Издательство «Азбука-Аттикус» представляет исторический роман Элисон Уэйр «Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза» (перевод Евгении Бутенко).
Английская принцесса Елизавета появилась на свет в разгар Войны Алой и Белой розы — династических распрей между Ланкастерами и Йорками. Старшая дочь королевского дома Йорков, она мечтает о короне. Но внезапно умирает Эдуард IV, отец принцессы, и в ее судьбе наступают резкие перемены. Клан Алой розы стремится захватить власть, безжалостно уничтожая других претендентов на престол. Два юных принца, братья Елизаветы, убиты в Тауэре... Враги всё ближе. Они желают посадить на трон выскочку из дома Ланкастеров, Генриха Тюдора. Переломить ситуацию в пользу Йорков мог бы удачный брак принцессы Елизаветы. Ей предстоит сделать нелегкий выбор, ведь неверный ход на шахматной доске истории зачастую означает утрату не только политического влияния, но и самой жизни...
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Глава 13
1486 год
Церковь выглядела великолепно, увешанная полотнищами золотой парчи и дорогими гобеленами, ее высокие стрельчатые окна устремлялись ввысь.
Пурпурное платье из шелкового дамаста и алая атласная накидка поверх киртла из белой златотканой парчи тяжело давили на плечи Елизаветы, стоявшей перед алтарем рядом с Генрихом, одетым для защиты от январского холода в подбитую мехом горностая накидку. Волосы невесты оставили распущенными, на них нанизали бусины из драгоценных камней и прижали их к голове обручем с самоцветами; все это выглядело весьма изысканно. На шее у Елизаветы висело золотое ожерелье с сапфирами, изумрудами и розовыми карбункулами. Генрих, наряженный в платье из золотой парчи, не мог отвести от нее глаз.
Церемонию проводил кардинал Буршье, престарелый архиепископ Кентерберийский. Молясь о том, чтобы у короля и королевы было здоровое и счастливое потомство, он использовал образ прекрасного букета, в котором счастливо переплелись белая и красная розы. Наконец кольцо оказалось на пальце Елизаветы, и она фактически стала королевой Англии, что полагалось ей по праву. Ликуя, они с Генрихом рука об руку вышли из церкви.
Свадебный пир в Вестминстер-Холле был обилен. Королевской чете и гостям подавали жареных павлинов, лебедей, жаворонков и куропаток, за которыми последовали засахаренный миндаль и пироги с фруктами. Подарки дождем сыпались на всех. В честь радостного события устроили турниры и танцы.
Дерби встал и поднял кубок:
— Тост, милорды и леди, за союз Белой розы Йорков и Алой розы Ланкастеров, который положил конец конфликту между двумя королевскими домами. Благодаря этому браку мир снизошел с небес на Англию, так как линии Ланкастеров и Йорков теперь связаны в единый узел, из которого может произойти истинный наследник и будет править успешно и мирно! Так давайте приветствовать две крови, что станут одной, раз уж красная роза взяла в жены белую! За союз двух роз!
— За две розы! — взревели в ответ все присутствующие, поднимая кубки.
Генрих встал:
— Благодарю вас, милорд Дерби, и вас, милорды и леди! Победа дала мне королевство и верных подданных, но мой брак с леди Елизаветой — сердце этой победы, так что теперь и колени, и сердца подданных воистину преклоняются передо мной. — Он взял руку Елизаветы и поцеловал ее под новый всплеск радостных криков.
Пир продолжался допоздна, у Елизаветы уже голова шла кругом от танцев и выпитого вина. Когда Генрих отвел ее обратно за главный стол на помосте, она с удовольствием опустилась в кресло.
— Думаю, нам пора в постель.
Он улыбнулся и кивнул лорд-камергеру, который призвал всех к тишине, гостям подали гипокрас с вафлями. Наконец приправленное пряностями вино было выпито, Генрих с Елизаветой встали, все поднялись вслед за ними и поклонились. Затем вдовствующая королева — такой статус был теперь у матери — и леди Маргарет увели Елизавету готовиться к укладыванию в постель.
В ночной сорочке из батиста с красивой вышивкой по квадратному вороту и присобранными рукавами, поверх которой был надет бархатный ночной халат, Елизавета была препровождена дамами в огромную спальню короля, знаменитую Расписную палату. Разомлев от вина, новобрачная не ощущала нервозности в связи с тем, что ожидало ее, но была полна чувства, что свершается ее судьба и это правильно. Мать со свекровью помогли Елизавете улечься в постель, стоявшую под старинной фреской с изображением коронации святого Эдуарда Исповедника. Другие стены украшали картины на темы библейских сражений.
В очаге потрескивал яркий огонь, но в комнате было холодно. Елизавета заметила, что вырезанные на изголовье кровати фигуры Адама и Евы сильно напоминали ее и Генриха. Их окружали райские плоды, символизирующие плодородие и королевских наследников, которые, по милости Божьей, будут зачаты на этом ложе. Елизавета задрожала и натянула до подбородка одеяло, радуясь свежести белья и теплу мехового покрывала.
Приближались мужские голоса. Смех. К ней шел Генрих. Дверь открылась, и появился он, в алом ночном халате и в такого же цвета шапочке. Его глаза остановились на ней, и она увидела в них желание. Придворные собрались вокруг кровати. Генрих снял с себя халат, в ночной сорочке забрался на постель и положил свою руку на руку Елизаветы. Затем вошел архиепископ, окурил ладаном и благословил их ложе, молясь, чтобы Господь сделал его плодоносным.
— Благодарю вас, милорды и леди, — сказал король, когда молитва была закончена. — Теперь мы с супругой останемся одни.
