Издательство «Бомбора» представляет книну Аманды Монтелл «Сила культа. Что делает человека фанатиком и как этого избежать».
Что делает «культы» такими притягательными и одновременно пугающими? В чем секрет их власти над нами? Какие культовые организации безобидны, а какие опасны и могут забрать у вас время, деньги, энергию и даже жизнь? Можете ли вы оказаться в их тисках?
Лингвист Аманда Монтелл утверждает: да, в какой-то степени это уже со всеми нами случилось. Некоторые поют мантры в йога-студиях, кто-то предпочитает гаджеты или одежду определенных марок или выбирает себе гуру в соцсетях и каждый день поклоняется ему лайками и комментариями. Работая волонтером на телефонной линии спасения для юных самоубийц, автор из первых уст узнала, что язык, если его использовать определенным образом, способен помочь человеку выжить. И, наоборот, может подтолкнуть его к смерти… Революционное исследование Аманды Монтелл рассказывает о том, как не попасться в ловушку тех, кто хочет поймать вас в свои сети из красивых слов, обрядов, маркетинговых многоходовок и других способов промывания мозгов. Книга особенно актуальна сейчас, когда на нас оказывается беспрецедентное воздействие с помощью различных манипулятивных приемов в интернете и соцсетях.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
«Выпить "Кул-Эйд"»
В этой фразе нет ничего особенного. На протяжении жизни американцы, вероятно, произносят ее десятки раз. В последний раз я слышала эти слова, когда кто-то мимоходом признавался в своей преданности сети закусочных «Свитгрин». «Кажется, мы только что выпили "Kул-Эйд"», — ухмылялись посетители, забирая с собой киноа.
Я тоже когда-то произносила эту фразу так же рефлекторно, как и любую другую знакомую поговорку — например, «легок на помине», «не в бровь, а в глаз», «встречать по одежке». Но это было до того, как я узнала историю ее происхождения.
Сегодня фраза «выпить "Кул-Эйд"» чаще всего используется американцами для описания ситуации, когда кто-то бездумно идет за толпой, или как намек, что мы сомневаемся в чьем-то здравомыслии. В 2012 году журнал «Форбс» назвал данное выражение «самым раздражающим клише» лидеров бизнеса. Билл О’Рейли сослался на эту поговорку, чтобы списать со счетов своих критиков («Люди "Кул-Эйд" сходят с ума», — заявил он своим слушателям). Я натыкалась на эту фразу в самом разном контексте, например: «Да, я наконец-то купил "Пелотон"» (вид домашнего велотренажера. — Прим. ред.). Кажется, я выпил "Кул-Эйд"»!» или: «Он фанатеет от "Радиохэд"» (британская рок-группа. — Прим. ред.) — «он выпил "Кул-Эйд" еще в 90-е».
Большинство людей произносят эту поговорку, не моргнув глазом, и лишь немногие понимают, что она означает на самом деле. «Одна из самых гнусных фраз в английском языке», — так высказался о ней 71-летний Тим Картер. Эти слова были сказаны во время моего долгого телефонного разговора с Сан-Франциско. Тим тараторил без умолку, как будто торопился выплеснуть свое негодование: «Произнося эту фразу, люди понятия не имеют, о чем говорят».
Много лет назад пожилой сосед Тима по имени Оделл Роудс выразил ту же мысль в разоблачительном комментарии для «Вашингтон Пост»: «Эта поговорка — выпить "Кул-Эйд" — одиозна… и совершенно ошибочна». Тери Бьюфорд О’Ши, 67-летняя поэтесса, которая когда-то знала и Тима, и Оделла, прокомментировала фразу про «Кул-Эйд» примерно так же: «Меня бросает в дрожь от нее».
Тим, Оделл и Тери придерживаются оригинальной точки зрения на фразу «выпить "Кул-Эйд"», потому что в 1970-е годы все они были членами «Храма народов». У группы было много определений и названий: конгрегация (от лат. congregatio — «союз, соединение». — Прим. ред.), движение, образ жизни, сельскохозяйственный проект, эксперимент, Земля обетованная. Это было сделано специально. Лидеры теневых групп являются экспертами по ребрендингу, т. к. он позволяет им извлекать выгоду. Они используют приемы отвлечения внимания или придумывают загадочные новые термины, окружая их аурой таинственности.
«Храм народов» был основан в 1950-х годах как расовая интеграционистская церковь в Индианаполисе. Спустя 10 лет организация перебралась в Северную Калифорнию, где, согласно докладам ФБР, переродилась в более прогрессивное «социально-политическое движение». Но только в 1974 году, когда «Храм народов» переехал на отдаленные земли Южной Америки, он трансформировался в «культ», известный как Джонстаун.
