Издательства «КоЛибри» и «Азбука-Аттикус» представляют сборник писем Винсента Ван Гога «Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов» (перевод Владимира Петрова).
Письма Винсента Ван Гога — удивительный документ, вот уже сто лет с момента первой публикации пользующийся заслуженным интересом и восхищением читателей. Это тот редкий случай, когда литературная одаренность, оригинальность натуры и глубина автора оказались дополнены поистине драматическими перипетиями его биографии, отразившейся в этих личных текстах. Биографии легендарной — как и всё, что связано с именем Винсента Ван Гога.
Полный объём сохранившейся до наших дней переписки художника огромен — 820 писем. Во второй том вошли письма, датируемые 1883–1890 гг., в текстах которых художник формулирует жизненные и художественные воззрения и где нашли отражение знаковые события его жизни и творчества: переезд в Париж, а затем в Арль, работа над произведениями, которым в скором будущем суждено прославить его имя. Все письма публикуются без купюр и переведены заново с факсимиле оригинала; ряд писем публикуется на русском языке впервые.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
Арль
21 февраля 1888 — 3 мая 1889
Винсент отправляется на юг Франции, в Арль, который видится ему неким подобием Японии. Там он сперва живет один, сведя дружбу с несколькими местными жителями, в частности с почтальоном Руленом и его супругой. Но вскоре его вновь посещает мысль об «артистическом братстве», и в качестве компаньона он приглашает к себе парижского знакомого Поля Гогена, снимает и обустраивает для их маленькой «коммуны» небольшой дом. Первоначально их сотрудничество оказывается вполне продуктивным, но в конце накопившиеся радикальные противоречия приводят к противостоянию, спровоцировавшему, вероятно, знаменитый ментальный кризис. После возвращения из больницы дальнейшее пребывание Винсента в Арле осложняется напряженными отношениями с местными жителями.
К этому периоду, помимо серии с подсолнухами, относится целый ряд автопортретов, портретов и пейзажей, в которых нашли воплощение, в частности, поиски художника в области выразительности цвета.
Тем временем в жизни Тео происходят значительные изменения: еще в 1888 году он делает предложение Йоханне Бонгер и в апреле 1889-го женится на ней.
Тео Ван Гогу. Арль, вторник, 21 февраля 1888
Дорогой Тео,
во время поездки я думал о тебе не меньше, чем о новых краях, представавших передо мной. Я говорил себе, что, может быть, когда-нибудь ты станешь часто приезжать сюда. Мне кажется, в Париже работать почти невозможно, если нет убежища, где ты восстанавливаешь силы, вновь обретаешь спокойствие и уверенность в себе. Без этого человек непременно тупеет.
Для начала скажу, что везде лежит слой снега почти в 60 сантиметров и снегопад всё еще продолжается.
Арль, по-моему, ничуть не больше Бреды или Монса. Незадолго до Тараскона я видел великолепный пейзаж: причудливое скопление громадных желтых скал самого внушительного вида. В ложбинах между скалами растут рядами небольшие круглые деревья с оливково-зеленой или темно-зеленой листвой — вероятно, лимонные. Но здесь, в Арле, местность выглядит плоской.
Я видел превосходные участки с красной почвой, засаженные виноградниками, и позади них — горы тончайшего лилового оттенка. И заснеженную местность с белыми горными вершинами на фоне сверкающего, как снег, неба — совсем как зимние пейзажи японцев.
Вот мой адрес:
Ресторан Карреля
30, улица Кавалери
Арль
Я лишь немного прошелся по городу, так как вчера вечером был почти без сил.
Скоро напишу тебе — антиквар, чью лавку на этой же улице я посетил вчера, говорит, что знает о Монтичелли.
Жму руку тебе и приятелям.
Твой
Винсент
Тео Ван Гогу. Арль, пятница, 24 февраля 1888, или около этой даты
Дорогой Тео,
спасибо за твое сердечное письмо и за купюру в 50 франков. Пока жизнь здесь не кажется мне столь плодотворной, как я надеялся, разве что я выполнил три этюда, чего за эти дни, вероятно, не сделал бы в Париже.
Рад, что из Голландии поступают более или менее утешительные известия. Касательно Рейда меня не слишком удивляет, что он расстроился (хотя и напрасно) из-за того, что я опередил его с приездом на Юг. Сказать, что знакомство с ним вовсе не принесло нам пользы, было бы несправедливо, так как: 1) он подарил нам прекрасную картину (заметим в скобках, что мы хотели ее купить); 2) Рейд заставил картины Монтичелли подняться в цене, а поскольку у нас их 5, следовательно, и они вырастут в цене; 3) в первые месяцы он был славным и приятным в общении товарищем.
Теперь мы хотим привлечь его к участию в деле более серьезном, чем предприятие с Монтичелли, а он прикидывается, что не очень-то в этом разбирается.
