Издательство «Новое литературное обозрение» представляет новое издание книги Алины Шокаревой «Дворянская семья. Культура общения. Российское столичное дворянство первой половины XIX века».
Книга рассматривает быт русского столичного дворянства начала XIX века, своеобычный благодаря условностям и негласным кодам, принятым в обществе, эмоциям, часть которых было уместно демонстрировать, а часть следовало подавлять. Книга, герои которой жили в эпоху, позднее названную золотым веком русской культуры, изобилует примерами из биографий, воспоминаний, писем, художественной литературы и может служить доступным введением в историю повседневности русского дворянства. Как общались между собой аристократы XIX века — супруги, родственники, друзья, начальники и подчиненные, каким было застолье, как держали себя в дни радости и горя, какие этикетные нормы считали необходимым преподать детям — обо всем этом можно узнать из работы историка Алины Шокаревой.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Домашний досуг
В культурологии существует понятие «досуговое общение», то есть общение людей в свободное время. Досуговое общение — это свободная деятельность, приносящая радость, удовольствие не только от результатов, но и от самого процесса. Безусловно, досуговое общение имеет огромное значение в семейной жизни и особенно в нравственном воспитании детей.
Досуг в XIX веке, как и сейчас, воспринимался людьми как время, свободное от работы. В. И. Даль дает такое определение: «свободное, незанятое время, гулянки, гулячая пора, простор от дел». К досугу можно условно отнести и балы, и заседания в Английском клубе, но мы остановимся подробнее на специфике домашнего досуга. Его можно условно разделить на досуг в будние дни и в праздничные. «Обычным признаком праздника является его четкая отграниченность от остального, "непраздничного" мира, отграниченность в пространстве — праздник часто требует другого места (более торжественного: парадная зала, храм; или менее торжественного: пикник, трущобы) и особо выделенного времени (календарные праздники, вечернее н ночное время, в которое в будни полагается спать)», — писал Ю. М. Лотман.
В просвещенной дворянской среде большой популярностью пользовались домашние спектакли. По выражению Лотмана, «театр вторгся в жизнь, активно перестраивая бытовое поведение людей». Развлечение это появилось еще в XVIII веке, и принимали в нем участие как титулованная столичная аристократия, так и провинциальное дворянство.
Артистами, музыкантами и даже билетерами домашних постановок выступали сами хозяева и их гости. Особенно модными «благородные» спектакли стали во времена правления Павла I. В Москве в течение недели давалось по нескольку представлений; Петербург не отставал от Москвы. Известный театрал князь А. А. Шаховской признавался, что почти каждый день участвовал в любительских спектаклях и ему приходилось учить по две роли сразу.
Домашние спектакли, как правило, проводились в одном из наскоро переоборудованных залов, но иногда строили и специальные театральные здания. Игрались русскоязычные и переводные пьесы: комические оперы, балеты, трагедии, драмы, комедии, водевили.
М. Ф. Каменская, дочь художника Ф. П. Толстого, вспоминала, как на именины или другие праздники они устраивали представления, для которых всё делали своими руками и втайне от виновника торжества. В 1826 году на именины отца маменька решила сделать ему сюрприз: Николай Иванович Гнедич отрепетировал с ее сестрой и дядей, Константином Петровичем, сценку «Антигона и Эдип». Сделали декорации, маменька сшила костюмы… Но декламация исполнителей-самоучек была настолько ненатуральной, что отцу этот подарок крайне не понравился. Во время представления случались смешные казусы, которые только забавили публику: то дядя Константин Петрович выбежит на сцену, пока занавес еще не поднят, и только его ноги в полосатых чулках пробегут, то Надежда Петровна что-нибудь перепутает в тексте — вместо «А к нам гостей путем поналетало» скажет: «А к нам гусей поналетало».
Маленькие дети, которым не разрешали принимать участие в представлениях наравне со взрослыми, переняв их манеру, также разыгрывали разные сценки между собой.
