Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу историка Галины Космолинской «Ф. В. Каржавин и его альбом "Виды старого Парижа"».
«Русский парижанин» Фёдор Васильевич Каржавин (1745–1812), нелегально вывезенный 7-летним ребенком во Францию, и знаменитый зодчий Василий Иванович Баженов (1737/8–1799) познакомились в Париже, куда осенью 1760 года талантливый пенсионер петербургской Академии художеств прибыл для совершенствования своего мастерства. Возникшую между ними дружбу скрепило совместное плавание летом 1765 года на корабле из Гавра в Санкт-Петербург. С 1769 по 1773 год Каржавин служил в должности архитекторского помощника под началом Баженова, возглавлявшего реконструкцию древнего Московского кремля. «Должность ево и знание не в чертежах и не в рисунке, — представлял Баженов своего парижского приятеля в Экспедиции Кремлевского строения, — но именно в разсуждениях о математических тягостях, в физике, в переводе с латинского, с французского и еллино-греческого языка авторских сочинений о величавых пропорциях Архитектуры». В этих знаниях крайне нуждалась архитекторская школа, созданная при Модельном доме в Кремле. Альбом «Виды старого Парижа», задуманный Каржавиным как пособие «для изъяснения, откуда произошла красивая Архитектура», много позже стал чем-то вроде дневника наблюдений за событиями в революционном Париже. В книге Галины Космолинской его первую полную публикацию предваряет исследование, в котором автор знакомит читателя с парижской биографией Каржавина, историей создания альбома и анализирует его содержание.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Хотя парижские издатели-картографы нередко использовали в оформлении своей продукции изображение Бастилии1, Жанвье в «Новом плане Парижа» предпочел вместо него поместить гравированный рисунок нового фасада церкви Сен-Сюльпис — нашумевший проект Сервандони. Соответственно в альбоме «Виды старого Парижа» нет полноценного изображения Бастилии, и события 14 июля 1789 года в нем прямо не упоминаются. В то же время на плане Парижа Готье силуэт крепости вполне различим (ил. 22), и Каржавин, отметив его, прокомментировал (напомню — в 1793-м) весьма своеобразно: «тюрма тайная» (F).
Несоответствие этой характеристики тому символическому смыслу, какой Бастилия приобрела во время революции, не может не удивлять. Да, ее тайный узник под именем Железная маска всё еще будоражил воображение многих. Даже такой вдумчивый наблюдатель парижских событий, как Карамзин, не избежал соблазна уделить в своих «Письмах русского путешественника» внимание апокрифическим мемуарам маршала Ришелье, якобы способным раскрыть тайну Железной маски, а также найденному на развалинах Бастилии «журналу» ее узника, за бесценок приобретенному чиновником Парижской миссии П. П. Дубровским2.
Ил. 22. Символическое изображение Бастилии (1719)
И всё же — разве могла загадка эпохи Людовика XIV на исходе XVIII столетия затмить «парижские происшествия»? Разумеется, автора «Писем русского путешественника» нельзя в этом заподозрить. Что же касается Каржавина, не стоит забывать о другой его «парижской» рукописи 1790-х годов, не сохранившейся, но известной нам по единственному листу с планом Готье в составе альбома «Виды старого Парижа». Там, вполне вероятно, могло быть изображение Бастилии и даже — комментарий к нему.
Между тем отсутствие в альбоме упоминания о сносе Бастилии заставляет более внимательно отнестись к каржавинской приписке, сделанной в те же 1790-е годы к описанию ворот Сент-Антуан: «Ныне их нет, и таким образом предместие многолюдное святаго Антония соединилось с большою того же имяни улицею, что в Париже» (№ 19).
Эта «новость» в самый разгар революции выглядит по меньшей мере анахронизмом — ведь мешавшие проезду транспорта Сент-Антуанские ворота были снесены городскими властями еще в 1778 году, о чем Каржавин умолчал. Не упомянул он и о том, что снесенные ворота непосредственно примыкали к зданию Бастилии, чьи красноречивые руины стали теперь чуть ли не главной парижской достопримечательностью (ил. 23). К тому же трудно поверить, что в эти годы его серьезно занимали меры по благоустройству Парижа, да и прежнего интереса к архитектуре в его поздних приписках в альбоме мы не обнаруживаем.
