Издательство «Манн, Иванов и Фербер» представляет книгу историика Ричарда Ферт-Годбехера «Эмоции. Великолепная история человечества» (перевод Ольги Быковой).
Нам, людям, нравится думать о себе как о разумных существах, которые как вид полагались на интеллект, чтобы выжить. Но многие из самых важных моментов в нашей истории не имели ничего общего с холодными фактами, а были связаны с чувствами.
В этой книге Ричард Ферт-Годбехер рассказывает об эмоциях в контексте разных эпох и разных культур — Древней Греции, Ганы, Японии, Османской империи, США, Китая и России. Опираясь на психологию, нейробиологию, философию, искусство и историю религии, он дает исчерпывающее представление об этом аспекте бытия, который редко принимается во внимание в гуманитарных исследованиях.
В каждой из глав автор рассматривает определенные исторические периоды и регионы, составляя, таким образом, полную картину того, как эмоции сформировали современный мир во всем его многообразии. Он на примерах демонстрирует, как наше понимание и переживание эмоций менялось с течением времени и как наши представления о чувствах — наравне с самими чувствами — во многом сформировали нас и мир, в котором мы живем.
Предлагаем прочитать начало одной из глав книги.
Чего боялись османы
Вечером 28 мая 1453 года (или 857 года по исламскому календарю хиджры) между рядами османского войска, стоящего у стен великого города Константинополя, шел человек в капюшоне. Он переходил от одной группы солдат к другой, от батальона к батальону, от подразделения к подразделению. Эти воины держали осаду уже шесть недель, обстреливая городские стены из пушек. И далеко не простых. Взять хотя бы «Базилику» Орбана — это восьмиметровая пушка, настолько массивная и мощная, что количество залпов ограничивалось семью в день. Шесть недель осады были изнурительными, напряженными и не всегда успешными. Моральный дух бойцов стал ослабевать. Но их предводитель, султан Мехмед II, умел вселять храбрость. В тот вечер талант убеждения не мог его подвести, потому что на следующий день был назначен финальный штурм Константинополя. То, что султан объявил день искупления и молитвы, привело в порядок мысли солдат. Это помогло им вспомнить, зачем они здесь и сколь великой наградой станет завоевание Константинополя.
По правде говоря, материальное вознаграждение не было бы таким уж щедрым. По крайней мере, для стороннего наблюдателя. С началом крестовых походов блеск некогда великого города Константинополя, жемчужины Византийской империи, померк. Он предоставлял разве что предлог для начала войны, а в нем самом видели перевалочный пункт для усталых рыцарей на пути к великим подвигам. Однажды таким подвигом стало разграбление и завоевание самого Константинополя — в 1204 году во время Четвертого крестового похода. С появлением на сцене турок-сельджуков и турок-османов ситуация только ухудшилась. Византийская империя ослабла, ее влияние уменьшилось, а население столицы сократилось.
Однако для османских солдат, пробивающихся сквозь его ворота, Константинополь имел глубочайшее символическое значение. Исламские войска атаковали его не впервые. Первая попытка была предпринята в 678 году, когда Муавия I, халиф династии Омейядов, намеревался взять город, однако в процессе потерял воинов, близких к пророку Мухаммеду. Даже отец Мехмеда II, Мурад II, пытался пройти за городские стены, осадив их в 1421 году. Но ему пришлось оставить попытки, когда в других частях империи начались беспорядки. Хотя их противнику вроде бы везло, среди османов была сильна вера — или мысль, или ощущение, — что Константинополь имеет особое значение для Аллаха и сам Бог желает, чтобы город покорился исламу. Для османов Константинополь был «вратами к процветанию». Для сына Мурада он был незавершенным делом.
Проходя по лагерю, он услышал, как праведные мужи произносят имена сподвижников Мухаммеда, погибших в 678 году. Он также заметил, что те, с кем он сталкивается, всё чаще повторяют один хадис1. Он звучал так:
Пророк, мир ему и благословение Аллаха, спросил: «Слышали ли вы о городе, часть которого располагается на воде, а часть — на суше?» Люди ответили: «Слышали, о Посланник Аллаха». Тогда он сказал: «Судный час не наступит до тех пор, пока семьдесят тысяч потомков Исхака не завоюют этот город. Они подойдут к нему и остановятся. Они не станут сражаться с оружием в руках и стрелять из лука. Они скажут: «Ля иляха илляллах! Валлаху акбар!»2 — и разрушится одна часть крепостных стен. Затем они во второй раз скажут: «Ля иляха илляллах! Валлаху акбар!» — и разрушится другая часть крепостных стен. Затем они в третий раз скажут: «Ля иляха илляллах! Валлаху акбар!» — и откроется дорога перед ними. Они войдут в город и захватят богатую добычу3.
