Издательство Высшей школы экономики представляет новый выпуск альманаха «Истоки», посвященного проблемам истории экономической мысли, экономической истории и культуре, методологии экономического анализа. Тема нынешнего выпуска «150 лет маржиналистской революции» (Редколегия: В. С. Автономов, О. И. Ананьин, И. А. Болдырев, Г. Д. Гловели, А. В. Галеев, Р. И. Капелюшников, Я. И. Кузьминов, А. В. Куряев, Н. А. Макашева, Д. В. Мельник, Н. А. Розинская, Р. М. Энтов).
Считается, что маржиналистская революция, по сути, отделила «предысторию» от «новой истории» экономической науки. В тематическом выпуске альманаха публикуются малоизвестные работы основоположников маржиналистской революции — К. Менгера, У. С. Джевонса и Л. Вальраса. Первый раздел раскрывает их отношение к истории экономических учений и своим идейным предшественникам, второй — взгляды по социально-политическим вопросам. Третий раздел посвящен теориям денег. Кроме того, в альманах включена статья У. Жаффе, крупнейшего исследователя творчества Вальраса, о переписке Вальраса с великим математиком Пуанкаре. Ж. Кампаньоло рассматривает творчество К. Менгера в контексте его семьи, а также общественной жизни и интеллектуальной атмосферы Австрии и Германии. Статья чешского исследователя М. Лоужека делает нас свидетелями знаменитого спора о методе между Менгером и Шмоллером. Р. И. Капелюшников представляет читателю идеи одного из наиболее интересных мыслителей этого периода — Ф. Г. Уикстида, чья работа «Предмет и метод политической экономии» (1914) публикуется в альманахе. Здесь же помещен и первый заметный отклик на маржиналистскую революцию в России — статья М. И. Туган-Барановского в «Юридическом вестнике» 1890 г., значение которой для восприятия маржиналистской революции в нашей стране раскрывается в работе Н. А. Макашевой. Статья А. В. Сафронова — единственная в данном выпуске, не имеющая отношения к маржиналистской революции, — продолжает тему осмысления роли Госплана в советской экономической системе.
Предлагаем прочитать фрагмент из статьи члена-корреспондента РАН, доктора экономических наук, профессора Владимира Автономова об Уильяме Стенли Джевонсе.
Уильям Стенли Джевонс как историк экономической науки
У. С. Джевонса, вероятно, можно назвать самым многогранным деятелем маржиналистской революции. Помимо достижений в области экономической теории, он внес весомый вклад в экономическую статистику, предложив первый индекс цен, опубликовал обширный трактат по логике, получил первую известность как прикладной экономист благодаря статьям о рынках угля и золота. Начинал он исследованиями по метеорологии, из которых выросла его теория экономических циклов, основанная на колебаниях солнечной активности. Пытался он даже написать исследование о пользе музыки и изобрел собственную систему записи триолей. В данной работе мы постараемся дать характеристику Джевонса как историка экономической науки. В своем известном докладе на заседании Королевской статистической ассоциации, посвященном 100-летию со дня рождения Джевонса, Дж.М. Кейнс отмечал
необычайно сильный исторический и даже антикварский уклон в его деятельности… врожденную склонность к раскрытию исторических истоков любой теории, к которой он испытывал интерес. Повсюду он искал неизвестных или забытых предшественников своих любимых теорий [Keynes, 1936, p. 540].
Наконец, он просто любил скупать в огромных количествах (и, по возможности, дешево) старые экономические издания и к концу жизни накопил несколько тысяч томов, заполнивших комнаты, коридоры и чердак его дома и приводивших в отчаяние его супругу [Ibid., p. 541].