О нем ходило множество мифов, но мало кто по-настоящему понимал его суть. Джонстаун представлял собой поселение площадью 15 квадратных километров, располагающееся в засушливой местности на северо-западе Гайаны. На момент развязки этой трагедии, в 1978 году, там проживали около тысячи жителей. Община была названа в честь своего печально известного лидера Джима Джонса. Впрочем, у него было много имен. В Индианаполисе, когда группа еще придерживалась религиозных взглядов, последователи Джонса называли его Богом или Отцом. («День отца» отмечался 13 мая, в день рождения Джонса.) К тому времени, когда группа перебралась в Гайану и изолировалась от внешнего мира, прозвище Джонса стало звучать еще нежнее: «Папа». В конце концов, члены коммуны начали называть организацию Конторой. Аналогично, косвенно упоминая короля, можно сказать «во имя Короны». А в более поздние годы Джонс настаивал на придворном титуле Лидер-Основатель.
Джонс перевез своих последователей из Редвуд-Сити (штат Калифорния) в Гайану, обещая им социалистический рай за пределами царства зла на земле. Под злом подразумевался якобы угрожающий Соединенным Штатам фашистский апокалипсис. На грубо сделанных фотоснимках поселения изображен настоящий Эдем — дети всех рас безмятежно играют в игры, пока их родители заплетают друг другу волосы и заводят дружбу с обитающими по соседству дикими животными. На одном фотоснимке 25-летняя женщина по имени Мария Катсарис (одна из любовниц Джонса и член его ближнего круга) улыбается, положив указательный палец на кончик клюва тукана. Отбросьте исторический контекст, и картинка будет смотреться как отрезанный от внешнего мира райский уголок. Я уже представила себе, как все мои прогрессивные приятели из Лос-Анджелеса бегут в Гайану, спасаясь от администрации Трампа. «Домашний питомец — тукан», — звучит очень мило.
В наши дни большинство американцев слышали о Джонстауне или хотя бы видели посвященные ему иллюстрации: община в джунглях, проповедник-маньяк, отравленный пунш, трупы, сваленные в траву… Итак, Джонстаун прославился «благодаря» массовой гибели людей в результате убийства, обставленного как самоубийство. Жертвами акции стали более 900 последователей культа. Произошло это 18 ноября 1978 года. Большинство жертв, в том числе более 300 детей, встретили смерть, употребив ударную дозу смеси цианида и транквилизаторов. В чаны с виноградным соком, приготовленным из порошкообразного фруктового концентрата «Флейвор-Эйд», подсыпали яд. «Выпить "Кул-Эйд"» — метафора, которая родилась в связи с этой трагедией. Название смертоносного эликсира ошибочно запомнилось как «Кул-Эйд», а не «Флейвор-Эйд», т. к. первый бренд имел нарицательное значение (например, некоторые люди называют все салфетки «Клинекс», хотя есть также «Паффс» и «Эйнджел Софт»). Но жители Джонстауна умерли, употребив более дешевую версию напитка с магазинной полки. Одни выпили его, другие получили в виде инъекций, причем многие сделали это против своей воли — под сильным давлением со стороны Джонса, утверждавшего, что «революционное самоубийство» — это единственный способ «протеста против бесчеловечного мира».
Народ ехал в Гайану вовсе не для того, чтобы умереть неестественной смертью. Люди отправились туда в поисках лучшей жизни: желая примерить на себя социалистическую идеологию, или разочаровавшись в своей «домашней» религии, или желая сбежать подальше от американской полиции, где якобы служат расисты (что-то знакомое, верно?). На Земле обетованной Джим Джонс гарантировал своим адептам решение проблем во всех сферах жизни, а т. к. все правильные слова заворачивались в красивую обертку, ему верили.
Джонс, о личности которого было написано несколько десятков книг, обладал всеми классическими признаками служителя зла: на первый взгляд, он казался политическим пророком и революционером, но в душе был маниакальным, лживым, параноидальным нарциссом.
Однако, как утверждает история, преданные ему люди так и не сорвали с него маску, пока не стало слишком поздно. Поначалу, как клялись мне многие выжившие в той трагедии, Джима Джонса вроде как все любили.
Он родился и вырос в Индиане. Подающему надежды новому пастору было всего лишь около 20, когда он создал первую общину. Несгибаемый интеграционист (то же, что глобалист. — Прим. ред.) и его жена стали первой белой парой в штате, усыновившей темнокожего ребенка, и вскоре в их доме появилось много других детей всех цветов кожи. Джонс называл своих домочадцев Радужной семьей. Иначе говоря, он боролся за расовую справедливость не только как церковный деятель, но и как частное лицо.
