Последний польский король

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу историка Екатерины Болтуновой «Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 году и память о русско-польских войнах XVII — начала XIX века».

В 1829 году император Николай I принял на себя титул польского короля, проведя коронацию в Варшаве, столице Царства Польского. Таким образом, он выполнил одно из положений Конституции, пожалованной Польше его старшим братом и предшественником на престоле Александром I. Варшавское действо стало событием уникальным в российской истории: ни до, ни после ни один из российских монархов не короновался как польский король. Николай I был человеком консервативных взглядов и решение Александра I даровать Польше особые права не поддерживал. Однако после долгих раздумий, сомнений и вопреки своим убеждениям он принял решение о проведении коронации. В книге Екатерины Болтуновой история подготовки и проведения коронации становится поводом для размышлений о выборе российской политической стратегии на западных границах империи и о ментальных установках имперской элиты первой трети XIX века.

Предлагаем прочитать фрагмент главы, в которой рассказывается о подготовке церемонии коронации.

Итогом долгой дискуссии стала выработка церемониала, который Николай очень точно отразил в письме Константину: «Я полагаю собрать весь государственный корпус в зале Сената; духовенство отправится туда из собора торжественной процессией; в зале будет устроен алтарь. Когда все соберутся, явимся мы; я возложу на себя корону, после чего надену на мою жену цепь ордена Белого Орла. Потом архиепископ при общем коленопреклонении прочтет молитву… Затем я на коленях (je lirai à genoux) прочту то, что читается государем при этом случае. В заключение благодарственный молебен по обряду католической церкви, и всё будет сделано. Потом большой обед, и на следующий день — польский бал. Вот приблизительно рамка, которой я собираюсь следовать»¹.

Выбор регалий

Установленного обряда для коронации российского императора польским королем не существовало. Александр I, указавший в 1815 г. в Конституционной хартии, что обряд «будет… установлен»², за 10 лет не сформулировал ничего определенного. Вероятнее всего, ситуация отражает изменения позиции Александра I, размышлявшего о возложении на себя польской короны после создания Царства Польского, но так и не осуществившего это намерение.

Неудивительно поэтому, что в царствование Александра I официальная польская корона, символ власти в Царстве, так и не появилась: назначить корону Царства Польского император не решился. Вместе с тем в Российской империи прецеденты такого рода существовали. Так, Павел I во время похорон Екатерины II приказал считать короной Царства Таврического так называемую шапку Мономаха второго наряда, использовавшуюся для венчания на царство Петра (Петра Великого) и Ивана³. Павлу I было важно указать на существование титула «царь Таврический» после присоединения Крыма к Российской империи, а выбор короны в этом случае позволял также приписать крымский триумф не только — и не столько — матери монарха Екатерине II, но и усилиям прадеда и основателя империи Петра Великого. При этом монарха не смущало, что избранный венец никогда прежде не фигурировал в визуальной репрезентации российской власти на территории покоренного Причерноморья⁴.

Вероятно, во время пребывания в Царстве Польском Александр I все-таки обращался к короне как к главному символу власти. Сохранившиеся польские изображения императора представляют его с регалиями, которые апеллируют либо к универсалистской, либо к польской образности. Показательны два неатрибутированных портрета из запасников Национального музея в Варшаве и Музея Войска польского⁵. В первом случае монарх изображен стоящим у стола, на котором лежат регалии власти, включая корону, при этом изображение последней не апеллирует к образам какой-либо исторической российской короны. На портрете из собрания Музея Войска польского можно увидеть сразу два венца, очевидно российский и польский, — знак созданной унии. Примечательно и изображение короны Александра I из описания символических похорон императора в апреле 1826 г.⁶ — использованный венец также имел мало общего с российскими коронами. Без сомнения, все указанные предметы и образы последних предназначались исключительно для использования внутри Царства Польского. В огромной Российской империи сама идея русско-польской унии хождения не имела, а значит, ипостась российского монарха, являвшегося одновременно польским королем, была в значительной мере скрыта от глаз его подданных.

Для осуществления варшавской коронации Николаю I пришлось назначить новую польскую корону. Следует отметить, что монарх был готов использовать польскую историческую корону, если бы таковая нашлась. По крайней мере, он утверждал в письме брату, что «если бы корона существовала, то ею надлежало бы воспользоваться»⁷. Короны, однако, не было, как не было и времени на ее изготовление.