Неудивительно, что этот, по словам того же Кейнса, «первый из благородного племени экономических библиоманьяков» должен был сказать свое слово в области истории экономических учений. Он, очевидно, ценил открытие неизвестного экономиста прошлых лет не меньше, чем собственные теоретические достижения, и это делало его одним из немногих экономистов-теоретиков, с удовольствием занимавшихся историей своей науки. В силу некоторых причин эта история приняла у него специфический вид истории экономического анализа или экономического метода, и здесь Джевонс стал пионером задолго до появления гораздо более глобальной по охвату «Истории экономического анализа» Шумпетера. Именно пионерной работой в области экономической библиографии назвал Кейнс хронологический список «Математико-экономических книг, записок и других публикаций», который Джевонс приложил ко второму изданию «Теории политической экономии», а также список трудов о денежных проблемах, присовокупленный к «Исследованиям по денежному обращению и финансам» [Ibid., p. 540]. Кроме этих списков, надо в первую очередь выделить предисловие Джевонса ко второму изданию «Теории политической экономии» и отдельные ссылки в тексте самой «Теории». Надо отметить, что Джевонс отдал дань великим экономистам прошлого даже в своем популярном «Учебнике политической экономии» (англ. Primer of Political Economy), где разделение труда и различия в заработной плате изложены по Смиту, а определение богатства дано по Сениору. Но самым блестящим вкладом Джевонса в историю экономической мысли Кейнс [Ibid.] по праву назвал открытие им экономиста Ричарда Кантильона (Джевонс, в частности, первым установил, что автора звали Ричардом, а не Филиппом, как считалось ранее), автора первого, по словам Джевонса, трактата в экономической науке [Jevons, 1881]. Биобиблиографическое расследование, осуществленное Джевонсом, производит сильное впечатление даже в наше время, когда мы привыкли к многочисленным примерам этого жанра. Оно читается как настоящий детектив, который приводит автора к содержательному анализу и оценке трактата Кантильона как истинной колыбели политической экономии. То, что мы не занимаемся в нашей статье этим трудом Джевонса, объясняется только тем, что он не имеет непосредственного отношения к истории маржинализма и математических методов в экономических исследованиях. Текст его работы планируется поместить в готовящемся издании русского перевода «Эссе» Кантильона. Но я почти уверен, что, если бы Джевонс не утонул через год после публикации статьи о Кантильоне и мог сам выпустить последующие издания «Теории политической экономии», он нашел бы место этому выдающемуся экономисту в своем историческом введении. В итоге статьи 1881 г. Джевонс подводит читателя к заключению, что истинной родиной политической экономии была Франция, а не Англия. Отсюда естественно было бы начать исторический обзор в предисловии к «Теории» не со Смита, а с Кантильона.
Список и предисловие к «Теории» различаются по назначению и по составу. Список носил рабочий характер, распространялся между единомышленниками-матэкономистами, которые вносили в него добавления и поправки. Ряд произведений из большого списка был включен в него не самим Джевонсом, а его иностранными корреспондентами. Там можно встретить публикации на итальянском, нидерландском, датском и, конечно, немецком языках, которыми не владел сам Джевонс. Список составлен в хронологическом порядке и включает работы с 1711 по 1879 г. издания. (Некоторые публикации, в том числе самые последние, были добавлены в список вдовой Джевонса Гарриет по советам профессоров Уикстида, Эджуорта и Вестергаарда). В четвертом издании «Теории» сын Джевонса добавил в список обнаруженные им комментарии своего отца по поводу некоторых публикаций, имеющие дополнительную ценность.
Что же касается предисловия, обращенного к более широкой публике, то его роль состояла в том, чтобы расширить свой канон за счет ссылок на авторитетных экономистов прошлого, в том числе и не разрабатывавших математических методов анализа. Здесь упоминается не так много имен, и случайных среди них нет.
Это может звучать парадоксально, но главной причиной обращения Джевонса к истории науки стало осознание им своего места как первооткрывателя новой и, безусловно, правильной экономической теории. В письме брату Герберту в 1860 г. Джевонс пишет:
В последние несколько месяцев мне повезло изобрести правильную теорию экономики, настолько основательную и последовательную, что я теперь не могу без отвращения читать другие книги по этому вопросу [Keynes, 1936, p. 531].
Не случайно свою главную книгу он озаглавил The Theory of Political Economy. В этом названии важны два момента. Во-первых, оно означает, что ранее политическая экономия теоретической в полном смысле слова не была. А во-вторых, определенный артикль говорит о том, что такая теория может быть только одна, и именно та, которую предлагает Джевонс. Чувство первооткрывателя сохранялось у Джевонса до выхода в свет первого издания «Теории политической экономии» в 1871 г., в предисловии к которому он написал:
В этом труде я попытался подойти к экономике как к исчислению страданий и удовольствий и наметил — почти не учитывая чужих мнений — форму, которую, по моему мнению, должна в конечном счете принять экономическая наука [Jevons, [1879] 2013, p. XXIX].
