Письма на заметку. Мамы. Кошки. Любовь

Издательство «Лайвбук» представляет серию книг «Письма на заметку». Ее составитель Шон Ашер — коллекционер и охотник за самыми интересными письмами со всего мира. Сайт Шона lettersofnote.com невероятно популярен: каждую неделю его посещает более 1,5 млн человек, а среди фанатов числятся Стивен Фрай, Кейтлин Моран и Ник Хорнби.

В серии вышли три книги. Книга «Мамы» рассказывает, как матери и дети делятся друг с другом радостью и горем, шутят и обижаются, вдохновляют друг друга и тревожатся за тех, кого любят сильнее всех на свете. В книге «Кошки» собраны трогательные признания о том, как кошки вдохновляли людей на научные открытия и борьбу за более безопасный мир, спасали от хандры и жестокости, утешали, делились нежностью и внушали любовь. Наконец, в книге «Любовь» есть и первые робкие признания, и взаимные упреки при расставании, сожаления о неразделенной любви и ликование взаимных чувств. Письма публикуются с комментариями, поясняющими, при каких обстоятельствах они были написаны.

Предлагаем прочитать по одному письму из каждой книги.

Легко не будет никогда

В 2017 году критики тепло приняли режиссерский дебют Греты Гервиг — фильм «Леди бёрд», заслуживший многочисленные награды и номинации. В этой наполовину автобиографической ленте главная героиня Кристин Макферсон проходит непростой путь от старших классов школы к обучению в университете, попутно разбираясь в бурных отношениях с собственной матерью. В январе 2018 года киножурналист Ханна Вудхед, под впечатлением от просмотра этого фильма, решила написать письмо своей матери.

Ханна Вудхед — своей матери,
январь 2018 г.

Дорогая мама!

Из наших с тобой отношений между 2005 и 2010 годом я помню не так уж много, но это, скорее всего, потому, что я об этом времени не помню вообще почти ничего. Быть подростком — это ужасно. Я пропускала школу, не ела, не спала. В общем, это было Нехорошее Время. Нам обеим известно, что я потратила немало сил, чтобы выгнать из памяти то уникальное сочетание гормонального взрыва и беспощадной депрессии, которым ознаменовался этот период моей жизни. Чего я только не пробовала, чтобы свалить с себя этот камень, но оказывалось, что он неизменно снова мчится вниз по склону прямо на меня. Ты говорила, что потом станет легче, а я вопила в ответ: «Когда уже?!»

Со временем я настолько привыкла к этой тяжести, что перестала ее замечать. Всё чаще и чаще мне приходило в голову, что это лично со мной что-то не так — хотя а) я была девочкой-подростком, а значит, меня по определению штормило по малейшему поводу и б) расстроенное химическое равновесие не является недостатком характера. Больно от этого ничуть не меньше, конечно — как было больно, когда папа бросил нас, или когда кончились деньги, или когда я думала, что навсегда застряла в нашем ненавистном городишке. Я всё еще не могу полностью отделаться от мысли, что со мной что-то не так, но до меня постепенно доходит, что именно «не такие» части людей и делают их интересными.

Я провела долгие годы в этом странном подростковом чистилище, между одинаково притягательными требованиями «выделиться» и «принадлежать». Меня раздражало, что никто меня не понимал. Думаю, именно поэтому я и погрузилась в кинематограф — естественное прибежище чужака. Когда я вспоминаю это время, я прежде всего вспоминаю боль, но не только. Как я слушала радио у тебя в машине по дороге к психиатру. Как (многократно) ты приезжала за мной, когда я отключалась на чьей-нибудь вечеринке, про которую тебе и известно-то не было (прости, пожалуйста). Походы в библиотеку по пятницам, выбрать диск с фильмом на выходные. Только потом я поняла, что ты смотрела их со мной не потому, что тебе нравилось кино (оно тебе не нравилось), а потому, что тебе нравилось быть со мной.

Ты верила в меня даже тогда, когда я сама в себя не верила, и всякий раз говорила: «Я твоя мама, я иначе не могу», как будто только чувство долга может заставить человека заботиться о других, а ты обо мне и в самом деле заботилась — всё, что у нас тогда было, а было не так уж много, ты отдавала мне. Я знаю, что от меня легко можно устать, что меня непросто любить, но даже когда я вела себя так, что это было еще сложнее, ты не сдавалась. И даже когда меня совсем заносило (то есть почти всё время).

Мы обе понимаем, что в жизни нелегко, что легко не будет никогда. Но спасибо тебе — за науку, что если не сдаваться, то в конце концов дойдешь до того, чтобы посмеяться над бывшими трудностями. Это, в общем, и есть всё, что нам остается: пройдя весь путь, посмеяться над собственной смертностью и поразиться тому, насколько мы на самом деле крохотные, незначительные пылинки среди звезд. Меня это устраивает.

Люблю.