Например, Елизавета Ивановна Менгден вспоминала, что детьми их часто возили к бабушке, Екатерине Алексеевне Бибиковой, где перед ней устраивали «представление Андромеды»: брат привязывал Лизу к стулу, сам в роли дракона надевал шубу навыворот и бросался на нее, а сестра Катя в мужской шляпе и шали, перекинутой через плечо, освобождала пленницу. Лиза по-настоящему боялась шубы, а бабушка от души смеялась.
Наряду с домашними спектаклями в дворянских семьях любили ставить так называемые «живые картины». Для них выбирали религиозные, мифологические, исторические, литературные, сказочные сюжеты, хорошо известные всем присутствовавшим. Матери семейств получали возможность блеснуть красотой и актерским талантом, но вот незамужние девушки остерегались привлекать к себе слишком много внимания и потому участвовали в живых картинах и спектаклях неохотно.
Во время войны с Наполеоном дворяне старались отказаться от французского языка, культуры — касалось это и постановок «живых картин» с французской тематикой. Французские спектакли в «частных домах» возобновились лишь после изгнания неприятеля из России: возврату к этой развлекательной практике содействовал лично М. И. Кутузов. Желая сделать подарок своей жене и зная, как это «устроить», фельдмаршал зимой 1813 года во время похода по Германии просил у императора разрешения возобновить постановку французских пьес в Санкт-Петербурге. Государь не мог отказать спасителю Отечества. 19 февраля первый такой спектакль состоялся в доме А. Л. Нарышкина.
А. О. Смирнова-Россет рассказала об одной такой постановке: делали живые картины на тему «Урок музыки в Торбюри». Граф Гаген, секретарь прусского посольства, изображал игру на виолончели; Александра Осиповна в широких рукавах с кружевами, в длинных локонах и нарумяненная сидела, облокотясь, и слушала; стол был накрыт ковром. Ее тетка Татищева одевала Софью Урусову и забыла ее нарумянить, поэтому той пришлось закрывать лицо нотами. Медем подошел и сказал: «О, любезная Розалия!»; Потоцкий издали протягивал руки черноокой красавице. Публике так понравилось, что артистов заставили повторить картину. Потом была картина графини Завадовской «Мать Гракхов»: сама графиня лежала на кушетке, дети (сыновья Сенявины) стояли у нее за спиной. Эту картину повторяли три раза: «Она так была хороша и в ней было столько спокойной грации, что все остолбенели».
Во время так называемого «Сюрприза» на обеде в честь графа А. С. Строганова (президента Императорской академии художеств) его родные и друзья устроили для него целую выставку из «живых картин», восхваляющих его заслуги и таланты: «Зал был превращен в настоящий Храм искусств. На двух больших платформах была сооружена очень красивая колоннада наподобие открытой галереи. В арках галереи стояли те самые молодые артисты, окруженные атрибутикой всех видов искусств. Костюмы артистов были превосходны. Всё это производило грандиозное впечатление. Молодыми артистами были дети Строгановых и Апраксиных. У каждой из арок галереи, у колонн, спереди и в глубине, были размещены плакаты, на которых было написано, какой из видов искусств артистом в этой арке представлен». В первой арке Владимир Апраксин будто проектировал Храм Искусств. Мадемуазель Адель Строганова находилась во второй арке — она представляла искусство чеканки и литья медалей. Далее Наталья Апраксина представляла Скульптуру и делала вид, что обрабатывает кусок мрамора. В четвертой арке Натальей Строгановой был представлен Рисунок. В пятой арке мадемуазель Апраксина держала в руках гравюру. В шестой арке — Живопись, воплощенная Елизаветой Строгановой. В глубине зала — Александр Строганов со своим гувернером. Вокруг них была установлена большая картинная рама. Они изображали, как Рубенс пишет портрет сына, бросая восхищенный взгляд на него. Каждая картина сопровождалась соответствующими стихами. У входа в зал написано было следующее стихотворение:
Бессмертные шедевры, что восхищают нас и нами так любимы,
Сотворены достойно и в будущее смотрят.
