Издательство «Лайвбук» представляет книгу Кей Харел «Дарвин и любовь ко всему живому» (перевод Алексея Андреева).
Мы знаем Чарльза Дарвина как великого ученого, но стал бы он таковым, если бы не любил жизнь и всё живое вокруг? Если бы не был очарован повадками своих собак, не восхищался оперением павлинов, не занимался изучением сексуальной жизни моллюсков? Все мы обладаем врожденной склонностью искать связи с природой и другими формами жизни, но у Дарвина эта тяга оказалась поразительно сильной.
Книга Кей Харел — не обычная биография ученого с пересказом его научных идей, а проницательное исследование того, как Дарвина формировала его любовь к жизни и ко всему живому, или, по-научному, биофилия. Эта книга — о неожиданном Дарвине: обывателе, семьянине, истовом натуралисте, чьи любовь, радость и любопытство породили выдающиеся открытия.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Плотоядные растения получили свои пятнадцать минут славы в вышедшей в 1986 г. кинокартине «Магазинчик ужасов». Дарвин был очарован родственницей венериной мухоловки Drosera rotundifolia, когда впервые начал заниматься этим растением в 1860 г. В просторечии обыкновенная росянка, Drosera rotundifolia — это аляповатого вида красно-золотисто-зеленое растение, на листьях которого сверкают капельки пахучей клейкой жидкости, завлекающей насекомых в ловушку. В клетках этого растения течет пурпурная жидкость, а сам цветок является гермафродитом. Drosera rotundifolia убивает бородавки, помогает при сильном кашле и обладает способностью свертывать молоко. Растение выносливо и может расти в неблагоприятных условиях. В наши дни ученые исследуют использование растения для регенерации и культивирования тканей организма. Неудивительно, что это любопытное существо привлекло внимание ученого, который обнаружил Drosera среди вереска в Сассексе. В течение пятнадцати лет Дарвин кормил растение самой разной пищей, начиная от сырого и жареного мяса до тончайших листков золота, тертой пробки и сухой травы, после чего в книге «Насекомоядные растения» писал, что растение не только чувствует, что является пищей, а что нет, но и «обладает способностью растворять твердые органические вещества… после чего ее железы поглощают переваренную материю… Ранее нам не было достоверно известно о существовании такой силы в растительном царстве». Многие из коллег ученого не хотели верить в возможность существования плотоядных растений, обладающих свободой воли для переваривания пищи. Дарвин писал, что «никто не предполагает, что чувствительное растение обладает сознанием», однако, несмотря на утверждение о том, что «никто не предполагает», после изучения Drosera он начал про себя задумываться о том, обладают ли растения собственной волей.
Дарвин пощекотал внутренности цветка, изображая птицу. В этом он признался ботанику сэру Джозефу Хукеру. Ученый хвастался в письме, что обманул цветок, и заявлял: «Стоит провести мизинцем, как птичьим клювом, словно для того, чтобы проникнуть под маленький лепесток у основания за нектаром, и увидеть, как аккуратно раскрываются два других голубых, странной формы лепестка под которыми становится видна пыльца». Он считал, что механизм выживания проявляется в том, «как аккуратно… лепестки раскрываются», то есть происходит действие, которое он считал осознанным и преднамеренным. О другом растении Дарвин писал, что хотел «научить его самостоятельно закрываться», для чего «прикрывал его ежедневно на полчаса». Он надеялся перехитрить растение и сбить с толку его хронобиологические функции — то есть считал, что оно может научиться адаптироваться. О том, чем ученый занимался в теплице, кроме Хукера знала жена Чарльза Эмма, писавшая: «Он относится к Drosera [которая питается насекомыми] как к живому существу, и мне кажется, что надеется в конечном итоге доказать, что оно может быть животным». Действительно, он признался в одном из своих писем: «Мне всегда нравилось поднимать растения до уровня организованных существ». А еще ему нравилось их щекотать.
О насекомоядной Drosera Дарвин писал: «Если какой-нибудь кусочек сухого мха, торфа или другого мусора сдуть на диск [центр цветка], как это часто случается, щупальца всуе обхватывают его. Однако вскоре они обнаруживают свою ошибку и выпускают эти лишенные питательных свойств предметы». Обратите внимание на то, что щупальца обнаруживают изменения в окружающей среде и делают открытия, словно ученые: они оценивают их по определенным критериям, а затем действуют в соответствии с правильной оценкой. Ученый может время от времени вмешиваться в этот процесс. Лишь один раз в своих записных книжках Дарвин отметил, что растения «лишены мысли», а в подавляющем количестве его записей и опубликованных работ он пишет об исследовании их «умственных сил». Например, он был уверен в том, что у растений есть память.
Дарвину было понятно, что кончик листка растения, сворачивающийся в сторону от капли кислоты, похож на малыша, при виде незнакомца прячущегося за сопровождающим его взрослым. Оба эти примера указывают на то, что перед лицом нового жизнелюбие проявляет настороженность. Растение правильно угадывает, что кислота является опасной. Дарвин видел, что поведение растений направлено на выживание. Дарвин не смог найти подходящего слова, чтобы описать, насколько умно и загадочно ведут себя растения, точно как и Рильке не смог найти нужного слова, передающего свою связь с собакой. Как и поэту, Дарвину пришлось изобрести новый глагол «circumnutate», то есть «совершать круговое вращение», для описания движения тянущейся к солнцу верхушки стебля. Стебель саженца, писал он, «последовательно изгибается во все стороны в направлениях стрелки компаса». Он обнаружил, что растения стремятся расти бесконечным замедленным вращением, реагируя на свет, воздушные потоки, воду, контакт с окружающей средой, гравитацию, солнце и вращение Земли. Вот как он описал поднимающуюся верхушку растения: «Вся верхняя часть демонстрирует единообразное поведение, которое у животного можно было бы назвать инстинктом; ибо росток постоянно ищет любую маленькую расщелину, в которую можно проникнуть». Растение ищет, то есть пытается опередить события, и, по мнению Дарвина, у растения есть цель.