Как следует из источников, вопрос о назначении в церемонию большой императорской короны не обсуждался — транспортировка венца в Варшаву и освящение его в костеле ради повторной коронации, вероятно, могли вызвать в русском обществе толки, которых император так явно стремился избежать. Не рассматривался и венец, изготовленный для символических похорон Александра I⁸, хотя его, по утверждению С. Я. Коварской, в Царстве Польском некоторое время использовали для торжественных встреч⁹.

Выбор пал на регалии, которые уже находились в Петербурге. Из сокровищницы был затребован венец, созданный за столетие до этого для императрицы Анны Иоанновны¹⁰, отличительной особенностью которого был большой турмалин с алмазным крестом. Использование этого венца оформило на визуальном символическом уровне вошедшие в 1815 г. в состав империи польские земли — эта корона вплоть до 1917 г. венчала щит Царства Польского в государственном гербе Российской империи.

Среди историков искусства существует трактовка, которая объясняет выбор короны Анны Иоанновны иными мотивами, а именно стремлением указать, что «во времена правления императрицы предпринималась попытка раздела польских земель»¹¹. Речь идет о времени после смерти Августа II, когда Россия активно продвигала на польский престол своего ставленника — курфюрста Саксонского Августа (будущего польского короля Августа III). При этом было подавлено сопротивление Данцига, поддерживавшего альтернативного — уже избранного королем — кандидата, которого, в свою очередь, лоббировала Франция. Захваченный Данциг заплатил императрице Анне контрибуцию в 1 млн червонцев¹².

Такое предположение едва ли можно считать верным. Оно проистекает из презумпции постоянного российского давления на Польшу. Исходя из этого любой жест со стороны российских властей трактуется как проявление прямой или скрытой агрессии. Но характер Николая с его фиксацией на категориях чести едва ли позволяет предположить, что император посчитал возможным прибегнуть к намекам такого рода. Кроме того, с правления Анны прошло слишком много времени, чтобы император мог получить информацию об этих событиях в рамках того, что Ян Ассман назвал «коммуникативной памятью»¹³. Опубликованная же к тому моменту карамзинская «История государства Российского», которая, как утверждал А. С. Пушкин, открыла Россию в ее историческом изменении, словно Колумб открыл Америку, была доведена автором лишь до начала XVII столетия.

Вместе с тем император, стремившийся «польстить полякам»¹⁴ своей коронацией, понимал, что использование русской короны во время церемонии вызовет недовольство в Польше. Поэтому он предпринял целый ряд шагов, целью которых было сгладить возможное негативное впечатление. Прежде всего было принято решение перед церемонией благословить корону в католическом соборе Св. Яна¹⁵, кроме того, была реализована особая передача короны польской стороне на границе Царства Польского¹⁶. Иными словами, император санкционировал проведение нескольких церемоний для «превращения» русской короны в по-настоящему польскую, о чем речь пойдет далее. И, наконец, вся коронация была выстроена таким образом, что наряду с королевским венцом главным символом церемонии стал польский орден Белого Орла. Именно его во время проведения действа Николай возложил на Александру Федоровну¹⁷. Императрица появилась в зале Сената уже в короне¹⁸, и возложение на нее ордена стало жестом, сопоставимым по значимости с возложением венца.

Орден Белого Орла — крест красной эмали, на который положен белый орел с распростертыми крыльями, — был учрежден более чем за 100 лет до этого, в 1705 г.¹⁹, став одним из элементов укрепления власти саксонского курфюрста Августа II в Польше. Его первыми кавалерами стали польские магнаты — сторонники Августа — и, что немаловажно, генералы А. Д. Меншиков, А. И. Репнин, Г. Б. Огильви. Первые кавалеры были названы при встрече Петра I и Августа II в Тыкоцине 3 ноября 1705 г.²⁰. Этот эпизод часто — прямо или косвенно — интерпретируют как указание на то, что сам орден был создан Августом II для выстраивания отношений с Петром Великим. Упраздненная после разделов Польши, награда была восстановлена в Варшавском герцогстве. Кавалерами ордена стали Наполеон и варшавский герцог Фридрих Август.

