Коннектография. Будущее глобальной цивилизации

 

 

В издательстве «Манн, Иванов и Фербер» вышла книга политолога Парага Ханны «Коннектография. Будущее глобальной цивилизации».

Ее автор — американский политолог индийского происхождения, работающий в Национальном университете Сингапура. Он полагает, что главными центрами нового формирующегося мирового порядка станут крупные города. По его прогнозу, через два десятилетия население мира достигнет примерно десяти миллиардов человек, из которых почти три четверти будут жить в крупных городах. Сети городов создают транспортные и коммуникационные платформы, расширяющие возможности коммуникации как внутри города, так и между городами. Также Параг Ханна считает, что эпоха «неприсоединения» прошла, так как революция средств связи во всех ее формах — транспорте, энергии и коммуникациях — позволила совершить квантовый скачок в мобильности людей, товаров, ресурсов, знаний, что в корне изменило ситуацию. Параг Ханна вводит новый термин «коннектография» и называет это понятие более важным, чем традиционная политическая география.

Коннектография отражает огромный прорыв в мобильности людей, ресурсов и идей как эволюцию мира от политической географии — того, как мир разделен официально, — к функциональной географии, то есть как люди на самом деле используют мир, от наций и границ до инфраструктуры и логистических цепочек. Эта созревающая глобальная сеть цивилизаций в перспективе может сократить загрязнение окружающей среды, неравенство и даже преодолеть геополитическое соперничество. Новым девизом будущего должны стать слова «Связанность — это судьба».

Предлагаем ознакомиться с фрагментом из обширной главы «Великое смешение народов», посвященной миграциям как в прошлом, так и в нынешнюю эпоху.

Нынешние массовые постоянные миграции меняют облик целых континентов: в Северной Америке происходит метисация (европейская раса и коренные американцы), гены европейцев смешиваются с генами выходцев из Северной Африки, Турции и арабских стран. Афро-арабские культуры продолжают переплетаться через Красное море, а Китайско-Сибирский регион эволюционирует, образуя новую дальневосточную расу. Если, по утверждению, «демография — это судьба», то наша судьба — глобальная смешанная цивилизация.

Некоторые также говорят: «Культура — это судьба». Но о какой культуре идет речь? Миграции и смешение рас затруднили создание государств с чистым национальным составом, хотя веками войны велись именно за это. В Испании XV века после Реконкисты король искал способ удостовериться в чистоте испанской крови из-за подозрений, что многие новообращенные христиане (мавры-мусульмане и евреи-сефарды) втайне исповедуют прежние религии. Политика Limpieza de Sangre («чистая кровь») требовала от граждан преклонить колена перед Собором в церкви Кордовы и перечислить имена и места рождения нескольких предыдущих поколений, чтобы доказать чистоту своей крови вплоть до 1/32 части. Конечно, затея провалилась.

Сегодня в мире чуть больше десятка государств-наций, то есть государств, в которых проживают представители только одной этнической группы: Албания, Армения, Бангладеш, Египет, Венгрия, Исландия, Япония, Ливия, Мальдивы, Мальта, Монголия, Польша и Португалия, причем в Бангладеш больше населения, чем во всех остальных странах списка, вместе взятых. Даже в Европе после двух последних столетий жестких этнонационалистических конфликтов удалось достичь политической децентрализации, но никак не этнической чистоты. К тому же, как это ни парадоксально, они создали почву для усиления миграции, а значит, дальнейшего смешения рас. Национальные государства буквально исчезают на глазах.

Ксенофобские высказывания европейских популистов могут заставить нас поверить, что размытие национальной идентичности — доминирующая социально-политическая тема современности. Но это не так. Напротив, мировые структурные диспропорции между бедностью и богатством, молодостью и старостью, непрерывным смешением рас и, как следствие, сближением культур — величайший социологический феномен нашей эпохи (наряду с влиянием Интернета).

Именно в Европе, где в свое время зародилось государство-нация, оно исчезает наиболее быстро. Несмотря на попытки обуздать иммиграцию — особенно после терактов в Париже в ноябре 2015 года, — поток мигрантов не иссякает. Как латиноамериканцы в США, арабские и африканские мигранты остаются в Европе дольше, чем ожидалось, к тому же у них рождаемость выше, чем у местного населения. Потомки турецких гастарбайтеров в Германии составляют около 5 процентов населения. В европейских городах с максимальной долей мусульманского населения — Брюссель, Бирмингем, Антверпен, Амстердам, Марсель и Мальме — выросли целые районы, заселенные исключительно мигрантами. Кроме того, Марсель — самый африканский город в Европе. В Лондоне сегодня примерно 10 процентов детей рождаются в браках между африканцами или выходцами из Южной Азии и европейцами. Мухаммед — самое популярное имя для новорожденных мальчиков.

