Полит.ру продолжает цикл онлайн-лекций. Предыдущие — разговоры с Ильей Хржановским, Александром Аузаном, Ланой Журкиной и другими — вы можете посмотреть на нашем YouTube-канале. Подписывайтесь и следите за обновлениями!
Мы все, обсуждая так называемое постиндустриальное будущее, обсуждая то, что с нами будет, когда искусственный интеллект заменит 85 % рабочих мест, с опаской говорили о том, что будут при этом делать 85 % людей, которые потеряют работу. И вдруг во время коронавируса так и получилось. У нас в Черногории работает 20 % людей (вместе с врачами), 80 % сидит дома. Это примерно та же самая модель, которая будет через какие-то 15 лет, когда без всякой изоляции работу 85 % людей будет выполнять искусственный интеллект. Мы неожиданно попали в это будущее, и поэтому очень интересно обсудить, какую мы получили из этого информацию и что будет следовать из этого.
Первый очень важный момент — что человек, который вынужденно ничем не занимается, начинает думать: «Как бы мне не деградировать, при том что от меня общество не ждет какого-то общественно полезного труда». То есть фактически человек попадает в ситуацию художника. Дело в том, что художник… нет такой маркетинговой вещи, что художник является ответом на какую-то потребность. Художник всегда — по крайней мере, в начале своей карьеры — создает абсолютно никому не нужные вещи, в которых нет никакой потребности, а потом еще нужны огромные усилия, чтобы обществу доказать, что то, что он делает, важно, что это культурное достояние, и так далее. То есть люди попадают в ситуацию, в которой художник находится постоянно.
И, соответственно, мы видим, что так называемая «ИЗОизоляция» — это попытка творчества людей, которые до этого никаким творчеством не занимались, которые вдруг в этой ситуации начали… ну, стали художниками. И здесь очень важный тезис: когда человек пренебрежительно говорит про современное искусство «Я тоже так могу», то многие люди считывают это как «Это не искусство, потому что я тоже так могу». Или «Мой ребенок тоже так может». Но на самом деле человек говорит: «Я тоже так могу, я тоже художник». Это важная дефиниция, которую, мне кажется, коронавирус нам сразу же показал.
Во время коронавируса мы как бы лишаемся города, мы живем в своих квартирах, и мы понимаем, чего мы лишились. Вот представим себе такую ситуацию: учитель или врач, вот его нормальная жизнь, в Париже или в Москве, в Будве в Черногории, в каком-нибудь Урюпинске… Чем отличается рабочее время этих людей в зависимости от того, где они живут? Ничем. Он приходит в класс. В классе 30 человек. Он их чему-то учит. Или он принимает больных, или ездит к ним. Чем отличается их домашняя жизнь? Тоже ничем. Спят, готовят, смотрят телевизор или компьютер. Разница между парижанином, москвичом и черногорцем исключительно в том, как он проводит свободное время. То есть нас лишают обычного свободного времени. И получается, что современный город — это бизнес по обслуживанию этого свободного времени.
Посмотреть эту публикацию в InstagramПубликация от Banksy (@banksy)6 Май 2020 в 9:50 PDT
Мы можем даже построить линеечку: 2000 лет тому назад город — это крепость, которая нас защищает; 1000 лет назад это рынок, куда мы приходим менять то, что произвели, на то, в чем нуждаемся; 300 или 400 лет назад это место, где мы ищем работу; и современный город, его такая изначальная функция — это бизнес по обслуживанию свободного времени. И внутри этого бизнеса культура является важнейшей частью.
Мы к теме города еще вернемся, когда будем говорить о конкуренции. Но сейчас я просто хотел бы акцентировать, что это совпадение… Возьмите любой город — ну, не мегаполис, а какой-то небольшой город — и спросите, что такое лицо города. Придете в центр и увидите: справа музей, слева театр, парк, то есть лицо города и инфраструктура культуры — это фактически одно и то же. Опять мы приходим к тому, что свободное время играет очень важную роль для культуры.
Известно, что за последние 50 лет свободного времени стало в три раза больше. Сейчас, наверное, еще больше. То есть выходные дни, сокращение рабочего дня, фрилансеры, отпуска, прежде чем идти работать, долго учатся (11 лет вместо 8 лет) — в целом, свободное время увеличилось, и это свободное время начало влиять на экономику. Третий столп, который мы обсуждаем сегодня, это, конечно же, экономика.