Александр I ничего не поменял в статусе ордена: в его Конституционной хартии указывалось, что Царство Польское сохраняет «гражданские и военные ордена, а именно: Белого Орла, Св. Станислава и Военного Креста»²¹. Для самого Александра орден Белого Орла оказался одним из самых значимых и сопоставимых с главными орденами Российской империи. Показательно, что именно этот орден император взял с собой в таганрогскую поездку, которая стала для него последней²². Как уже упоминалось, после смерти монарха орден выносили во время всех шествий Печального кортежа, которые прошли от Таганрога до Петербурга зимой 1825/26 г. При этом польской награде был предписан чрезвычайно высокий статус: во время проезда по городам России орден Белого Орла всегда помещали третьим, сразу после орденов Андрея Первозванного и Александра Невского²³.

Свидетельством значимости награды был и список лиц, выносивших орден на подушке во время того или иного шествия. Так, в Харькове, Орле и Новгороде орден Белого Орла выносили генерал-майоры, а в Курске — гражданский губернатор²⁴. Интересно, что сформировавшийся в этот период статус награды отражает то положение, которое пять лет спустя предписал этому знаку отличия Николай I, включивший орден Белого Орла в число российских орденов²⁵.

Вместе с тем важно понимать, что в александровской России положение этого знака отличия было не вполне проясненным и даже двойственным — будучи высшей наградой Царства Польского, входившего в состав Российской империи, орден не был причислен к российским орденам. Последнее произошло, как уже упоминалось, лишь после подавления Польского восстания 1830–1831 гг. Однако и Александр I, и Николай I как польские короли осуществляли награждения орденом Белого Орла. Так, дипломат П. Г. Дивов в своем дневнике фиксирует награждение им шведских дипломатов в 1830 г.²⁶ Надо полагать, что в подобных случаях интерпретация статуса ордена в России зиждилась на восприятии его как самой «иностранной» из российских наград.

Важнее, однако, то, что в глазах российского дворянства, особенно представителей военной корпорации, орден Белого Орла обладал неоднозначной репутацией. Для русского офицерского корпуса участие Польши в Отечественной войне 1812 г. на стороне Наполеона было частью личной памяти. С середины 1810-х гг. военные столкновения между Россией и Польшей были помещены властью в зону умолчания, но польские ордена оставались знаком отличия врага, хотя, конечно, поверженного.

Николай I не только не планировал менять установки Александра I, но добавил награде большей статусности. Перед коронацией монарх приказал изготовить цепь ордена Белого Орла. Он писал брату: «Так как не существует цепи ордена Белого Орла, я повелю сделать такую, в которой императорский орел вставлен вместе с белым, чередующийся с крестом и девизом таким же, как на цепи Святого Андрея»²⁷. Сохранившаяся в Гохране России цепь ордена показывает, что идея императора относительно дизайна была реализована во всей полноте. Цепь ордена Белого Орла, изготовленная для варшавской коронации 1829 г., действительно была выполнена по образцу высшей награды Российской империи — ордена Св. Андрея Первозванного, звеньями которой всегда были двуглавый орел, вензель Петра I, а также розетки с синим андреевским крестом и буквами SAPR (Sanctus Andreus Patronus Russiae²⁸). Цепь ордена Белого Орла, в свою очередь, была составлена из трех повторяющихся элементов, одним из которых являлся знак самого ордена (белый орел на красном кресте), вторым — двуглавый орел с польским черным орлом вместо русского Георгия Победоносца на груди и, наконец, третьим — вензель Александра I, представленный в обрамлении арматуры. Не вполне понятно, кто изготовил цепи. Л. К. Кузнецова считает, что работа была осуществлена мастером Иоганном-Вильгельмом Кейбелем²⁹. Х. Лилейко и О. С. Каштанова полагают, что цепи были выполнены польским ювелиром П. Сенницким³⁰.

При взгляде на николаевскую цепь ордена Белого Орла становится понятно, как именно император видел статус западных территорий империи: реализованный ювелиром проект показывал Польшу частью Российской империи, а сложившаяся территориальная и политическая композиция была представлена как воплощение монаршей воли Александра I. При этом в рамках символического ряда Польша оказывалась сопоставима с Российской империей, а орден Белого Орла становился эквивалентом ордена Св. Андрея Первозванного.

