Издательство Высшей школы экономики представляет книгу Варвары Претер «В центре циклона. Инструменты Маршалла Маклюэна для анализа медиасред».
Несмотря на то что имя Маршалла Маклюэна упоминается в каждом учебнике о медиа, на русском языке о его идеях подробно написано не так много. Цель этой книги — представить русскоязычному читателю наследие Маклюэна более подробно, проследить связь его идей с полем медиаисследований и возможности их использования сегодня.
Книга состоит из трех частей. Часть I знакомит читателя с основными работами Маклюэна о медиа, с тем, что такое в его понимании медиа и медиасреда, а также описывает паттерны медиа, клише и архетипы в медиа и, наконец, тетраду медиаэффектов. Часть II показывает, как эти понятия могут быть использованы в исследованиях медиасреды, медиапрактик и медиаконтента. Часть III рассказывает о медиаэкологии и о проблеме информационной перегрузки.
Книга ориентирована на студентов, изучающих медиа в рамках социальных и гуманитарных специальностей, а также будет полезна практикам — журналистам, медиаменеджерам, исследователям медиарынков и др.
Предлагаем прочитать фрагмент из второй части книги, где приводится пример анализа медиаиспользования в современном российском селе.
Потерянный рай СССР
Говоря о направленности движения в пространстве, мы так или иначе затрагиваем вопрос отношения ко времени. Время может восприниматься линейно, так что прошлое, настоящее и будущее выстроены подряд вдоль одной временной оси, а может — нелинейно, когда, например, прошлое и будущее меняются местами, что-то из этих времен отсутствует или всё находится одновременно в одной точке.
Д. Рашкофф1 назвал состояние современного человека, подверженного влиянию электрической медиасреды, «шоком настоящего», имея в виду то, что современный человек всё больше теряет связь с будущим, живя одним днем. Такое наблюдение, безусловно, больше относится к жителям мегаполисов, в которых ритмы жизни ускоряются, а также к активным пользователям интернета и мобильных гаджетов, позволяющих находиться одновременно в нескольких виртуальных местах. Однако сельские жители современной России также говорят о том, что живут, по их ощущениям, одним днем. Помимо экономических тягот, влияющих на отсутствие чувства стабильности, информанты отмечают, что поток информации с телеэкрана вводит их в состояние растерянности, они зачастую мгновенно забывают то, что посмотрели.
Многим информантам в интервью оказывается тяжело вспомнить, что они смотрели, какие проблемы там были затронуты, что им понравилось, а что нет, какие выводы сделаны, в чем состоял сюжет и т. д. По словам информантов, передачи, фильмы и сериалы редко становятся предметом обсуждения с родными, близкими и друзьями. На мой взгляд, это можно объяснить с помощью паттернов конструирования представлений о направленности движения в пространстве.
Телевизионный контент, таким образом, существует только в момент его просмотра, а после забывается, оставляя ощущения — то, что мы и анализируем с помощью паттернов восприятия пространства, так как остальное оказывается непроговоренным. Информанты уходят от разговора о конкретных передачах, конкретных фильмах и их специфике на общие темы о жизни, стране, обществе. Но очевидно, так как это проходит в латентной форме в их нарративах, что эти общие рассуждения подпитаны медиасредой.
Вместе с «шоком настоящего» происходит вытеснение представления о будущем, которое было столь поддерживаемо советской медиасредой. «Светлое будущее», которое строили несколько поколений советских граждан, в постсоветской России теряет поддержку. На вопрос о том, видят ли информанты будущее своего села, чаще всего (за исключением некоторых информантов в Республике Татарстан) они отвечают отрицательно, то есть в их представлении нет линии от прошлого к будущему, нет некоей цели в будущем, к которой можно было бы стремиться всем селом. Самая распространенная личная цель — дать образование детям, чтобы они могли уехать в город. Вопрос о том, как информанты видят будущее России в целом, ставит их в тупик, у них нет четкого, ясного, однозначного ответа.