Мне кажется, чтобы еще более четко заявить о своем праве на территорию импрессионистов — развеяв любые сомнения в нашей недобросовестности по отношению к Рейду, — мы могли бы позволить ему поступать по своему усмотрению с марсельскими Монтичелли. Подчеркивая, что покойные художники лишь косвенно интересуют нас в смысле денег. Если ты согласен с этим, то можешь, в конце концов, сказать ему и от моего имени, что, если он намерен приехать в Марсель для покупки Монтичелли, ему нечего бояться нас, но мы имеем право осведомиться о его намерениях, так как проникли на эту территорию раньше его.
Что до импрессионистов, мне кажется, будет справедливо, если они появятся в Англии при твоем посредничестве, а то и напрямую через тебя. Если же Рейд опередит нас, мы удостоверимся в его недобросовестном поведении, тем более что предоставили ему свободу в отношении марсельских Монтичелли. Ты окажешь несомненную услугу нашему другу Конингу, если позволишь ему остаться с тобой, — визит к Риве должен послужить доказательством, что дурные советы давали ему отнюдь не мы.
Если же ты захочешь взять его к себе, по-моему, это будет выходом для него. Нужно лишь как следует объясниться с его отцом, чтобы на тебя не легла ответственность, пусть и косвенная.
Если увидишь Бернара, скажи ему, что пока мне приходится платить больше, чем в Понт-Авене, но я думаю, что проживание в меблированных комнатах, среди людей среднего достатка, позволит сэкономить, что я и стараюсь делать, и как только все проверю, напишу ему, каковы, по моему мнению, средние траты. Порой мне кажется, будто моя кровь готова опять пуститься по жилам, чего не было в последнее время в Париже; это становилось невыносимым.
Приходится добывать краски и холсты либо у бакалейщика, либо у книготорговца, у которых нет ничего стоящего. Нужно непременно отправиться в Марсель и посмотреть, как обстоят дела там. Я надеялся найти красивую синюю краску и, в общем, не оставил надежды, так как в Марселе можно купить исходные материалы из первых рук. Хотелось бы иметь возможность получить синий, как у Зима, не настолько изменчивый, как другие цвета; что ж, посмотрим.
Не тревожься и пожми руку приятелям за меня.
Твой
Винсент
Вот мои этюды: старая арлезианка, заснеженная местность, вид тротуара с лавкой мясника. Здешние женщины прекрасны, и это не анекдот, а вот арльский музей ужасен, это какой-то анекдот, он достоин Тараскона; есть и музей древностей, они как раз подлинные.
Тео Ван Гогу. Арль, пятница, 2 марта 1888, или около этой даты
Дорогой Тео,
был очень рад получить твое письмо, черновик письма к Терстеху и купюру в 50 фр.
Набросок письма к Терстеху — превосходен, надеюсь, ты не слишком его испортишь, переписывая начисто.
Как мне кажется, письмо к Терстеху дополняет мое собственное — сам я пожалел о том, в каком виде его отправил. Ты заметишь, что идея побудить Терстеха представить импрессионистов в Англии пришла мне в голову, когда я уже взялся за письмо, и лишь скомканно упоминалась в постскриптуме. В своем же письме ты развиваешь эту идею. Поймет ли он? Еще бы, ведь это касается его напрямую.
Я получил письмо от Гогена: он пишет, что проболел две недели, провалявшись в постели. Что он без денег, так как пришлось уплатить неотложные долги. Что он хочет знать, продал ли ты что-нибудь для него, но не пишет тебе из боязни тебя побеспокоить. Ему срочно нужно хоть что-то заработать, и потому он готов еще больше скинуть цены на свои картины.
А я, со своей стороны, могу лишь написать Расселлу, что и сделаю сегодня.
Мы уже пытались уговорить Терстеха купить одну-две картины[1]. Но что делать, — должно быть, он в затруднительном положении. Посылаю тебе записку для него, на случай если ты свяжешься с ним, но если будут письма для меня, открывай их: ты узнаешь, что там, избавив меня от необходимости пересказывать содержание. Больше я к этому возвращаться не буду. Рискнешь ли ты купить у него марину для торгового дома? Если да, это на время выручит его.
Очень хорошо, что ты пригласил пожить с тобой младшего Конинга, я так рад тому, что ты не будешь в квартире один. В Париже человеку и без того тошно, как извозчичьей лошади, а если, сверх того, ты остаешься один в своем стойле, это уж вовсе никуда не годится.
Что до выставки Независимых, действуй, как сочтешь нужным. Подумай, не прислать ли на нее два больших вида Монмартрского холма? Мне всё равно, я возлагаю чуть больше надежд на то, что сделаю в этом году.
Здесь сильный мороз, а в полях по-прежнему лежит снег.
Я написал этюд с белеющим полем и городом вдали. И еще два этюда с веткой миндального дерева — вопреки всему уже покрытой цветами.
На сегодня всё. Напишу еще записку Конингу.
Я и вправду очень доволен, что ты написал Терстеху, и надеюсь, что это послужит к возобновлению твоих голландских связей.
Жму руку тебе и всем приятелям, которых ты встретишь.
Твой
Винсент