Издательство «Манн, Иванов и Фербер» представляет книгу Мари-Лор Бернадак и Поль дю Буше «Человек, который стал Пикассо».
Книга представляет собой обстоятельный обзор основных этапов жизни и творчества Пабло Пикассо, одного из самых популярных художников XX века, реформатора, изменившего ход истории современного искусства. Всё разнообразие наследия мастера — зарисовки, картины, рисунки, коллажи, керамика, скульптура, фотографии, воспоминания современников — собрано в одной книге. Мари-Лор Бернадак, хранитель музея Пикассо и руководитель раздела современного искусства в Лувре, вместе с Поль дю Буше, автором ряда документальных исследований, проследили судьбу человека, оставившего огненный отпечаток на своем столетии и изменившего современное искусство.
Предлагаем прочитать фрагмент из главы, посвященной детству Пикассо.
Мальчик, пришедший в мир под чудным сиянием, получил имя Пабло Руис-и-Пикассо. По испанской традиции он носил фамилию отца — Руис и матери — Пикассо. В торжественный день крещения в церкви Сантьяго он получил имена Пабло, Диего, Хосе, Франсиско де Паула, Хуан Непомусено, Мария де лос Ремедиос и Сиприано де ла Сантисима Тринидад. Таков обычай в Малаге — давать как можно больше имен. Обещало ли это столько же талантов? Возможно…
Родители были чистокровными испанцами. Мать, Мария Пикассо Лопес, — андалузка до кончиков иссиня-черных волос… Отец, Хосе Руис Бласко, тоже андалузец, но совсем другого типа: высокий, худой и такой рыжий, что смахивал на англичанина… Живое сплетение противоречий, из которых сотканы испанцы. До родителей был многочисленный род, члены которого столь же не похожи друг на друга, как камни в старой стене: священники и художники, учителя и судьи, мелкие чиновники и обедневшие дворяне. В Пикассо объединились все его необузданные предки. Вся Испания.
Первые рисунки Пикассо — это… лапки голубей, которые он изображал для отца
Отец Пикассо дон Хосе был художником, специализировавшимся на росписи столовых комнат. Его излюбленные мотивы — перья, листья, попугаи, сирень, а главное — голуби. Площадь Мерсед, где жила семья, обрамляли платаны, на которых гнездись тысячи этих птиц. Дон Хосе без устали рисовал их, заполнял ими картины, гармонично включал в свои композиции.
Голуби были первыми товарищами маленького Пабло. Он еще не ходил, не говорил, но уже видел.
Он еще не умеет говорить, но уже смотрит на вещи с таким увлечением, что оно заставляет его произнести первое слово: «Piz, Piz!» По сути, это был приказ: «Lapiz!» («Карандаш!») Пусть дадут карандаш! Как отцу, который рисует голубей с деревьев, где тысячи ветвей так похожи на карандаши, а карандаши — словно жердочки для голубей.
Пикассо сказал «карандаш» прежде, чем смог пойти за ним. Он научился рисовать раньше, чем говорить и ходить. Пошел он немного позже, толкая перед собой коробку печенья Olibet. Квадратную закрытую коробку, куб. При этом малыш Пикассо, которому еще было далеко до славы основоположника кубизма, прекрасно знал: внутри куба — печенье! Именно поэтому нужно идти… Итак, голуби появились прежде кубов. А спустя несколько лет, когда дон Хосе, очарованный талантами Пабло, постепенно передавал ему свои кисти, он первым делом уступил сыну… лапки своих голубей. Однажды вечером дон Хосе ушел, оставив сына заканчивать натюрморт. Вернувшись, он увидел завершенную работу. И птичьи лапки выглядели так живо, что взволнованный отец отдал Пабло свою палитру, кисти и краски, решив: сын талантливее, поэтому сам он больше не будет рисовать.
Эта передача кистей гораздо значительнее, чем может показаться. Она странным образом напоминает о церемонии, знакомой каждому испанскому мальчику и чрезвычайно важной для него: моменте «альтернативы», когда ученик-тореро становится настоящим матадором, способным убить быка.
Пабло познакомился с корридой и голубями почти одновременно: дон Хосе с детства приобщал его к этому зрелищу. Он передал сыну страсть к сверкающей, содрогающейся арене, дикому, разгоряченному быку, алой крови, приобретавшей необычный оттенок на черной бархатной спине быка, к выкрикам «оле», веерам — крыльям толпы, изогнутому телу тореадора, затянутого в великолепный костюм…
В четырнадцать лет Пабло пересекает Испанию и открывает для себя великие сокровища испанской живописи
В 1891 году дон Хосе получил место преподавателя рисования в Ла-Корунье, на самом севере Испании, на западном побережье. Кроме Пабло в семье две девочки — Консепсьон (Кончита) и Лола. Погода в Ла-Корунье серая. Атлантический океан холоден, ветер приносит туман и дождь, который гасит любой свет. Дон Хосе сразу невзлюбил город. Спустя несколько месяцев после переезда Кончита умерла от дифтерии. Эта потеря укрепила ненависть дона Хосе к Ла-Корунье.
Для Пабло переезд на север имел другие последствия. Они жили напротив школы искусств, где преподавал отец, и Пабло достаточно было перейти улицу, чтобы добраться до карандашей и кистей, испробовать все техники, которые отец объяснял ученикам. Он так много трудился, что скоро научился рисовать углем, чтобы передавать светотень. А вот со школьными знаниями было хуже: даже спустя 11 лет чтение, письмо и счет давались ему с трудом.