И тот единственный, что всех объединяет,
Сам есть Шедевр!»
Подобные домашние развлечения позволяли членам семьи реализовать свои таланты, сделать жизнь разнообразнее, отвлечься от тягот по службе, забот о хозяйстве или мыслей на политические темы. И конечно же, помогали объединить членов семьи за одним делом, создать и поддерживать семейные традиции.
* * *
П. И. Сумароков, несколько идеализируя прошлое, писал, что люди в начале XIX века «не дружились с целым городом, составляли общества из десятка коротких домов, не затруднялись что сказать, о чем спросить, и язык был поверенным сердца, поочередно посещали друг друга, старушки засядут в ломбер, памфил, по гривне; показалось лото — гремели мелкие монеты, кричали амбо, терноры, кватерно, спорили, уличали, что не так поставлены номера. Старики сражались в тафлеи, в пикет1, или особо рассуждали. Барышни в другой комнате забавлялись в фанты: ох, болит, сижу посижу, весь туалет; — громкий смех не перемежался».
Если в доме собиралось много молодежи, то для нее устраивались принятые для веселого времяпрепровождения игры. Были популярны и русские, и иностранные, например: «Письменные вопросы и ответы» — пишутся вопросы, бумажки перемешиваются и на них пишутся ответы. Затем секретарь к общему веселью их зачитывает.
«Двойная декламация» — одна девушка сидит на коленях у другой, на последней покрывало, скрывающее всё, кроме рук, и читает стихи; другая же всячески ей мешает своими жестами — то угрожая, то делая подарки, простирает руки и делает всё, чтобы развеселить общество. Игра заканчивается, когда читающая стихи рассмеется и прекратит чтение.
«Двусмысленное слово» — один человек удаляется из комнаты, в то время как оставшиеся придумывают какое-нибудь слово, а затем по очереди объясняют его значение вернувшемуся. Когда он угадает загаданное слово, то меняется местами с тем, кто наиболее доходчиво его объяснил.
«Игра в тарелки» — вначале играющим раздаются имена (часто еврейские — Шмуль, Ицик и другие), потом один из игроков выходит в центр, ставит тарелку ребром, заставляет ее вертеться, а затем называет одно из имен. Тот, чье имя прозвучало, должен продолжить движение тарелки и назвать имя следующего игрока. На ком тарелка остановится, тот платит фант или что-либо другое по условию.
«Визави» — часть общества удаляется, а оставшиеся в комнате выбирают себе из первой группы, кого представлять. Из первой группы по одному проходят в комнату и пытаются угадать, кто выбрал его. Угадав, становятся за стул избравшего, если нет, то удаляются для повторной попытки.
«Туалет» — игроки называются разными предметами, ведущий называет их, а потом, по команде распорядителя «Весь туалет!», играющие должны повскакивать со своих мест и поменять их, а кто окажется без места — с того берут штраф. (На одном из вечеров в Николаевском дворце распорядителем игры был сам Николай I, а С. М. Загоскин занял стул прежде императрицы, но был за то только поощрен императором.)
В игре «Сижу-посижу» девушка с завязанными глазами ходит в кругу подружек и приговаривает: «Братцы, сестрицы! Примите меня. Братцы, сестрицы! Возьмите меня». Девушки отвечают ей: «Иди по нас». Девушка подходит и садится к кому-нибудь на колени, приговаривая: «Сижу-посижу». У кого она сидит, тот должен молчать. Остальные ее спрашивают: «У кого?» Если девушка отгадает это лицо, то ему передается обязанность ведущего.
Эти и подобные игры были распространены и у простого народа. Но не считалось зазорным, как видим, и дворянам играть в них. В этом просматривается единство культурной среды. Обучаться играм могли и в деревнях у крестьян, и от гостей дворянских детей.
Были также популярны шарады, весьма схожие с «живыми картинами»: когда одни участники изображали отдельные слоги загаданного слова, а другие пытались догадаться, что было зашифровано. Подобным образом разыгрывались также загадки, каламбуры, логогрифы2, омонимы, анаграммы, романсы.