Другие регалии коронации также были выбраны или переделаны в соответствии с планом демонстрации русской лояльности польским конфессиональным установкам или коронационной традиции. Так, екатерининский скипетр со знаменитым алмазом «Орлов», использовавшийся Николаем I во время варшавской коронации³¹, получил новое навершие: на российском двуглавом орле центральное место Георгия Победоносца было заменено польским Белым Орлом³². Л. К. Кузнецова очень точно описывает, как появление новой «сердцевины» изменило образ самого двуглавого орла: он стал более компактным («постройнел», по выражению исследовательницы), звенья его цепи стали золотыми вместо эмалевых, голубой цвет оказывался притушен, и внимание перешло на красный³³. Российский двуглавый орел, таким образом, «подстраивался» под стандарты польской символической традиции.

Во время коронации 1829 г. польские орлы были буквально везде. Хотя с 1815 г. гербом Царства Польского стал двуглавый орел, на щите которого был изображен польский белый орел, во время коронации ставка была в значительной мере сделана на польского белого орла, который сам по себе интерпретировался как герб Польши³⁴. Николай писал Константину об оформлении торжества: «Всё, что присуще Царству, должно быть там представлено; таким образом, поскольку герб Царства такой же, как и герб империи, за исключением Белого Орла вместо святого Георгия, везде будут гербы Царства — орел на скипетре и орлы на мантиях, знамени и мече»³⁵.

Еще более примечательна история с выбором коронационного меча³⁶. В историографии отмечается, что Николай I использовал для церемонии меч польского короля Яна Собеского, известного своей победой над турками под Веной в 1683 г.³⁷ Императора не смутило даже то, что меч был подарен папой Иннокентием XI. Вероятно, тот факт, что это был дар в честь победы христианского войска над турками, оказался ключевым³⁸. Ирония ситуации заключалась в том, что меч, символизировавший колоссальную победу польской армии, о которой император и король Николай I будет много говорить во время своего пребывания в Царстве Польском, направлялся в Варшаву также из Петербурга. Меч был захвачен русскими войсками в Польше во время отступления польских легионов Наполеона в 1813 г. и в качестве трофея доставлен в Россию. В архивной «Ведомости регалиям и вещам, которые отправляются в Варшаву» 1829 г. он фигурирует вместе с императорской короной, скипетром, державой, двумя цепями ордена Белого Орла и государственным знаменем³⁹.

Если вопрос выбора инсигний император осуществлял лично, то вопрос оформления коронационного пространства определялся в Варшаве. Декор зала Сената был реализован по проекту архитектора Якуба Кубицкого⁴⁰, который входил в круг великого князя Константина Павловича. Именно ему было поручено выстроить для цесаревича его главную резиденцию в Варшаве — Бельведерский дворец в парке Лазенки (1824 г.) — и спроектировать катафалк для символического погребения императора Александра I (1826 г.). В Варшаве также были подготовлены троны для новых короля и королевы⁴¹.

Анализ того, как именно был оформлен зал, демонстрирует, что император в конечном итоге оказался перед необходимостью короноваться в пространстве, которое интерпретировало целый ряд сюжетов альтернативным (по отношению к монаршей позиции) образом. Так, Николай I, активно противостоявший любому указанию на возможное присоединение Литвы к Царству Польскому, наверняка был неприятно поражен, увидев, что в декоре тронного зала наряду с польским белым орлом была использована Погоня, герб Литвы⁴². Равным образом форма короны на навершии трона никак не отражала образ исторического российского венца и не отсылала к короне Анны Иоанновны, выбранной монархом для церемонии⁴³. Поэт Василий Жуковский записал в своем дневнике, что на балдахине королевского трона были изображены «все гербы Царства Польского и посреди их, в двоеглавом орле России, белый орел Польши»⁴⁴. Это был едва ли не единственный двуглавый орел в декоре зала. Притом что во время коронации последний был наполнен множеством изображений польского орла, украшавшего щиты у помостов и императорские мантии Николая и Александры⁴⁵.

