Издательство «Манн, Иванов и Фербер» представляет книгу Азима Ажара «Экспонента. Как быстрое развитие технологий меняет бизнес, политику и общество» (перевод Наталии Брагиной и Наталии Рудницкой, научный редактор Евгений Поникаров).
Современная экономика становится экономикой компаний-суперзвезд (таких как Amazon, Google, Microsoft), в которой «победитель получает всё», а руководители обретают беспрецедентное влияние на общество. Азим Ажар, известный технологический аналитик, основывает свое исследование на идее «экспоненциального разрыва», согласно которой технологии развиваются с огромной скоростью и общество просто не в состоянии их догнать.
Азим Ажар приходит к выводу: чтобы избежать будущего, в котором богатые страны и технологические гиганты становятся еще богаче, а бедные — еще беднее, необходима смена парадигмы с опорой на ЕSG-принципы устойчивого развития в трех категориях: экологической, социальной и управленческой. Нам требуется изменение норм, регулирующих отношения между сотрудниками и работодателями, глобальным и локальным бизнесом, гражданами и государством. Автор также предлагает набор решений, которые могут предотвратить растущий экспоненциальный разрыв. Результатом станет совершенно новый способ мышления, который изменит наше понимание экономики, политики и будущего.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Мир неоднороден
У Анжело Юя возникла проблема. Заканчивался 2019 год. На протяжении двух предыдущих лет президент США Дональд Трамп публиковал в сети Twitter всё более агрессивные обвинения и даже угрозы в адрес китайского правительства. Одновременно с этим Белый дом неуклонно повышал тарифы на весь импорт из Китая в США. Всё это серьезно подрывало положение стартапа Юя под названием Pix Moving. Компания занималась производством шасси для беспилотных автомобилей нового типа. Ее офис находился в Гуйяне, примерно в тысяче километров от Шэньчжэня. Из-за новых тарифов дорожало решительно всё.
Предприниматель послабее наверняка просто бы поднял цены уже в самом начале продаж. Но Юй был не таков, и он придумал выход. В Pix Moving использовались только самые современные, так называемые «нематериальные» приемы организации производства. По словам Юя, его компания экспортировала не автомобили, а «технологии, необходимые для производства этих автомобилей». При таком подходе не было нужды грузить товар в контейнеры и отправлять покупателю — вместо этого компания посылала коллегам в США чертежи, а там с помощью послойной 3D-печати выпускались нужные компоненты, из которых и собирался готовый продукт. Такой подход помог избежать внимания таможенной службы (и обойти пошлины). Технологии 3D-печати позволяли собирать любые узлы и машины по требованию клиентов — и к черту эти торговые войны.
История стартапа Pix Moving показывает, в каком направлении будут меняться технологии производства по мере того, как мы приближаемся к экспоненциальной эпохе и расстаемся с иллюзиями по поводу глобализации. С одной стороны, пример Юя показывает, как теперь работает глобальная экономика: можно запросто разработать прототип автомобиля в Гуйяне, а сборку организовать в Калифорнии. Однако здесь же мы видим проявление противоположных тенденций — возврат к локальному производству. На протяжении последних десятилетий схемы поставок становились всё длиннее, а производственные цепочки включали всё больше международных партнеров. Отдельные узлы и элементы автомобиля могли производить в десятке разных стран, да и сборку организовать не в одной стране. В будущем же производство можно будет переносить ближе к потребителю. Фантастические возможности 3D-печати позволяют создавать отдельные элементы там, где это удобнее: дизайн конечного продукта разрабатывать в любой точке мира, а конечный продукт собирать в местном цехе именно для тех потребителей, которые живут неподалеку.