* * *
Вне дома, на открытом воздухе, была очень популярной игра в свайку: на землю выкладывали железную ось и метали кольца, стараясь попасть в самую середину, на толстый гвоздь — свайку. Также с увлечением играли в горелки (обычно с крепостными девушками) — как Алексей из знаменитой пушкинской «Барышни-крестьянки». Такая практика совместных игр дворянства и крестьян несколько сокращала культурный разрыв между сословиями. Игры дозволяли легкий флирт, позволяли молодежи весело провести время в приятном несерьезном общении и лучше узнать друг друга.
Взрослые и дети любили кататься на тройках. В Москве на Масленицу благородное общество направлялось на Москворецкую набережную, где устраивались грандиозные катания, а на Вербную субботу катались на экипажах по главным московским улицам близ Кремля. «Семик» («Зеленый четверг», седьмой четверг после Пасхи за три дня до Троицы) отмечали гуляниями в Марьиной роще у графа Шереметева, Пасху — гуляньем под Новинским. В Москве общественные балы устраивались зимой в Благородном, Купеческом и Немецком клубах, а летними вечерами дворяне чинно гуляли семьями (детям даже за городом не разрешали шуметь). Аристократическая, дворянская Москва конца XVIII и начала XIX века прогуливалась преимущественно по Тверскому бульвару и на Пресненских прудах.
Что касается развлечений дворян старшего поколения, то огромную их часть составляли игры в карты. М. А. Бестужев-Рюмин отмечал, что нередки были случаи обмана, когда хозяева при игре в бостон вытягивали с гостей рублей сто благодаря заранее оговоренным жестам.
К сожалению, здесь мы не имеем возможности в полной мере рассказать об огромной и своеобразной культуре карточных игр в России. Она подробно описана в трудах Ю. М. Лотмана, Г. Ф. Парчевского, В. И. Чернышева, В. В. Шевцова и других исследователей.
Карты были предназначены не только для игры, но и для гадания. Вспомним первый эпиграф к «Пиковой даме» Пушкина: «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность. Новейшая гадательная книга».
В 1785 году была опубликована книга «Верный и легчайший способ отгадывать на картах». Как сказано в самом ее начале (Предуведомлении), гадания эти — лишь времяпрепровождение. Добавим, распространенное.
* * *
В будние дни свой досуг женщины занимали рукоделием. Многие создавали своими руками замечательные по красоте и качеству исполнения работы. Как отмечает жена британского посланника в России Анна Дисборо, столичные дамы «весьма изобретательны в рукоделии, особенно в рисовании и вышивке по ковру, и производят всевозможные виды красивых вещиц». П. Ф. Вистенгоф, превознося в своем описании Москву, упоминает о том, что девицы устраивают базары в пользу бедных, где продают свои работы. Существовала также практика устраивать дома благотворительные лотереи. После одной такой лотереи в доме у графов Строгановых Софья Сергеевна писала В. П. Флерову: «Вот, любезный Василий Павлович, коврик для щипцов, который вы у нас выиграли. Он Лизанькиной работы, и может вам пригодиться; надеюсь, что он вам понравится».
Мужчины свое свободное время часто посвящали охоте («Здесь охотятся буквально на всё: от медведя до воробья», — замечал британский посол Э. К. Дисборо). Распространенность охоты не была связана с царскими предпочтениями: по свидетельству Н. И. Кутепова, императорская охота в начале века переживала упадок и начала вновь расцветать лишь во второй половине правления Николая I. Этот царь не был страстным охотником, но всё же любил охоту на оленей и мелкую дичь — зайцев, фазанов, куропаток. В основном же охоты устраивались для приглашенных именитых гостей.
1. Ломбер, памфил и пикет — карточные игры, тафлеи — игра на шахматной доске в кости или разновидность шашек.
2. Логогриф — «род шарады, для решения которой надо отыскать загаданное слово и образовать от него новые слова путем перестановки или выбрасывания отдельных слогов или букв» (Малый академический словарь).