай, когда аппаратчикам из ЦК приходилось вмешиваться, чтобы предотвратить стихийные порывы ветеранов к самоорганизации. В начале 1945 года инспектор Комиссии партийного контроля отмечал, что на предприятиях по-прежнему создаются незаконные ветеранские комитеты, работающие с возвращающимися фронтовиками16. А в мае 1945 года председатель «Совинформбюро» Соломон Лозовский получил порицание за высказанное им предложение учредить две ветеранские организации: «Совет маршалов» (который, как предполагалось, возглавит сам Сталин) и «Общество Героев Советского Союза». Понятно, что подобные структуры вряд ли обнаружили бы нелояльность17.
Учитывая более ранние прецеденты, не приходится удивляться тому, что и в 1946 году начальство не поддержало предложение о создании в СССР ветеранской организации. Идеологические ошибки Барыкина были обобщены в записке, подготовленной для Андрея Жданова специально на эту тему. (Самому автору идеи позже сообщили, что его построения «надуманны» и «неуместны»18.) Прежде всего Барыкин не понял «реального политического облика» ветеранского движения за границей. Так, наиболее важная из подобных организаций в США — «Американский легион» — является вовсе не прогрессивной, но, напротив, «империалистической и антисоветской». «Легионеры» поддерживали агрессивный настрой американского правительства в отношении Советского Союза, а их бывший руководитель выступал за нанесение ядерного удара по Москве. «Эпизодически звучащие прогрессивные выступления ветеранов» не меняют общей картины: американское ветеранское движение отличается «безусловной реакционной сущностью». «Британский легион» тоже объявлялся реакционной организацией, находящейся в плену у «черчиллевских идеек» об англо-американском военном союзе. Далее, отмечалось в записке, во Франции в ветеранском движении доминируют сторонники маршала Петена и генерала де Голля; в других странах среди ветеранов тоже, как правило, преобладают «реакционеры». Если создавать с такими партнерами международное ветеранское объединение, то оно неминуемо станет реакционным, а этого никак нельзя допустить19.
Обращаясь к внутригосударственным сферам ветеранской деятельности, автор записки, направленной Жданову, отмечал, что в Советском Союзе ветеранской организации нечем будет заниматься: особых проблем у ветеранов нет, а решение тех немногих, которые имеются, взяло на себя правительство: «По поводу письма тов. Барыкина: … в нашей стране не существует проблемы трудоустройства демобилизованных воинов в качестве трудноразрешимой социальной проблемы. Советское государство законодательным порядком обеспечивает интересы демобилизованных воинов, а также инвалидов войны. Спрос на труд превышает у нас предложение. Попытка обособить часть советских людей (побывавших в армии) от остальных (не побывавших в армии) в особое общество не вызывается какой-либо необходимостью»20.
Четыре десятилетия спустя политическое руководство рассуждало уже по-другому. В своем докладе на партийном пленуме 27 января 1987 года Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев не только назвал недавнее создание Всесоюзной организации ветеранов войны и труда важным вкладом в «социалистическое самоуправление народа», но и мимоходом объяснил, почему такая организация стала необходимой. Ветераны теперь рассматривались как один из «слоев» советского населения. Дифференцируя советских граждан по классовым, гендерным, национальным и поколенческим признакам, Горбачев перечислил «рабочий класс, колхозное крестьянство, интеллигенцию, женщин и мужчин, ветеранов и молодежь, все нации и народности страны»21. Со сталинских времен многое изменилось: ветераны превратились из разновозрастной группы в особое поколение; им были предоставлены официальные привилегии и официальный статус; и они пользовались поддержкой могущественных организаций. Эти изменения не были чем-то предрешенным. Они вовсе не вытекали (идео-)логически из тех предпосылок, на которых базировался режим, став результатом политических действий, как массовых, так и закулисных. Сдвиги начались после смерти Сталина, в конце 1950-х годов, и ускорились в 1960–1970-х годах, но истоки перемен отсылали к военным и послевоенным временам — к той поре, когда ветераны вышли из бойни на советско-германском фронте, объединенные чувством того, что они заслуживают особого отношения со стороны остального общества.
