Издательство «Альпина нон-фикшн» представляет книгу Вирджинии Пострел «Нить истории. Как прялка, веретено и ткацкий станок помогли построить цивилизацию» (перевод Ильи Кригера).
История человечества — это история текстиля, ровесника самой цивилизации. С тех пор как была спрядена первая нить, наша неутолимая потребность в тканях двигала вперед технологию, экономику, политику и культуру.
Вирджиния Пострел раскрывает перед нами этот поразительный сюжет, сводя воедино данные новейших исследований в области археологии, экономической истории и естественных наук. От минойцев, экспортировавших в Египет шерсть, окрашенную драгоценным пурпуром, до римлян, одетых в дорогой китайский шелк, торговля тканями прокладывала трансконтинентальные магистрали Древнего мира. Без доходов от текстиля были бы невозможны ни Ренессанс, ни империя Великих Моголов; только благодаря ему мы получили банки и бухгалтерию, «Давида» Микеланджело и Тадж-Махал. Вместе с тканями по миру распространялись алфавит и арифметика, а позднее текстильная промышленность стимулировала важнейшие химические открытия и научила людей пользоваться двоичным кодом.
Книга «Нить истории» — полный поразительных деталей рассказ о самом влиятельном товаре в истории человечества.
Предлагаем прочитать начало одной из глав книги.
Ткань
Мозг просыпается, а вместе с ним возвращается разум… Голова быстро превращается в волшебный ткацкий станок, в котором миллионы стремительных челноков плетут исчезающий узор, всегда наполненный смыслом, но никогда не постоянный.
Сэр Чарльз Шеррингтон, нейрофизиолог.
Человек о своей природе (Man on his Nature), 1940
Джиллиан Фогельсанг-Иствуд раздает своим шести студентам по две бамбуковые палочки-шпильки, немного пряжи двух цветов, маленькую деревянную раму с рядами гвоздей по краям. Теперь, по ее словам, у них есть «все нужное, чтобы собрать полноценный ткацкий станок, с которого началась промышленная революция». «Приступайте», — говорит она студентам.
Задача эта гораздо труднее, чем кажется. Когда вы навили основу на гвозди, довольно легко можно обойтись одной шпилькой для того, чтобы удержать все остальные нити и соткать первый ряд утка . Ну а потом? Шпилька, если оставить ее на месте, блокирует основные нити. А как поднять второй ряд? И третий? За полчаса никто не придумал лучшего способа поднимать и опускать основные нити, чем делать это пальцами.
Простейшие схемы переплетения при ткачестве и вязании (Olivier Ballou)
Теперь Фогельсанг- Иствуд — археолог, автор многих публикаций и основатель Центра изучения текстиля в голландском университетском городе Лейдене — раскрывает большой секрет. Она завязывает петли вокруг нитей — через одну — основы («первая, третья, пятая, седьмая, девятая»), пропускает в петли шпильку, а после делает то же самое с четными нитями. Поднять первую шпильку, провести уточные нити, поднять вторую, вернуться. Вуаля! Чтобы из одномерной пряжи изготовить двумерную ткань, нужно мыслить в трех измерениях.
Более чем за десятилетие, по словам Фогельсанг-Иствуд, с задачей справились лишь двое студентов: первый был ткачом, и так знавшим ответ, а второй — инженером. Древние, которые додумались до петель для подъема основы , известных как ремизный набор, были «гениями», провозглашает Фогельсанг-Иствуд. Мы, ткущие бестолочи, соглашаемся с ней.
Прядение упражняет руки, а ткачество бросает вызов уму. В основе ткачества, как и музыки, лежит математика. Ткачам нужно понимать пропорции, определять простые числа, вычислять площадь и длину. Манипулирование основными нитями превращает нити в ряды, ряды в узоры, точки в линии, а линии — в плоскость. Тканый текстиль представляет собой один из древнейших алгоритмов. Это воплощенный код.
Потенциал вязания для воспроизведения трехмерных объектов отражает его математическую суть. «Всякую топологическую поверхность можно вывязать: доказательство» — так называется научная статья 2009 года специалиста по топологическим графам Сары-Марии Белькастро, связавшей следующие математические объекты: бутылку Клейна, ортогональный тор с двумя отверстиями и (15,6)-торический узел (© sarah-marie belcastro)
Задолго до рождения математической науки ткачество принесло в повседневную жизнь прямые углы и параллельные линии. «Узоры на ткани не отражают свободную природу, они учитывают симметрию, — отмечает археолог Каллиопа Сарри. — Ткачи способны воспроизводить мотивы лишь тогда… когда они умеют считать, делить и складывать, умеют найти центр круга, середину отрезка, оценить, сколько цветов использовать и сколько краски потребуется, наконец, вычислить вес и материальную ценность своих произведений». По ее словам, узоры на ткани, известные по эгейскому искусству эпохи неолита, «демонстрируют способности ткачей к вычислениям, концептуализации и изображению геометрических фигур, к выстраиванию иерархии и оцениванию размера, объема и стоимости».