Никто не ждал такого поворота событий. В 2005 году Томас Фридман опубликовал ставшую бестселлером книгу «Плоский мир»1 и объявил, что в ней описана вся история только начавшегося XXI века. Он утверждал, что мир входит в третью фазу глобализации. Первая началась с исследования европейцами Америки и ассоциируется, как правило, с колониализмом и глобализацией торговли. Вторая фаза пришлась на XIX век: акцент сместился на деятельность транснациональных корпораций, а кульминацией стало появление в послевоенную эпоху крупнейших производственных компаний. По мнению Фридмана, в рамках третьей фазы глобализация достигнет нового уровня: обмен трудовыми ресурсами и информацией и торговый обмен приобретут еще более международный характер. Фридман выделяет десять факторов, в силу которых мир становится всё более «плоским», — от программных продуктов для управления трудовыми ресурсами и аутсорсинга отдельных функций до развития и расширения сложных цепочек поставок; всё это будет повышать уровень глобализации мира.
Фридман — один из великих апологетов глобализации, но отнюдь не первый. К концу XX века немало международных институтов обеспечивали глобализацию мирового порядка: Всемирная торговая организация и Организация экономического сотрудничества и развития, Международный валютный фонд и Всемирный банк. Многосторонние институты, включая и Евросоюз, также способствуют этому процессу, создавая многонациональные политические системы на основе принципов свободной торговли. Частный сектор выстроил собственную инфраструктуру глобализации. На ежегодном Экономическом форуме в Давосе собираются политическая и бизнес-элита, чтобы найти точки взаимодействия в этом всё более «плоском» мире.
Глобализация изменила мир. В 1970 году на торговлю приходилось около четверти общемирового ВВП; к 2019 году торговые операции составляли уже 60 % ВВП, значительно выросшего за прошедшие годы. У этой тенденции были очевидные и многочисленные преимущества. По мере развития международной торговли становились всё более доступными и привлекательными самые разнообразные формы географического обмена, такие как отдых или учеба за границей.
Процесс глобализации совпал с невероятным ростом благосостояния человечества. Рынки стремительно росли, страны получали возможность пожинать плоды открытой торговли. По мнению наиболее активных сторонников, глобализация привела к росту качества жизни и снижению уровня бедности на планете. Как я утверждал в главе 2, с ростом глобализации стали формироваться гораздо более крупные рынки, что способствовало экспоненциальному развитию технологий, а также росту бизнесов, которые смогли использовать эти технологии.
После разразившегося в 2007–2008 годах экономического кризиса дальнейшая глобализация перестала казаться неизбежной. Дело в том, что под ее влиянием росла роль финансового сектора, причем как в национальных экономиках, так и в мировом масштабе: с ростом торговли увеличивается потребность в кредитных операциях, часто на базе все более сложных финансовых инструментов. В период финансового кризиса пострадали не только инвесторы, но и «реальная» экономика. По мнению многих, глобализация привела к выводу производственных операций из развитых стран в развивающиеся. После 2010 года во многих странах начался резкий откат к национализму. В качестве примеров можно привести Брекзит в Великобритании и избрание Дональда Трампа президентом США. Глобализация остается мощной силой мировой экономики, но определенно теряет привлекательность.
Подобные истории наверняка знакомы большинству читателей. О том, что глобализация не кажется больше безусловным благом, написано немало, и чаще всего в таких публикациях речь идет о росте имущественного неравенства, о проблемах, связанных с иммиграцией, о деиндустриализации развитых стран — и все это используется в качестве аргументов против дальнейшего процесса. Гораздо реже говорится о том, что экспоненциальное развитие технологий оказывается причиной возведения новых границ и само предоставляет для этого инструменты.
Мы привыкли считать, что чем выше уровень технологического развития общества, тем активнее оно отказывается от границ, становясь все более глобальным. До недавних пор именно так все и было. Однако в последнее время развитие экспоненциальных технологий стимулирует локализацию многих важных процессов: теперь становится выгоднее работать с тем, что есть поблизости, а не искать глобального присутствия. И дело не только в 3D-принтерах, на базе которых строит бизнес Анжело Юй и другие предприниматели. Экспоненциальные технологии стимулируют локальное производство энергии и продовольствия, хотя до недавнего времени такой подход был бы страшно затратным. Новые технологии и создаваемые на их основе бизнесы часто требуют взаимодействия больших групп живущих по соседству людей, а это возможно только в городах.