Но вернемся в самое начало. При Сталине политическое руководство с подозрением воспринимало желание ветеранов организоваться. Со смертью диктатора ситуация тоже не изменилась. Вплоть до 1950-х годов официальный политический дискурс продолжал отрицать любую легитимность или необходимость ветеранских организаций при социализме. Разумеется, такое отношение со стороны партийного начальства не означало, что все ассоциативные связи между ветеранами — формальные, полуформальные и неформальные — после демобилизации обязательно разрывались. Зачатки ветеранского движения сохранялись на протяжении всех послевоенных лет, не попадая на экраны партийных радаров.
Это имманентное ветеранское движение интегрировалось на нескольких формальных уровнях. На самом базовом уровне ветераны разделяли чувство избранности, которое побуждало их однотипно вести себя в определенных ситуациях. (Этот феномен будет рассмотрен в следующей главе.) Они также продолжали интенсивно общаться друг с другом. Наиболее прочными их связи оказывались внутри партии, которая превратилась если и не в организацию ветеранов, то, по крайней мере, в такую организацию, где участники войны численно преобладали22. Второй институциональной средой, где ветеранские сети пустили глубокие корни, стала армия23. За пределами этих властных институций, то есть в том социальном пространстве, куда вернулось большинство фронтовиков, неформальные взаимодействия оставались важными, не составляя, однако, какой-то особой сетевой конструкции.
Ветеранские агрегации возникали и распадались, образуя нестабильную структуру, похожую на капли ртути на неровной поверхности: ветераны тянулись друг к другу, когда судьба сводила их вместе, но такие взаимосвязи быстро разрушались под гнетом послевоенной жизни с ее беспорядком и неустроенностью — только для того, чтобы снова сложиться где-то в другом месте24.
Иногда эти нестабильные группы ветеранов образовывали что-то вроде временных сетей25. Выкристаллизовываясь на периферии армейского или партийного взаимодействия, их ядра порой могли даже формализоваться, становясь менее аморфными. В 1945 году, в день окончания войны, группа бойцов 53-й гвардейской стрелковой дивизии, сформированной осенью 1941-го из московских партийцев, решила собираться два раза в год: 9 мая — в годовщину Победы, и 15 октября — в годовщину формирования дивизии. Через год эти люди начали называть себя «ветеранским советом» своего подразделения. Помимо ежегодных встреч, они выступали с лекциями на предприятиях и в учреждениях, делясь своим боевым опытом. Группа сохранилась и в послевоенные годы, насчитывая в 1958 году 700 членов. В 1956 году новообразованный Советский комитет ветеранов войны (СКВВ) был неприятно удивлен, узнав о ее существовании: «Что это за группа? Что это за Совет? Распустить, разогнать!»26
Правда, в итоге организацию всё же включили в состав функционировавшей при Комитете секции бывших фронтовиков, причем ей даже разрешили сохранить собственную организационную структуру27. Тем не менее в том же году СКВВ потребовал, чтобы все иные «организованные группы ветеранов» прекратили свою деятельность.
1. В. Барыкин — А. Жданову, 26 августа 1946 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 391 Л. 70–73. Я благодарен Тимоти Джонстону из Оксфорда за то, что он обратил мое внимание на этот документ.
2. Fitzpatrick S. Supplicants and Citizens: Public Letter-Writing in Soviet Russia in the 1930s // Slavic Review. 1996. Vol. 55. № 1. Р. 78–105 [Фицпатрик Ш. Срывайте маски!: Идентичность и самозванство в России ХX века. М.: РОССПЭН, 2011. Гл. 9: «Просители и граждане»].
3. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 391. Л. 70.
4. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 391. Л. 71.