Не так давно возникшее вязание в той же мере имеет отношение к математике, и особенно это касается его возможностей по части создания трехмерных форм. «Всякую топологическую поверхность можно вывязать: доказательство» (Every Topological Surface Can Be Knit: A Proof) — это название научной статьи 2009 года. «Почти за всякой схемой для вязания, — указывают два математика, сами практикующие вязание, — таятся не только арифметические подсчеты рядов и петель, но и структурные задачи, для понимания которых лучше всего подходит чистая математика».
«Существование ткани — создают ли ее изобретением хитроумной машины или посредством разработки интеллектуальной основы для сложных вычислений в уме, — отмечает антрополог Кэрри Брезин, — есть доказательство того, что математика присутствует в материальном мире». Встретившись за обедом с группой любителей ручного ткачества, я спросила их об отношении ткачества и математики. «Это все математика», — хором ответили двое.
* * *
Древнейшая ткань напоминала, вероятно, сеть и изготавливалась с помощью формирования петель и завязывания узелков. Шитье породило новые приемы, например («скандинавское») вязание иглой (nålbinding): тупоконечной (плоской ) иглой нить проводится в петли, получаемые оборачиванием нити вокруг пальца. Готовое полотно выглядит как вязаное, но получают его иначе. При вязании длинная нить образует петли, причем в петли пропускают только петли. Другое дело nålbinding: в каждую петлю пропускают нить целиком — сравнительно короткие ее отрезки — и соединяют их скатыванием. Поскольку длинная нить в этом случае не требуется, не нужно и развитое умение прясть, и ткань при разрыве одной из петель не распускается. Археологи нашли такую ткань в далеко отстоящих друг от друга точках, например в пещере Нахаль-Хемар в Израиле и на Таримской (Кашгарской) равнине на северо- западе Китая.
На европейском станке с проступными рычагами основа навивалась на навой. Ремизные планки поднимались на блоках, управляемых рычагами. Справа — передняя часть станка, где сидел ткач (рисунок из энциклопедии XVIII века)
Появление ткачества с его перпендикулярными пересечениями нитей стало концептуальным прорывом: количество возможных орнаментов безмерно умножилось. Ткацкий станок (хотя существует удивительное множество его разновидностей) умеет следующее: он удерживает основные нити натянутыми и позволяет ткачу по выбору поднимать их и опускать. При этом образуется зев (shed), в который прокладывается уточная нить.
Ткачество представляет собой оригинальную двоичную систему, которой не менее 24 000 лет. Основа — уток, под — над, снизу — сверху, «включить» — «выключить», единица — нуль.
Ганский мастер кенте оперирует двумя наборами ремизок, управляемых педалями из кокосовой скорлупы, для получения характерных чередующихся секций ткани. Эта работа требует заблаговременного обдумывания того, как будут взаимодействовать узоры на большом полотне после сшивания полос (Wellcome Collection, Philippe J. Kradolfer)
Возможности астрономические. Плетение может быть редким, частым или смешанным. Основа и уток могут быть одинаково заметны, но одно может в основном покрывать другое. Нити могут быть разных цветов, фактуры, из разного материала. В зависимости от того, какие основные нити вы поднимаете, можно изменять внешний вид и конструктивные свойства ткани. Ткачество, по словам художника, «есть нечто, что вы, сколько бы ни прожили, никогда не сможете исчерпать».
Вместо двух планок-ремизок, удерживающих нечетные и четные нити, можно взять три и поднять нити 1, 4, 7 и 10; 2, 5, 8 и 11; 3, 6, 9 и 12. В итоге получится не простое гладкое переплетение (tabby), а саржевая диагональ (twill). Изменение порядка подъема и опускания планок дает больше вариантов, в том числе «елочку» (herringbone) и лозанж (diamond). Дополнительные ряды ремизок увеличивают количество вероятных комбинаций. Применение цветных нитей — тем более.
Чтобы добиться гладкой поверхности атласа (satin), необходимо решить головоломку вроде судоку: как скрыть пересечения нитей основы и утка, чтобы не были заметны диагонали, как у саржи? Эти три основные структуры — гладкое, саржевое и атласное переплетения — порождают, в сочетании или сами по себе, бесчисленные орнаменты.
