Мы публикуем краткое содержание выступления французского архитектора, историка архитектуры Паскаля Мори, которое состоялось в клубе «Завтра» в рамках открытой дискуссии «Человек в мире Ле Корбюзье».
История деятельности Ле Корбюзье показывает, до какой степени глубоки и важны связи между Россией и Францией. Явление Ле Корбюзье в Москве – это невероятное приключение: именно в Москве Ле Корбюзье смог построить самое большое здание в эпоху между двумя войнами - это здание Центросоюза. Кроме того, он встречался с крупнейшими архитекторами советского авангарда и обменивался с ними идеями - так шел обмен между Россией и Францией.
И здесь же, в России, он предложил свой гигантский проект Дворца Советов. Он размышлял о реорганизации Московского мегалополиса, - а это, как известно, та мысль, которая до сих пор беспокоит город.
Ле Корбюзье был архитектором-пророком. Человеком, который сделал очень много: писал, был художником, скульптором, теоретиком. И он был одним из тех, кто оставил заметный след в ХХ веке.
Один швейцарский архитектор, с которым я работал, сказал однажды, что никакой современный архитектор не может представить себе мир, не взглянув на него через призму Ле Корбюзье, его теории и его здания. От них невозможно увернуться. Так же трудно увернуться от архитекторов эпохи Ренессанса; как от Микеланджело, так же трудно увернуться отвернуться от Ле Корбюзье. Однако в России его наследие, так же, как и во Франции, подвержено критике.
Ле Корбюзье хотел открывать новые пути в архитектуре
Трудно говорить о наследии Ле Корбюзье. Скорее нужно говорить о «разноследии», «разноследовании», о том, как мы это наследие забываем.
Он прошел почти через весь XX век. По его архитектуре, его трудам, скульптуре, живописи и лекциям, которые он читал во всем мире, сложно сказать конкретно и узко: «Вот наследие Ле Корбюзье». Его наследие очень полиморфно. Оно обретает эстетическую форму. Да, мы можем говорить о корбюзианстве, своеобразном маньеризме, который воплощается в зданиях его эпигонов или последователей, когда люди заимствуют у него нарисованные им формы. И - с другой стороны - громадное теоретическое наследие: и градостроительное, и эстетическое. Поэтому если просто сказать «наследие Ле Корбюзье», это ограничит многоплановость его творчества.
Заслуга Ле Корбюзье в том, что он исследовал и открывал пути в архитектуре. В 1930-е годы он создал пуристскую архитектуру, свои белые дома, и вывел теорию пяти отправных точек архитектуры (cтолбы-опоры, плоские крыши-террасы, cвободная планировка, расположение окон вдоль по фасаду, cвободный фасад - Полит.ру).
После войны архитектор частично отказался от своих теорий. Он принял гораздо более лирический образ. Например, Вилла Савой. Сравните Виллу Савой с такой церковью, как Капелла в Роншане. Они не похожи друг на друга, но они построены одним и тем же человеком. Какая громадная эстетическая разница! Корбюзье освобождается от прежних воззрений, но, с другой стороны, теоретизируется - и освобождается от своих прежних теорий.
Он все время, всю свою жизнь хотел открывать пути. Очень важным делом в его жизни была реализация «Лучезарного города» в Марселе.
Однако, ошибкой XX века была мысль, что город можно построить в один момент, как строят одно-единственное здание. Ле Корбюзье тоже придерживался этой ошибочной идеи. В градостроительных проектах нужно вызревание, последовательное построение. Но когда Ле Корбюзье приезжал в какой-то город и говорил, что надо все снести и построить по-другому, он скорее задавал направление, нежели надеялся, что все будет сделано буквально.
Он хотел задать полемический вектор. Задействовать население плюс своих коллег архитекторов, составляющих план потенциала города. Иногда это дает отголоски, иногда - нет, но, так или иначе, это порождает жизнь мысли. Когда смотришь на его архитектуру и находишь там ошибки, их нужно помещать в контекст эпохи.