Можно сказать, что среди отцов-основателей маржинализма Джевонс был единственным настоящим революционером, и это связано не только с разницей характеров, но и с объективными различиями в национальных традициях экономических исследований. Вальрас основывал свои изыскания на достаточно богатых традициях французских исследований в области математических методов и теории полезности, и, конечно, прежде всего изысканиях своего отца, Огюста Вальраса. Менгер, который не случайно посвятил свою теоретическую книгу главному представителю немецкой исторической школы Рошеру, мог в какой-то степени опереться на Карла Рау и иную немецкоязычную литературу [Kurz, 2016]. Резкий разрыв Менгера с этой школой произошел уже после негативной рецензии Шмоллера в ходе последовавшего «спора о методах». Одним словом, для немецкоязычной и франкоязычной экономической литературы теория ценности, основанная на полезности, и применение некоторых математических методов не были такой заслуженно забытой ересью, как в Англии, где господствовало классическое учение Рикардо — Милля.
Уникальный случай: заключительную главу своей «Теории политической экономии» Джевонс специально посвятил полемике против вредного влияния авторитетов, под которыми подразумевались в первую очередь Дж. С. Милль и Кэрнс, а также, отчасти, Рикардо — эти «способные, но неправильно мыслящие люди», которые направили поезд экономической науки по ложному пути. Помимо выводившего Джевонса из себя менторского тона Милля, существовали объективные причины, в силу которых Джевонс стремился отмежеваться от доктрины «верховного жреца» своей профессии. Это прежде всего разные подходы к возможности эмпирических исследований в экономической науке. Милль выводил строгие законы своей науки из интроспекции (предпосылки стремления экономического человека к богатству) и дедукции, делающей из этих предпосылок логически безупречные выводы. Эмпирически к этим законам подойти невозможно. Милль не верил в эмпирические исследования в экономике из-за искажающих влияний внешних факторов, что побуждало его особо выделять гипотетический метод экономической науки.
Напротив, воинствующий эмпирист Джевонс полагал, что строгих законов нет не только в политической экономии, но и в естественных науках (например, в астрономии). Искажения неизбежны, однако это не мешает эмпирическим исследованиям [Maas, 2005, p. 12]. Джевонс верил в то, что искажающие влияния — это ошибки измерения, которые в среднем выравниваются [Peart, 1996]. Законы, по Джевонсу, должны относиться не к индивидам, а к средним величинам. Поэтому истинным основателем общественных наук он считал великого статистика Кетле [Maas, 2005, p. 175], свою же теорию обмена полагал применимой не к индивидам, в отношении которых теория верна, но данные получить невозможно, а к так называемым торгующим сторонам (trading bodies) [Jevons, [1879] 2013, p. 86]. Законы обмена теоретически правильны применительно к индивиду и практически правильны по отношению к агрегату (где все отклонения усредняются) [Ibid., p. 90]. Во втором издании «Теории политической экономии» Джевонс вроде бы сделал церемониальный поклон в сторону Милля и его гипотетического метода [Ibid., p. 88], однако подчеркнул, что эти гипотезы надо еще доказать, и выразил надежду, что когда-нибудь новой физиологии удастся подсчитать соответствующие функции [Maas, 2005, p. 180].
Кроме того, Джевонс, естественно, не мог принять то, что Милль в своем эссе 1836 г. выводил потребление богатства благ за рамки политической экономии, в то время как Джевонс строил свою теорию на чувствах, испытываемых человеком по отношению к благу.
Дабы реализовать свое «острое желание, чтобы на его идеи обратили внимание» [Keynes, 1936, p. 520], Джевонс вступил в рукопашный бой с английской академической традицией. Впоследствии Маршалл, не любивший агрессивную манеру Джевонса в обращении с авторитетами, заметил, что Джевонс преувеличил свои расхождения с классической теорией1. Однако здесь сказалась еще и разница характеров Джевонса и Маршалла. Революционер Джевонс спешил донести свои идеи до публики, противопоставлял себя господствующей традиции, но исправно ссылался на всех, кого мог найти среди предшественников-неортодоксов. Когда Джевонс их находил, он отдавал им должное.