Экономика уже давно подошла к этому порогу: сельское хозяйство сегодня — валовой его объем — суммарно меньше, чем творческая индустрия. Другой вопрос — что это уже давно меньше. Условно говоря, сельское хозяйство — где-то 4–5 %, а творческая индустрия — 7 %. И это пока не приводило к каким-то большим изменениям. Но это как бы некоторый «медицинский» факт.
И в связи со всем этим моя, как я называю, завиральная теория заключается вот в чём: представим себе две фигуры, ученого и художника, в XVIII веке. Это два маргинала, они принимаются, конечно, в элите, но в целом эти люди одни сидят в мастерской, рисуют чего-то, что нужно узкому кругу людей; другие в своем монастыре или в какой-то своей келье пишут какие-то формулы, которые понятны только достаточно узкому кругу людей. И к реальной жизни они большого отношения не имеют.
Но наступает XIX век, появляется фигура инженера — то есть человека, который, с одной стороны, умеет читать эти формулы, а с другой стороны — думает всё время о реальной жизни. И у нас получается техническая революция. Мир меняется, ученый перестает быть маргиналом, становится одним из «моторов» цивилизации. В науку идут огромные, невероятные деньги по сравнению с теми деньгами, которые до этого были. И наступает индустриальный XX век.
Посмотреть эту публикацию в InstagramПубликация от Keith Miller (@keithjmiller85)7 Май 2020 в 12:42 PDT
Увеличение свободного времени — это и есть результат индустриальной революции, по большому счету. А увеличенное свободное время требует другой, постиндустриальной экономики. То есть бизнес по обслуживанию свободного времени — он другой. Например, кто главные конкуренты? В индустриальном мире главные конкуренты — это корпорации. Вот есть две корпорации, они между собой конкурируют, внутри каждой сидят эти ученые, и они двигают этот технический прогресс. В постиндустриальном главные конкуренты — это территории. Две территории конкурируют между собой за людей, то есть они должны создавать комфортную среду внутри города.
Индустриальная конкуренция — это гонка за универсальной победой. Если я создал гаджет и он более качественный и дешевый, чем у конкурентов, я выиграл. В постиндустриальном идет конкуренция за уникальное. Она совсем другая. Например, если фильм о Гарри Поттере стал мегапопулярным, то другие создатели фэнтези от этого только выигрывают, потому что я открываю всё время новые рынки.
Внутри первой конкуренции (за универсальное) сидит ученый, потому что он ищет формулу. Внутри постиндустриальной конкуренции сидит художник в широком смысле. Разница понятна: художник, получается, профессионал по созданию уникального. У Саши Бродского есть такая работа («Живой уголок» — прим. Полит.ру): много клеточек, одинаковых абсолютно, в каждой клеточке одинаковые тарелочки, в тарелочках одинаковое молочко написано, в общем, всё абсолютно одинаково, но в каждой клетке разные какашки. Это некий образ того, как работает художник. Он находится в той же ситуации, в которой вроде бы и мы, но он производит нечто уникальное.
Фактически, я предполагаю, что в ближайшее время этот новый постиндустриальный этап создаст новый художественный рынок. Изменения будут сомасштабны изменениям, которые были с научным миром в конце XIX — начале XX века. В первую очередь, это кардинальная смена партнера у искусства: до последнего времени художник находился в некоем выборе между властью и бизнесом, такие партнеры у него, то есть ресурсы он берет там или там. Везде есть какие-то сложности: власти хотят, чтобы художник был лоялен, а в лучшем случае даже был пропагандистом. Это художнику не очень нравится. Бизнес хочет концерт, корпоратив, позолоту — тоже не всегда художнику это нравится. Но это как бы вынужденный партнер. А здесь идет смена партнера. Это, конечно, город, территория.
Чего хочет город? Город говорит художнику: сделайте нам такое событие, чтобы весь мир про нас узнал. Художник говорит: я сам бы хотел сделать такое событие, чтобы весь мир узнал о нем. Или: сделайте нам такую программу, чтобы люди вместо асоциального поведения какого-то (алкоголизма, например) ходили в ваши музеи, смотрели ваши спектакли. Он говорит: я сам бы хотел, чтобы стояли очереди в музеи, и так далее. То есть художник — партнер города по созданию уникального. Это такая идея, которая на поверхности идет, как мне кажется.