Ил. 23. Вид на площадь перед Бастилией и воротами Сент-Антуан (1715–1719)
Добавим также, что «многолюдное» и хорошо знакомое Каржавину предместье «святаго Антония», став естественным продолжением улицы Сент-Антуан, «соединилось» с Парижем отнюдь не благодаря сносу ворот. Таможенной границей города до начала революции служила Стена генеральных откупщиков, которая строилась с 1784 года и внутри которой оказалось восточное предместье. В 1788-м в Париже Каржавин обнаружил, что въезд в город через заставу Сент-Антуан отодвинут за площадь Трона к Венсенскому лесу. Мы не можем, не имея на то достаточных оснований, считать его свидетелем разрушения Бастилии, однако он хорошо представлял себе жизнь Сент-Антуанского предместья. Его население, по преимуществу ремесленное, отличавшееся высокой революционной активностью3, после 14 июля 1789-го буквально хлынуло на улицы Парижа, чтобы отстаивать свои права, говоря иносказательно — «соединилось с большою … улицею [Сент-Антуан], что в Париже» (№ 9).
Несмотря на самоцензуру, которая практиковалась многими в конце екатерининского царствования, в парижском альбоме встречаются достаточно откровенные суждения. Так, лист с изображением площади Побед («Викторияльной площади») Каржавин комментировал в разгар событий, последовавших вскоре после 10 августа 1792 года (упразднение монархии), когда на площади сносили статую короля-солнца.
Его комментарий начинается в прошедшем времени: «<…> тут стояла бронзовая позлащенная статуя Короля <…>» (№ 9). Снос монумента, призванного увековечить память о победах Людовика XIV, происходил 26 августа 1792 года согласно предписанию Законодательного собрания «уничтожить все памятники деспотизма» (ил. 24).
Ил. 24. Снос статуи на площади Побед 24 августа 1792 г.
Примечательно, что еще 12 августа, через два дня после падения монархии, с пьедестала была сброшена и разбита некогда горячо любимая парижанами статуя «доброго короля Анри» (Генриха IV), восседавшего на коне посредине Нового моста4.
Прелюдия полного демонтажа королевской статуи на площади Побед, случившаяся двумя годами ранее, была не менее знаменательным событием. Тогда Людовик XIV лишился своих пленников — четырех гигантских скульптур («Четыре пленных нации»), прикованных цепями к высокому мраморному постаменту, который «VIRO IMMORTALI» гордо попирал ногой5. Сковывавшие пленников цепи были разбиты с большим энтузиазмом тут же на площади — символический смысл этого акта для всех был очевиден. Мерсье, призывавший к низвержению «тронов», предвещал скорое освобождение народов, которые «будут плясать на развалинах всех бастилий, всех Шпандау и в Сибири»6 (курсив оригинала). А будущий якобинец Лавиконтери, автор брошюры «Преступления французских королей» (1791), из которой Каржавин делал выписки7, констатировал, что на площади Побед свершился акт возмездия: «Мы отомстили за Голландию, Испанию, Англию [?], Империю, которые были у его ног». Оставалось снести саму статую: «Французы, — взывал Лавиконтери, — изображение деспота оскорбляет свободный народ!»8
Ил. 25. Торжественное открытие площади Побед 26 марта 1686 г.
Каржавин, отмечая виртуозность исполнения статуи Людовика XIV (ил. 25), вылитой «одним разом (без спайки)» Дежарденом, разделял общее неприятие символики постамента, на котором «барелиевы изображали победы Короля над врагами его, прикованными цепьми к 3-м углам пьедестала» (№ 9). Идея приковать рабскими цепями побежденные «нации», немедленно возмутившая всю Европу, противоречила духу Просвещения и была особенно неуместной по мере заключения межгосударственных союзов. Оскорбительная иконография пленников превращала, по мнению Каржавина, победный монумент в «памятник грубости и гордости Короля Л.[юдовика] XIV» (№ 9).
В брошюре Лавиконтери не говорилось прямо о дальнейшей судьбе «четырех прекрасных статуй» (les quatre sublimes statues) пленников, освобожденных от цепей в 1790 году, а Каржавину, похоже, не было известно, что их сочли заслуживающими иной участи и отправили на хранение в Лувр. Выражая нескрываемое одобрение Конвенту, принявшему в чрезвычайных обстоятельствах решение о переплавке королевских статуй, он писал, имея в виду всю скульптурную композицию на площади Побед: «Наконец, во время низложения Тирании Королевской во всей Франции, все оныя статуи [курсив мой. — Г. К.] сброшены на переливку в пушки для защиты ея от Европейской союзной тирании противящейся ея щастию что она получила свободу» (№ 9).
Здесь нельзя не отметить факт влияния на Каржавина упомянутой брошюры Лавиконтери: он явно следует за ней, когда перечисляет «пленников» Людовика XIV, ошибочно включая в число «побежденных наций» Англию — союзника (пусть и неверного) Франции в Голландской войне (1672–1678)9.