Хадис, вероятно, был написан специально для наступления на Константинополь. Но это не имеет значения. В его духе чувствуется, что занимало умы солдат в ту ночь. Для них, как и для султана, взятие Константинополя означало не только возможность продемонстрировать всю мощь Османской империи при Мехмеде II. Это был акт служения Аллаху, призванный заслужить его любовь и милость. Все они были движимы глубоким эмоциональным порывом, чьи корни уходят на 843 года в прошлое, в самое сердце Корана. Их вел страх, но страх не дурной. А такой, что способен вдохновить на великие свершения.
Что такое страх?
Согласно современной науке, страх возникает, когда разные участки мозга — прежде всего группа клеток, называемая миндалевидным телом, которая находится в его основании, — воспринимают угрозу. Миндалевидное тело — составляющая наиболее древней, способной реагировать без предварительных размышлений части человеческого мозга, которую некоторые психологи обобщенно называют рептильным мозгом. В наши дни мало кто придерживается этой концепции, поскольку мозг, скорее всего, эволюционировал странным и сложным образом. Однако суть в том, что миндалевидное тело реагирует молниеносно. Иногда с такой скоростью, что вы замечаете эту реакцию, только когда она уже заставила вас подпрыгнуть или убежать.
Исследователи страха описывают эту эмоцию как «мотивированное состояние, вызванное специфическими стимулами, провоцирующими оборонительное поведение или бегство». Речь о желании драться, бежать или замереть. Но этим понятие страха не исчерпывается. Борьба, бегство и замирание не охватывают всего спектра поведения, которое мы связываем со страхом. Кто-то испугается, увидев мышь, и захочет ударить ее, убежать, застыть или вскочить на стул. Кто-то живет в постоянном страхе, что мышь может выскочить из-за любого угла, и такой страх варьируется от активной неприязни до полноценной фобии. Последняя, как правило, развивается в результате той или иной травмы и способна привести к так называемой сверхбдительности. Подобно страху, сверхбдительность может как спасти вам жизнь, так и, если выйдет из-под контроля, превратить ее в ад.
Страхи, связанные с фобиями, например панический, зарождаются в голубом пятне. Это участок в стволе мозга, вырабатывающий норадреналин — то же самое вещество, которое в соединении с дофамином вызывает привязанность. Это не значит, что любовь и паника тесно связаны. Не всегда. Несмотря на то что оба чувства могут вызывать дрожь, ощущение бабочек в животе и непреодолимое желание сбежать, норадреналин, выброшенный в связи с испугом, не смешивается с дофамином.
Подобно отвращению и любви, страх, вероятно, имеет эволюционное нейрохимическое происхождение, однако это в том числе и культурное переживание. Очевидно, есть вещи, которых боится почти каждый: сорваться с обрыва или заболеть чем-то неизлечимым. Однако страх довольно сложно облечь в универсальные термины. На каждого арахнофоба найдется тот, кто любит пауков (я) или даже держит гигантских тарантулов дома (не я). И хотя существуют довольно распространенные страхи, некоторые с удовольствием лазают по скалам.
Есть страхи, которые мы усваиваем благодаря культуре, воспитанию и образованию. Среди них не только страх перед адскими муками или инопланетным вторжением, но и куда более прозаичные, связанные, например, со здоровьем и базовым ощущением безопасности. Большинство из нас еще в детстве научились остерегаться движущегося транспорта. Во взрослом возрасте мы часто не представляем возможным перейти оживленную дорогу, соблюдая меры предосторожности. Но существуют культуры, где люди задорно переходят дорогу с куда меньшей опаской, так как не разделяют наш укоренившийся страх пострадать из-за движущегося автомобиля. Любой, кому доводилось бывать в Индии или садиться за руль в Италии, понимает, о чем я говорю. Возможно, страх, которому мы учимся, отличается от врожденного страха. Возможно, выученные страхи, как и любовь, представляют собой комплекс эмоций, состоящий из тревоги, панической боязни, сверхбдительности и искренней обеспокоенности тем, что заставляет нас испытывать страх.