Твоя капризная, непослушная, не такая и вечно благодарная (старшая) дочь,
Хана

Бессмертная возлюбленная

Немецкий композитор Людвиг ван Бетховен скончался в марте 1827 года в возрасте пятидесяти шести лет, оставив после себя не только бессмертное музыкальное наследие, но также одно из самых известных и горячо обсуждаемых любовных писем в истории. Оно было найдено его другом вскоре после смерти Бетховена, в секретном отделении его гардероба, вместе с другими бумагами личного характера. В этом письме не указан год, однако благодаря водяному знаку бумаги нам известно, что оно датируется 1812 годом. Судя по всему, это письмо, написанное в течение двух дней, пока Бетховен восстанавливался после болезни в чешском городе Теплице, так и не было отправлено. Его неназванный адресат — «Бессмертная возлюбленная» Бетховена — остается загадкой.

Людвиг ван Бетховен своей «Бессмертной возлюбленной»,
июль 1812 года

6 июля, утро

Мой ангел, мое всё, мое я — всего несколько слов сегодня, и то лишь карандашом (твоим) — только до завтра у меня есть надежное жилье, какая возмутительная трата времени и т. п. — откуда такая кручина, когда говорит нужда?

Может ли наша любовь выстоять иначе, нежели через самоотвержение, через отказ от полного взаимообладания, в силах ли ты изменить то, что ты не всецело моя, а я не всецело твой? О боже, взгляни на прекрасную Природу и покорись неизбежному. Любовь требует всего и вполне по праву, так это у меня с тобой, у тебя со мной, только ты так легко забываешь, что я должен жить и за себя, и за тебя — будь мы вполне едины, ты бы находила эти досадные обстоятельства столь же ничтожными, как и я.

Поездка моя была ужасна, я прибыл сюда вчера только в четыре утра, из-за нехватки лошадей почта ездила другим маршрутом, но до чего ужасная дорога!

На последней станции меня увещевали не ехать ночью, предупреждали об опасностях в таком-то лесу, но меня это только раззадорило — и вот результат: экипаж мог сломаться на этой ужасной размытой дороге; если бы не 2 ямщика со мной, пришлось бы мне застрять посреди пути. — Эстергази[1] отправился другой, обычной дорогой, на 8 лошадях, и его постигла та же участь, что и меня, с четырьмя лошадьми. — Впрочем, преодолев препятствие, я возликовал, как всегда бывает при счастливой развязке. — Ну, хватит об этом, перейдем к другому.

Мы, вероятно, вскоре увидимся, а сегодня я даже не могу передать тебе свои заметки, что я сделал за эти дни о своей жизни — будь наши сердца неизменно близки, я бы мог не думать об этом и т. п. Моя грудь полнится всем, что надобно тебе сказать. Ах — бывают моменты, когда я чувствую, что слова совершенно бессильны. Приободрись — будь и впредь моим истинным, верным сокровищем, будь моим всем, как и я твоим. Об остальном позаботится Бог, как должно нам быть и как будет.
Твой верный Людвиг

Людвиг ван Бетховен своей «Бессмертной возлюбленной»,
июль 1812 года

Вечер понедельника, 6 июля

Ты страдаешь, ты, драгоценное мое создание. Только сейчас узнал, что письмо надобно отсылать спозаранку. Понедельники — четверги — только в эти дни почта ходит отсюда в К. Ты страдаешь; ах, где я, там и ты со мной, со мной, говорю тебе, я устрою так, что буду жить с тобой. Что за жизнь!!!! Вот так!!!! Без тебя.

То и дело вижу добро от людей, хотя, по-моему, ничуть его не заслуживаю, как заслуживают они. Люди притесняют людей — больно смотреть — а когда я смотрю на себя в масштабе Вселенной, кто я есть, и кто есть он — тот, о ком говорят Величайший — и однако — здесь опять же божеское в человеке. Плачу, как подумаю, что ты, наверное, получишь первую весточку от меня только в субботу — как бы ты ни любила меня — и всё же я люблю тебя сильнее — и всё же никогда не закрывайся от меня.

Доброй ночи — после водных процедур я должен идти спать.

Ах, боже — так близко! так далеко!

Разве это не Твердыня Небесная, наша Любовь — она так же крепка, как небесная крепость.

Доброе утро, 7 июля
Я еще в постели, а мои мысли уже тянутся к тебе, моя Бессмертная Возлюбленная, то радостные, то опять печальные, что-то готовит нам Судьба, услышит ли нас.