В течение XXI века развитие технологий будет все активнее стимулировать возврат с глобального уровня на локальный. Начавшаяся в 2020 году пандемия коронавируса показывает, насколько хрупкими могут быть глобальные цепочки поставок. И если в 2020 году это был вирус, то в недалеком будущем аналогичную роль могут сыграть, скажем, война или экстремальные погодные условия, и все это усугубится антропогенными изменениями климата. В результате наступит период, когда географическое расположение снова окажется важнейшим фактором, а экономическая активность будет возвращаться на локальный уровень.
Какая ирония: глобализация как экономическая парадигма дала начало эпохе экспоненциального роста, а та стимулирует появление технологий, которые заставляют нас вернуться на локальный уровень. Однако нынешние политические и экономические системы пока не способны подстраиваться под меняющиеся условия. А потому, как и положено, возникают разрывы — между экономическими нормами, насаждаемыми политическими институтами, и реальными процессами в рамках экономики, все более отходящей от принципов глобализации; между странами, способными адаптироваться к новой эпохе относительной изоляции, и теми, кто этого сделать не может; между концепцией национального государства, которая явно трещит по швам, и мощными независимыми городами, чье влияние подпитывается новыми технологиями.
Мир совсем не плоский. Он очень, очень разнородный.
*
Классические аргументы в пользу глобализации базируются на работах экономистов Адама Смита и Давида Рикардо: оба сформулировали теории, обосновывающие необходимость свободной торговли. Смит считал, что экономика выигрывает от специализации. Если, вместо того чтобы все производить самим, мы сосредоточимся на чем-то одном, то добьемся большей эффективности, — и тогда можно будет наладить обмен излишками, возникшими благодаря росту эффективности, с теми, кто специализируется на чем-то другом. Я делаю муку — ты печешь; в итоге хлеб будет у обоих. Одним словом, торговый обмен объявлялся более эффективным подходом, чем полная автономность.
Работавший в начале XIX века Давид Рикардо развил идеи Смита, сделав особый акцент на «сравнительных преимуществах». По мнению Рикардо, государства должны экспортировать то, что им особенно хорошо удается создавать. Если в стране велики запасы угля, она должна заниматься преимущественно его добычей и экспортом; если есть условия для выращивания сельскохозяйственных культур, лучше сосредоточиться на производстве и экспорте продовольствия. Добавим к этому разницу в экономических условиях и возможностях, сложившихся в разных государствах: скажем, более бедным странам разумнее заниматься сборкой или другим неквалифицированным трудом, а более богатые сконцентрируются на дизайне и инновациях — и готова всем удобная комбинация, когда за счет обмена все страны выигрывают.
Те из нас, кто родился в конце XX века, живут в мире свободной глобальной торговли, о которой Смит и Рикардо могли только мечтать. Глобальные цепочки поставок влияют на все аспекты нашей жизни. Для сборки телефона используются литий, добытый в Чили, алюминий из Китая, палладий из Южной Африки. Одно крыло самолета может неоднократно пересекать границы, перемещаясь с одного специализированного завода на другой.
Возьмем, к примеру, еду. Уже многие годы овощи, фрукты, рыба, мясо и молочные продукты перевозятся на огромные расстояния в контейнерах-рефрижераторах. Если вы заказываете в онлайн-супермаркете помидоры с доставкой в конце недели, вполне возможно, что вам привезут овощи, которые сегодня, когда вы только жмете на кнопку «Купить», еще зреют на грядке, скажем, в Испании, как в моем случае . Так получается из-за особенностей испанского климата. Можно было бы выращивать помидоры и в Британии, но в Испании солнца больше, поэтому удается вырастить больший урожай с меньшими усилиями. Благодаря фантастическим возможностям глобальной торговли компания-перевозчик получит ваши помидоры на складе в Испании и доставит в распределительный центр по соседству с вами. В самом центре Великобритании расположен так называемый Золотой треугольник — район, где сосредоточены основные распределительные центры. Отсюда грузовики успевают доехать практически до любой точки страны и обслужить 90% населения не больше чем за четыре часа. Заказы сортируются и отправляются получателям, как правило, в течение трех дней.