Стоит отметить, что страх — это не всегда плохо. С научной точки зрения любое чувство, удерживающее нас от причинения вреда самим себе, не просто полезно, оно закономерно развивается в процессе эволюции. Как правило, тот, кто боится, что за кустом может оказаться медведь, не становится жертвой медведя. Тем не менее современная наука склонна делить эмоции на позитивные и негативные в зависимости от того, что они заставляют нас чувствовать. На самом деле это сравнительно новая концепция, и я еще к ней вернусь. Идея о том, что страх — это плохо, показалась бы чуждой османам и большинству их современников. Считать эмоцию плохой или хорошей определяло то, что вы с ней сделаете и на что направите. Мы уже сталкивались с этой идеей у греков, когда говорили об эросе и атараксии. Мы также касались хороших страхов, существующих в других религиях, хоть и не останавливались на них подробно. Древние иудеи боялись вызвать у Бога отвращение. Августин считал, что богобоязненность может привести нас к вечной жизни и к Богу. Страх, который испытывали османы, был именно таким — созидательным. Он позволял им оставаться непоколебимыми в своей вере и вдохновлял на великие свершения. Это был правильный страх перед Аллахом, и проследить его историю можно вплоть до основателя религии, пророка Мухаммеда.
Гора, преобразившая Мухаммеда
Чтобы понять этот благочестивый страх, вернемся в 610 год, когда сорокалетний мужчина по имени Мухаммад ибн Абдуллах ибн Абд аль-Мутталиб ибн Хашим ибн Абд Манаф, более известный просто как Мухаммед, начал восхождение к пещере Хира на горе Джабаль ан-Нур на территории нынешней Саудовской Аравии. За минуту до этого он, как и Августин, услышал голос, который велел ему читать. Но голос принадлежал не ребенку. Это был неземной голос, голос сущности, обладающей необычайной силой. Сущность явилась ему, заполнив собой все вокруг. Поначалу Мухаммед отказывался говорить, поэтому сущность приказала ему читать во второй раз. Не доверяя видению, он снова отказался. Мухаммед боялся, что перед ним джинн или другой посланник дьявола, желающий обмануть его. Голос приказал в третий раз, и Мухаммед вновь отказался. Тогда сущность заключила его в объятия и удерживала, пока он не сдался. Мухаммед ощутил, как теряет контроль над собственным голосом, и первые слова Корана против воли сорвались с его уст.
Читай [откровение] во имя Господа твоего, который сотворил [все создания], сотворил человека из сгустка [крови].
Возвещай, ведь твой Господь — самый великодушный, который научил [человека письму] посредством калама, научил человека тому, чего он [ранее] не ведал4.
Мухаммеда охватил ужас. Пришедшее кошмарное осознание, что он действительно одержим демоном или джинном, заставило его бежать вверх по горе. Он был готов освободиться от того, что овладело его телом, бросившись с вершины. Жизнь промелькнула у него перед глазами.
Мухаммед вырос в плавильном котле верований. Его племя исповедовало одну из разновидностей древних семитских религий, распространенных в регионе, и верило в целый ряд богов, включая бога плодородия, точнее Богиню, или аль-Лат. Верховным божеством, однако, считался бог-отец, или Бог, — аль-Лах. Мухаммед знал и о других богах. В центре его родного города Мекки было воздвигнуто из угольно-черного метеорита священное сооружение Кааба. Конечно, в те времена жители города даже не подозревали, что это метеорит. Для них этот камень выглядел таким неземным и поразительным, что казался подходящим домом для божеств. Кааба служила местом поклонения многочисленным богам, которых почитали кланы, населявшие регион. Тогда, как и сейчас, традиция предписывала человеку семь раз обойти вокруг камня, прежде чем приблизиться для поклонения.