Сегодня квартиры в зданиях Ле Корбюзье стоят дороже
Его путь разнообразен. Он исходил из машинизма, но в конце жизни он приходит к лиризму. Пример: его идея «Лучезарного города» - города, благоприятного для существования человека. Нужно встраивать каждое его здание в контекст. Это здание было построено после войны, стройка начиналась в 1947 году. Франция разорена, где-то 3 миллиона французов просто потеряли свои квартиры. Они люди, живущие плохо, без жилья, фактически, и надо их как-то расселить. И все архитекторы говорят об этом. Огюст Перре восстанавливает город Гавр. Люрса строит город на востоке Франции. Жан Пруве экспериментирует с системой индустриализованных металлических домов в городе Нанси. Корбюзье предлагает другую формулу. Я думаю, что нужно подумать об истоках его проектов здания, об истоках его мысли, чтобы затем уже судить, конструктивны ли эти его мысли - или, наоборот, деструктивны.
После войны
После войны был проведен опрос среди французов, в каких домах они хотели бы жить. Процентов семьдесят говорили, что они хотят жить в отдельных домах, но если для всех них построить отдельные дома, то не хватит территории Франции. Чего еще хотели французы? Хотели не слышать соседей, хотели иметь садик перед домом, школу и магазины рядом.
Ле Корбюзье прислушивался к опросам. И когда он предложил марсельский «Лучезарный город» («Марсельскую жилую единицу» - Полит.ру), он предложил всего лишь компромисс между постройкой отдельного дома - и, с другой стороны, коллективного, многоквартирного дома, потому что задумано это здание было как дом, где делятся пространства для жизни дневной и жизни ночной. Где с одной стороны - спальня и ванная, с другой стороны - кухня и гостиная. При этом есть сад перед домом. Кроме того - двусветная квартира, чтобы солнце и утром, и вечером пронизывало все пространство. Школа, по его замыслу, была построена прямо внутри дома на верхнем этаже, чтобы прямо в тапочках ребята могли туда бежать утром. Булочная была задумана в этом же доме, а также кинотеатр на крыше, театральная сцена и спортивный зал.
Это было здание пятьдесят метров в высоту, сто двадцать метров в длину, двадцать пять метров в ширину. Странное здание, но если посмотреть на функции, которыми Корбюзье смог его заполнить, то все-таки он нашел решение. Над проектом работали сто пятьдесят человек - дизайнеры, инженеры. Все деятели французского авангарда были созваны на этот проект.
Сегодня он многим не нравится, но время сделало свою работу. И людям нравится жить в этом здании. И, кстати говоря, квартиры в нем продаются примерно на 20% дороже, чем в соседних домах.
Еще одна важная сторона наследия Ле Корбюзье: он повлиял на русский авангард, он взаимодействовал с ним. После того, как он сделал «Лучезарный город» в Марселе, он получил более ста заказов из самых разных городов: из Сан-Паулу, из Северной Америки, из Азии - и всякий раз отказывался сам строить эти дома. Он говорил, что это уже не он должен делать: он открыл дорогу, а его последователи – молодые авангардисты – пусть строят, опираясь на планы и принципы его работы.
Он, кстати, никогда не хотел преподавать. Ле Корбюзье написал серьезное письмо ученикам Школы изящных искусств в Париже, когда они приехали к нему в 1960-е годы, и попросили его преподавать. Он ответил, что не хочет передавать свои знания, будучи профессором, потому что он передает их уже тем, что построил в течение десятилетий. Это и есть его наследие.
Сам Ле Корбюзье сказал: «Мое наследие, мой источник вдохновения – это прошлое». Это очень серьезный намек - он черпал вдохновение во всех формах прошлого. Там он находил формы, функции, разные возможности использования, которые он применял впоследствии.
Ле Корбюзье был человеком сильно неудовлетворенным. Он не был удовлетворен тем миром, в котором жил. Он хотел своим взглядом и рукой его изменить, порой ошибался - потому что не все его проекты соответствовали желанию жителей. Например, он не выносил односторонних домов, потому что северный фасад не подходит для жизни - там нет солнца. Была постоянная неудовлетворенность даже той архитектурой, которую он сам творил. И это, может быть, величайшее его наследие. Он говорил, что не надо удовлетворяться тем миром, который вам не нравится; если вам нехорошо жить в этом мире - преобразуйте его.
Центр действия философии Ле Корбюзье - человек, которому необходимо подарить счастье. Идея прогресса как движения к счастью – очень важная часть наследия, которое он нам оставил.