Однако Джонс производил впечатление не только прогрессивного и благочестивого человека. Также он был красив — ну, вылитый двойник Элвиса в юности. Лично я не нахожу в его внешнем облике особой привлекательности (думаю, это непопулярное мнение, но грубые, мультяшные черты лица Джонса всегда немного напоминали мне внешность Биффа Таннена, хулигана из трилогии «Назад в будущее»). Я полагаю, что невменяемые убийцы просто не в моем вкусе, хотя мне известно, что гибристофилия, влечение к брутальным преступникам, — вполне реальное явление. У Джонса, Теда Банди и Чарльза Мэнсона были свои поклонницы. Даже знаменитый психолог Филипп Зимбардо, организовавший Стэнфордский тюремный эксперимент, открыто говорил о «непреодолимой сексуальной привлекательности» Джонса.
Но в данном случае сексуальная привлекательность была связана не только с внешним видом Джонса, а еще и с умением поддерживать иллюзию близости между собой и поклонниками. Обратимся к воспоминаниям обитателей Джонстауна. Все, с кем я общалась, пели осанну невероятному обаянию этого человека, его умению легко находить общий язык с кем угодно, от белых представителей богемы и высшего среднего класса до темнокожих, прислуживавших в церкви. Перед молодыми прогрессистами (политическая партия в США. — Прим. ред.) из Сан-Франциско Джонс играл роль социалиста, соблазняя их академическими цитатами из Ницше, пятидесятникам старшего поколения он читал библейские стихи, в его голосе начинали звучать пасторские нотки. Несколько выживших после трагедии рассказали мне, что, когда они впервые заговорили с Джонсом, у них сложилось впечатление, что они знали его всю жизнь — он «говорил на их языке». Искреннее признание такого рода, которое позже заменяется на подчинение, некоторые социологи называют любовной бомбардировкой.
«Он общался с людьми любого круга и всегда находил для них свободную минуту, — вспоминала Лесли Вагнер Уилсон, оратор и мемуаристка, выжившая в Джонстауне. — Он мог цитировать Священное писание, а потом развернуться на 180 градусов и начать проповедовать социализм». Лесли поведала мне свою историю — вплоть до того самого рокового дня она оставалась в общине, но в то утро, когда приключилась трагедия, бежала и скрылась в джунглях. 22-летняя темнокожая женщина в круглых очках и с пухлыми младенческими щеками прошла 50 километров по сучкам, корягам и зарослям, неся на спине привязанного простыней трехлетнего сынишку. Ее родные — мать, сестра, брат и муж — не выжили.
Перенесемся на девять лет назад: когда Лесли училась в средней школе, ее мать, в одиночку тянувшая на себе кучу детей, вступила в «Храм народов» в Редвуд-Сити, чтобы найти там помощь и поддержку. С 13 лет «Храм» стал для Лесли всем. Джонс был для нее Отцом и Папой. Он называл ее своей маленькой Анджелой Дэвис. Поговорим о любовной бомбардировке: поскольку Лесли была подростком, ее личность еще не сформировалась, и сравнение с радикальной активисткой, женщиной, которая служит примером для подражания, лишь укрепило ее веру в Джонса. Каждый раз, когда он использовал это прозвище, ее вера в него росла. «Как искушенный шоумен, Джонс искусно манипулировал революционными устремлениями молодых афроамериканцев, которым надоели невразумительные обещания, высказываемые лидерами движения "Власть черных"»1, — пишет Сикиву Хатчинсон, феминистка, автор книги «Белые ночи, черный рай». Естественно, Лесли хотелось верить, что она — очередная Анджела Дэвис. Ее приучали к мысли: она является «символом надежды», который будет понятен общинникам.
Таким образом, людей привлекала не внешность Джонса, не его образ семьянина и даже не его идеи, пленявшие людей, а манера речи. «Судя по словам, которые произносил, он был великим оратором, — сказала Лесли. — Слова брали за душу, вдохновляли… Я была просто очарована». Однако Лесли любила умных людей, ориентированных на семью, а они объективно не могли иметь ничего общего с этим парнем. И, конечно, Джонс никогда не смог бы убедить их последовать за ним на край света, какие бы магические речевые формулы он ни использовал. «Причина заключалась в языке, — горячо втолковывал мне еще один выживший в Джонстауне. — Вот как ему удалось обрести и удержать власть».