5. Протокол заседания секции фронтовиков СКВВ, 20 декабря 1956 // ГАРФ. Ф. р-9541. Оп. 1. Д. 40. Л. 28.
6. Pyle E. Village Social Relations and the Reception of Soldiers’ Family Aid Policies in Russia, 1912–1921. Ph.D. diss., University of Chicago, 1997. Р. 306–307, 310; Fieseler B. Die Invaliden des «Grossen Vaterländischen Krieges» der Sowjetunion: Eine politische Sozialgeschichte 1941–1991. Habilitationsschrift, Ruhr-Universität Bochum, 2003. S. 20.
7. Madison B. Social Welfare in the Soviet Union. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1968. P. 81; Высшие органы государственной власти и управления России IX–XX вв.: Справочник / Под ред. А. С. Тургаева. СПб.: Образование-Культура, 2000. С. 309–310.
8. Fieseler B. Die Invaliden des «Grossen Vaterländischen Krieges» der Sowjetunion. S. 24, 37.
9. Edele M. A «Generation of Victors?». Р. 518–519.
10. Fitzpatrick S. The Legacy of the Civil War // Rosenberg W. et al. (Eds.). Party, State, and Society in the Russian Civil War: Explorations in Social History. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 1989. P. 385–398. Здесь — P. 393.
11. Fieseler B. Die Invaliden des «Grossen Vaterländischen Krieges» der Sowjetunion. S. 37. Об особых привилегиях для ветеранов подробнее см. ниже.
12. Edele M. Soviet Veterans as an Entitlement Group, 1945–1955 // Slavic Review. 2006. Vol. 65. № 1. Р. 122; Idem. A «Generation of Victors?». Р. 520–530; Fieseler B. Die Invaliden des «Grossen Vaterländischen Krieges» der Sowjetunion. S. 263–266.
13. Заместитель заведующего отделом организации и инструктажа ЦК Ратнер — Г. Маленкову, 1 августа 1944 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 71. Л. 145.
14. Заметка под названием «Комитет офицеров-инвалидов Отечественной войны» была одновременно опубликована 9 сентября 1944 года в нескольких газетах. См.: Красная звезда. С. 2; Московский большевик. С. 1; Красный флот. С. 3. См.: Fieseler B. Die Invaliden des «Grossen Vaterländischen Krieges» der Sowjetunion. S. 353–354.
15. См. решение № 46-г от 15 сентября 1944 года: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 116. Д. 172. Л. 10; и материалы к этому решению: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 444. Л. 21–26 об.
16. Доклад уполномоченного КПК по Новосибирской области И. Кузнецова Г. Маленкову о выполнении постановлений о трудоустройстве инвалидов войны и помощи им, 18 января 1945 // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 100. Л. 115.
17. См.: Зубкова Е. Послевоенное советское общество: политика и повседневность, 1945–1953. М.: РОССПЭН, 2000. С. 37.
18. Г. Александров — А. Жданову. О письме товарища Барыкина // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 391. Л. 74–76. Здесь — Л. 74.
19. Там же. Л. 74–75.
20. Там же. Л. 75.
21. О перестройке и кадровой политике партии: Доклад Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева на пленуме ЦК КПСС 27 января 1987 года // Правда. 1987. 28 января. С. 1–5. Здесь — С. 2, 3.
22. См. главы 3 и 6.
23. Kolkowicz R. The Soviet Military and the Communist Party. Princeton: Princeton University Press, 1967. P. 224–281.
24. Edele M. Soviet Veterans as an Entitlement Group. P. 130–131.
25. См. главу 3.
26. Стенограмма II пленума СКВВ, Москва, 29–30 июля 1958 // ГАРФ. Ф. р-9541. Оп. 1. Д. 179. Л. 83–84.
27. Отчет председателя ревизионной комиссии СКВВ А. Черепанова о составе организации на местах, 31 декабря 1958 // ГАРФ. Ф. р-9541. Оп. 1. Д. 182. Л. 213–217. Здесь — Л. 214.