Мухаммед был торговцем и вел дела по всему Аравийскому полуострову. Его уважали за честность и неустанное трудолюбие. Вполне вероятно, Мухаммед впитывал легенды и верования, бытовавшие за пределами его региона, не менее охотно, чем местные, что привело его к чему-то вроде кризиса веры. Именно поэтому, достигнув средних лет, он стал проводить недели напролет в пещере в горах, предаваясь духовной практике tahannuth. Уединившись, он старался сосредоточить свой ум на молитве, отрываясь от нее только для того, чтобы накормить бедняков. Мухаммед засомневался, правда ли верховный бог аль-Лах — тот самый единый истинный Бог, о котором он постоянно слышал от иудейских и христианских купцов.
По преданию, во время одного из таких обрядов он услышал страшный голос, завладевший им. У него и раньше случались видения — это было частью практики, — но никогда столь сильные и яркие. Мухаммед решил, что в него вселился злой дух. Он чувствовал, что у него не остается выбора, кроме как сброситься с горы5, пока зло окончательно не одолело его и не нанесло вреда тем, кого он любил.
Пока он взбирался наверх, видение вернулось, еще более устрашающее, чем прежде. На этот раз оно представилось: «О Мухаммед! Ты — апостол Божий, а я — Джибриль!» Мухаммеда парализовало от ужаса. Он не мог шевельнуться, пока его не нашли люди, которых отправила на поиски его первая жена Хадиджа, и не помогли спуститься с горы. После этого Мухаммед какое-то время пребывал в растерянности и страхе. Но видения не прекращались, и он всякий раз обращался к жене за утешением, с дрожью падая в ее объятия, умоляя «укрыть» его. Мухаммед испытывал на себе чистую, необычайную силу единого истинного Бога — Аллаха. Он понимал, что этой силы надлежит бояться, но вскоре обнаружил, что страх можно использовать во благо. Мухаммед стал пророком — глашатаем Бога. Ужасающие видения кое-чему его научили. Он на собственном опыте убедился, что страсти способны управлять сердцами людей. Он обращался к людям со словами из Корана.
Благочестивый страх перед Богом
Текст Корана сам по себе — произведение искусства. После того как в 650 году Абу Бакр переписал его, придав нынешний вид, содержание книги приобрело эмоциональный аспект, внушающий уважение почти каждому, кто читает ее. Спросите любого, кто исповедует ислам, и он скажет вам, что оригинальный арабский текст прекрасен — даже совершенен. Некоторые верующие утверждают, что арабский язык Корана настолько безупречен, что не может не быть вдохновлен Богом. В нем нет ни одной лишней фразы, ни одного неудачно подобранного слова, ни одной грамматической ошибки.
Коран следует читать с не меньшим, а может, и с бóльшим чувством, чем «Гамлета». Преклонение актеров перед талантом великого барда в действительности не идет ни в какое сравнение с благоговением мусульман перед текстом Священного Корана. Шекспира нужно исполнять, а не читать. Чтение Корана, вслух или про себя, должно сопровождаться аналогичным представлением.
Один из хадисов гласит:
Коран был ниспослан с печалью, и вы плачьте при его чтении. Если не можете плакать, хотя бы делайте вид, что плачете. Кто не поступает так, тот не один из нас.
Чтецы Корана не должны торопиться, иногда на прочтение всего текста им дается до нескольких дней. Они должны плакать, когда положено, говорить мелодично, когда текст передает нечто прекрасное, повышать и смягчать тон, когда это необходимо. Чтецы должны пропускать слова через себя и позволять телу двигаться в такт. Верующие люди видят в Коране слова самого Аллаха, а не просто талантливого драматурга или даже апостола.
Коран — это книга, целенаправленно вызывающая у читателя эмоции в попытке изменить его жизнь и приблизиться к Аллаху. Это произведение задумано так, чтобы на него реагировали слезами и громкими возгласами. Определенные суры (главы) и откровения призваны вызвать у слушателя мощный инстинктивный эмоциональный отклик. Как и большинство религиозных текстов, Коран оказывает эмоциональное воздействие, чтобы как обратить людей в ислам, так и укрепить их веру после обращения. Ключ к такой трансформации — страх, но не страх в нашем с вами понимании.