Большей популярностью, чем передачи телеканалов «Охота и рыбалка» и «Шансон ТВ», пользуется просмотр советского кино, который стал доступен практически в круглосуточном режиме благодаря таким телеканалам, как «Звезда», «Дом кино» и др. Также среди старшего поколения популярен телеканал «Индия ТВ», по которому транслируется индийское кино времен позднего СССР. Спутниковое телевидение возвращает образы, которые культивировались в советском кино, но уже в качестве клише Советского Союза, вне тогдашних клише, к которым эти образы отсылали зрителей прошедших времен.
Известный искусствоведам факт, что советское кино неоднородно, в нем также есть свои периоды, направления, течения, жанры и авторские стили, оказывается абсолютно неизвестен нашим информантам. Во всех четырех регионах мы встретили общий эпитет, которым наделяется кино, относимое к советскому периоду, — «старинное».
Старинное кино — там и переживания, там и любовь, там и всё… (Женщина среднего возраста, фельдшер)
«Старинное кино» не совпадает по хронологии со всем периодом существования СССР. Помимо глубинных интервью, мы также проводили совместный телепросмотр с некоторыми информантами, и это позволило обнаружить, что фильмы перестроечные, то есть по времени создания вполне советские, информанты считают «современными», показывающими разврат, который творится сегодня. При этом некоторые даже различают советские фильмы и «старинное кино».
— Мы советские фильмы смотрим в основном, иногда, вот говорю, «Звезда», «Перец» — это советские. И старинные, ну, давнишние фильмы в смысле. Не сейчас которые.
— А какие у вас любимые?
— Мои? Военные, военные смотрю. Любовь, про любовь смотрю, смотрим, почему же.
— А названия какие-нибудь, что посоветуете посмотреть?
— Сейчас... Вот недавно было «Они сражались за Родину», «Два солдата» было. Потом как иногда посмотришь по этим, и много попадает. Каналов много, всегда ищешь, вот когда старинный фильм — все включаем, вот. Вот недавно было «Место встречи изменить нельзя» — сколько раз смотрели в своей жизни, всё время смотрим эти фильмы. Ну, вот так вот. Сейчас в телевизоре хорошего ничего нет. (Пожилой мужчина, работающий пенсионер — работник котельной)
То есть никаких четких критериев для определения «старинного кино» у нас нет, зато есть набор клише, которые информанты связывают именно с этим кино, что дает возможность говорить об общих паттернах в конструировании социального пространства этих фильмов. В статье «Советские фильмы в новой медиасреде: идеализация или дискредитация представлений о прошлом»2 мы сопоставили клише, присущие «старинному кино» и современному (западным боевикам и российским сериалам) в представлении наших информантов, и пришли к выводу о том, что одно из различий основано на разном конструировании пространства и движения в нем в этих разных текстах. Российские сериалы и западные боевики трудно вспоминать, осознавать; в то же время «старинное кино» в силу своей размеренности легче для понимания. Клише того, что информанты считают современным кино (повторим, это именно обыденное восприятие, а не искусствоведческий анализ), предполагает линейность разворачивания рассказа о мире, то есть повествует о том, что отклоняется от привычного течения жизни, тогда как «старинное кино», по мнению информантов, скорее циклично, оно повествует о должном, заведенном порядке. Это соответствует разделению на линейный и циклический типы текста у Лотмана3, что, в свою очередь, сопоставимо с «визуальным» и «акустическим» пространствами Маклюэна, как было показано в главе 1. Поэтому, когда спутниковое телевидение позволяет погрузиться в просмотр именно «старинного кино», многие информанты это делают. Безусловно, присутствуют и другие типы потребления кино, но сейчас я говорю о том общем, что было обнаружено у информантов.
Если советское кино информанты называют «старинным», то советская музыка порой именуется «классической», что также указывает на восприятие СССР как некоего «золотого века».
— Все-таки какая музыка вам нравится?