1. Переписка императора Николая Павловича с великим князем цесаревичем Константином Павловичем. Т. 1 (1825–1829). С. 326.

2. Конституционная хартия Царства Польского. С. 530.

3. Хорошкевич А. Л. Символы русской государственности. М.: Изд-во МГУ, 1993. С. 72.

4. ПСЗ. Собрание 1. Т. 22. № 15991. С. 142–144. В середине XIX в. это назначение было приписано самой Екатерине II. Так, в материалах погребения Николая I было указано, что эта корона была «назначена Таврическою» самой Екатериной II (Описание погребения блаженной памяти императора Николая I. СПб., 1856. С. 110).

5. Национальный музей в Варшаве. Ед. хр. Dep5076 (внутр. номер).

6. Opis żałobnego obchodu po wiekopomney pamięci Nayiaśnieyszym Alexandrze I, Cesarzu Wszech Rossyi Królu Polskim w Warszawie. Appendix; Краевский А. Польские короны Московского Кремля. С. 64.

7. Каштанова О. С. Великий князь Константин Павлович (1779–1831 гг.) в политической жизни и общественном мнении России. С. 336.

8. Краевский А. Польские короны Московского Кремля. С. 64.

9. Коварская С. Я. Погребальные церемониал и регалии при Российском императорском дворе первой половины XIX в. С. 72. Такое использование, однако, не могло быть долгим — после восстания 1830–1831 гг. корона, как и прочие регалии, была привезена в Оружейную палату Московского Кремля (1832 г.) (Там же).

10. Корона была изготовлена в 1730 г. группой мастеров во главе с русским ювелиром С. Ларионовым (Быкова Ю. И. К вопросу об авторстве коронационных регалий императрицы Анны Иоанновны // Труды Государственного Эрмитажа. СПб.: Государственный Эрмитаж, 2013. Т. LXX: Петровское время в лицах — 2013. К 400-летию Дома Романовых. С. 108). Этот венец также идентифицируют как корону Елизаветы Петровны, переделанную из короны Петра II и Анны Иоанновны (Герб и флаг России X–XX вв. / Под ред. Г. В. Вилинбахова. М.: Юридическая литература, 1997. С. 315).

11. Краевский А. Польские короны Московского Кремля. С. 65; Кузнецова Л. К. Петербургские ювелиры XIX — начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России. С. 103–104.

12. Кузнецова Л. К. Петербургские ювелиры XIX — начала XX в. С. 104.

13. Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 50–59.

14. Переписка императора Николая Павловича с великим князем Цесаревичем Константином Павловичем. Т. 1 (1825–1829 гг.). С. 325.

15. РГИА. Ф. 473. Оп. 3. Д. 63. Л. 4 об.

16. Об этом см. параграф 2.3.

17. Император Николай был кавалером ордена Белого Орла с 1818 г. (Кузнецова Л. К. Петербургские ювелиры XIX — начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России. С. 106).

18. В литературе содержится указание, что корона императрицы была изготовлена в Варшаве польским ювелиром П. Сенницким (Краевский А. Польские короны Московского Кремля. С. 64–65; Кузнецова Л. К. Петербургские ювелиры XIX — начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России. С. 104). Это подтверждается материалами, которые хранятся в РГИА: в реестре регалий, которые готовили к перевозу в Варшаву, фигурирует лишь одна корона (РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 24).

19. Дуров В. Ордена Российской империи. М.: Белый город, 2007. С. 180.

29. Интересно, что девиз ордена — PRO FIDE, REGE ET LEGE — менялся, если награды удостаивалась монаршая особа. REGE заменялось на GREGE — таким образом «За веру, короля и закон» превращалось в лозунг иного рода — «За веру, паству (общество) и закон» (Дуров В. Ордена Российской империи. С. 180).

21. Конституционная хартия Царства Польского. С. 539.

22. Орден Белого Орла оказался среди вещей императора вместе с высшими наградами Российской империи — орденами Андрея Первозванного, Александра Невского, Георгия Победоносца, Св. Владимира и Св. Анны (РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 6. Л. 19 об.).

23. Там же. Л. 19–19 об., 23.

24. РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 6. Л. 19 об., 67 об.; Д. 23. Л. 152, 158; Церемониал к встрече и сопровождению в Новгороде тела в Бозе почившего императора Александра I. СПб., 1826. С. 9.