Как отмечалось ранее, Дарвин считал, что «мысль возникла из ощущения», что полностью соответствовало идеям жившего в восемнадцатом веке философа Эдмунда Бёрка, будто «чувства являются великими источниками всех наших идей». Дарвин заметил, что чувствующие растения демонстрируют определенные умственные способности. Как биофил, он понял, что у растений присутствует мощное внутреннее желание выжить. Он осознавал, что у движения ростка есть цель. Движение ростка или усика свидетельствует о наличии общего живого начала, общего духа, биофилии в целом и является примером его собственного «единого общего мыслящего принципа». Глядя на растения, он почувствовал правильность аутопоэтического вывода Матураны и Варелы (см. гл. I): «живые системы — это когнитивные системы, а жизнь как процесс — это когнитивный процесс». Растения питали мысль Дарвина в то время, когда он искал корни разума в более простых организмах.
Осмысление растений
Дарвин практически вплотную подошел к мысли о загадочном эпифеномене1, когда написал в записке, попавшей в папку «Старые и бесполезные заметки»: «Причина, по которой мысль и т. п. должна подразумевать существование чего-то помимо материи, заключается в том, что наши знания о материи совершенно недостаточны для объяснения феномена мысли». Мы видим, что он всегда осознавал существование неизвестного (см. гл. III), и это было интеллектуальной позицией, полезной при поиске мысли в растениях. Его работа показывает, что биофилию можно считать первоначальной мыслью.
Возвратимся к плотоядной Drosera дарвинского маленького магазина ужасов и экзотики: ученый искал в своих зеленых друзьях признаки рационального поведения, задавая себе такие вопросы, как «имеют ли растения какое-либо представление о причине и следствии?», «осуществляют ли они рефлекторные действия, которые объясняются наличием этого представления?». В конце концов он решил, что Drosera действительно думает — что, возможно, потрясло мир, но, вероятно, не стало неожиданностью для Эммы. В одном письме он заявил: «Иногда я думаю, что Drosera — это замаскированное животное», а в другом пел дифирамбы «самому проницательному животному». Даже если в этих утверждениях и была доля иронии, руководила этим письмом биофилия.
Дарвин отметил, что «движение чувствительных растений… показывает локальное проявление воли, а не, вероятно, осознанное ощущение». Когда он противопоставляет «локальное проявление воли» «осознанному ощущению», то противоречит своему собственному представлению, что мысль возникает из ощущения; локальное проявление воли и осознанное ощущение для него на самом деле не противоположные понятия: они связаны, как и лента Мебиуса. «Локальное проявление воли» подразумевает усилия, приложенные в соответствии со стремлением выжить, и выбор определенного образа действий для того, чтобы остаться в живых. Это подразумевает осознанность ощущений и сопутствующую реакцию, которая на самом деле является актом воли; как писал Дарвин: «Легко представить себе такие движения и выбор», после чего спрашивал сам себя, «как начинается сознание; где вступают в игру другие чувства». Механизм выживания в ответ на ощущение, по мнению Дарвина, явно относится к сфере мышления, сознание начинается, когда в игру вступают чувства. Дарвин неоднократно использовал слово «мозг» в работе «Сила движения у растений», например, когда писал, что «кончик корешка… ведет себя подобно мозгу кого-нибудь из низших животных». Это было больше, чем просто метафора — Дарвин стремился объяснить происхождение разума и феномена сознания в более простых организмах.
Таким образом, для Дарвина самосохранение, механизмы выживания, то есть первичная биофилия растения, указывали на то, что генерируемое мозгом поведение соответствует целям борьбы за существование. Он обнаружил много следов биофилии, но никакого мозга. Все, что ему удалось понять — это что его насекомоядные обладали «материей, по крайней мере в некоторой степени аналогичной по строению и функциям нервной материи». Конечно, он прекрасно понимал, что его неспособность обнаружить мозг можно объяснить отсутствием technē (см. гл. III), не обязательно вызванной отсутствием мозга.
Дарвину было интересно узнать — и, возможно, без особого удивления — то, что известно современным ботаникам: растения распознают себе подобных, испускают химические сигналы предупреждения о приближающейся угрозе, а также участвуют в других видах обменов с целью выживания, которые можно было бы назвать общением, даже взаимопомощью — то есть обладают одним из отличительных признаков Homo sapiens и других социальных видов (см. гл. VI). В наши дни никто не знает, где проходит граница между ощущением и разумом, чувством и мыслью — ни у растений, ни у людей. И хотя Дарвин не смог найти физических следов ума, его работа все равно доказывает, что корни мышления уходят в выживание, иначе говоря, в изначальную биофилию.
1. Эпифеномен — побочное, сопутствующее явление, не оказывающее влияния на другие явления. — Примеч. пер.