Насколько мы можем судить, свободу высказывания Каржавин позволял себе нечасто, предпочитая выразительные умолчания, полунамеки, иносказания… Это касалось, например, строго подцензурной в России темы казни короля. При отсутствии в альбоме изображения площади Людовика XV — места казни короля, а затем королевы, — на плане Готье отмечен силуэт замка Тампль (G). Уточнение в комментарии («большая башня») и прошедшее время («в ней сидели последние Бурбоны, муж с женою и с детьми») не оставляют сомнений в том, что речь идет об уже свершившейся казни. Примечательно, что Людовик XVI и Мария-Антуанетта10 не названы Каржавиным подобающим образом (ил. 26).
Ил. 26. Прощание Людовика XVI с семьей в Тампле в ночь на 20 января 1791 г.
Еще одна поздняя приписка в альбоме, впрочем, не до конца проясненная Каржавиным, тем не менее представляет интерес как отражение восприятия парижских «перемен» заинтересованным наблюдателем. Речь идет о церкви «Большие Езуиты» — именно так «до пресечения Езуитскаго чина во Франции» называлась церковь Св. Людовика (совр. Сен-Поль-Сен-Луи), что «в улице святаго Антония» (№ 14). Ее изображение сопровождается довольно подробным описанием. Но все, что в начале 1770-х Каржавин сообщал о главной церкви Ордена иезуитов — о хранящихся в ней королевских сердцах, мраморном надгробии принца Конде, гербах короля и королевы, мандорле («имя Иисусово в сиянии») на фасаде и там же статуе «святаго Людовика Короля Францускаго», — через двадцать лет перечеркнуто им одной короткой фразой: «ныне (с переменою) Синагога Еврейская» (№ 14).
Предположить, что это всего лишь фигура речи, аллюзия тех самых «перемен», которыми революция бесцеремонно врывалась в жизнь парижан, явно недостаточно. Стоит попробовать разобраться в сути этого высказывания в контексте процесса эмансипации французских евреев и законодательных инициатив новой власти.
1. См., например: Les Plans de Paris des origines (1493) à la fi n du XVIIIe siècle. № 78, 92, 186, 199B.
2. Карамзин Н. М. Указ. соч. Письмо № 110. С. 275–276.
3. См.: Монье Р. Сент-Антуанское предместье (1789–1815) // Французский ежегодник: статьи и материалы по истории Франции. 1986. 200 лет Великой французской революции. М., 1989. С. 50–68; об участии жителей Сент-Антуанского предместья в сносе Бастилии см. также не утратившую значения книгу Жака Годшо: Godechot J. La prise de la Bastille: le 14 juillet 1789. Paris, 1965.
4. Окружавшие пьедестал четыре фигуры «пленников» (по поводу их атрибуции до сих пор спорят специалисты), в отличие от статуи Генриха IV, были «освобождены» и в итоге оказались в Лувре. См.: Dubost J. F. Henri IV au Pont-Neuf. Genèse, hésitations sémantiques et détournements d’une effi gie royale (1604–1640) // Henri IV. Art et pouvoir / sous la dir. de C. Nativel. Tours, 2016. P. 129–159.
5. См. также в разделе Приложение прим. 86.
6. «Les fers des nations ont été brisés à la place des Victoires; c’est le prélude du renversement des trônes despotiques et des idoles de cour; il faut que l’on danse sur les ruines de toutes les bastilles, à Spandau et en Sibérie <…>» — Mercier L.-S. De J.-J. Rousseau considéré comme l’un des premiers auteurs de la Révolution. Paris: Buisson, 1791. T. 2. P. 188.
7. Lavicomterie de Saint-Samson L. Les crimes des rois de France depuis Clovis jusqu’à Louis Seize… avec gravure. Paris: Rue Jacob, Petit; Lyon: Prudhomme aîné, 1791. P. 280 (2-е изд. «c добавлением последних преступлений Людовика XVI» — 1792). См. также: Перцович Ю. С. Указ. соч. С. 157–158.
8. «On a vengé la Hollande, l’Espagne, l’Angleterre , et Empire qui étaient à ses pieds. Et l’on ne vengera pas la nation! Et l’on ne renversera pas ce colosse qui l’a écrasée, saccagée, assassinée! On ne détruira pas ses images! on n’abattra pas ses statues! Français, le simulacre d’un despote outrage un peuple libre!» — Lavicomterie de Saint-Samson L. Op. cit. P. 280–281.
9. Ср. прим. 3 на с. 131.
10. Через пять месяцев после казни короля Мария-Антуанетта была переведена из Тампля в Консьержери; ее казнь состоялась 16 октября 1793 г.