«Я тщательно отметил и в первом издании, и в этом [втором] те места у Бентама, Сениора, Дженнингса и других авторов, из которых моя система развилась более или менее осознанно». Там, где Джевонс был согласен с другими экономистами (Бэнфилдом, Дженнингсом), он цитировал их длинными абзацами! Например, у Дженнингса в Natural Elements of Political Economy 1855 г. он нашел закон об изменении ощущений, который подразумевает убывающую предельную полезность и возрастающие тяготы труда (см. об этом: [Mirowski, 1989, p. 205]). Особенно он отмечал «Экономику железных дорог» Ларднера, которого читал еще в Австралии. О наличии французских авторов Джевонс знал только по трактату Гарнье, но второпях не смог найти даже названий их произведений.
Систематизатор Маршалл, напротив, не торопился с публикацией, стремился довести рукопись до совершенства, не отталкивался от традиции, а включал ее в создаваемую им общую систему, при этом часто «забывая» ссылаться на предшественников. Это не упрек — просто констатация разницы в стилях исследования. А стиль, как мы знаем, это человек.
Щедрость в воздаянии должного предшественникам сочеталась у Джевонса с нормальным авторским честолюбием. Так, стимулом к спешной публикации «Теории политической экономии» (спешность выразилась в ошибках) стал выход в свет работы Флиминга Дженкина Graphical Representation of the Laws of Supply and Demand в 1870 г. Джевонс, который ранее (в 1866 г.) опубликовал лишь краткий словесный синопсис своей математической теории (без всяких формул), резонно решил, что ему угрожает опасность потерять законный приоритет в разработке математической теории экономики, и закончил работу над рукописью «Теории» за полгода.
После выхода в свет первого издания «Теории» успех теоретического преобразования Джевонса выглядел весьма сомнительным. Большинство современников-экономистов считали Джевонса способным статистиком (тот же Милль рекомендовал заслушать его выступление об угольном вопросе в палате общин), но не воспринимали его экономическую теорию [Maas, 2005, p. 1]. Так, Милль в письме Кэрнсу упоминает манию Джевонса
…без всякой пользы усложнять вопросы и обозначения, которая предполагает большую точность, чем позволяют данные [Ibid., p. 2].
Скептическое восприятие «Теории политической экономии» академической публикой привело Джевонса к осознанию того, что ему необходимо утвердить в экономической теории новый канон, а для этого важно найти предшественников [Mosselmans, 2007, p. 21].
Если сопоставить подход Джевонса с Марксовым в его «Теориях прибавочной стоимости», мы увидим существенные различия. Маркс сначала раскритиковал теории других авторов, а потом, отталкиваясь от них, стал писать «Капитал». Джевонс поступил наоборот: сначала создал теорию, а затем взялся за поиск предшественников — потенциальных единомышленников.
Новый исследовательский канон Джевонса в экономической науке можно назвать физиолого-математическим. Его основу составляла теория ценности, базирующаяся на полезности и редкости и оснащенная дифференциальным исчислением. Джевонс был типичным английским ученым-естествоиспытателем, стремившимся познавать мир с помощью механических моделей-аналогий [Maas, 2005, p. 12] и использовать, где возможно, статистические данные, которые сам же иногда и конструировал (индексы цен), а также представлял в виде графиков. Для Джевонса математика в экономике включала и работу с функциями, и работу с данными. Интересно, что Кейнс и Роббинс считали главным вкладом Джевонса именно работу с данными. Форму функции, согласно Джевонсу, должны определять эксперименты и статистика, а не здравый смысл и интроспекция (которая играла главную роль в теории Менгера). Джевонс опирался на закон Вебера — Фехнера и идеи Дженнингса, описывавшего функцию удовольствия от стимула, и сам проводил эксперименты, исследующие влияние физической работы на усталость [Jevons, 1870]. Но по его мысли, эксперименты и статистика должны были прийти на помощь экономической теории в будущем: в какой-то мере Джевонса можно назвать отдаленным предшественником эконометрики и поведенческой экономики. Пока же он принялся за поиски предшественников в области анализа функций и теорий ценности, основанных на полезности.