Коран состоит из двух частей. Наиболее эмоциональны более ранние, мекканские суры. Они были записаны до того, как Мухаммед в 622 году переехал в Медину, чтобы избежать покушения со стороны недовольных тем, что он обращает всех в свою новую религию. Возможно, потому, что Мухаммеда лишили свободы проповедовать открыто, которую он позже обретет в Медине, или потому, что они и должны были быть запоминающимися; эти ранние суры короче и ритмичнее, в них куда больше внимания уделяется другим религиям региона. Именно в этих сурах вы, скорее всего, встретите упоминания об Адаме и более древних пророках — Моисее, Аврааме и Иисусе. В них подчеркиваются значение нравственности, опасность поклонения ложному богу или богам, а также перечисляются способы попасть в рай и избежать ада. Эти суры гораздо более суровы и мрачны, чем те, которые Мухаммед составил позже, уже после завоевания Медины. Это, безусловно, не означает, что более поздние суры не эмоциональны — все далеко не так. Просто то, как Мухаммед понимал эмоции, особенно страх, наиболее четко выражено именно в первых коротких главах, поэтому мы начнем с них.
В мекканских сурах Мухаммед призывает верить с сосредоточенностью и рвением. Что неудивительно: эти суры читались, когда он только собирал последователей и начинал проповедовать. Суры должны были быть меткими, острыми и легкими для заучивания наизусть, поскольку сильная устная традиция имела решающее значение для распространения веры на ранних этапах. Считается, что первые суры записывались на всем, что в нужный момент оказывалось под рукой у последователей Мухаммеда: на кусках ткани и кости, обрезках кожи и т. д. Большинство из этих коротких сур сейчас находятся на последних страницах Корана. В современных версиях суры расставлены в основном в соответствии с длиной, таким образом самые длинные приведены в начале. Чтобы прочитать слова более молодого Мухаммеда, обращенные к последователям, нужно заглянуть в конец книги. Именно там можно найти отголоски идей святого Августина.
Нет никаких доказательств того, что Мухаммед знал о трудах святого Августина, однако такую вероятность нельзя исключать. Как я уже говорил, Мухаммед был торговцем и живо интересовался самыми разными культурами и традициями. Он вполне мог почерпнуть много знаний о христианстве и иудаизме от других торговцев и праведников, которых встречал на своем пути. Мухаммед приобрел почти энциклопедические знания об этих религиях, пусть и смотрел на них сквозь призму собственной культуры. Все это может навести на мысль, что он, по крайней мере, слышал об Августине, учитывая плодовитость и известность богослова. Однако вне зависимости от того, был ли Мухаммед непосредственно знаком с работами Августина, эти двое иногда высказывали поразительным образом похожие идеи.
Как и в значительной части трудов Августина, в Коране подчеркиваются разница между благочестивой любовью и себялюбием и превосходство первой над вторым. Читателю неоднократно напоминают, что Аллах даровал людям способность мыслить и чувствовать. Одна из главных идей — если вы любите Аллаха, Аллах полюбит вас в ответ. Если же нет, вас в буквальном смысле ожидает ад. Как и у Августина, концепция любви в Коране не сводится к милосердию и любви к другим ради личной выгоды, но предполагает активное стремление заслужить любовь Аллаха. «То, что вы отдаете в рост с целью увеличить [вашу долю] в людских богатствах, не умножит ничего перед Аллахом. А то, что вы подаете в виде заката, стремясь к благоволению Аллаха, [посредством] такого [воздаяние вам] приумножится»6.
Проще говоря, акты любви к ближнему должны совершаться бескорыстно во имя Аллаха.
Любовь Аллаха при этом не безусловна, ее нужно заслужить. Точно так же милость дается нам только по велению Бога. Чтобы заслужить любовь и милость, нужно поступать, как подобает мусульманину, как предписывает Коран. Именно этим Коран отличается от трудов Августина. Страх, пусть и основанный — как и у Августина — на любви, играл важную роль для новой религии Мухаммеда.