25. ПСЗ. Собрание 2. Т. 6. № 4950. С. 216. Примечательно, что Особый комитет, призванный решить вопрос включения польских орденов в российскую орденскую систему в 1831 г., ссылался на статуты польских орденов, которые были «в недавнем … времени составлены и утверждены блаженной памяти государем императором Александром» (РГИА. Ф. 1167. Оп. 1. Д. 312. Л. 9 об.).

26. Дивов П. Г. Из дневника П. Г. Дивова (1831 г.). С. 662.

27. Переписка императора Николая Павловича с великим князем цесаревичем Константином Павловичем. Т. 1 (1825–1829). С. 326.

28. Святой Андрей покровитель России.

29. Кузнецова Л. К. Петербургские ювелиры XIX — начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России. С. 161–162.

30. Lileyko H. Siennicki Paweł // Polski słownik biografi czny. Warszawa; Krakow, 1996. T. XXXVII/2. S. 233; Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 44.

31. Николай I использовал в Варшаве и державу, которая была включена в московскую коронацию 1826 г. (Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 44).

32. Кузнецова Л. К. Петербургские ювелиры XIX — начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России. С. 104–105.

33. Там же. С. 105.

34. ГА РФ. Ф. 109. Оп. 3а. Д. 3199. Л. 8; Grzeluk I. Zachowane elementy symboliczne z ostatniej koronacji na Zamku. S. 76.

35. Переписка императора Николая Павловича с великим князем цесаревичем Константином Павловичем. Т. 1 (1825–1829). С. 326.

36. Николай не имел возможности использовать известный польский коронационный меч (Щербец). После разорения польской королевской сокровищницы в 1795 г. большая часть ее содержимого была уничтожена прусскими войсками, и до конца XIX в. Щербец считался утраченным. Интересно, что за несколько лет до описываемых событий он находился в России. Уцелевший меч был выставлен на продажу и в конце 1810-х гг. оказался в руках российского министра юстиции князя Д. И. Лобанова-Ростовского, который, между прочим, пытался продать его известному польскому коллекционеру оружия В. Красинскому. Из-за сомнений в подлинности меча сделка не состоялась. Артефакт в итоге был продан А. Н. Демидову, князю Сан-Донато (Żygulski Z.Jr. The Szczerbiec. The Polish Coronation Sword // Artibus et Historiae. 2011. Vol. 32. № 63. Р. 296–298).

37. Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 44; Gutkowski J. Ceremoniał koronacji Mikołaja I na króla polskiego w Warszawie. S. 5. Об истории коронационного меча см. подробнее: Domin M. Dary papieskie dla Jana III Sobieskiego i Marii Kazimiery // Studia Waweliana Kraków, 2000/2001. T. 9/10. S. 85–105.

38. В коронации Николая приняли участие командир и два капитана Конноегерского полка, которые стояли у трона с обнаженными саблями. Возможно, один из них держал меч Собеского. Об использовании меча см. также: Gutkowski J. Ceremoniał koronacji Mikołaja I na króla polskiego w Warszawie. S. 5; Getka-Kenig M. Ostatnia «polska» koronacja // Mówią wieki. 2009. № 10 (597). S. 20–25.

39. РГИА. Ф. 472. Оп. 1. Д. 24. Л. 209.

40. Grzeluk I. Zachowane elementy symboliczne z ostatniej koronacji na Zamku. S. 76.

41. По описанию Вельтмана, существовало по крайней мере две пары польских тронов (Вельтман А. Ф. Московская Оружейная палата. М., 1860. С. 81–82).

42. Grzeluk I. Zachowane elementy symboliczne z ostatniej koronacji na Zamku. S. 76–77.

43. Ibid. S. 78.

44. Жуковский В. А. О короновании государя императора Николая Павловича (1829 г.). Отрывок из письма // Жуковский В. А. Сочинения: В 6 т. Т. 5. СПб., 1885. 461.

45. Lileyko H. Siennicki Paweł. S. 233; Каштанова О. С. К истории коронации Николая I в Варшаве (1829 год). С. 44; Kicka N. Pamiętniki. S. 170–171.