Комната быстро опустела в суматохе поклонов и реверансов. Наконец дверь закрылась, Генрих повернулся к Елизавете и заключил ее в объятия.
— Вы дрожите, cariad, — пробормотал он. — Тут холодно. Этот камин совершенно не греет. Нужно было принести сюда жаровни. — Он встал, поворошил поленья в очаге и добавил в него дров, потом вернулся к Елизавете и задернул шторы. — Идите ко мне, — с улыбкой сказал Генрих, — давайте согреем друг друга. — Она еще никогда не слышала такой нежности в его голосе, и сердце ее растаяло. Елизавета покорно дала ему сгрести себя в объятия, Генрих начал целовать ее и задирать на ней ночную рубашку. — Наконец-то мы можем вступить в приятную баталию, — выдохнул он. — Это будет более знаменательная победа, чем Босворт! Идите, Бесси, давайте сделаем нам сына! — Он принялся за дело очень живо, и мир взорвался россыпью звезд.
Утром Елизавета проснулась и сразу вспомнила прошедшую ночь, она лежала и улыбалась. Она не ожидала, что Генрих окажется таким умелым любовником. Но всё же едва ли можно было полагать, что он достиг возраста двадцати девяти лет, не набравшись никакого сексуального опыта. Вероятно, при этом Генрих проявлял осмотрительность, так как Елизавета не слышала ни одной скандальной сплетни о нем.
Но теперь он принадлежит ей. Сдача позиций оказалась сладкой и головокружительной для них обоих, и теперь Елизавета с удовольствием лежала рядом с супругом и наблюдала, как он спит; угловатое лицо на подушке выглядело умиротворенным. Постель они согрели, пусть даже воздух в комнате оставался холодным. Елизавета подумала: «Где же моя ночная рубашка?» В пылу страсти Генрих стянул ее. «А, вот она, висит на краю кровати». Он зашевелился, когда Елизавета стала надевать сорочку, и обвил жену руками:
— Доброе утро, Бесси! — Он сонно и лукаво улыбнулся ей, отчего она зарделась. — По обычаю муж преподносит жене утренний подарок, и у меня для вас кое-что есть. Это не украшение и не деньги — у вас теперь будет много и того, и другого, — а стихотворение, которое я поручил написать Джованни де Джильи, итальянцу, пребендарию собора Святого Павла, который известен как хороший поэт. Это эпиталама — гимн нашему браку. — Он протянул руку к столику у кровати и вручил Елизавете свиток пергамента, перевязанный лентой.
Она едва понимала смысл слов. Читать, что ее описывают как «самую замечательную деву Йорка, прекраснейших форм» и леди, «чей безупречный лик сияет очарованием и невероятной прелестью», зная, что стихотворение написано по заказу Генриха, было очень трогательно. Джильи даже описал, как она страстно желала выйти замуж за короля и как тот досадовал, что приходится ждать; поэт восхвалял их свадьбу как «прославленный в веках благой день, когда в счастливом браке с могучим королем соединилась прекрасная Елизавета». Дитя, предсказывал пиит, вскоре будет резвиться в королевском дворце, и вырастет достойный сын короля, в нем проявятся благородные качества его родителей, и он увековечит их имена в своих знаменитых потомках. У Елизаветы на глаза навернулись слезы.
Когда Генрих скрылся в гардеробной со своими джентльменами, к Елизавете пришли назначенные служить ей придворные дамы, все тридцать две; они помогали своей госпоже вставать в первое утро после брачной ночи: заплели и уложили ее волосы, которые отныне, как замужней женщине, ей полагалось покрывать, и закрепили на голове у нее новомодный двускатный головной убор с длинными бархатными лентами и черной вуалью, ниспадающей сзади. Однако мать объяснила ей, что как королева, то есть живое отражение образа Девы Марии в целомудрии, смирении, материнстве и милосердии, она будет наделена символической девственностью и во время важных церемоний может оставлять волосы распущенными.
Глядя на свое отражение в зеркале, Елизавета с трудом могла поверить, что она теперь — главная леди в стране и ее долг — вынашивать наследников, которые будут воплощать в себе союз Йорков и Ланкастеров и обеспечат продолжение новой династии Тюдоров. Это была большая ответственность, но Елизавета верила, что Господь сделает ее плодовитой.
— Вы должны выбрать себе новый девиз и эмблему, — сказал Генрих, когда вернулся в спальню полностью одетый, и с восхищением посмотрел на головной убор Елизаветы, который был ей очень к лицу.
Будучи принцессой, она использовала девиз Sans removir, что означало «Без изменений», но теперь чувства подталкивали ее оставить печальное прошлое позади.
— Думаю, я возьму такой девиз: «Кроткая и почтительная», — сказала Елизавета, — если вам нравится.
— Мне нравится. — Генрих улыбнулся. — Очень подходящий девиз.
— И так как вы взяли себе эмблемой красную и белую розы, я бы оставила себе белую розу Йорков, — добавила она.
— Разумеется. И пусть ваши слуги носят багрово-синие ливреи дома Йорков.
Елизавета обрадовалась, что некоторые привычные вещи сохранятся в этом новом мире, где она оказалась.
Позже в тот же день им с Генрихом сообщили, что жители Лондона, дабы выказать свою радость, в честь их свадьбы зажигали костры, танцевали, пели и пировали, прося Господа благословить короля с королевой и даровать им много детей. Люди радовались и торжествовали даже больше, чем при вступлении короля в Лондон или после коронации. Тут Генрих слегка нахмурился, но облако скоро сошло с его лица. Ничто не могло омрачить общую атмосферу воссоединения и примирения, возникшую после их свадьбы.