Я могу жить либо с тобой, либо никак. Да, я решился скитаться по свету до тех пор, пока не смогу прилететь в твои объятия и сказать, что с тобой я дома, пока не смогу запечатать свою душу твоей и отправить в царство духа — да, как ни грустно, но так должно быть. Ты тем более согласишься на это, зная мою тебе верность; никогда другая не пленит мое сердце — никогда! О боже, почему приходится покидать то, что так любишь, а всё же я теперь влачу жалкую жизнь в В. Твоя любовь сделала меня счастливейшим и вместе с тем несчастнейшим человеком. В мои годы мне бы нужно хоть какое-то постоянство, устойчивость в жизни — можно ли рассчитывать на это в нашем положении? Ангел, я только что узнал, что почта ходит каждый день — и потому должен кончать, чтобы ты скорее получила П. Будь покойна, только спокойствие поможет нам достигнуть нашей цели — жить вместе.

Людвиг ван Бетховен своей «Бессмертной возлюбленной»,
июль 1812 года

Будь покойна — люби меня — сегодня — вчера.

Жажду тебя до слез — тебя — тебя — мою жизнь — мое всё — прощай. О, люби меня как прежде — никогда не сомневайся в верном сердце Твоего возлюбленного Л.

Навеки твой.

Навеки моя.

Навеки наше.

Кошки против птиц

В 1949 году, уступив настояниям «Корпорации друзей пернатых», организации, созданной с целью «распространять доброе отношение к птицам», Законодательное собрание штата Иллинойс приняло Билль 93 — «Акт о предоставлении защиты насекомоядным птицам путем ограничения кошачьих», который, в частности, налагал на хозяев кошек, отпускающих их гулять без поводка, штраф до пяти долларов за каждое нарушение. Закон был встречен всеобщим недоумением — в особенности со стороны владельцев, хорошо усвоивших, что, в отличие от собак, кошки никогда не позволят так с собой обращаться. К счастью для кошек и их хозяев, недавно избранный от партии демократов губернатор штата Эдлай Стивенсон II наложил на законопроект вето, которое сопроводил письмом в адрес сенаторов, скоро ставшим достоянием общественности.

Эдлай Стивенсон II — членам Сената штата Иллинойс 66-го созыва
23 апреля 1949 г.
Штат Иллинойс
Правительственный отдел
г. Спрингфилд

Почтенным заседателям Сената шестьдесят шестого созыва Законодательного собрания.

Настоящим возвращаю, без одобрения, Билль 93, озаглавленный «Акт о предоставлении защиты насекомоядным птицам путем ограничения кошачьих». Речь идет о том самом «Кошачьем законе». Причины, по которым я отказываюсь одобрить его и налагаю вето, нижеследующие.

Закон накладывает штраф на хозяев, позволяющих своим кошкам покидать свободно место своего обитания. Он разрешает отлавливать гуляющих кошек или сообщать о них с целью отлова в полицию. Он также разрешает использовать с этой целью ловушки и капканы. Закон применим на территории всего штата — будь то ферма, деревня или городской центр.

Законопроект вносился в несколько предыдущих созывов собрания и за эти годы послужил предметом подробного обсуждения; не все из аргументов за и против были вполне серьезными. Допускаю, что заседатели решили теперь представить его на суд человека со свежим взглядом. Каково бы ни было намерение собрания, принявшего наконец этот закон на текущей сессии, я твердо полагаю, что не только закон этот не пользуется широкой поддержкой среди населения, но также не в состоянии быть исполняем.

Далее, я не согласен, что штат Иллинойс объявляет кошку, зашедшую в сад соседа или переходящую дорогу, нарушителем общественного порядка. Кошкам от природы присуща определенная тяга к праздному шатанию.

Многие из них заточены в квартирах или иных местах, где их пространство ограничено; сомневаюсь, что разумно было бы превращать каждый их выход в приглашение граждан к охоте, будь то с помощью капканов или без нее. Я опасаюсь, что новый закон будет способствовать раздору, взаимным упрекам и вражде. Кроме того, владельцы оказываются перед незавидным выбором: водить кошку на поводке есть преступление против ее натуры, отпускать же ее на прогулку без присмотра, в то время как ночь таит теперь для нее новые опасности, — преступление против натуры хозяина. К тому же кошки оказывают нам, особенно в сельской местности, неоценимые услуги по истреблению грызунов — над чем они работают в одиночестве и вне зависимости от расположения границ частной собственности.

Сохранение определенных видов птиц — несомненно достойная цель. Согласен, кошки иногда душат птиц, однако предложенный закон не послужит продвижению к той цели, на достижение которой его авторы потратили так много бескорыстных усилий. Попытки повлиять на ситуацию при помощи законодательства быстро приведут к тому, что следующей на очереди встанет древняя вражда собак и кошек, или птиц и других птиц, или даже птиц и червяков. По моему мнению, у штата Иллинойс, его правительства и местных органов власти достаточно иных забот, чтобы следить еще и за правильностью кошачьего поведения.

Исходя из вышеизложенного, а вовсе не потому, что я люблю кошек и не люблю птиц, я налагаю вето на Билль 93 и удерживаю свое одобрение.

С уважением,
Эдлай Э. Стивенсон,
губернатор