— Мне классическая музыка. Советская, та самая, там Ненашева, Зыкина… Я ведь старый, как хрыч. (Мужчина, юрист)
Признавая современные телевизионные новости, сериалы и боевики полными жестокости, многие информанты ищут образцы правильной жизни в «старинном кино». Так постепенно из образа СССР выхолащивается его реально-историческое наполнение, а воспоминания (пусть тоже конструируемые — это отдельная сфера исследований) заменяются полностью медийными репрезентациями. Исследование показывает, что порой даже те информанты, которые не застали или застали очень небольшой период исторического СССР, относятся к нему так же, как и люди постарше, чей сознательный возраст пришелся на советское время. Медийные репрезентации СССР — клише, уже оторванные от архетипа и потому существующие в настоящем информантов. Можно говорить о том, что СССР становится не «прошлым», не «историей», а параллельно существующей виртуальной реальностью, к которой информанты обращаются как к «идеалу». Можно также предположить, что это характерно не только для сельских жителей, но и для более широкой группы людей, чем объясняется общий поворот к «советскому» в современной России, проявляющийся во всевозможных медийных продуктах.
Новая старая большая семья
Конструирование внутренних границ связано с тем, какой размер приобретает семейная группа (где проходят границы вокруг семьи, отделяющие ее от остального мира), а также с тем, насколько важной для идентификации становится профессиональная принадлежность (строятся ли границы на основании принадлежности к той или иной профессии) и т. д. Джошуа Мейровиц предполагает, что медиасреда эпохи постмодерна отдаляет членов семьи друг от друга и способствует формированию субкультур, в которых объединяются люди из разных локальных мест. В наших экспедициях это было одной из гипотез — то, что новые медиа влияют на формирование виртуальных групп, в которые входят сельские жители. Однако гипотеза, согласно которой сельчане благодаря новым медиа вступают в субкультурные группы, была категорически опровергнута. Информанты — и молодые, и старшего возраста, за редкими исключениями, — не ищут виртуального общения по интересам с незнакомыми людьми и не нуждаются в нем. Даже если их интересует какая-то субкультурная тематика, они не обсуждают ее ни с кем, как, например, следующая информантка, которая рассказала, что ее интересует такая субкультурная тема, как фэнтези о вампирах.
— А вы общаетесь только со знакомыми? Или с теми, кого в реальности не знаете?
— Только со знакомыми. <…>
— А здесь вот, в деревне, у вас есть какие-то друзья, которые любят фэнтези, вампиров, «Закрытую школу»?
— Не спрашивала.
— Вы с друзьями другое обсуждаете?
— Да, всякую одежду. (Школьница)
Вместо подтверждения этой гипотезы мы пришли к выводу, что новые медиа позволяют сформировать новую виртуальную группу на основании не вторичных, а первичных групп, то есть внутренние границы становятся мягче, но не всегда, а в том случае, если объединяется большая семья. В связи с этим паттерн конструирования пространства, а именно границ внутри него, на наш взгляд, оказывается релевантным для анализа эмпирических данных.
— Вы просите внуков что-то найти в интернете?
— Да. У меня братишка в Ленинграде живет. Санкт-Петербург уже. И в Ташкент звоним через интернет, в Ленинград, Казань и даже в деревню, братишке через интернет, разговариваем.
— Это по скайпу?
— Да. (Пожилой мужчина, работающий пенсионер — работник котельной)
Новые медиа позволяют воссоединиться дальним родственникам, которые потеряли друг с другом связь в прежние времена.
1. Rushkoff D. Present Shock: When Everything Happens Now. Kindle Edition. N.Y.: Penguin Group USA, 2013. P. 4.
2. Новикова А. А., Чумакова В. П. Советские фильмы в новой медиасреде... С. 62.
3. Словарь терминологии тартуско-московской семиотической школы / сост. Я. Левченко [Электронный ресурс]. URL: http://www.diction.chat.ru/ (дата обращения: 12.05.2021).