В экспоненциальную эпоху тенденция к глобализации торговли физическими товарами сменяется на противоположную: если можно закупать все нужные товары на местном рынке, нет нужды возить их издалека. В случае с продуктами питания нам не придется больше искать поставщиков за границей, если выращивать нужные культуры можно будет у себя — будь то помидоры, бананы или ананасы, — прямо в нашей дождливой Британии. С развитием экспоненциальных технологий мы имеем шанс научиться это делать.
Предприниматели в сфере высоких технологий ищут возможности организовать выращивание необходимых культур как можно ближе к точке их потребления. Удивительно эффективными оказались городские вертикальные фермы, популярные в Японии и завоевывающие признание по всему миру. При такой организации традиционное фермерское поле как бы нарезается на зоны, которые укладываются ярусами друг над другом. Фермы могут состоять из 12–13 уровней, и на каждом располагается пространство площадью в несколько десятков квадратных метров. Этот метод позволяет повысить производительность метра фермы: при вертикальной организации сорок метров посадочной площади могут достигать десятикратной производительности по сравнению с традиционным подходом. Благодаря использованию искусственного интеллекта для организации полива, освещения и обогрева эффективность становится еще выше. Компьютеризированные интенсивные фермы не требуют пестицидов и тому подобных химических веществ; некоторые используют в восемьдесят раз меньше воды, чем традиционные. Вместо почвы в ход идет гидропоника (корни растений фактически висят в воде) или аэропоника (питательный раствор распыляется вокруг корней). Привычное парниковое освещение с широким спектром цвета в вертикальных теплицах заменяет свет с оптимальной длиной волны, на которую растения реагируют лучше всего, так что ни фотона не расходуется напрасно. Благодаря использованию возобновляемых источников энергии (часто за счет солнечных панелей на крышах) радикально снижается ее стоимость, а с ней и объем выбросов парниковых газов. При наличии средств для инвестиций в технологию такие фермы можно строить более или менее повсюду — в Испании, Британии или в других местах.
Исторически продовольствие приходилось возить из сельскохозяйственных районов в городские. Новые технологии позволяют устраивать фермы прямо в городах, то есть обходиться без долгой перевозки. Нагрузка на окружающую среду станет меньше; фермы будут ближе к конечным потребителям; не исключено, что даже в том же городе. Крупнейший в мире тепличный комплекс Lufa Farms в Монреале занимает почти 15 тысяч квадратных метров и находится прямо над распределительным центром. Для сравнения: площадь теннисного корта меньше 280 квадратных метров, так что на территории Lufa легко поместятся пятьдесят таких кортов. Благодаря расположению теплиц проживающие по соседству покупатели получают продукцию более свежей и сохранившей максимум полезных веществ. Многие городские фермы развиваются по схожей логике: их строят как можно ближе к торговым точкам, чтобы помидоры попадали в вашу корзину практически прямо с ветки.
По состоянию на 2020 год на вертикальные фермы приходится лишь небольшая доля рынка продовольствия. Однако сегмент высокоинтенсивных вертикальных ферм растет более чем на 20 % в год, то есть близко к экспоненте. Перемены в этой области способны принести потрясающий результат. В XX веке вечная проблема человечества — необходимость довольствоваться теми продуктами, которые можно найти по соседству, — решалась за счет глобальной логистики. А в XXI веке для решения этой проблемы появляются новые возможности: благодаря технологиям по соседству оказывается гораздо больше свежей продукции.