Обладая одновременно интонацией и страстью баптистского проповедника, простодушным остроумием деревенского баснописца и свирепым рвением сумасшедшего тирана, а также выстраивая сложные теоретические рассуждения, подобно философу аристотелевского толка, Джим Джонс был лингвистическим хамелеоном. Он владел чудовищным арсеналом риторических приемов, позволявших привлечь на свою сторону последователей всех мастей. Вот как поступают самые хитрые лидеры культов: отказываясь придерживаться одной постоянной лексической формы для описания своей универсальной доктрины, они подстраивают свой язык под стоящего перед ними человека. Если вспомнить такие цитаты из лексикона Джонса, как «Социализм намного старше Библии» или «Сознание капиталиста является самой низкой вибрацией, предложенной нам на этом и без того плотном уровне существования», можно прийти к выводу, что в его франкенштейновском ораторском искусстве политическая теория и метафизика часто стояли в одном ряду. «Его лексикон мог быстро меняться от провинциального и доморощенного до вполне себе интеллектуального, — вспоминал Гарри Ламбрев, поэт и ветеран "Храма народов" еще со времен Редвуд-Сити. — У него был огромный словарный запас. Он прочел невероятное количество книг. Не знаю, когда у него нашлось время на это».
Крайне волатильный словарный запас использовался для накопления социального капитала: лингвист скажет вам, что Джонс овладел хитрой практикой переключения лингвистических кодов или плавного перехода от одного лингвистического приема к другому. В языковых системах, не имеющих отношения к богословию, переключение лингвистического кода является эффективным (и, как правило, бессознательным) инструментом, который настраивает все имеющиеся в вашем распоряжении лингвистические ресурсы для наиболее успешной вербальной коммуникации. С помощью кодового переключения между диалектами или языками для перехода из одной среды в другую или даже в отдельно взятом разговоре с известным направлением, можно выделить то или иное утверждение, адаптироваться к социальным нормам или заявить об определенной идентичности. Ставки в этой игре могут быть достаточно высокими: они, возможно, гарантируют человеку уважение и даже выживание, как в случае с носителями определенных маргинализированных этнодиалектов, допустим, с теми, кто говорит на афроамериканском английском и учится переходить на стандартный английский, поскольку в противном случае его могут раскритиковать или наказать. И опять-таки, прием переключения лингвистического кода может быть использован в ловкой стратегии вхождения в доверие.
Такова была «специализация» Джима Джонса. Как я в 12 лет с макиавеллиевской изощренностью переходила на евангелистский язык в церкви, куда ходил мой приятель, так и Джонс научился общаться с каждым своим последователем на его лингвистическом уровне, тем самым моментально подавая собеседникам сигнал, что только он один в состоянии понять этих людей и их прошлое.
Начиная с раннего возраста, Джонс тщательно изучал стили речи, присущие влиятельным популистским пасторам и политикам, от доктора Мартина Лютера Кинга-младшего и отца Дивайна (темнокожего духовного лидера и наставника Джонса) до Гитлера. Он присвоил себе их лучшие стилистические выверты и добавил свой «джонсовский» стиль. Он научился модулировать голос на манер проповедника пятидесятников и подбирал фразы, которые не полагалось знать белым… например, «проповедники Джека Уайта» — термин, используемый в некоторых темнкожих церковных группах для критики жуликоватых белых телевизионных проповедников. К тому времени, когда «Храм народов» переехал в Гайану, организация на три четверти состояла из афроамериканцев, хотя ближний круг Джонса почти полностью был представлен молодыми белыми женщинами (такими, как Мария Катсарис). Это являет собой пример злоупотребления властью: во главе группы — пожилой мужчина, а вокруг него клика светлокожих женщин в возрасте от 20 до 30 с лишним лет, которые безропотно соглашались обменять свой белый цвет кожи и привлекательность на малую толику власти.
Прибегая к модным политизированным словечкам, таким как «буржуазные суки» (термин, придуманный Джонсом, чтобы белым последователям было неповадно посещать известные собрания) и «церковность» (слово-гибрид, осуждающее лицемерных белых христиан), Джонс создавал иллюзию, что у темнокожего большинства больше привилегий, чем на самом деле.
«Он посещал церкви темнокожих, стоял у задних дверей и смотрел на проповедника, который гипнотизировал толпу из сотни человек», — вспоминала Лаура Джонстон Коль, одна из выживших в Джонстауне. У 72-летней Лауры чуть скошенное лицо и серебристые волосы ежиком, но всё те же полные надежд глаза, которые пять десятилетий назад встретились с глазами Джима Джонса. Тогда она подумала: этот парень стоит на пороге чего-то великого. Вспоминая прошлое, Лаура, разумеется, видит его яснее: «Джима не заботила религия. Он изучал этих людей, потому что думал: «Они — именно то, что мне нужно, и даже больше».
1. «Власть черных» — радикальная политическая группировка 1960-х годов, которая боролась за права негритянского населения в США. — Прим. пер.