Вторая идея — художник становится образцом для этих 80 % людей, которые не работают внутри маркетинга, не работают внутри необходимости и должны научиться у художников создавать эту необходимость. Когда был, кстати, прошлый кризис, в Москве закрылась половина ресторанов и не закрылось ни одной галереи. То есть люди искусства умеют работать вне очевидной потребности в их работе.
Что это означает, на самом деле? Я полностью не додумал, но есть одна организация, которая, как мне кажется, находится в промежуточном состоянии, и ее работа может лучше объяснить, что я имею в виду здесь как художник, как учитель вообще как бы такой… Эта организация называется «Волонтеры Америки». Она устроена таким образом, что человек придумывает сам себе работу, приходит в эту организацию, и если то, что он придумал, интересно, ему эта работа обеспечивается. То есть человек живет в каком-то месте и думает: вот этот парк никто не убирает. Он приходит в эту организацию и говорит: «Знаете, я здесь живу, я готов организовывать своих соседей, раздавать им метлы, мы будем следить за этим парком. Я буду работать организатором коммуны, которая следит за этим парком». Или человек узнает, что где-то на выселках в каком-то месте нет врачей, и если кто-то заболел, ему приходится ехать за 300 км. Он говорит: «Я врач, я готов там открыть свой кабинет». Сейчас «Волонтеры Америки» — это 200 000 человек.
Посмотреть эту публикацию в InstagramПубликация от Volunteers of America (@volunteers_of_america)5 Май 2020 в 6:58 PDT
Бизнес занимается тем, что приносит доход, государство занимается инфраструктурой, НКО занимаются какими-то достаточно крупными вещами, которые общественно полезны, а эти люди самостоятельно ищут, чем бы заняться, и занимаются. Они сами себе находят работу. И эта модель — это модель поведения художника. Я думаю, что второе, чем художник может заниматься — он может быть «учителем жизни» для всех остальных, то есть для тех, кто будет получать тот самый безусловный доход. Но будет думать о том, что ему нужно не деградировать, а заниматься чем-то очень важным и очень полезным.
Ну, и третье, конечно, — это то, что будет цифровое искусство, то есть креативная экономика, то, что иногда называют новым ремесленничеством. Я прогнозирую отказ от больших брендов, то есть весь мир вещей станет миром произведений искусства. Будут огромное количество людей, из которых кто-то будет заниматься прекрасной одеждой, но она вся будет уникальная, художественная, малые тиражи; кто-то будет делать уникальную мебель, стулья и так далее. Новое ремесленничество — это, собственно говоря, некая ситуация, когда большое количество людей станет художниками, которые создают эти предметы.
Я так примерно свою завиральную идею описал. Там есть какие-то сложные моменты. Например, почему этого не происходило сейчас? Хотя, как я уже говорил, экономика уже к этому приближалась. Конечно надо иметь в виду, что индустриальный мир же не просто так уходит. Существует энергетическое лобби, существует металлургическое лобби… В индустриальный мир вложены огромные деньги, и он просто так не уходит, он сопротивляется. Может быть, положительная роль всей этой пандемии заключается в том, что многие потребности, которые искусственно создавались агентами этого индустриального мира, отложены как необязательные. И старое, условно говоря, энергетическое лобби точно уже потеряло возможности сопротивляться этому завтрашнему дню. Но так или иначе я прогнозирую, что это новое вначале появится, скорее, в таких местах, как Черногория, чем в таких местах, как Германия. Потому что в Черногории во время санкций вся промышленность была убита полностью, то есть этому старому укладу просто нечем сопротивляться. Поэтому «последние станут первыми».
Мне кажется, нам на руку играет тот факт, что многие, кто сейчас работает на удаленке, не вернутся снова на рабочие места. Работодателям будет выгодно не платить за помещения, люди перестанут быть привязанными к работе, и эта конкуренция территорий за этого человека станет более острой. На нее не будет влиять тот факт, где человек работает.
Подытоживая: XX век — век ученого, конкуренции между корпорациями, век поиска универсальности (то, что в бизнесе называют «масштабируемость»). XXI век, постиндустриальный — это век художника, это конкуренция за уникальное. Если марксизм со своей теорией — это «рабочее время», то здесь свободное время становится основной валютой. Люди будут распоряжаться им точно так же, как распоряжаются деньгами. Его можно тратить, его можно инвестировать. Дальше следует думать именно об этом. О том, что главным событием XXI века, которое будет трансформировать общество, будет всё, что связано со свободным временем.