Практически во все времена — от Античности до современности — страх был неким обобщающим термином, за которым скрывался широкий диапазон чувств, пусть и родственных друг другу. Для сравнения: вы можете недолюбливать мышей, потому что считаете их не самыми приятными созданиями, но у кого-то эта неприязнь перетекает в полноценную мусофобию, вызывающую приступы тревожности. Однако дело не только в силе страха. В определениях страха в научной литературе, а также в философских и религиозных текстах есть множество едва уловимых различий. В Коране упоминается десять видов страха. В их число входят хауф (страх перед надвигающейся опасностью, к которой нужно приготовиться), хашия (страх перед чем-то вредоносным) и таква (страх, заставляющий делать нечто, что вас обезопасит, например запирать дом на ключ или носить маску во время пандемии). Любой из этих страхов можно испытывать как во имя служения Аллаху, так и по эгоистическим причинам. Коран так передает слова Аллаха: «Это только шайтан внушает вам страх перед своими приспешниками-многобожниками. Не бойтесь их, а бойтесь Меня, если вы верующие».
Августин различал себялюбие и любовь, обращенную к Богу. Любовь к Богу может в том числе породить страх перед грехом — идея, которая возвращает нас к боязни иудеев вызвать у Бога отвращение. Коран делает нечто подобное. Он делит страх на обыденный — перед мирскими напастями — и праведный — страх перед Богом, или, скорее, страх подвести Бога. Несмотря на то что в большинстве переводов Корана используется термин «богобоязненный», значение соответствующих слов в оригинале несколько отлично. Они описывают одно из тех чувств, для которых в других языках нет названия. Более правильно трактовать арабское аль-хауф мин Алла (богобоязненность) как «богоосознание» или «богоохранение». Это страх упустить из виду могущество Аллаха. Страх ощутить отвращение к Богу. Не защитить веру от тех, кто не испытывает к ней уважения. Утратить контроль над собой и повести себя не так, как положено мусульманину. Это решимость отодвинуть все — имущество, семью, даже собственную жизнь — на второй план после Аллаха, чтобы избежать чувства потери.
Понятие потери, хуср, — также важная составляющая для толкования эмоций в Коране. Одна из последних и самых коротких сур гласит:
Клянусь послеполуденным временем, что люди, несомненно, [понесут] урон, кроме тех, которые уверовали, вершили добрые деяния и заповедали друг другу истину и терпение!
Согласно Корану, не вести себя так, как подобает мусульманину, равносильно потере, а возможно, и неспособности получить любовь и милость Аллаха. Такая потеря — путь к погибели, аду и вечным мукам. Богобоязненность помогает верующим помнить о своей сосредоточенности на Аллахе и оберегать ее. Она позволяет им противостоять мирским страстям, смирять свои чувства и поступать, как угодно Аллаху, а не руководствоваться корыстью. Такая сосредоточенность приведет вас к процветанию, победам в битвах и вознаграждению в раю. Посыл предельно ясен: если вы искренне боитесь подвести Аллаха, вы будете поступать, как велит Коран, держать эмоции под контролем, и вам воздастся.
Еще один важный эмоциональный аспект Корана — роль сердца. В Коране встречаются четыре взаимозаменяемых слова для сердца. Кальб и фуад буквально означают «сердце». Лубб — «внутреннее сердце», или «разум». И наконец, садр — грудь. В общей сложности в том или ином варианте слово «сердце» встречается в тексте 208 раз. Согласно Корану, сердце — центр всех наших чувств. В нем также находится ‘акл — «разумение», или «понимание». Р‘ас — «голова» — это всего лишь голова. Это означает, что на заре ислама люди не делали различий между мышлением и чувствами. В Коране говорится, что сердца неверующих ожесточены не только потому, что они не понимают значения ислама, но и потому, что они его не чувствуют. Представление о сердце как об источнике эмоций не редкость в древней литературе. Тот факт, что мы до сих пор говорим «сердцем чувствую», свидетельствует о том, как глубоко эта концепция проникла во многие духовные и культурные традиции. Для наиболее полного понимания того, как трактует эмоции османский ислам, нам, пожалуй, необходим небольшой экскурс в медицину. Для этого обратимся к одному из величайших умов ислама — человеку по имени Абу Али Хусейн ибн Абдуллах ибн аль-Хасан ибн Али ибн Сина, или просто Ибн Сина. На Западе он стал известен как Авиценна.
1. Хадисы — предания о словах и деяниях пророка Мухаммеда.
2. «Нет Бога, кроме Аллаха, и Велик Он!» (араб.)
3. Пер. Э. Кулиева.
4. Пер. М.-Н. О. Османова.
5. Не все богословы согласны с этой версией.
6. Здесь в отрывке и далее в цитате пер. М.-Н. О. Османова.