Итак, в 1873 г. Джевонс приступил к серьезному изучению каталогов и библиографий, успев к 1879 г., когда вышло второе издание, проделать огромную работу по поиску и классификации трудов предшествующих экономистов, созвучных ему по идеям и методу. Сначала шла переписка с соотечественниками: Шедуэллом, Бруэром, Дж. Дарвином (cыном Чарлза). В мае 1874 г. началась переписка с Вальрасом. Джевонс послал Вальрасу свою «Теорию» и в ответ получил от него длинный перечень французских авторов, занимавшихся применением математики к экономическим вопросам. В 1874–1875 гг. в переписку включились другие европейские исследователи: д’Ольнис, Пирсон, Хансен. В результате возникло международное сообщество матэкономистов, которые продвигали и переводили работы друг друга [Mosselmans, 2007, p. 21].
Можно сказать, что вначале Джевонс был несколько обескуражен достижениями своих предшественников (особенно Госсена), которые в какой-то мере лишали его лавров первооткрывателя (см. письмо о том, что «большинство считает мою теорию глупостью, а остальные находят, что она не нова»). Но вскоре он смог осознать и достаточно высоко оценить свой вклад в открытую им традицию и с энтузиазмом взялся за ее описание и систематизацию.
В результате Джевонс с помощью коллег составил список, включавший около 70 матэкономистов, и направил экземпляры списка своим корреспондентам с просьбой о дополнениях и исправлениях. Итоговый вариант Джевонс опубликовал в 1878 г. в Journal of the London Statistical Society [Jevons, 1878], а Вальрас — в Journal des Économistes [Ekelund, Hebert, 1997, p. 334]. Джевонс составил библиографию трудов своих предшественников с указанием страниц, заслуживавших особого внимания, и таким образом максимально облегчил читателям знакомство с трудами своих предшественников. Отметим, что Джевонс и Вальрас выступали в этой борьбе единым фронтом. Хотя математический подход Джевонса заметно отличался от математического подхода Вальраса, коллеги не вступали в полемику друг с другом и заключили своего рода пакт о ненападении, что позволило им совместными усилиями продвигать и популяризировать исследования в области математической экономики.
Важная для нас деталь состоит в том, что Джевонс не ограничивается перечислением своих предшественников, но и описывает то, как они упоминаются (а чаще — не упоминаются) в различных источниках по истории экономической мысли. Так что здесь мы имеем дело не только с ее историей, но и с историографией.
При написании исторического предисловия ко второму изданию «Теории» Джевонс в полной мере проявил свои способности классификатора, впервые примененные им к формам облаков, которые он наблюдал на долгом пути в Австралию. Джевонс составил интересную классификацию типов математических исследований в экономике.
По какому принципу формировался перечень экономистов, труды которых упомянуты и в разной степени проанализированы в предисловии? По словам Джевонса, в этот список вошли экономисты, использующие математический метод мышления, а не только количественные иллюстрации и статистические факты. Кроме того, критерием включения было признание тем или иным ученым математического характера экономической науки или преимуществ использования математических символов.
Однако переходя к категориям экономистов, попавших в предисловие, мы видим, что в нем упомянуты не только пользователи и сторонники математических методов (заметим, что «пользователи» и «сторонники» — несовпадающие подгруппы), но и приверженцы теории ценности, основанной на полезности, независимо от употребления ими математических средств. На пересечении этих двух множеств как раз и находились немногие истинные предшественники Джевонса. Мне кажется, что Джевонс в полной мере проявил здесь мастерство классификатора: его разбивка интересна и поучительна.
1. Маршалл писал: «Здесь сказалась одна слабость его во всем остальном лояльного и великодушного характера: он был поражен пагубным воздействием, которое оказывал на студентов авторитет "верховного жреца" Милля. Он, кажется, нарочно вывертывал свои собственные доктрины так, чтобы они выглядели более несовместными с учением Милля и Рикардо, чем были в действительности» (см.: [Keynes, 1936, p. 537]).
Отметим, что Джевонс вынужден был преподавать студентам манчестерского Оуэнс-колледжа политическую экономию по Миллю, чтобы они могли сдать внешние экзамены, и это его действительно бесило.