Число беженцев и соискателей политического убежища — с Ближнего Востока и Африки — тоже достигло рекордного уровня. Только в 2015 году в Европу въехал миллион таких мигрантов. Те же реконструированные железные дороги и открытые границы, которые способствовали модернизации Восточной Европы, стали для сотен тысяч людей путями бегства с бурлящего Ближнего Востока — даже «Евротуннель» в Кале оказался каналом проникновения беженцев в Британию. Многие пошли на еще больший риск. Арабы из Сирии и африканцы из Эритреи платят огромные деньги контрабандистам за место в переполненных утлых лодках, которые затем тонут в Средиземном море, из-за чего европейские министры уже прозвали его «кладбищем». Агентство Европейского союза по безопасности внешних границ (Frontex) оснащено скоростными катерами, патрульными кораблями и самолетами для перехвата лодок с мигрантами и их доставки в иммиграционный центр на крошечной Мальте в надежде репатриировать обратно в Африку и не пропустить на европейский континент[1]. Без общеевропейской миграционной политики свобода перемещения, которой европейцы наслаждались со времени подписания Шенгенского соглашения в 1980-х годах, уступает место заборам и фильтрационным пунктам.

Даже при ужесточении ограничений на миграцию потоки беженцев будут расти. Приняв неизбежное, Германия планирует расселять их в заброшенных городах на востоке страны, поскольку коренное население стареет и сокращается. Один египетский миллиардер предложил выкупать безлюдные острова у Греции или Италии и адаптировать их для расселения арабских беженцев. В конце концов, что важнее — государственный суверенитет над островами или их полезное использование?

США выслали по меньшей мере два миллиона мексиканских мигрантов во времена президентства Обамы, а Испания в 2014 году приняла закон, позволяющий массово высылать нелегальных мигрантов из Северной Африки. Однако страны, предельно ограничившие иммиграцию, как Великобритания, или высылавшие иностранных работников, как Саудовская Аравия и Малайзия, в надежде снизить уровень безработицы и стимулировать граждан к трудоустройству, через какое-то время заметили, что местные и иностранные работники не конкурируют друг с другом, поскольку принадлежат к разным, хоть и взаимодополняющим сообществам[2]. Вряд ли многие американцы согласятся убирать хлопок и фрукты вместо латиноамериканцев или работать нянями и медсестрами вместо филиппинок. Американцы постарше осознают потребность в иммигрантах для выполнения критически важных социальных функций. К тому же США поняли, что высылка мексиканцев не устраняет мексиканских проблем, которые возвращаются в виде наркотрафика и бандитизма. Высланные мигранты должны иметь навыки и деньги, чтобы стабилизировать экономическую ситуацию в собственной стране и тем самым уменьшить желание из нее выехать. Испания многому научилась у Марокко: как только страна ужесточила меры по отношению к беженцам в Средиземном море, в испанские анклавы Сеута и Мелилья устремилось еще больше нелегалов. Так или иначе им удается туда попасть, что меняет социальную структуру в Европе.

Со временем иммиграция изменила и облик европейских элит. Сборная Германии на чемпионате мира по футболу 1954 года состояла исключительно из этнических немцев, а в 2014 году в ней уже была половина иностранных игроков, принявших гражданство Германии. «Зеленую» партию Германии возглавляет этнический турок, а недавним министром здравоохранения был вьетнамец. Треть студентов, участвовавших в программе академических обменов «Эразмус», названной в честь великого голландского гуманиста Эразма Роттердамского, вступили в брак с иностранцами, произведя на свет более миллиона «евро-беби» смешанной национальности — первое поколение жителей постнациональной Европы. Европейские гены распространяются по всему миру даже на фоне уменьшения численности населения европейских стран: датская и британская сперма преобладает на рынке доноров искусственного оплодотворения, в результате чего ежегодно на территории семидесяти стран рождаются две тысячи детей — наполовину европейцев.

По прогнозам, к 2100 году численность коренного населения Японии уменьшится вдвое и составит 50 миллионов человек. Учитывая, что в Европе, Японии и других странах со стареющим населением низкий коэффициент фертильности, они встают перед выбором — иммигранты или глубокий демографический кризис. Ни налоговые поступления, ни модернизация инфраструктуры, ни высокий уровень социального обслуживания не могут обеспечиваться без притока молодых сотрудников, откуда бы они ни прибыли. Тот факт, что сегодня в некоторых странах Евросоюза преобладают антииммигрантские настроения, мало связан с теми решениями, которые их правительствам придется принимать, когда демографические проблемы достигнут апогея и станет ясно, что именно приток иммигрантов — единственный путь к спасению. С одной стороны, работающие иммигранты содержат нетрудоспособных коренных жителей за счет отчислений, а с другой — они как потребители платят налоги, которые идут на социальные нужды.

Племенное определение национальной идентичности под натиском реальности становится более инклюзивным по отношению к различным группам, на законных основаниях называющих родную страну племени домом. Не забывайте, что запрет на хиджабы во Франции и требование знать голландский язык — это политика ассимиляции. Когда государственный долг растет, появляется прагматическая потребность рассматривать иммигрантов как ресурс, а не как бремя. Дальновидные страны создают специальные стимулы для привлечения мигрантов к работе в сферах, не востребованных у местного населения — санитарии и обслуживании инфраструктуры. Более квалифицированные мигранты работают в здравоохранении и программах по интеграции иммигрантов[3]. Смешение рас будет продолжаться, вопрос только в том, насколько успешно пройдет культурная ассимиляция.

Почти три столетия Америка была самой привлекательной страной для одаренных иммигрантов и наиболее удачным примером культурной ассимиляции. Иммигранты основали примерно половину стартапов в Кремниевой долине, их дети демонстрировали высокие результаты в школе, а затем пополнили ряды профессионалов. Это напоминание о том, что Америка только из американцев никогда не достигла бы того, чего достигла с неамериканцами, ставшими американцами.