Прежде чем хотя бы одна уточная нить пересечет нити основы, ткач должен определить структуру ткани и узор. Даже гладкое переплетение требует расчета. Будут ли чередоваться лишь отдельные нити — или не только они? Желаем ли мы получить полосы, клетку, «шотландку» при помощи пряжи разных цветов или фактуры? Будет ли ткань иметь двухстороннее переплетение (основные нити подобраны и образуют два слоя)? Окажутся ли нити основы и утка равнозначными или одно будет доминировать над другим? Исходя из ответов на эти вопросы ткач решает, какие ему взять материалы, как пробирать нити в ремизки и основу, насколько плотным сделать уток.
В случае саржи или атласа вариантов еще больше.
«В ткачестве дело в основном в математике. В понимании закономерностей, структуры», — объясняет Тянь Цю, «отрекшийся математик» (она ушла из магистратуры) и бывший администратор проекта из Кремниевой долины. Теперь она делает карьеру в художественном ткачестве. С точки зрения математика, отмечает Тянь, проборка нитей для атласа ставит тот же вопрос, что и шахматная задача о восьми ферзях: как расставить эти фигуры на доске так, чтобы на одной горизонтали, вертикали либо диагонали стояло не более одного ферзя и ни один из ферзей не находился бы под боем другого?
В случае атласа ферзи аналогичны местам пересечения основы с утком, удерживающим вместе ткань. Рисование в воображении структуры переплетения, по словам Тянь, «не так уж отличается от представления абстрактной алгебры».
Нынешние техногики любят вспоминать, что на рубеже XVIII–XIX веков Жозеф-Мари Жаккар воспользовался перфокартами для подбора основных нитей и что его изобретение вдохновило Чарльза Бэббиджа на постройку аналитической машины, цифрового предшественника компьютера. «Можно с уверенностью сказать, что аналитическая машина плетет алгебраические модели так же, как жаккардовый ткацкий станок плетет цветы и листья», — сказала однажды Ада Лавлейс. Этот фрагмент истории текстиля, по-видимому, известен всякому технарю.
Но Жаккар опоздал. К моменту изобретения им механизма на перфокартах ткачи уже тысячелетиями придумывали, запоминали и записывали сложные «двоичные» (either-or) орнаменты с математической «подложкой».
В Андах женщины издавна носят многоцветную накидку йикйа1 (lliklla), часто приспосабливаемую для переноски младенцев. Обучение тканью йикйа — это целый ритуал растянутой во времени инициации. После долгих лет плетения поясов ткачиха (как правило, это молодая мать) переходит к более широкому полотну. Для американца Эда Франкемона, в 1976 году поселившегося в перуанской деревне Чинчеро, чтобы изучать и описывать ткацкое искусство Анд, изготовление первой йикйа оказалось особенно сложным.
Узорчатые полосы на ткани обычно чередуются с одноцветными. Эта работа начинается с навивки нужного количества основных нитей в строгой последовательности цветов. Этим занята опытная ткачиха, «навивающий партнер». В случае Франкемона мастер Бенита Гутьеррес навивает основные нити для орнаментов кесуа (k’eswa) и лораипу (loraypu). Но Франкемон, в отличие от обычного автора йикйа, не провел целые годы за освоением традиционных узоров. Ему был известен лораипу (с вписанной в ромб S), но он никогда не ткал зигзагообразный кесуа.
Для выполнения ткацких переплетений на андском поясном станке требуется понимание принципов симметрии (iStockphoto)
«Бенита уставилась на меня и широко улыбнулась, — вспоминал Франкемон. — "Хочешь сказать, что лораипу ты знаешь, а кесуа — нет?" — спросила она и стала созывать соседок и прохожих, чтобы вместе посмеяться. Скоро возле меня собрался десяток хохочущих женщин, они веселились, а Бенита водила пальцем по кесуа, помещавшемуся внутри лораипу».
Как выяснилось, лораипу образуется соединением кесуа с его же зеркальным отражением. Франкемону приходилось видеть лишь готовые фигуры, но не исходный узор, и он не заметил симметрии за математикой орнамента и не знал ключа к его запоминанию, воспроизведению и дополнению. Для андских ткачей, писал позднее Франкемон, обучение ремеслу «предполагало овладение не только приемами и методами работы со станком, но и главными принципами симметрических преобразований, порождающих из относительно простых битов информации сложные структуры».
1. Йикйа — пончо из овечьей шерсти. — Прим. науч. ред.