Есть и еще одно любопытное решение, даже более радикальное: новые технологии могут снизить нашу зависимость от определенных видов продовольствия и сырья. Давайте вместо капусты посмотрим на уголь. Сотни лет люди были вынуждены перевозить громадные объемы ископаемых, чтобы удовлетворить потребности в источниках энергии. Вначале это были сухогрузные суда с углем, потом нефтеналивные танкеры, затем появились рефрижераторные супертанкеры для перевозки природного газа — и все для того, чтобы из образовавшихся в доисторические времена залежей ископаемых произвести электроэнергию. На ископаемые энергоносители приходится огромная доля мировой торговли. Лишь несколько стран обладают достаточным объемом собственных запасов, чтобы не зависеть от этих закупок. Энергоносители стали насколько важным элементом экономики, что США на протяжении многих лет сохраняют военное присутствие в Персидском заливе, чтобы гарантировать себе бесперебойные поставки нефти.
Однако благодаря появлению технологий использования возобновляемых источников энергии все страны теперь получили шанс добиться энергетической независимости. Ветряные турбины и солнечные электростанции требуют гораздо меньше сырья, и, как мы видели в главе 2, они быстро получают широкое распространение. Переход на возобновляемые источники энергии радикально снижает объем грузов, требующих транспортировки. В 1998 году Великобритания потребила 63 миллиона тонн угля; три четверти этого объема было использовано на выработку электричества, треть была импортирована. Спустя всего лишь 21 год спрос на уголь для производства электричества сократился на 94 %, импорт упал на 70 %. Это соответствует другой глобальной тенденции: мы теперь расходуем электроэнергию гораздо эффективнее. В период с 1999 по 2019 год британский ВВП вырос на 75 %, однако объем потребляемой электроэнергии сократился на 15 %. Получается, что мы теперь производим в буквальном смысле вдвое больше богатства на каждый киловатт-час затраченной электроэнергии. Таких примеров существует уже немало: схожие тенденции демонстрируют десятки стран — от Германии и Узбекистана до Украины и США.
Переход от ископаемых энергоносителей к возобновляемым источникам энергии снижает зависимость мирового сообщества от стран, богатых ископаемыми. К счастью, солнечная энергия распределена на планете более равномерно, и если горючих ископаемых не у всех в достатке, то солнце можно использовать повсеместно. Азербайджан, богатая солнечной энергией страна, получает лишь вчетверо больше солнца на квадратный километр площади, чем Норвегия, где его крайне мало. Разница только кажется значительной — на самом деле она не так велика. Для сравнения: по объемам запасов нефти некоторые страны различаются в миллионы раз.
Такой сдвиг в сфере энергопотребления происходит благодаря появлению не только новых технологий производства электричества, но и новых методов хранения электроэнергии. В эпоху зеленой энергетики крайне важными становятся системы хранения излишков электричества: после заката солнечные электростанции работать не могут, поэтому нужен способ сбережения больших объемов электричества. Отчасти проблема решается за счет инновационных компаний вроде Energy Vault, о которой мы говорили выше. Многие из появившихся в последнее время технологий позволяют организовать хранение энергии ближе к месту потребления, то есть к домам.
Электромобили способны накапливать электричество, которое мы можем использовать для дома или офиса через систему обмена между электромобилем и электросетью. В среднем электромобиль может хранить около 50 киловатт-часов электроэнергии, и для американского или британского дома этого достаточно дней на пять. Вскоре станет совершенно обычным делом использовать электричество, накопленное в аккумуляторе электромобилей, для питания домашних электроприборов после заката. По прогнозам, только в Британии к 2030 году таких автомобилей будет около 11 миллионов. Если каждый автовладелец будет готов поделиться частью электричества с соседями, этого может хватить для удовлетворения почти всех потребностей страны.
1. Фридман Т. Плоский мир. Краткая история XXI века. М.: АСТ, 2007. — Прим. ред.