В день получения аттестата Пабло пришлось признаться, что он ничего не знает. Экзаменатор оказался добрым человеком, он вывел на доске столбик цифр, которые Пабло должен был написать на своем листке, и любезно попросил «хотя бы» изобразить их. А вот это мальчик умел! Он скопировал всё безупречно, получилось даже красивее, чем на доске… Пабло был доволен: он думал о гордости, которую испытают родители, и о кисточке, обещанной в награду.
Однако затем нужно было сложить цифры, провести черту и вывести что-то под ней. К счастью, учитель написал всё на промокашке, а Пабло скопировал, но в перевернутом виде. У него это всегда отлично получалось. Позже он так рисовал лица друзей, сидевших напротив, — переворачивал вверх тормашками, чтобы те увидели изображение в нужном ракурсе. Одним словом, в тот день Пабло вернулся домой, сжимая аттестат.
По дороге он представлял, как нарисует целого голубя, которого, возможно, доверит ему отец. «Глаз голубя круглый, как нуль. Под нулем — шестерка, сверху — тройка. Два глаза, крыла тоже два. Обе лапки на столе: на черточке сложения. Результат — внизу». Но для Пабло настоящий результат — это картина, которую он напишет.
В начале лета 1895 года семья собрала чемоданы и отправилась на каникулы в Малагу. Останавливались в Мадриде, где дон Хосе водил сына в музей Прадо. Пабло был потрясен: Веласкес, Сурбаран, Гойя. Он впервые созерцал сокровища великой испанской живописи.
В Барселоне на вступительном конкурсе в Школу изящных искусств Пикассо сражает жюри
С началом учебного года они снова отправились на север. Но теперь в Барселону, где дон Хосе занял должность в Школе изящных искусств. Барселона, столица Каталонии, — большой город с богатой историей, поддерживаемый Испанией и щедро одаренный ее культурой. В то же время он всегда был обращен ко всей Европе.
В Барселоне конца XIX века говорили на каталонском, так же как на юге Франции — на окситанском языке. С 1855 года между Барселоной и Францией наладился мощный культурный обмен: барселонские «круги» наводнили французы, а значительное число каталонских интеллектуалов перебралось в Париж.
Пикассо сразу полюбил Барселону. Совсем не похожую на город гризайля Ла-Корунья, с именем столь же серым, как и ее оттенки.
Это не Малага, надменная и одинокая на своей скале. Кипящую, богатую и великодушную Барселону заполняли самые разные люди, яркие и свободолюбивые. Настоящий город. Жизнь широко распахнула двери перед Пабло. Школа изящных искусств, в которой преподавал дон Хосе, называлась Ла Лонха: это была старая академия с закосневшими традициями, где изучали в основном «антики», неустанно копируя гипсовые слепки.
Пабло всего 14 лет. Он слишком юн для этой школы. Но по просьбе отца ему позволили участвовать во вступительном конкурсе. «Антик, натюрморт, живая модель и живопись» — такова программа экзамена… Юноша ошеломил жюри: за день он выполнил задание, на которое отводился месяц. И сделал всё с таким мастерством и точностью, что никто уже не сомневался: это истинное дарование.
С первых дней в Ла Лонхе Пабло подружился с другим художником, Мануэлем Пальяресом. Это знакомство дало ему гораздо больше, чем школьные занятия, ведь он чаще проводил время не в классах, а в мастерской художника на улице Ла Плата, где рисовал портреты друга и часами говорил с ним об искусстве.
В Орта-де-Сан-Жоан Пикассо открыл для себя дикую каталонскую природу
Осень 1897-го, Пабло 16 лет, он остро чувствует, что нужно избегать чрезмерного влияния школы с ее академизмом и отца, слишком часто заглядывающего в мастерскую. В начале октября Пабло отправился в Мадрид. Он принял участие в конкурсе Королевской академии. Успех был столь же оглушительным, что и в Барселоне. Работал он так же молниеносно: в течение дня выполнил потрясающие рисунки. В 16 лет Пабло Пикассо выдержал все вступительные испытания в испанских художественных школах.
В Мадриде он оказался второй раз в жизни. На этот раз один и без денег. Ему удалось найти крохотную каморку в центре города. И он незамедлительно принялся рисовать… Не имея дров, чтобы согреться (на дворе была зима), и достаточно еды, он работал без устали, вдохновленный непривычной независимостью. Он трудился слишком много и плохо питался, зима была суровой и долгой. Весной Пабло серьезно заболел и вернулся в Барселону.
Летом 1898 года друг Пикассо, Мануэль Пальярес, пригласил его отдохнуть к своим родителям в Орта-де-Сан-Жоан на реке Эбро. Пабло впервые оказался в настоящей деревне. Он познакомился с полевыми работами, животными, природой, прессом для оливкового масла, неспешными повозками, запряженными осликами и груженными миндалем.
Когда жара становилась невыносимой, молодые художники отправлялись на гору и укрывались в пещере. По дороге на ферме они покупали провизию. На горе, в тени деревьев они рисовали дни напролет. Лето закончилось, а вместе с ним и отдых в Орте. Это время оказалось настолько важным для Пабло, что спустя годы он говорил: «Всё, что я знаю, я узнал в деревне Пальяреса».
Весной следующего года в Барселоне Пабло познакомился с Хайме Сабартесом, молодым поэтом, дружба с которым продлилась всю жизнь.
